Черный выход

Тощий поправил съехавший с плеча обрез и вновь повернулся к своему напарнику. Тот как раз развязывал клапаны небольших вещмешков, с которыми они пришли.

Со стороны комбайна раздалось сдавленное сопение – это Ряба пытался понять, почему ему приказали остановиться. Грачей он не видел.

Гриф зашипел, словно утюг, и сопение оборвалось.

Оставаясь незамеченными, он и Фомин наблюдали, как пришлые развязали вещмешки, как тощий выудил небольшую книжку в потертом кожаном переплете и принялся читать. Его товарищ подхватил рюкзаки и сделал пару шагов туда, где в низине раздраженно плескалась «зеленка». Один за другим он перевернул их дном вверх, вытряхивая содержимое, словно мусор.

Из вещмешков посыпались завернутые в плотную темную бумагу свертки разной величины.

– Японский собаковод, – выругался Гриф, приподнимаясь на локтях. – Вот утырки!

Словно разделяя его негодование, в сарае снова заворочался «бродяга», громко щелкая и завывая. Кажется, Игорь даже слышал гулкие хлопки, словно кто-то со всей дури бил камни друг о друга.

Тощий зябко поежился, дочитал, и, когда его напарник вернулся, они поспешно ретировались, скрывшись за высокой травой.

Не успели грачи отойти подальше, как Гриф поднялся на колени и вполголоса сказал:

– Не было печали – завалило кирпичами…

– Они артефакты выкидывали? – спросил Игорь, чтобы развеять собственные сомнения.

– Угу. Хабар гробят, утырки…

– Ползти дальше? – раздался голос Рябы.

– Да ползи уже, – отмахнулся старый сталкер и вперился в Фомина блестящими глазами, – Там сейчас хабара тонет на несколько сотен! А этот «ежик» так, мелочовка. Еще можем успеть вытащить хотя бы часть!

Игорю передалось волнение сталкера – старого пса не исправить, при виде такого количества артефактов даже видавший виды Гриф наполнился жадностью и азартом. Парень кивнул и даже привстал, на секунду позабыв обо всем.

Он не сразу опознал в резанувшем слух звуке человеческий крик. Орал Ряба, орал страшно и в полную глотку. Повинуясь приказу Грифа, он вполз в тень и попал в «муходавку». И его дела были плохи.

Валера орал, пытаясь оторваться от земли, к которой его нещадно, медленно и неумолимо прижимал невидимый пресс. Он взлягивал ногами, стараясь выбраться из-под поймавшей его ловушки, но та держала крепко, вдавливая тело несчастного в дерн.

– Идем быстрее! – Гриф со всей возможной скоростью поднялся и махнул Игорю. – Покуда все не утопло.

– Но Ряба!..

– На хер балласт!

И торопливо потопал в сторону ямы.

Фомин тоже вскочил, его взгляд метался между уходящим сталкером и распластанным Рябой. Неужели Гриф серьезно хочет бросить Валерку? Вот так, запросто?

Голос Рябинина сорвался, и он засипел. И без того грязные штаны намокли и потемнели в районе промежности.

Гриф обернулся:

– Пузырь не жилец! Ты за баблом сюда шел? Так шевели поршнями, там на двоих хватит!

Игорь на секунду, на доли секунды застыл, внутренне борясь сам с собой. Деньги действительно нужны, очень. Но Ряба, каким бы прохиндеем ни был, – он же человек! Живой человек!

У Фомина словно сорвало тормоза. Вот он стоял, делая выбор, а вот уже перепрыгивает через пригорок, позабыв про опасность, в два прыжка достигает Рябы и хватает его за ноги. Летят комья земли, когда Игорь упирается каблуками и тянет, тянет, тянет…

Под пальцами затрещала ткань, предательски задрожали колени. Ничего не понимающий от ужаса Ряба пинался, но Игорь держал крепко, сантиметр за сантиметром вытаскивая его на себя. Хорошо, что сверху мягкая земля и трава, есть пространство для маневра. А Валерка уже не сипел, лишь гортанно булькал и пучил глаза на красном от прилившей крови лице.

Игорь зарычал, зажмурился от напряжения, отчаянно рванул…

И опрокинулся на спину, когда сопротивление внезапно пропало. Ловушка отпустила свою жертву.

– А-а! – Обезумевший Валера, почуяв свободу, с усиленным рвением взвился, ломанулся к спасительному пригорку, не разбирая дороги. Игорь чудом успел увернуться от мелькнувших прямо около лица ботинок, в последний момент схватил-таки Рябу за ногу и дернул на себя.

Не хватало еще, чтобы он с перепугу влетел в другую ловушку!

За свои старания Игорь схлопотал хороший пинок прямо в лицо, охнул от резкой боли в носу, его пальцы разжались. Из глаз брызнули слезы, ладони сами собой закрыли ставшее вмиг липким и горячим лицо. Фомин заскрипел зубами от боли и обиды, но остался лежать на месте, опасаясь сослепу наделать глупостей.

– Сука ты, Ряба, – прорычал он сквозь зубы.

– Стоять, Зорька! – раздался, словно из тумана, резкий, как выстрел, окрик Грифа. Тут же заблеял Ряба, звонко шлепнула пощечина, и все стихло.

Игорь совладал с собой, приподнялся, осторожно вытер пальцами лицо, стараясь не касаться носа, кажущегося огромной горячей и пульсирующей лампой. Открыл слезящиеся глаза.

К нему спиной, на пригорке, сидел Валера, прижимая руку к горящей багровым щеке. Рядом, стоя на колене, разместился Гриф. Старый сталкер склонился над чем-то, обнажив в довольной улыбке кривые зубы.

– Не зря сходил с вами, пузыри, – Гриф коснулся чего-то рукой, и до слуха Фомина донесся тонкий хрустальный звон. – Вы, по ходу, удачу мне приносите.

Фомин сдержанно вздохнул, унимая ругательства внутри себя, заткнул струящуюся из носа кровь рукавом и выбрался к остальным.

Сказать, что он был злой как черт, было бы не сказать ничего.

В это время года граница между Зоной и остальным миром выглядела по-особенному символичной. Когда вечный июль территории Посещения встречался с уральскими морозами, над полосой отчуждения, тянущейся вдоль всего Периметра, поднимался густой, кристально белый туман. Эта пелена накрывала Зону, словно огромный снежный купол, сливаясь в небе с облаками и срываясь длинными молочными рукавами по ветру.

Игорю приходилось видеть фотографии Зоны со спутника. В зимний период она напоминала огромный набухший волдырь, вздымающийся совсем рядом с кажущимся маленьким и беззащитным провинциальным Искитимом. Сами собой в памяти всплывали слова, услышанные Игорем еще в детстве о том, что земля Зоны – она вовсе и не Земля. Кажется, это сказал герой какого-то развлекательного фильма.

Сейчас Фомину было не до развлечений. Настроение припоганейшее, раздражающе болел разбитый нос. И в карманах вместо долгожданного хабара кукиш с маслом. Точнее, даже без масла. Обычный сухой кукиш.

Игорь поднял взгляд на идущего перед ним Грифа. У старого сталкера даже походка казалась бодрее, чем обычно. Ишь, лыбится, как рваный тапок. Еще бы, у него в рюкзачочке вон выпирают спасенные от «зеленки» артефакты. Два из них так себе, дешевки, но вот один, похожий на скрипичный ключ, его Гриф, не торгуясь, сможет загнать очень хорошо. Гораздо больше, чем получил бы от сделки с Игорем.

Пока одни спасают артефакты, другие спасают людей. И кто из них дурак, надо еще подумать.

Фомин невесело ухмыльнулся, качая головой.

Это что ж выходит, он заплатил Грифу за услуги проводника, пообещал процент с продажи «ежика», а вышло, что это как раз старый сталкер остался в наваре, а работодатель, то есть собственно Игорь, идет и считает соринки в пустом кармане?

– Ну и сука же ты, Ряба, – не удержался от возгласа удрученный Фомин.

Валера, идущий за ним, обиженно ответил:

– Я же извинился, Игорян!

– A-а, – Игорь беспомощно отмахнулся.

Что с него взять, с Рябы? Он не виноват, мог попасться любой. Но, черт, как же не вовремя все это!

– Пузырь, ты там как, живой? – обратился к Рябинину обернувшийся через плечо Гриф.

– Живой, – Ряба похлопал себя по груди. – Что со мной случится?

– Это хорошо, – взгляд выцветших глаз прыгнул на лицо Игоря с опухшим носом, губы сталкера раздвинулись в улыбке. – Ну и рожа у тебя, Шарапов.

И отвернулся, бормоча что-то веселое под нос. А Игорь с пугающим наслаждением принялся прикидывать, как бы лучше задавить этого хохмача, куда бы садануть кирпичом или что бы покрепче сдавить, до хруста и бульканья. Только один черт, все это фантазии. Он еще не опустился до того уровня, чтобы убивать людей за внеземные побрякушки. В Зоне такое случалось сплошь и рядом, но Игорь надеялся, что сможет прожить не запятнав кровью руки и совесть. Слишком часто он видел, во что превращаются те, кто полностью отпустил поводья и с головой окунулся в этот опасный бизнес.

Да и, поди, шило у Грифа за голенищем сапога. Старое, погнутое, с потертой деревянной ручкой. И работает этим шилом Гриф очень быстро и больно.

Стена тумана нависла над людьми, уходя ввысь и в стороны, сливаясь с таким же белесым небом. Под ногами началась привычная и относительно безопасная тропа, бегущая по дну канавы и скрытая от посторонних глаз высокой крапивой. Вон уже и торчащий из земли кривой железный прут с привязанным грязным носовым платком. Значит, почти все, почти пришли. Вернулись в полном составе, целыми и здоровыми…

Тьфу-тьфу! Откуда такие мысли? Ну-ка, брось! Не говори гоп, покуда забор не перелез! Вот окажешься по ту сторону, тогда и расслабиться можно будет. А то вон то, что от Кислого осталось, лежит в сторонке, возле порванной колючки. Тоже небось расслабился, размечтался.

От земли поднимался прозрачный пар, сплетался в легкие языки тумана. Чем больше они приближались к Периметру, тем туман становился гуще, местность тонула в белесой пелене, люди и предметы теряли четкие очертания.

– Внимательно, – скорее по привычке, чем из желания предупредить о возможной опасности, сказал Гриф. – Держитесь меня.

И первым пошагал по голой полосе земли с табличками «Осторожно, мины!». За ним, ступая ровно туда, куда ступал сталкер, затрусил Ряба.

А Игорь, который лучше некоторых знал все неписаные правила и законы, без стеснения сделал то, за что, увидь его поступок Гриф, быть бы ему битым.

Он остановился и оглянулся на Зону, зарастающую сходящимся туманом. Вгляделся в нее внимательно, словно запоминая заросшую и обманчиво безмятежную внешность. Пригрозил ей пальцем, ощущая легкий холодок между лопаток, и поспешил догонять своих.

Оборачиваться, выходя из Зоны, – к неудаче. Но Фомин считал, что имеет право на это маленькое хулиганство.

Потому что Зона ему задолжала. И, шагнув в туман, он хотел думать, что Зона тоже об этом не забыла.

Стена проявилась как рисунок на фотографии, выплывая из белого мира черной расширяющейся полосой. Вот и пролом в бетонном заборе, заваленный невесть откуда притащенным деревянным поддоном и накрытый полусгнившей фуфайкой с торчащей из дыр ватой. Пролом небольшой, как раз чтобы на карачках проползти. А больше, в общем-то, и не надо.

– Тпру, – прошлепал губами Гриф. – Тут и переоденемся. Ряба, пошеруди пакет. Игорян, освободи пока нам дверку в грешный людской мир.

– Тебе надо – ты и освобождай, – буркнул Фомин, понимая, насколько глупо это звучит. Он просто не любил, когда им командовали люди, которым он же и платил деньги.

Но сталкер не обиделся. Он сейчас вообще, похоже, не хотел портить себе хорошее настроение. Гриф лишь пожал плечами, крякнул, приподнимая поддон, и, надув щеки, перетащил его в сторону.

По ту сторону дыры, за забором, лежал утоптанный снег, сквозь который пробилась голая ветка поломанного куста. По ту сторону дыры было семнадцать градусов мороза.

Валера вытащил за веревку связанные друг с другом объемные пакеты, в которых осталась храниться зимняя одежда. По первости Игорь не переодевался, разгуливая по Зоне в теплой куртке, но быстро понял свою ошибку – под летним солнцем было невыносимо жарко, неудобно. Одежда быстро пропитывалась потом, и приходилось ее сушить, чтобы не заработать воспаление легких по возвращении домой.

Стоящие по колено в сочной зеленой траве, они наряжались в свитера и натягивали вязаные шапки. Фомин влез в свой старый армейский бушлат, сунул ноги в громоздкие меховые унты. Закинул за спину пустой рюкзак и первым полез в пролом, стараясь не разодрать одежду о торчащие из забора края железной конструкции.

В лицо дыхнула зима, бросив в глаза жесткую поземку. Колючий снег ожег ладони холодом, кожа мигом онемела. Родная сторона встречала возвращающихся сталкеров как всегда грубо и без сантиментов.

Не успел Фомин подняться на ноги, как его толкнул вылезающий Ряба. За ним, привычно матерясь вполголоса, из пролома появился Гриф.

– Патруля не видно? – не успев подняться, спросил он.

– Сейчас пересменка, – ответил Игорь, взглянув на часы. – У нас коридор в полчаса.

– Ну а чего тогда сиськи мнем? – Сталкер разогнулся и болезненно поморщился, держась за поясницу. – Потопали быстрее. И, если что, теперь каждый за себя.

Из тумана выходили дольше, чем хотелось бы, – за несколько часов намело снега, и ноги проваливались в мягкий белый ковер почти по колено. Хорошо еще, что холодный северный ветер нещадно рвал витающую в воздухе пелену и уносил большие куски с собой, открывая ландшафт.

Миновав неработающую сигнальную систему, сталкеры выбрались к внешнему краю полосы отчуждения. Здесь Гриф заметил свежие следы от лыж снегоходов, которые мог оставить только ооновский патруль. Это означало, что военные вновь поменяли график смены постов. Но до ближайших построек у заброшенного известнякового карьера осталось всего ничего, и маршрут менять не стали.

Несмотря на все неудобства, зимний туман был для нелегалов скорее другом, чем врагом. Система охраны была довольно тонко размазана по всему Периметру, в ней хватало брешей и дыр, и власти не поспевали наглухо перекрывать доступ к расползающейся Зоне. Однако любителей незаконно поживиться дорогим инопланетным хабаром все равно держали в постоянном тонусе. Из года в год «голубые каски», обеспечивающие безопасность Периметра и полосы отчуждения, матерели и набирались опыта, изучая повадки и уловки сталкеров. Мало того, подразделения миротворцев периодически подвергались ротации – покладистых и сговорчивых братьев-славян, с которыми удавалось наладить контакт, враз могли сменить суровые нордические парни из бундесвера, с которыми общий язык хрен найдешь. И беззаботный сталкер, считающий, что все «на мази», винтился на месте, жестко и быстро.

Помимо военных осложняли жизнь и технические новшества. Тут и там понавешали небольших камер, которые не сразу и заметишь. Хорошо еще, если на запись лицо не попадет, которое потом на всех ориентировках будет красоваться, так вышлют на перехват группу быстрого реагирования, которая с завидным упорством примется гонять тебя по лесам и весям. А это ой как нехорошо для репутации и вообще опасно для здоровья, как душевного, так и физического.

Потому, когда последний рукав тумана растаял за спиной, а впереди показалось серое блочное здание управляющего карьером, Фомин ощутил легкий дискомфорт, будто во время дождя зонтик убрали.

Игорь еще помнил времена, когда местный оптимист-предприниматель пытался восстановить работу на сланцевых и известняковых карьерах, которыми так славился Искитим. Тогда Зона была еще далеко и никто не мог представить, что в один прекрасный день территория так называемого «инопланетного пришествия» разом скакнет во все стороны на несколько километров. Однако проблем у новоявленных старателей и без внеземной угрозы хватало – до них, как и до всего прочего в те лихие времена, добрались местные бандюки, попытавшиеся обложить данью работяг. Начальник карьера оказался крутым мужиком и, по слухам, велел утопить приехавших опричников прямо в заброшенном водоотстойнике. В итоге произошла короткая, но кровавая драма с пальбой, поножовщиной и иными атрибутами того времени, после чего бандиты лишились десятка своих бойцов, а полезные ископаемые – хозяина.

За заброшенной коробкой управы застыл ржавый шагающий экскаватор, уткнувшись в серое небо красно-черной стрелой, чуть дальше виднелись длинные технические боксы, рядом – высокое здание камнедробилки с длинной лентой транспортера и подъездными пандусами. В десятке метров правее, обрамленный редкими ресницами из корявых деревьев, начинался ступенчатый спуск в сам карьер, огромный и глубокий. Там, на дне, вмерзнув в лед мелкого болотца, бугрились горбатые фигуры огромных самосвалов.

Шагать по снегу было утомительно. Несмотря на мороз и ветер, Игорь изрядно взмок, ощущая, как неприятно липнет к спине футболка. Идущий рядом Ряба поминутно отдувался, приподнимая край шапки и вытирая варежкой красный мокрый лоб. Лишь Грифу, казалось, все было нипочем, старый сталкер двигался с размеренностью метронома, иногда подкидывая на плечах набитый рюкзак.

Словно почувствовав взгляд Фомина, Гриф обернулся и спросил:

– Мотор на секретке?

– Да, – ответил Фомин. – Ключ не нужен.

– Это хорошо. Что за секретка?

Игорь лишь ухмыльнулся. Щас, ага, так он и скажет этому жулику как заводится спрятанный в камнедробилке снегоход. Дураков нет.

– Ну-ну, – не дождавшись ответа, прищурился Гриф и добавил: – Не доверяешь?

– Нет, – не стал врать Игорь.

– Пра-а-ильно, – протянул сталкер. – Доверять – шею подставлять. Не подставляй шею, малой, дольше проживешь.

Фомин не успел ничего буркнуть в ответ на банальность. Они как раз прошли здание управы с разбитыми окнами и черными разводами копоти на стенах, когда с душераздирающим скрипом распахнулась дверь подсобки ближайшего бокса и из темноты вышел жующий человек в дутом камуфлированном костюме «под снег» и вязаном подшлемнике, закатанном на манер шапки. Смуглое лицо с узкими черным усиками, «нерусские» черты лица, за спиной – короткий карабин и загнутая дуга антенны радиостанции. На рукаве – ооновский флаг, в руке – обертка с надкусанным шоколадным батончиком.

Патрульный! Да еще испанец или француз – с таким не договориться по-хорошему!

Военный вышел и замер, наткнувшись взглядом на остановившуюся троицу. Застыли и сталкеры, опешившие от такой встречи. Миг продолжались безмолвные «гляделки».

– Опачки, – выдавил Гриф.

– Стоп на месте! Руки за голову! – истошно заорал ооновец с ярко выраженным акцентом. Рывком сдернул оружие на грудь.

Прежде чем на снег упала оброненная им шоколадка, Игорь, Ряба и Гриф прыснули в разные стороны.

Подгоняемый адреналином, Фомин пробежал по своим же следам и свернул за спасительный угол управы. Не останавливаясь, побежал вдоль постройки, обходя место встречи с ооновцем, пригибаясь, промчался за смерзшейся горой дробленого камня. Успел увидеть, как Ряба большими тяжелыми прыжками несется в сторону карьера. За ним, размахивая оружием, бежал военный.

Валера, дурак, там же спрятаться некуда! А где Гриф? Он словно сквозь землю провалился!

До него донеслись гортанные крики патрульного, злое шипение рации, выплевывающей хриплые фразы. Где-то совсем рядом взревел мотор армейского квадроцикла – тяжелый, басовитый. Звук завибрировал между пустыми постройками. В другое время Фомин не выдержал бы и рванул обратно, к спасительному туману. Но сейчас он уже не тот сопляк, что вышел первый раз на тропу, теперь он способен думать и принимать решения. Нужно добраться до своего снегохода…

Игорь почти добежал до первого технического бокса, над которым нависала громадина камнедробилки, как до боли знакомо рыкнуло, кашлянуло и затарахтело, монотонно и сыто.

– Сволочь! – успел крикнуть Игорь, как мимо него, чуть не сбив с ног, пронесся Гриф. Его худая фигура пригибалась к рулю небольшого снегохода с кисточкой под сиденьем, который тянул притороченные сани.

Фомина обдало волной снега, хлестнув по глазам. Пока парень, щурясь и матерясь, возвращал себе зрение, старый сталкер лихо заложил вираж и скрылся за деревьями.

– Аргх! – Игорь в бессильной злобе ударил по земле.

Этот гоблин угнал его Барсика!

– Стоп, aborto![1]

Чья-то огромная пятерня обрушилась сверху, хватая за ворот. Фомин рванулся, жалобно затрещала рвущаяся ткань бушлата. Но парень высвободился и с низкого старта побежал в сторону камнедробилки, через плечо бросив взгляд на торчащего из окна военного с куском лохматого воротника в пятерне.

Со стороны карьера донесся выстрел. Игорь понадеялся, что это предупредительный в воздух, а не на поражение по улепетывающему Рябе. Впрочем, о нем будем думать во вторую очередь, сейчас самому бы ноги унести.

А с потерей снегохода это виделось проблемой. Хорошо еще, что он в свое время озаботился планом Б.

Тяжело дыша, Фомин добежал до массивной стены цеха, оглянулся, выругался и вновь побежал – миротворец, отдуваясь, настигал его. Чуть не падая, влетел под своды камнедробильной мастерской, уткнулся в огромный самосвал с выбитыми стеклами, оттолкнулся и свернул за высокие металлические корыта с массивными ушками. Эхо его шагов, как и частое дыхание, разносилось под высокими сводами, отражаясь от застывших механизмов. Секундой позже его перекрыл грохот ботинок патрульного, бряцанье амуниции и громкий крик:

– Коля, слева заходи!

Черт! Какой еще Коля? Вот засада!

Игорю пришлось резко забрать вправо, когда в спасительном дверном проеме внезапно показалась массивная фигура второго ооновца. Из-под подошв полетел замерзший керамзит, пришлось ухватиться за ржавый уголок стальной конструкции, поддерживающий короб обросшей пылевой бахромой дробилки.

Фомина загоняли как зайца, с гиканьем и азартом. Он чудом уходил от военных, затравленно мечась по цеху. Бушлат съехал на сторону, унты то и дело норовили слететь с ног, а бесполезный рюкзак стучал по пояснице, но Игорь и не думал сдаваться. Вот только никак не удавалось выскользнуть из ставшего ловушкой здания. Как только Фомин бросался к выходу, его маневр предугадывали и пресекали. Хорошо еще, что решили брать живым, а может, просто боялись рикошета.

Когда в очередной раз рука преследователя царапнула по плечу, тщетно пытаясь схватить, Игорь понял, что больше так продолжаться не может. Ноги уже начинали наливаться свинцом, колени дрожали, глаза разъедал пот, и перед ними плыли разноцветные круги. Еще чуть-чуть – и все будет кончено. Ведь надо всего-то выбраться наружу! Да лесочком до железки! А там… Эх!

Что придумать? Что?

Решетчатая конструкция транспортера выросла впереди словно по волшебству. Шальная мысль мелькнула и пропала, но тело словно само сообразило как быть. Фомин прыгнул на металлическую перекладину, подтянулся, забросил ногу, прыгнул выше…

– Стой! – Внизу щелкнул предохранитель карабина.

Старая ферма из стальных уголков ходила ходуном, казалось, что вот-вот развалится, разломится, рухнет и похоронит под острыми обломками отчаянно карабкающегося человека. Но Игорю было не до фантазий, он хватался, сдирая кожу, за покрытые ржавчиной перекладины, бился коленями о металл, шипел, но лез вверх. Не сразу сообразил, когда что-то оглушительно бахнуло и что-то просвистело над головой.

В ленту транспортера он вцепился как в родную. Оттолкнулся, подтянулся и втащил себя на широкое полотно, пачкаясь о рыжую пыль. Бросил по сторонам ошалелый взгляд. С высоты третьего этажа открывался контрастный черно-белый мир, от которого тянуло холодом. Внизу метались военные, выкрикивая угрозы, а вдалеке, за пределами стен камнедробильного цеха, уходило в землю глубокое блюдо карьера с торчащим пальцем экскаватора.

А чуть левее, отсюда не видно, лесок. И план Б, если ничего не изменилось.

– Спускайся, скотина! – обиженно крикнули снизу.

– Идите в жопу! – смело откликнулся Игорь, но на последнем слоге один из роликов транспортера, на котором стояла нога, неожиданно пришел в движении. Фомин поперхнулся, замахал руками, пытаясь удержать равновесие, плюхнулся на задницу и стремительно поехал вниз, словно саночник с горы. Заорал от страха, боясь слететь с края ленты. Его закрутило, вынесло наружу, скоростным экспрессом понесло вперед и вниз. Мир закрутился, встал на дыбы, потом транспортер резко кончился, наступил краткий миг свободного полета… Хлесткий удар по лицу, словно когтистой лапой мазанули поперек, что-то упругое сломалось под тяжелым телом, вокруг хруст, шелест падающего снега. Спиной упал на что-то мягкое, и все закончилось.

– Твою ж… налево, – мученически простонал Фомин, но разлеживаться было некогда. Не до конца осознавая, насколько же ему повезло, парень полез прочь из ельника, в который прилетел.

Судя по всему, не ожидающие подобной выходки патрульные на какое-то время потеряли Игоря из виду. По крайней мере он слышал их крики, рев катающегося квадроцикла, но звуки оставались за спиной не приближаясь. Впрочем, не стоило обольщаться, рано или поздно ооновцы возьмут след.

Но, черт возьми, куда делся Ряба?

Проломившись сквозь обледеневший орешник, Игорь позволил себе пару секунд отдышаться, после чего заставил свое желающее упасть в мягкий снег тело совершить последний рывок. Выскочив из кустов, он забрался на невысокую насыпь. Облокотился о торчащие деревянные столбы с полосатой поперечиной, перевел дух.

Где-то, совсем недалеко, захрустели ломающиеся ветки. Долетели встревоженные голоса.