Самая темная ночь

– Круто! Ты прямо как гладиатор – весь в шрамах! – В отличие от Матвея, Василий смотрел на Дэна во все глаза. – Мне про гладиаторов Турист рассказывал.

– Точно, как гладиатор. – Дэн вдруг улыбнулся. – А кто такой Турист, который знает и про гарь, и про гладиаторов?

– А Турист – он Турист и есть! Тут неподалеку живет. Летом живет, а осенью в город съезжает. Его вообще-то дядей Сашей звать, но он такой клевый! – В глазах парнишки зажегся огонек обожания. – Он все-все умеет! Настоящий турист!

– Да елки-моталки! – донесся до них возмущенный рев Гальяно. – Вы сегодня вообще купаться собираетесь?

– Идем! – Дэн взъерошил и без того дыбом стоящие Васины вихры, направился к воде.

Матвей обернулся к Туче.

– Ты как – заплывешь?

– Я уже заплыл! – Туча вдруг с отчаянной решимостью задрал майку, демонстрируя переваливающееся через ремень пузо. – Жиром заплыл. Видишь? – сказал злым шепотом.

– И что теперь? – Матвей пожал плечами. – Из-за такой ерунды лишать себя удовольствия?

– Он засмеет. – Туча не сводил взгляда с плещущегося в реке Гальяно.

– Не засмеет, – сказал Матвей с непонятно откуда взявшейся уверенностью. – Он нормальный пацан. Пойдем окунемся!

Туча долго молчал, а потом кивнул, принялся стаскивать майку.

В прохладную, несмотря на жару, воду он рухнул под одобрительное улюлюканье Гальяно. Сквозь сноп разлетающихся во все стороны брызг Матвей успел заметить белозубую улыбку Дэна, вторую за несколько минут. Все-таки это лето обязательно должно стать особенным!

Туча

Никто из них не смеялся! То есть они все смеялись, но не над ним, а просто из-за того, что побег из лагеря удался, что вода клевая, а жизнь прекрасная. Даже язвительный, тощий, как вобла, Гальяно словно и не замечал Степиной необъятной тучности, а если и замечал, то не придавал этому никакого значения. А надменный и на первый взгляд ко всему равнодушный Дэн Киреев, эта прекрасная помесь Аполлона с гладиатором, даже по-дружески похлопал Степу по плечу. А Матвей, навалившись сзади, попытался его слегка притопить, но не зло, а тоже по-дружески. Туче достаточно было дернуть плечом, чтобы Матвей сам с головой ушел под воду. Он вынырнул, фыркая и отплевываясь, и, кажется, посмотрел на Тучу с уважением.

– Да ты настоящий вепрь! – В голосе Гальяно послышалась зависть. – Здоровенный!

Да, он был здоровенный. Высокий, метр восемьдесят пять, но при этом необъятный, под завязку нашпигованный взлелеянными родителями комплексами. Даже силы, которую дала ему природа, он стеснялся так же, как и своей слоновьей неуклюжести. Но здесь, рядом с этими ребятами, оказывается, можно не стесняться и не думать ни о чем, кроме того, что вода классная, о том, что, возможно, – Господи, сделай так! – это лето окажется не таким уж плохим, как виделось.

Обратно в лагерь возвращались почти бегом. Времени до ужина оставалось в обрез. Над головами назойливо кружилась непонятно откуда взявшаяся мошкара, а с мокрых волос за шиворот стекала вода. Они были голодными и возбужденными из-за открывающихся перед ними перспектив.

– Волосы повытирайте! – велел Василий, запирая за ними заветную калитку. – И про собственный ключ подумайте. – Он хитро сощурился. – Видите, как хорошо, когда есть ключ!

– Ах ты коммерсант! – сказал Гальяно беззлобно и подмигнул Туче. – Что, пацаны, придется, наверное, раскошелиться на золотой ключик!

Все согласно закивали. Туча тоже кивнул.

У них едва хватило времени, чтобы незамеченными прошмыгнуть во флигель и привести себя в порядок. Туча как раз заканчивал вытирать голову, когда в комнату заглянул командир, обвел их подозрительным взглядом и спросил:

– Где болтались, архаровцы?

– В парке! Изучали территорию. – Лицо Гальяно расплылось в не слишком приветливой улыбке. – Скука тут у вас смертная, – добавил он ехидно.

– Скука, говоришь? – Суворов нахмурился, а потом усмехнулся. – Посмотрим, что ты завтра запоешь, Гальянов! А теперь быстро в столовую! Отряд вас четверых ждать не будет.

Перед главным корпусом на том самом месте, где еще утром стоял черный «Мерседес», сейчас возвышался двухъярусный автобус. Значит, приехали, наконец, ребята из второго отряда, те самые, которым предстояло стать их соперниками в никому не нужной битве за никому не нужную победу. Но теперь, когда он больше не был неудачником Степкой Тучниковым, а переродился в Тучу, когда рядом были если не друзья, то уж точно нормальные ребята, он не боялся никаких битв и никаких соперников.

На газоне среди желтых головок одуванчиков вдруг что-то блеснуло. Туча сначала замедлил шаг, а потом и вовсе присел на корточки, разглядывая находку. В траве, обернувшись серебряной цепью вокруг пука одуванчиков, лежал маленький ключик. Простенький, незатейливый и одновременно такой притягательный, что у Тучи задрожали руки. Ключик не просто выбросили. Какой дурак добровольно расстанется с такой удивительной вещицей?! Его потеряли. Оборванная у самой застежки цепочка подтверждала эту версию. Туча даже догадывался, кому может принадлежать ключик, вот только твердой уверенности, что он вернет пропажу хозяйке, у него не было.

Туча как раз раздумывал, как поступить с находкой, когда над головой вдруг раздался до боли, до сердечной дрожи знакомый голос:

– Ба! Кого я вижу! Жиртрест, а тебя каким ветром сюда занесло?

Туча вздрогнул, испуганно зажмурился. Крепко-крепко, до рези в глазах. Нет, этому лету не суждено стать самым прекрасным. Это лето не будет даже сносным, потому что теперь оно безнадежно отравлено…

Юрик Измайлов, главный мучитель и персональный кошмар Степана Тучникова, не должен был оказаться в этом лагере ни при каких обстоятельствах. Юрику Измайлову, сыну очень состоятельных и очень влиятельных родителей, самое место на каком-нибудь крутом заграничном курорте, а не в этой российской глуши.

– Эй, ты чего молчишь? Чего не здороваешься? – Не сильный, но унизительный пинок под зад швырнул Тучу носом в одуванчики, серебряный ключик снова едва не упал в траву. – Ну, поздоровайся со старым приятелем, Жиртрест!

Над головой, слева и справа, послышался издевательский смех. Его персональный кошмар обзавелся дружками, такими же злыми и жестокими, такими же ядовитыми.

– Привет, Юра. – Степка нашел в себе силы встать на колени, но вот дальше было никак: ноги дрожали и не слушались. – Рад тебя видеть.

Он не был рад, он боялся и ненавидел одновременно. Еще пару секунд назад мягкие и пушистые одуванчики впились в кожу терновыми колючками.

– А уж как я рад, ты и представить себе не можешь! – Измайлов взирал на него с презрительным удивлением, сдвинув на лоб солнцезащитные очки. Его дружки, их было трое, тоже смотрели и многозначительно улыбались. – А мы боялись, что нам будет здесь скучно. – Измайлов сплюнул, и Туча снова испуганно зажмурился, точно ожидал не плевка, а полновесного удара.

Как же он ненавидел себя в этот момент! Едва ли не сильнее, чем Юрика Измайлова. Ненавидел и не находил в себе сил даже встать с колен. Наверное, теперь он так и умрет на этом поросшем одуванчиками газоне…

– Это что еще за клоун? – Голос, по-девчоночьи визгливый, был ему незнаком.

– А это, Лютик, мой одноклассник! Прикинь, с какими уродами приходится учиться?

– Не повезло, старик, – сочувственно продребезжал Лютик.

Туча отважился приоткрыть глаза, чтобы через густой частокол ресниц рассмотреть своих мучителей.

Наверное, Лютик – это вот этот высокий, похожий на жердь парень с пирсингом в брови. Из всей четверки он кажется самым безопасным. Остальные страшнее в разы. Два амбала, рослые и плечистые, низколобые, короткостриженые, с массивными челюстями и бычьими шеями, смотрели на Тучу с одинаково ленивым выражением одинаковых же лиц. Братья. Братья или и вовсе близнецы. Он не рассматривал, ему было страшно рассматривать…

– А вот вы, братишки, точно зря переживали из-за боксерской груши. – Измайлов, такой же самоуверенный и такой же красивый, как Дэн Киреев, но куда более опасный, присел перед Тучей на корточки, и тот перестал дышать. О том, что он все еще жив, напоминал лишь больно врезающийся в ладонь серебряный ключик. – Вот вам и груша, братишки! Большая, жирная груша. Вы можете начать тренироваться прямо сегодня. Ты ведь не возражаешь, Жиртрест?

– …Вообще-то, возражает! – раздался вдруг знакомый и до боли родной голос. – И пошли бы вы отсюда подобру-поздорову!..

Гальяно

То, что Туча куда-то подевался, они обнаружили, уже усаживаясь за стол. Это было странно, потому что еда для Тучи – святое. Гальяно, с младых ногтей привыкший держать ситуацию под контролем, завертел головой. Тучу он увидел сразу, стоило только посмотреть в окно.

Туча стоял на коленях посреди газона, его окружали четверо. Два совершенно одинаковых бритоголовых бугая, похожих на гопоту, которой полным-полно было в том районе, где прошло детство Гальяно. На фоне этих двоих третий казался сущим дистрофиком из-за высокого роста и непомерной худобы. Дистрофик перекатывался с пяток на носки, и тощее его тело телепалось из стороны в сторону. Четвертый, Гальяно сразу и безошибочно определил в нем лидера, присев на корточки, что-то говорил Туче. Происходящее за окном не нравилось Гальяно так же сильно, как и дневной инцидент с похожей на пугало девчонкой. А может, не нравилось даже еще сильнее, потому что девчонку он знать не знал, а Тучу после недавней вылазки за территорию признавал своим. И не в его правилах было оставлять своих в беде. Даже численный перевес противника не мог его остановить! Молча ткнув локтем в бок Дэна и кивнув на окно, он торопливо выбрался из-за стола, по пути к двери бросил быстрый взгляд на кокетничающую с Суворовым Мэрилин, нахмурился, но отвлекаться не стал.

Тучу собирались бить. Если не прямо сейчас, то в недалеком будущем точно. Закаленный в горниле уличных боев Гальяно такие вещи чувствовал шкурой. Тучу собирались бить, а Туча не был готов давать сдачи.

– …Вот вам и груша, братишки! – Ладно скроенный, одетый в дорогущие шмотки брюнет белозубо улыбался бритоголовым качкам. – Большая, жирная груша. Вы можете начать тренироваться прямо сегодня. Ты же не возражаешь, Жиртрест?

– Вообще-то, возражает! – От накатившей вдруг злости стало больно дышать. – И пошли бы вы отсюда подобру-поздорову!

– А это что за прыщ такой? – Брюнет перестал улыбаться, удивленно приподнял брови. – Это твоя подружка? А, Жиртрест? – Он ткнул Тучу кулаком в плечо, и тот покачнулся.

– Туча, ты чего там ползаешь? А ну, вставай! – велел Гальяно. – Не хрен ползать перед всякими козлами!

– Кто это тут козел?! – по-девчоночьи тонко взвизгнул дистрофик. – Юрик, ты видишь? На нас наезжают!

– Вижу, Лютик, не слепой. – Брюнет, которого, оказывается, звали до банального простым именем Юрик, еще раз пнул безмолвного Тучу и всем корпусом развернулся к Гальяно. Братишки-качки тоже развернулись, с ленивой значимостью поигрывая бицепсами.

Не то чтобы Гальяно струхнул, но на какое-то мгновение ему стало не по себе, а потом на плечо легла горячая ладонь и над ухом послышался спокойный голос Дэна:

– Ребята, какие-то проблемы?

– У нас? – Юрик и дистрофик обменялись многозначительными взглядами. – У нас никаких, а вот вы, похоже, нарываетесь.

– Мы не нарываемся. – По левую руку от приободрившегося Гальяно встал Матвей. Этот, в отличие от невозмутимого Дэна, рвался в бой. – Мы пришли за своим другом. Туча, – он повысил голос, – иди сюда! Что ты там потерял?

Туча попытался встать, но Юрик пинком свалил его обратно на газон.

– Лежи, Жиртрест! Мы с тобой еще не закончили.

Туча покорно замер, в его голубых глазах блеснули слезы. Гальяно мысленно чертыхнулся. Разве ж можно позволять вот так над собой издеваться?!

– Степан, иди сюда! – Дэн шагнул вперед.

В этот самый момент один из качков с неожиданной стремительностью выбросил вперед кулак. Если бы Дэн не увернулся, перелома носа было бы не миновать, но Киреев увернулся с грациозной легкостью, словно ждал подлого выпада. И от второго удара тоже увернулся, и от третьего…

Гальяно, затаив дыхание, ждал, когда же Киреев ударит сам. Ведь очевидно же, что чем-то он там, таким-этаким, владеет, каким-то единоборством. Но, вопреки ожиданиям, Дэн атаковать не спешил. Гальяно разочарованно вздохнул и ринулся в бой. Хватит уже танцев!

От первого удара он ушел, а вот от второго не успел. И ладно бы достал его кто-то из качков, так нет же! Дистрофик, которого, казалось, шатает от ветра, извернулся, взмахнул тонкой, как плеть, рукой и засветил Гальяно прямо в глаз с такой силой, что посыпались искры.

– Ах ты, говнюк! – Гальяно не стал церемониться, коленом пнул дистрофика в пах. Тот взвыл и сложился пополам. Один готов!

Он обвел поле боя здоровым глазом. Матвей дрался с Юриком, никто из них не издавал ни единого звука. Туча, похоже, наконец-то пришел в себя и пытался встать на ноги. Дэн волчком вертелся между братишками, бить не бил, но на себя внимание отвлекал. Хоть какая-то польза от этой ламбады…

– А ну, стоп! Разойдись, я кому сказал!

Голос Суворова раздался над самым ухом, а суворовская волосатая лапища больно и крепко ухватила Гальяно за шиворот. Он попытался вывернуться, но не тут-то было: Суворов держал крепко. Юрика и Матвея разнимал какой-то незнакомый мужик, наверное, командир второго отряда. Киреев и братишки продолжали кружиться в своем странном танце. А к лужайке от главного корпуса бежала Мэрилин. Поверх сарафана она набросила белый медицинский халат, такой же короткий и такой же тонюсенький, как сарафан. Медсестра – вот кто его Мэрилин! Не какая-то глупая вожатая, а медсестра! А может, и вовсе врач…

Гальяно приосанился настолько, насколько позволяла железная хватка Суворова, приготовился с достоинством принять первую медицинскую помощь из рук прелестной Мэрилин, но Мэрилин бросилась не к нему, а к Туче.

– Степан, с тобой все в порядке? – Она с тревогой осматривала его залитое слезами лицо, зачем-то ощупывала плечи и руки.

Туча ничего не отвечал, лишь тупо мотал башкой. Вот дурак…

– Киреев, прекрати! – рявкнул над ухом Суворов.

В ответ на окрик Дэн замер, и один из братишек его все-таки достал. Удар был такой силы, что сбил Дэна с ног. Гальяно застонал так, словно это ему самому только что чуть не сломали челюсть. Суворов вполголоса выругался, заорал на второго мужика:

– Чуев, да уйми ты своих отморозков!

Чуев, который одной рукой держал Юрика, а второй Матвея, тоже выругался, рявкнул во все горло:

– Голиковы, брэк! Брэк, я сказал! Или вы хотите первым же рейсом вернуться домой?

Братишки Голиковы домой не хотели. Наверное, поэтому один из них, уже занесший над Дэном обутую в тяжелый ботинок ногу, замешкался. А вот Дэн на сей раз тормозить не стал, какой-то совершенно немыслимой подсечкой свалил качка на землю.

– Твоя очередь, Максим Дмитриевич! – усмехнулся Чуев и огладил сальным взглядом коленки Мэрилин.

– А ну, разошлись! – Лицо Суворова налилось нездоровым багрянцем, хватка стальных пальцев сначала ослабела, а потом вообще исчезла. Гальяно вздохнул полной грудью, наблюдая, как командир бросился между уже успевшим встать на ноги Киреевым и кружащими вокруг него братишками.

Бой явно закончился ничьей, и смекнувший это Гальяно со страдальческим видом направился к Мэрилин. Для пущей убедительности одной рукой он прикрывал подбитый глаз, а вторую прижимал к совершенно здоровому боку и даже весьма реалистично припадал на левую ногу. Доковыляв до Мэрилин, которая все еще хлопотала над ко всему безразличным Тучей, он со сдержанным стоном опустился прямо на газон. Конечно, первую помощь всегда сначала оказывают тем, кто слабее, но вот ведь он – пострадавший за правое дело боец…

Мэрилин на стон отреагировала мгновенно, обернулась, посмотрела встревоженно.

– Болит? – спросила, опускаясь перед Гальяно на колени и накрывая пальчиками его прижатую к глазу руку.

– Немного, – сказал он с мужественной сдержанностью.

– А где еще болит?

– Тут. – Он похлопал себя по ребрам. – И нога, кажется…

– В медпункт! – заявила Мэрилин решительно и растерянно одновременно. – Тебя нужно осмотреть.

Конечно, его нужно осмотреть! Осмотреть, выслушать сердце, посчитать пульс, измерить давление и температуру, погладить больное место или даже поцеловать. От ярких и обжигающе реалистичных фантазий Гальяно бросило в жар, но устремленный на него пристальный взгляд Суворова мгновенно остудил душевный порыв. Да, борьба за сердце прекрасной Мэрилин пойдет нешуточная!

Дэн

В отсутствие уведенного в медпункт Гальяно за столом царила непривычная тишина. После выволочки, полученной от Суворова, их наконец отпустили в столовую.

– И что это было? – нарушил тишину Матвей и внимательно посмотрел на Тучу.

Тот понуро сидел над полной тарелкой и, кажется, не думал прикасаться к еде. Под взглядом Матвея он испуганно втянул голову в плечи. Дэн невольно поморщился. Ну нельзя же быть такой размазней!

– Ты их знаешь? – спросил он.

– Только одного, – решился заговорить Туча. – Юрик Измайлов – мой одноклассник. Я не думал, что он сюда приедет, а он приехал. И эти трое с ним…

– Тебя травили в школе? – Дэн не стал ходить вокруг да около. Точку в этом мерзком деле нужно было поставить прямо сейчас.

Туча молча кивнул, на его щеках полыхнул румянец, а лежащие на столе руки задрожали.

– Ясно. – Дэн многозначительно посмотрел на Матвея, тот ободряюще улыбнулся.

– И друзей у тебя, я так понимаю, никогда не было?

Туча долго разглядывал свои пухлые, в царапинах руки, а потом сказал едва различимым шепотом:

– Нет.

– Теперь есть. – Дэн похлопал его по плечу.

– И в обиду мы тебя не дадим, – добавил Матвей. – Не знаю, как остальным, а мне не нравится, когда моего друга используют вместо боксерской груши.

– Мне тоже не нравится. – Дэн коснулся ссадины на щеке, слегка поморщился, но не от боли, а от досады. Сегодня он позволил себя обыграть, допустил промашку, отвлекшись на голос Суворова. За то и поплатился.

Вообще-то, из этого поединка он мог выйти победителем почти сразу. Братья-близнецы были крепкими, тренированными, владели азами рукопашного боя, но у них не имелось и десятой части его стремительности и его злости. Именно злость, рвущаяся вперед, точно цепной пес, заставляла его держать себя в руках. Злость и демон, поселившийся в его душе стылой октябрьской ночью. Дэн никогда больше не станет драться с теми, кто слабее. Никогда не даст демону второго шанса. Отныне только он контролирует ситуацию. А ссадина – это ерунда, до свадьбы заживет.

– Спасибо! – У Тучи теперь дрожали не только руки, но и губы. – Спасибо вам большое, пацаны!

– Не за что, – усмехнулся Матвей. – И не нас благодари, а Гальяно. Это он заметил, что ты влип.

– Ему сильно досталось? – Лицо Тучи сделалось виноватым.

– Не сильнее, чем остальным. – Матвей подмигнул Дэну.

– Но он же в медпункте.

– Он в медпункте не потому, что он смертельно ранен, а потому, что наша медсестра – красотка! – Матвей широко улыбнулся. – Похоже, Гальяно – еще тот сердцеед!

– То есть ничего страшного? – Туча робко улыбнулся.

– С Гальяно точно все в порядке. Меня больше волнуешь ты. – Матвей вдруг сделался серьезным.

Договорить он не успел, потому что прямо в тарелку Тучи шлепнулся скатанный из хлебного мякиша снаряд. Туча испуганно вздрогнул. За соседним «вражеским» столом заржали.

– А меня волнует вот это. – Дэн неспешно выбрался из-за стола, прихватив с собой тарелку с ужином Тучи, спросил, глядя прямо ему в глаза: – Будешь это есть?

Туча отчаянно замотал головой, скосил взгляд на «вражеский» столик.

– Хорошо. – Так же неспешно Дэн подошел к Юрику и вывернул содержимое тарелки ему на голову. Дожидаться реакции не стал, вернулся на свое место под возбужденное улюлюканье свидетелей инцидента и под ленивые аплодисменты Матвея.

– Никому не позволяй издеваться над собой. Ты понимаешь, Туча?

Туча ничего не ответил, его сжатые в кулаки пальцы больше не дрожали.

– У тебя же силища о-го-го! – Матвей по-дружески ткнул его локтем в бок. – Мне бы такую силищу!

– Киреев, встаньте, пожалуйста! – послышался над их головами не громкий, но властный голос. Еще не обернувшись, Дэн уже знал, кому он принадлежит.

Начальник лагеря рассматривал его, слегка прищурив светло-серые глаза, рассеянно поигрывая черной щегольской тростью. Раньше трости, кажется, не было.

– Вы второй раз за день нарушили установленные правила. – Голос начальника оказался совершенно лишен каких бы то ни было интонаций, а взгляд не выражал ровным счетом ничего. – Учитывая некоторые обстоятельства вашего личного дела, я вынужден принять меры.

– Антон Венедиктович, а может, дадим парню еще один шанс? – Стоящий за спиной Шаповалова Суворов состроил зверскую рожу и погрозил Дэну кулаком. – А я уж проведу беседу, растолкую, что к чему.

– Разумеется, вы проведете беседу, Максим Дмитриевич. – Начальник не сводил взгляда с Дэна. – Но здравый смысл и жизненный опыт подсказывают мне, что с такими упрямыми молодыми людьми одними лишь беседами не обойдешься. На первый раз, думаю, двух часов будет достаточно. Вы готовы ответить за свой проступок, молодой человек?

Вместо ответа Дэн равнодушно пожал плечами. Какое еще наказание мог придумать для него этот на первый взгляд совершенно безобидный дядька?! Начистить картошки на весь лагерь? Отдраить до блеска сортиры? Что бы там ни было, Дэн переживет.

– В таком случае, Максим Дмитриевич, проводите провинившегося в карцер.

Карцер? Надо же! Странно даже не то, что в элитном спортивном лагере имеется такое дикое место, как карцер. Странно, с каким скрытым, но все же прорывающимся наружу удовольствием произнес это мрачное слово начальник.

– Допрыгался, Киреев, – прошептал ему на ухо Суворов. – В первый же день умудрился вляпаться…

Они уже направлялись к двери, когда повисшую в столовой тишину нарушил громкий голос:

– Стойте! – Туча торопливо выбрался из-за стола, подошел к Дэну. – Это из-за меня все началось. – Его полные щеки покрывал лихорадочный румянец, но выглядел он очень решительно. – Сажайте и меня в карцер!

Начальник, уже собиравшийся уходить, обернулся, посмотрел на Тучу поверх очков, после недолгих раздумий сказал:

– Как вам будет угодно!

Туча торжествующе вздернул подбородок, пристроился рядом с Дэном, готовый идти хоть в карцер, хоть на край света. Киреев бросил быстрый взгляд на порывавшегося что-то сказать Матвея, предупреждающе покачал головой. Хватит с него мучеников, а то, глядишь, в карцере и места не хватит всем желающим.

– До полуночи! – заявил вдруг Шаповалов. – Ваше наказание продлится до полуночи.

Да хоть до следующего утра! Дэн ободряюще улыбнулся Туче, тот улыбнулся в ответ.

Уже на выходе из столовой их маленькая процессия столкнулась с Гальяно, живым и невредимым, сияющим, как начищенный пятак.

– А что это? – начал было он, но, напоровшись на мрачный взгляд Суворова, замолчал.

Во дворе по случаю ужина было пустынно. Дэн кожей чувствовал направленные им в спину взгляды оставшихся в столовой ребят.

Вслед за Суворовым они с Тучей понуро брели по огибающей главный корпус дорожке, когда из-за угла на них вылетело и едва не сбило с ног что-то верткое и черное. Верткое и черное при ближайшем рассмотрении оказалось той самой девчонкой, которую утром привезли на «мерсе». Только вот выглядела она несколько иначе. Вместо нелепого розового сарафана на ней были рваные черные джинсы и черная же футболка с задорно скалящимся черепом. На ногах – старые кроссовки, одну половину лица по-прежнему занавешивала косая челка, а подведенный черным ярко-синий глаз смотрел на мир все с той же злостью. Только теперь к злости, кажется, примешивалось отчаяние.

Девчонка летела со скоростью пули, по касательной задев Дэна, она развернула его вокруг собственной оси, а сама рухнула на дорожку.

– Осторожнее! – Дэн протянул руку, чтобы помочь ей встать, но вместо ожидаемой благодарности получил хлесткий, как удар плети, взгляд. Игнорируя протянутую руку, девчонка вскочила на ноги и бросилась бежать.

– Сумасшедший дом! – буркнул себе под нос Суворов, а потом велел: – Что встали, архаровцы! Вперед, в карцер!

Перед тем как свернуть за угол, Дэн обернулся. Девчонка стояла на коленях посреди одуванчикового газона, а исходящее от нее отчаяние чувствовалось даже на расстоянии.

– Топай! – Суворов легонько подтолкнул его в спину. – Нашел кем любоваться.

Карцер располагался за главным корпусом на территории хозпостроек и представлял собой поросший травой и лопухами холм. Холм таращился на мир крошечным незастекленным оконцем, протиснуться в которое могла разве что кошка.

– Пришли. – Суворов остановился перед невысокой, но с виду на удивление надежной дверью, загремел ключами. Дверь открылась с противным скрипом. Наверное, карцером не пользовались с прошлого лета.