Истинный Монах

– Она точно еще жива?

– Понятия не имею, Рольт.

Они подъехали к воротам, которые некогда пробил мощный таран, и спешились. Внутренний двор, заваленный покрытыми мхом камнями и кусками прогнившего, либо сожженного дерева, был узок и сразу открывал взгляду сорванные с петель двери в тронный зал замка.

Уже совсем стемнело. Птицы и животные замерли, ожидая дождя. Воздух стал сухим, наэлектризовался и сгустился. Чтобы легче было дышать, Рольт расстегнул две единственные верхние пуговицы балахона и остановился, снаружи вглядываясь в тронный зал: подточенные временем и врагами колонны; свисающие, порванные стяги, похожие на половые тряпки, едва колышимые ветром; неясное очертание высокого трона в самой глубине. И никаких признаков жизни. Нигде не горел свет, ни одного звука не доносилось из безжизненного чрева замка.

Сверкнувшая с оглушительным громом молния заставила вздрогнуть от неожиданности. Что-то опасное чувствовалось в этих стенах. Путники переглянулись. Молния разрезала небо еще раз. Мороз предательской дрожью пробежал по коже, когда Маркус понял, что в свете молнии увидел на троне женский силуэт.

– Там кто-то есть!

В это же мгновение все свечи в зале зажглись, затрепетав от разгулявшегося ветра. С неба хлынул дождь, поэтому Маркус и Рольт, чтобы не намокнуть, быстро вбежали внутрь. По истертой, покрытой многочисленными дырами, ковровой дорожке к ним шла женщина, на вид лет тридцати-тридцати двух. Правильные, словно бог старательно и с любовью рисовал их, черты лица, пышные черные волосы, стройная, гордая фигура, подчеркиваемая облегающим синим платьем с корсетом, – она мгновенно производила впечатление и вызывала восхищение.

– Вот это женщина! – с восторгом проговорил Рольт. – Такая украсит собой любой королевский двор, а живет, как старуха-отшельница.

Колдунья шла медленно, будто давала возможность получше себя рассмотреть. И оба друга с удовольствием этой возможностью пользовались. Каждое ее движение отдавало внутренне силой, в черных глазах переливалась смесь женской таинственности и ума.

– Извините, дорогие гости, что не сразу заметила ваше присутствие, – мягким голосом сказала колдунья. – Все из-за того, что я немного задумалась. В последнее время этот недуг мучает меня слишком часто.

– Жаль, что им болеют не все короли Соретуса. Женщин же он только красит, – поклонился ей Рольт.

Маркус с еще большим, чем прежде, удивлением посмотрел на своего друга, не ожидав от него столь непривычной раскованности и галантности. Сам же он был смущен и не знал, что ответить, но при этом не мог оторвать глаз от колдуньи, жадно рассматривая каждую черту ее лица.

– Благодарю. Меня зовут Сепатия.

– Я маг Рольт. А это мой немногословный друг Маркус Куранит, сын местного герцога Нерита Куранита.

– Очень приятно, – обворожительно улыбнулась колдунья. – Вы наверняка устали с дороги. Пойдемте же, я вас накормлю и напою.

Пока они шли вслед за колдуньей к трону, Маркус все так же восхищенно рассматривал Сепатию, словно она была существом из другого мира. Тонкий запах духов и ее близость сводили его с ума, наполняли голову кровью, а тело неутолимым желанием.

Около трона стоял небольшой обеденный стол, накрытый различными блюдами и напитками. Только сейчас Рольт понял, насколько устал и голоден. Без лишних приглашений маг набросился на мясо жареной птицы, запивая его терпким, прекрасным вином. Маркус же сел рядом неторопливо и ел сдержанно, злясь на то, что никак не может избавиться от чувства скованности. Чтобы перебороть себя, он решил завести с хозяйкой разговор.

Оставалось найти тему. На глаза попалась пробитая прямо над головой крыша, сквозь которую прекрасно было видно грозу. Капли дождя бились в месте пролома в невидимый барьер и стекали по его куполу на крышу. Сквозь эту дыру зал то и дело озарялся светом мелькавших в небе молний.

– Видимо, прежним хозяевам замка пришлось несладко, – сказал он, кивком указывая на крышу.

Сложив руки и положив на них подбородок, Сепатия сидела на другом конце не слишком длинного стола, беззастенчиво изучая своих гостей. Она дышала спокойно, ровно, пришедшие ни чуть не смущали ее, и, похоже, вызывали немалый интерес.

– Это я сама сделала. Люблю смотреть на небо. Жаль, нет того, с кем можно было бы это делать вместе.

Два друга снова переглянулись. Колдунья обладала не только незаурядными магическими, но и женскими чарами. Похоже, ей доставляло удовольствие производить впечатление. Сепатия стала мягко поглаживать каплевидный, цвета смолы кулон, падавший на ее белую грудь. Теперь Маркус даже не пытался бороться с собой, он понял, что, как и кулон, полностью находится в обольстительных руках этой женщины, и потому, опустив взгляд, принялся молча, немного злясь на себя за слабость, доедать ужин.

Рольт же настолько вымотался, что его ничего не отвлекало. Он уплетал все, что видел, даже позабыв на время о хозяйке замка. Заклинания истощили до крайности его силы, а как пополнять их другим способом, кроме еды и сна, Рольт не знал. Особенно вино развязывало ему язык и поднимало настроение.

– Тяжелый выдался день? – спросила, глядя на него, Сепатия.

– Чересчур, – с забитым ртом ответил молодой маг. – Вы знаете, что Совета больше нет?

– Знаю.

На секунду Рольт запнулся. Он не ожидал такого ответа. Еще раз всмотревшись в ее черные глаза, но, не сумев прочесть в них нужного ответа, он проглотил очередной кусок и задумчиво сказал:

– Слухи быстро распространяются даже в такие укромные места, как ваше. Что же вы собираетесь делать теперь?

– Ничего, – улыбнулась колдунья, глотнув вина. – Моя жизнь никогда не зависела от Совета, и мне все равно, что затевают остальные маги.

– Мне бы ваше равнодушие. Жаль, что я по натуре своей не аскет. Не люблю уединения, не люблю монастыри. Ни за что бы не стал монахом.

– Вы это именно сегодня поняли?

И снова Рольт запнулся. «Вот это женщина! Она едва ли говорит и десятую долю того, что знает». Но словесная игра в кошки-мышки не тревожила его, а только доставляла удовольствие. Маг чувствовал, что колдунья не сделает им ничего плохого.

– Да, именно сегодня… Но, как вы понимаете, мы приехали к вам вовсе не для того, чтобы подъесть ваши запасы. Мне неудобно просить, но не завалялся ли где-нибудь в этих развалинах фокусатор? В наступающие неспокойные времена он будет весьма кстати для того, у кого нет своего замка на болотах.

Колдунья изящно кивнула, прядь волос упала ей на лицо.

– У меня есть фокусатор, достойный богов. И я дам вам его, но с одним условием.

Насторожившись, гости с интересом посмотрели на нее. Просьбы колдуньи в народной молве никогда не ассоциировались ни с чем хорошим. Но, взглянув на Сепатию в блеске молний, Маркус подумал, что ради нее с удовольствием исполнил бы все, что бы она ни попросила.

– Мне нужен ребенок, – красивое лицо ее сразу стало серьезным и еще более красивым.

– Где же мы достанем вам ребенка? – после паузы удивленно спросил Маркус.

– О, поверьте, мужчине для этого не надо далеко ходить. Все необходимое всегда при нем.

Друг его все еще не до конца понимал очевидного намека, но Рольт все схватил на лету. Предложение колдуньи будоражило ему кровь, разгоняя ее по венам. Подняв кубок, он с наигранным сожалением провел им по воздуху:

– Но нас здесь двое, а вы одна. Если вас это не смущает…

– Смущает, – жестом отрезала Сепатия, не сводя глаз с Маркуса.

Сокрушенно опустив голову, Рольт, кивнув в сторону друга, спросил то, что она хотела, чтобы он спросил:

– Маркус ведь подойдет?

– Если он не против.

К этому моменту до Маркуса уже дошел смысл разговора. Ликующее нутро быстро объяснило ему то, что не мог уловить затуманенный женским обаянием ум. Но детский характер пока брал верх над ним. Краска залила лицо, он не знал, что сказать, куда деть руки, как совладать с возбужденным телом.

– Я не против, – промямлил Маркус.

– Тогда заканчивайте ужинать и поднимайтесь в мои покои, – все тем же спокойным голосом проговорила Сепатия, от чего у него внутри все перевернулось.

Встав, Сепатия на секунду замерла, еще раз оглядывая Маркуса, и медленно пошла к лестнице. Вскоре звук ее легких шагов растворился в шуме грозы. Два друга остались наедине. Загребая ложкой салат, Рольт уже чувствовал себя глупо из-за того, что так много ест, но никак не мог остановиться. Сидевший рядом Маркус, пытаясь совладать с дрожью в руке, наливал себе вино.

– Повезло тебе, друг, – хлопнул его по плечу маг. – Хотя бы одну ночь провести с такой женщиной – уже удача.

– Это не может быть какой-то ловушкой? – спросил он и залпом осушил чашу.

– Ведьмы есть ведьмы. Кто знает, что у них на уме? Помнишь, как говорят: ведьмой женщина становится, когда начинает скрывать свои истинные замыслы. Что прячется в этой прекрасной головке, можно только догадываться. Но ради такой хочется рискнуть, а?

– Да… – протянул Маркус, вспоминая ее, и восторженно добавил: – Ради нее можно не то, что рискнуть, а жизнь отдать!

– Эге, ты поосторожней с этим делом. Не хватало тебе влюбиться в ведьму. Выпей еще и вперед!

Когда друг ушел наверх, Рольт вдруг ощутил, насколько сильно переел. Стало трудно даже сделать вдох. Медленно перебирая ногами, он пошел во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха. Скоротечный дождь уже смолк, гроза вместе с тучами умчалась на запад, обнажив лунное небо. Крупные капли падали только с крыш, размеренно шлепаясь в лужи и об землю. Не без труда поднявшись по лестнице на стену замка, Рольт запрокинул голову и загляделся на звезды. Их прерывистое сияние дарило усыпляющий покой, постепенно переходящий в транс.

В тысячный раз прокрутив в голове все, что с ним сегодня произошло, Рольт глубоко вдохнул прохладный, влажный после дождя воздух. Тело налилось свинцом, глаза так и слипались, но Рольт упорно перебирал все, что проносилось в голове. Ему казалось, что где-то в рое этих мыслей прячется одна настоящая, которая наконец объяснит ему, что с ним на самом деле произошло, почему он изменился.

Но чем больше он об этом думал, тем отчетливей перед глазами рисовался образ жестокой Ланты, которая с ненавистью взмахивала рукой, чтобы убить его.

«Познать свою натуру до самых основ и тем открыть Главный Закон Вселенной – вот главнейшая цель мага», – вспомнились Рольту слова Основного Трактата. Похоже, сегодня он познал свою натуру, но почему же теперь в уме его только Ланта, а не Главный Закон Вселенной?

В это время в просторной спальне полуразрушенного замка Маркус переминался с ноги на ногу около сбросившей с себя платье Сепатии. Колдунья подошла к нему и стала медленно, осторожно раздевать его, каждое ее прикосновение обжигало Маркуса сводящей с ума страстью.

– Как мне побороть твою скованность? – нежно шептала она, снимая с него рубашку. – Ради этого я сделаю все. Я приму облик любой женщины, которую ты хочешь увидеть.

Слова колдуньи словно ударили его, Маркус вздрогнул и отстранился, но Сепатия снова прижалась к нему, не переставая ласкать. Капкан для его сердца уже захлопнулся в ее тонких пальцах, хотя сама она все еще не была уверена, что нравится Маркусу.

– Тебе даже не нужно говорить ее имя. Просто представь ее, и она появится перед тобой, – губы колдуньи мягко целовали его грудь.

– Нет-нет-нет, – забормотал Маркус, отворачиваясь. – Не нужно этого. Не надо, пожалуйста…

Но было поздно. Его ласкала уже не Сепатия. Это была Тильда. Родная сестра целовала Маркуса в губы и обнимала за шею. И он ничего не мог с этим поделать. Ни тело, ни глаза не слушались его. Увы, такая ситуация не была описана ни в одной красивой книге, которые он прочитал, а сам он не мог заставить себя сделать что-нибудь резкое или грубое по отношению к этой обворожительной женщине.

– Умоляю, – простонал он, не в силах оторваться от лица живой сестры.

– Перестань бороться с собой, – шептала голая Тильда, утягивая его на кровать. – Прими себя. Чьего осуждения ты постоянно боишься? Скажи мне, кто твой судья, и я убью его, чтобы ты наконец перестал себя сдерживать.

Не в силах более сопротивляться влечению, Маркус с нежной яростью накинулся на колдунью, которая заигрывала с ним, превращаясь то в Тильду, то в саму себя. В эту ночь он выплеснул в нее все прошлое, все детское, мечтательное и наивное, что в нем было, не оставив внутри себя ничего лишнего, только осознание того, что по своей природе он никакой не рыцарь, не борец с несправедливостью и уже не мечтательный мальчик.

Маркус ощутил, что внутри его души действительно живет нечто благородное, но не по-книжному, а достаточно дикое и жестокое. Отбросив сомнения и нравственный контроль над своими действиями, он всю ночь безумно отдавался инстинктам, наслаждаясь мрачным вкусом ведьминой любви.

Глава 7

В Зерете почти никого не осталось. Маги спешили спуститься на землю, чтобы испробовать плоды новой жизни, не ограниченной правилами Предела. Пока еще мало кто из них понимал, как и ради чего использовать свои способности, но каждый хотел хотя бы просто подышать воздухом безудержной свободы.

Разбредаясь по Соретусу, маги начинали с малого: принуждали красивых женщин спать с ними, грабили богатых кутов, устраивали долгие пиры. Тогус понимал, что пока еще у него есть небольшой запас времени, пока безнаказанное, преступное веселье не развратит магов до более тяжелых стадий, после которых начнутся бессмысленные убийства и борьба за власть.

Поэтому Тогус, прозванный Убийцей Совета, не спеша и внимательно изучал Зерет, обходя его сверху донизу, заглядывая в каждую разграбленную мародерами комнату, ища потайные помещения или секреты, которые бы открыли тайну – зачем все-таки был создан Совет? Ощущение, что в идее Предела было второе дно, не покидало мага. Но в стенах Зерета он так и не нашел ничего, кроме бесчисленных томов древних книг с устаревшими истинами.

Около входа в покои Верховного Судьи на полу сидел Далут и разглядывал испачканный засохшей кровью кинжал. Он подолгу размышлял о совершенном предательстве, каждый раз ощущая бешеное биение сердца и подступавший к горлу стыд, пьянивший рассудок своим горьким привкусом. Но еще больше Далута заботило его собственное будущее. Во все времена предателей редко оставляли в живых после того, как те сделали свое дело. Эта мысль пугала Далута, парализуя волю.

– Ну же, Далут, зачем же на полу сидеть, – ласково сказал Тогус, за локоть поднимая его на ноги.

– Что теперь со мной будет? – тревожно всматриваясь в лицо Убийцы Совета, спросил бывший судья.

– Ничего страшного, не бойся. Я сделаю тебя своей правой рукой.

– Меня? – удивился Далут.

– Тебя. Мне нравится твой образ мыслей, твой ум, твоя нацеленность на результат. Только посмотри на остальных магов – жалкие развратники, они уже разбрелись по планете в поисках красивых женщин или мужчин. Словно звери, они будут насиловать всех, кого увидят. Те из них, кому это вскоре надоест, начнут от скуки воевать друг с другом, или творить мерзости, о которых даже страшно подумать.

– А вы? Чего хотите вы?

– Ты задаешь правильный вопрос. И я отвечу на него серьезно. Я хочу построить новый мир, в котором маги и куты будут иметь равные права. Я остановлю насилие магов законом, который разрешит использовать любые заклинания, но только при одном условии – благие намерения. Я разделю всю магию на вредную и полезную. За первую буду казнить, за вторую – награждать. При активной помощи кутов мы сможем построить новое общество, общество, в котором все будут равны и всем будет спокойно и безопасно жить.

Глаза Тогуса горели, он уже видел перед собой картину будущего справедливого мира, в котором его имя останется на века как имя человека, который ввел Соретус в новую эру, дал ему невиданный толчок в развитии.

– Значит, Предел мешал только тем, что…

– Он устарел, ты же понимаешь это. Почему нельзя творить сильные заклинания ради добрых дел? Однажды я своими глазами видел, как огромный поток воды несся на деревню кутов. И я не мог им помочь, не мог их спасти, потому что Предел запрещал это. Разве такой закон справедлив? Скажи мне?

– Не думаю… Признаться, я удивлен, что ваши мотивы столь… высоки.

– Я не люблю убийства. Если бы можно было избавиться от Предела по-другому, я бы всеми силами попытался избежать этой бойни. Прости, что пришлось и тебя втянуть в заговор, но ты мне нужен.

– Мне кажется, я уже ни на что не способен, – устало опустился на коридорный стул Далут. – Руки до сих пор трясутся.

– Если бы они у тебя не тряслись, я бы убил тебя.

На этих словах Далут вздрогнул и, обхватив руками голову, закричал:

– Что же я наделал, что наделал!

Снова с силой подняв его на ноги, Тогус несколько раз ударил ладонью по его заплаканным щекам:

– Что ты плачешь, как женщина? Соберись! Соберись, пока я не пожалел о своем решении.

– Я попробую… – кивнул Далут.

– Пойдем, я помогу твоему уму проясниться.

Держа за плечи, Тогус повел мага в подземелье. Каждый новый шаг давался Далуту все труднее. Он уже представлял, как Убийца Совета бросит его за решетку, или, того хуже, начнет пытать, прежде чем убить. Жалобно поглядывая на каменное лицо Тогуса, Далут боялся проронить хоть слово и покорно шел, как теленок на убой. Открыв дверь темницы, Тогус почти заставил его спуститься по лестнице.

Тусклый свет горевших свечей вырывал из мрака стоящий в центре стол, к которому был привязан перепуганный Целирт. Кровь из его пробитой головы давно не текла, она запеклась неровными ручейками на лице и слепила встрепанные волосы. Взволнованные глаза его нервно бегали, пытаясь понять, что происходит. Обнаженная грудь парня была иссечена свежими полосами ран.

Наконец Далут обратил внимание, что около стола с плетью в руке стоит Ланта. Девушка со злостью разглядывала Целирта, хотя, казалось, ей все-таки было тяжело истязать молодого мага.

– Пожалуйста, господин Далут, господин Тогус! Спасите меня от этой сумасшедшей дуры.

В ответ на это Ланта замахнулась и с силой ударила его плетью по груди, в очередной раз вспоров кожу. Целирт выгнулся и жалобно вскрикнул.

– Кто же бьет по груди? Надо было его перевернуть, – недовольно сказал Тогус.

– Я хочу видеть его мерзкие, перепуганные глазки.

– За что вы мучаете его? – Далут говорил осторожно, радуясь отступившему от сердца первому страху. Слава богу, убивают не его. Эта жестокая мысль и пугала, и обнадеживала.

– Видишь ли, этот парень любил по ночам пробираться в комнаты девушек и втихаря насиловать их. Странно, но Предел скорее защищал его, чем осуждал. Ведь какое дело великому Совету до банальных изнасилований? Теперь же он получает наказание от той, к которой ворвался однажды ночью. Разве может быть кара более справедливой, чем от рук самого пострадавшего человека?

На этих словах Ланта, обозленная противными воспоминаниями, снова ударила плетью, в этот раз по животу парня. От дикой боли и от вида разреза, оголившего мышцы живота, Целирт заорал изо всех сил. Сглотнув приступ тошноты, Далут отвернулся:

– Что дальше?

– Ланта, ты когда-нибудь убивала человека?

– Нет, – покачала головой девушка.

– Пожалуйста, ну, пожалуйста! Умоляю! Не надо! – запричитал Целирт.

– Конечно, не убивала. Представляешь, Далут, она не сумела справиться с любимым мальчиком Хартеха.

– Рольт жив? – удивился бывший судья.

– Пока да. Ну так что, Ланта, сделай это наконец. Ты же этого хочешь?

В глубине души девушка не была уверена, чего именно хочет, но воспоминания столь отвратной болью травили душу, что она готова была плакать от злости, когда смотрела на Целирта, на его потные руки, которые в ту ночь бесцеремонно гладили ее тело, на его треснувшие губы, которые в ту ночь с усмешкой шептали грязные шутки, на его перепуганные глаза, которые в ту ночь были наглыми и безжалостными.

– Хочу, – Ланта решительно вынула кинжал.

– Нет! – снова закричал связанный парень.

– Тогда сделай это, и тебе станет легче.

Подойдя в Целирту, Ланта прижала кончик клинка к впадине на его груди и, слегка надавив, прошептала:

– Где же та твоя самоуверенность, сила, надменность?

– Я больше не буду, клянусь!

– Ты как ребенок, который возомнил себя взрослым. Так ощути же, что значит на самом деле быть взрослым и отвечать за свои поступки.

Для смелости еще раз вспомнив ту ужасную ночь, Ланта всем телом навалилась на кинжал. После короткой задержки клинок покорно по рукоять вошел в исполосованное ранами тело. Целирт попытался закричать, но жизнь уже покидала его, и сил на крик так и не хватило. Голова его откинулась, взгляд застыл.

Нагнувшись над его лицом, Ланта внимательно смотрела в мертвые глаза Целирта, но увидела только собственное отражение. Это испугало девушку, она бросила кинжал и отошла от стола. Убийство не облегчило ей душу, не избавило от страданий памяти, и не доставило никакого удовольствия.

Глава 8

Обратно в замок Куранитов они ехали не спеша. Первое время Рольт не обращал на друга внимания. Он был поглощен изучением подаренного колдуньей фокусатора – темно-серой кожаной перчатки с нашивкой в виде медвежьей пасти. На нее было наложено много непонятных Рольту заклинаний. Он смог разобрать лишь простейшее: в теплую погоду в ней будет нежарко, в холодную – тепло.

Колдовать с перчаткой было сплошное удовольствие. В ладони мага возникали то огненные, то ледяные, то электрические шарики. Он крутил их в воздухе и бросал в придорожные деревья, чтобы ощутить свою силу. Фокусатор позволял тратить гораздо меньше энергии на заклинания, поэтому можно было усиливать их в несколько раз.

Наигравшись с перчаткой, Рольт наконец повернул голову в сторону едущего рядом друга и не поверил своим глазам: Маркус совершенно изменился. Изменились черты лица, став тверже и грубее, карие глаза потухли и налились суровой тьмой. Изменилась осанка – он сидел, как истинный король, как тот, кто готов повелевать. Изменилось и поведение – Маркус уже не болтал о ерунде, он был сосредоточен и молчалив.

– Что эта ведьма сделала с тобой, друг?

– Не называй ее ведьмой.

– А как мне ее называть? Посмотри, как ты изменился. Здесь точно не обошлось без…

– Называй ее колдуньей, а еще лучше по имени – Сепатия. Договорились? – оборвал его Маркус и снова направил взгляд на дорогу.

– Ладно… – приостановившись, пробормотал Рольт, провожая его глазами. В глубине души он был рад. Потеряв детскость, друг снова стал близок ему, между ними исчез возникший было барьер. Они снова говорили на одном языке, пусть этот язык и был более неповоротлив и скуп, но теперь с Маркусом можно было не обращаться, как с маленьким или глупым.

– Как думаешь, твой отец уже собрал войско? – после паузы спросил Рольт.

– Ему не нужна вся армия сразу. Достаточно ударного отряда, чтобы осадить Умрэ. Но, думаю, он узнал, что мы убежали, и уже вернулся, взяв город без боя. Почувствовав силу, старый дурак отправит отряд в погоню за нами.

– Это было бы лучше всего. В поле я еще смогу что-нибудь придумать, но взять крепость – почти нереально.

Ускорившись, они промчались болота и уже скакали, разметая мокрую грязь, по равнине, изредка перемежавшейся пролесками. Перед копытами лошадей то и дело нервно отпрыгивали в стороны животные и птицы, не привыкшие, чтобы кто-то перемещался так быстро.

Из очередной попавшейся на их пути балки выехал всадник. Издали заметив Маркуса, он жестом попросил его остановиться. С усилием погасив огромную скорость, обе лошади, фыркая, остановились перед широкоплечим рыцарем.

– Меня зовут Туфон, господин Маркус, – представился всадник. Туфон не был красив, но не был и безобразен. Под тридцать лет, высокий, сильные мышцы распирали пластины доспехов, мощные руки крепко сжимали узду. Он выглядел, как настоящий воин, уже побывавший во многих боях и желавший побывать в стольких же еще.

– Что тебе нужно, рыцарь?

– Мой господин, граф Дидо, послал меня вперед на разведку.

– Значит ли это, что за тобой едет военный отряд?

– Именно так. Три графа во главе с Дидо по требованию вашего отца привели своих людей в Умрэ. Затем герцог послал их, то есть нас, чтобы схватить ваше высочество. В нескольких километрах отсюда вы встретите около двухсот солдат, идущих навстречу вам.

– Почему ты рассказываешь мне все это?

Помявшись, Туфон не стал подбирать мягких, обтекаемых слов и сказал, что думал:

– Я рыцарь, господин. И стал им не для того, чтобы помогать обезумевшему старику избежать расплаты за смерть изнасилованной им дочери. О вас говорят, как о честном человеке. Я бы предпочел сражаться именно за вас, а не за вашего отца.

– Ты достойный человек, Туфон. И я не забуду это.

– Что я могу для вас сделать?

– Поезжай к Дидо. Скажи ему, что мы не будем сопротивляться. Но чтобы не уронить достоинства, мы сдадимся только в руки самих графов, а не их солдат.