За границей цветочного поля

Чёрт возьми, мне было девять, и из-за этого случая меня поставили на контроль, в том числе и в школе. И отправили на курсы по управлению гневом, которые я даже не прошёл, потому что мама вдруг решила переехать. Ещё заверяла, типа причина не во мне. А я плакал и блеял, что целился только в окна и в башку мужику попал случайно. Слезливо гнал с три короба и сам почти поверил. А мама только притворилась – она всегда знала, когда я вру.

– Такой ты, Лютек, псих был. А помнишь ту сраную машинку? У меня шрам остался.

Он показал шрам над левой бровью, усмехнулся и продолжил перечислять мои проступки, которые почему-то считал забавными.

– А ещё помню, как мы собрались в футбол поиграть…

– Слышь, Грик, а как ты офе́ней стал?

Не то чтоб мне было прям интересно, но вспоминать всё то дерьмо, что я натворил, вовсе не хотелось. Ну типа какая на хрен разница, было и было! А перевод темы на не менее дерьмовую мог вполне сработать. И вроде сработал: Грик помрачнел, заткнулся, а потом неожиданно признался:

– Ко мне как-то девка в клубе прицепилась, намекала активно, сечёшь? Ну и трахнул я её в туалете. Выхожу: а там здоровенный мужик поджидает. Зачем, говорит, девочку трогаешь? Чуть руку мне не сломал, сложил пополам и повёл куда-то. Ну всё, думаю, звездец тебе, Рой. Короче, привёл он меня в кабинет, а там сидят мужики, важные такие, чисто мафия. Этот амбал и говорит им, типа я сестру чью-то трахнул. Короче, оценили девственность той сучки в три миллиона. Только девственницей она не была ни разу, уж поверь! Хер в неё влетел как промасленный. Но я тогда и проблеять чё боялся, со всем соглашался. Только дома уже просёк, что меня подставили! По схеме прокатили – сечёшь, о чём я?

Он замолчал и задумался: по сотому кругу, наверно, гонял мысль, типа надо было ответить по-другому и всё такое. Или, может, винил себя за ссыкливость. Но я бы тоже на его месте знатно трухнул. Да и с моей-то мордой меня бы не «пыль» сыпать отправили, а в какой-нибудь бордель – старых тёток ублажать.

– Только вот никак в толк не возьму, – продолжал Грик. – Долг-то они навесили, но особо не стряхивают. Нарочно, что ли, тянут. Просто если б я каждый вечер работал, то уже бы, наверно, расплатился. Думаю, вдруг завалить кого заставят? Типа одна услуга – и свободен. А нет – так самого пристрелят. Чё думаешь?

Я вообще об этом думать не хотел.

В начале седьмого хлопнула входная дверь – из коридора понеслась брань:

– Рой, дрянь ты такая, я тебя просила тумбу выбросить!

Угрожающий топот надвигался, и в комнату влетела мать Грика, всё такая же миниатюрная, но поседевшая и озлобленная. Я даже трухнул малость. Но, увидев меня, она мгновенно оттаяла, ласково улыбнулась и пропела:

– Ой, Лу, как же ты вырос.

А вы постарели, чуть не ляпнул я, но вовремя прикусил язык.

Нет, ну реально, раньше она напоминала фею из сказок, типа хрупкая, добрая и всё такое. Ей только крылышек прозрачных не хватало. А ещё она всегда благоухала карамелью, будто сама была из неё сделана, и пекла вкусные булки с джемом. А теперь вот постарела и покрылась морщинами.

– Здрасьте, Мишель, а вы как меня узнали?

– Да по глазам твоим изумительным. Минут через пятнадцать приходите на кухню, чай с фруктовым рулетом попьём. Расскажешь, как у тебя дела.

Мишель отчего-то дико обрадовалась, даже забыла о клятой тумбе.

– Я тоже тебя по глазам узнал, – сознался Грик.

– И Вафля. Да и папаша тоже – столько лет не видел. Да если б не глаза, он из трёх человек ни хрена бы правильно не выбрал.

– Особая примета, – ляпнул Грик.

Он посмотрел на плакат Родриги Спитч. Её запечатлённое молодое тело знатно отличалось от того изрядно постаревшего, которое совсем недавно сожгли и развеяли на Троицком мосту в её родном городе Рие. В реальности она умерла, а на плакатах пожалуйста – была всё такой же молодой.

А вот мой снимок вряд ли кто-то сбережёт. Никто его не распечатает и не повесит на стену. Это ж надо уметь рисовать, петь или прыгать выше остальных. Типа известным быть, чтоб, там, в фильмах играть, автографы раздавать и всё такое.

– Слышь, Грик, а вот мы помрём, и о нас забудут. Хреново это.

– Рано ещё помирать. Успеем прославиться.

Он подмигнул, хотя прославляться нам было нечем.

Вкусный ужин, чай, бестолковая болтовня с Мишель отвлекали от всяких мыслей. Я довольно скоро назвал причину переезда, но сказал, типа не хочу это обсуждать, и темы мы больше не касались. Потом, до отказа напившись чая, пересели в гостиную, где Мишель начала хвастать своей коллекцией фарфоровых мышей. Грик же, полистав радиостанции, зарядил всё того же клятого Тоскали́ни Пье́тро: увертюру к опере «Бродячий менестрель».

Она досталась мне на первом экзаменационном концерте. Нам тогда только за полчаса до выступления рандомно раздали произведения, типа к этому моменту мы должны были изучить всё досконально. Ну хоть разрешили пользоваться нотами, даже планшет с файлами оставили. А один мелкий говнюк, видать от большого ума, захотел знатно кому-нибудь поднасрать – и удалил из папки файл. Мой файл! Это были мои ноты!

В общем, я чуть не вылетел с экзамена за драку, ноты не нашёл и на сцену выперся в разодранных штанах. Играл по памяти – всё перепутал. Разрыдался под конец. И хоть мне дико аплодировали, но с тех пор с этой грёбаной увертюры меня триггерило по-страшному.

– О, нам пора, – сказал Грик. – Мам, вернусь поздно.

Было десять минут девятого, – видать, самое время добраться до клуба и поторговать «звёздной пылью». Вот только участвовать в этом дерьме совершенно не хотелось. Как не хотелось признаваться, что трухнул.

Распрощавшись с Мишель, мы взяли тяжеленную тумбу – она, кажись, весила полтонны! – и еле выволокли её в подъезд. Ещё на лифте пришлось ехать! А на улице – тащить её метров триста. Мы чуть не сдохли!

– Ты это нарочно! – обвинил я.

– Чё? Ты о чём?

– О тумбе твоей клятой!

– Да тумба-то при чём? Мы ж давно договорились встретиться.

– Да не гони ты, Грик! Могли и в клубе встретиться, а ты к себе позвал!

Он довольно заржал и с размаху хлопнул меня по спине.

– Лютек, Лютек, ты всё такой же неженка. – Он снова хлопнул меня по спине. – Ничё, друзьям помогать надо, сечёшь?

Он всё детство вещал, что друзья должны помогать друг другу, хотя сам никогда не помогал. Да и дружили мы, кажись, в одностороннем порядке. А он только скалился и называл неженкой. Говнюк!

До клуба мы топали пешком, всё какими-то дворами и проулками. Пару раз Грик буквально на несколько секунд отходил к подозрительным типам. Наверно, это были сраные наркоши, те самые счастливцы, которых славный офе́ня одаривает чудесной пылью, потому что ни одному из них он не пожал руку.

В конце концов мы оказались в настоящей заднице, где, наверно, даже днём никто не чувствовал себя в безопасности. В темени узких проулков шарились тощие наркоши с жуткими рожами. Вдоль стен, как на витрине, стояли размалёванные старые тётки, которые силились сойти за молоденьких девок. И ведь не постеснялись надеть коротенькие юбки и блузки с таким декольте, из которого буквально вываливались обвисшие сиськи. А в одной из подворотен кто-то громко стонал.

По спине пробежал холодок.

В клубе ожидаемо грохотала музыка: что-то электронное с тяжёлыми басами. Толпа бесновалась в преддверии эйфории. От мерцания красно-зелёных лазеров рябило в глазах. Я дико боялся потерять Грика и, вцепившись в его плечо, топал следом. А топали мы, кажись, вечность, будто на хрен хоровод водили. Потом наконец зашли за бар в паршиво освещённый коридор. Там двое подпирали стены: один в чёрной кожанке и с татуировкой над левым глазом – то ли слово, то ли веточка какая-то, – второй в майке.

– Ты, дружок, кого привёл? – спросил мужик в кожанке, когда мы подошли ближе.

– Это Лютек.

– Цветочек, значит? – воодушевился второй.

– У себя? – спросил Грик, кивнув на дверь.

– Заходи.

Мужик в кожанке и Грик зашли внутрь. А этот в майке подошёл ближе, хищно оскалился и спросил:

– Куришь?

– Нет.

Он обрадовался и протянул мне леденец. Отказать я не посмел – тут же развернул фантик, сунул леденец в рот и кивнул типа спасибо. Мужик протянул ещё один. Я снова взял и нервно оскалился, силясь изобразить дружелюбие.

– Глаза у тебя дивные, – выдал он.

И прям засмотрелся. Пялился так жутко, будто в пятое измерение. Потом опомнился и с прежней весёлостью спросил:

– Ты, цветочек, откуда этого проходимца знаешь?

– Грика? Так мы в детстве дружили.

– Что за прозвище у него такое?

– Да там… Да, короче, неважно.

– Ну раз неважно. А как тебя зовут, Лютик?

– Так и зовут: Лютек. Через «е». Люций.

– Дала ж тебе мамка имя. – Он хохотнул. – Девку, наверно, хотела, а вышел ты: весь такой бабочка, а в платье не нарядишь.

– Да катись ты!

– Ну-ну, притормози. Перед тем как тявкать, надо думать, согласен?

Я кивнул.

– Вот и здорово, Лютик. Вот и замечательно.

Он насыпал мне в ладонь горсть конфет, закрыл её в кулак и снова на меня уставился. Потом заторможенно обернулся на открывшуюся дверь и отошёл. А я с трудом сдержал вздох облегчения, потому что грёбаный Грик наконец решил свои дела и вышел из кабинета.

– Идём, – позвал он негромко.

– Увидимся, Лютик, – бросил вдогонку мужик.

«Да пошёл ты на хрен!» – подумал я, но вслух ничегошеньки не сказал.

Через танцпол, пробираясь сквозь потную толпу, мы вышли наружу. Уже похолодало и окончательно стемнело. Фонари горели только на Павловском в конце узкой улицы. Над входом в клуб светила неоновая вывеска.

– Слышь, Грик, зря я с тобой попёрся. Ещё этот хер угощать начал!

Я показал конфеты. Грик усмехнулся и выдал:

– Это Костолом. Он типа главный, сечёшь?

– Да мне насрать! Какого хрена ты меня вообще в это дерьмо впутываешь?

– Не паникуй ты. Всего два пакетика: чисто на два адреса заскочим, и всё. За полчаса управимся. А потом в «Домино» – сэндвичи пожрём, лады?

Видать, тащиться в одиночку на эти два адреса ему вовсе не хотелось, он и заливал, типа ничегошеньки сложного и всё такое. Только вот нас запросто могли подкараулить наркоши, пристрелить конкуренты или повязать паладины.

– Слышь, Грик, реально стрёмно. Если паладины ещё и на этом меня поймают – мне звездец.

– Да не паникуй ты, ничё не случится.

– А если нас повяжут?

– Наркота всё равно у меня. Скажу, типа ты и не знал ничё. Ты, главное, сам не проболтайся.

Он остановился, грохнул руку мне на плечо и заверил:

– Слово чести: на дно не потащу. Два адреса, и всё.

– Чё-ёрт, – простонал я обречённо. – Грик!

– Чё?

– В задницу твоего Тоскали́ни Пье́тро!

Он заржал.

Наверно, всё-таки стоило послать его в задницу и свалить домой – затея таскаться с офеней по тёмным проулкам явно была дерьмовой. И, может, в любой другой жизни я бы так не ссыковал, но в этой мой лист благонадёжности и без того был усыпан пометками. И я даже понятия не имел, как выкручиваться, если паладины нас реально повяжут.

Мы топали по пустым сумрачным улицам. Нормальные люди, видать, ещё засветло попрятались, а теперь исподтишка наблюдали, как в потёмках шарятся то ли бессмертные, то ли идиоты. Скорее идиоты, потому что бессмертным я себя не ощущал.

Наконец Грик остановился.

– Будь здесь, – велел он.

Ну хоть стучать в наркошину дверь не потащил – уж светить рожей точно было тупо. Видать, Грик считал так же, потому что воровато огляделся и затолкал меня за низенький заборчик прямо в кусты. Усадил и тихо повторил:

– Будь здесь.

Он то ли издевался, то ли реально перестраховался, но мне стало жутко. И ведь, говнюк, даже инструкций не оставил, типа что делать в случае облавы или другой херни. Просто засунул в кусты и свалил – пришлось ждать. Я взмок, как мышь, и сто раз пожалел, что вообще на его звонок ответил.

– Идём, – позвал Грик, а когда я вылез, весело добавил: – Последний пакетик, и в «Домино».

– Вы слышали? – с наигранным удивлением раздалось в темноте. – У нас тут офенечки торгуют. А ну сюда подошли!

Меня окатило кипятком, и пульс резко рванул к верхней границе. Грик шёпотом выматерился. Но мы стояли, как идиоты, и таращились на четвёрку рослых парней. Они шли вальяжно, будто были уверены, что никуда мы на хрен не денемся, а может, давали шанс свалить, типа пока целы. Но мы свой шанс явно просрали.

– Карманы выворачивай, – приказали нам.

Я и не понял, какого чёрта делаю, пока под ноги не посыпались клятые леденцы. Парни переглянулись, один из них подобрал леденец, развернул и осторожно лизнул.

– Конфетка, – усмехнулся он.

– Да мы не офени, – опомнился Грик. – Мы просто в клуб шли, не туда свернули. И это так-то сын городского главы. Вам чё, проблемы нужны?

Грёбаный фантазёр! Да нам таких звездюлей могли отвесить, потом бы лет сто звёздный атлас мерещился! Надо было просто молчать, а не вляпываться в неприятности! Ну какой на хрен сын главы? Бред собачий!

Топ-топ. Спокойно. Вдох-выдох.

Парни шушукались, как грёбаные сплетницы, спорили, шикали друг на друга. Потом светанули мне в рожу фонариком, и я окончательно трухнул.

– Похож, думаешь? – сомневались они.

Всё, что касалось семьи главы города, было засекречено. Кроме его жены – с ней он появлялся на разных мероприятиях. В сети снимков было много. А вот насчёт родителей, родственников и детей – крупицы. Ну типа известно было, что у него есть сын, что мать живёт на одном из островов Созвездия и что типа в прошлом году умерла его сестра. Просто журналисты поймали его во Дворце памяти в ритуальном зале, где шло прощание с какой-то немолодой тёткой. Ну и сразу окрестили их братом и сестрой. Глава ничегошеньки на это не ответил, так что информация так и гуляла по сети.

Парни долго соображали, потом дёрнули меня за рукав. В общем-то, это был последний шанс избежать проблем, но чужие пальцы на моей руке сжались намертво.

– Слотов-младший? – до хрена вежливо спросил один из них, продолжая слепить фонариком.

Было до одури страшно и дико хотелось в туалет – вот же ж грёбаный чай! Ещё Грик продолжал сочинять мне биографию, типа папка мой – городской глава который – вовсе не обрадуется, если узнает о нашей ночной прогулке, потому что как бы запрет, безопасность и всё такое. Но фантазия его быстро издохла, и он уже блеял что-то совершенно невнятное, повторяясь на каждом слове. Просто, наверно, ему было звездец страшно, ведь в кармане у него лежала чёртова «звёздная пыль».

В какой-то момент я даже подумал подыграть, ну типа тогда от Грика точно отвалят, но мысль эта быстро пошла в задницу, потому что умирать ни хрена не хотелось. В чём я убедился окончательно, оказавшись в машине между двумя телами, от которых несло ядрёным парфюмом.

В башке гремел оркестр туш.

– Сейчас доставим тебя домой, возьмём вознаграждение, и все будут счастливы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.