Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти

Прежде чем он успел ответить, ее брат выпрямился в седле, осыпав все вокруг брызгами воды, и театральным жестом вытянул руку.

– Смотрите!

Уильям начал оглядываться, решив, что они недалеко от селения. Ничего подобного. Зато дорога уже не была пустой. К ним торопливо брел по грязи какой-то мужчина, укрывший голову и плечи от дождя разрезанным мешком. Встретить в этой пустынной местности человека – уже повод для радости, и Уильям слегка пришпорил лошадь, чтобы побыстрее поздороваться с незнакомцем.

– Рад встрече, юноша, – сказал мужчина, глядя на Уильяма из-под мешка. – Куда вы направляетесь в этот непогожий день? – Он заискивающе улыбнулся, показав сломанный клык, пожелтевший от табака.

– В Джонсонс-Форд. Мы правильно едем?

Мужчина подался назад, словно в удивлении.

– Джонсонс-Форд?

– Да. Далеко еще? – раздраженно спросил Уильям. Он понимал, что в сельской местности людей мало и ее жители имеют склонность задерживать путешественников, но сегодня ему было не до общения.

Мужчина удивленно покачал головой.

– Боюсь, вы пропустили поворот. На перекрестке нужно было сворачивать налево.

Рэйчел жалобно вздохнула. Темнело, тени у лошадиных ног сгущались, а до перекрестка было несколько часов езды. Они не успеют вернуться туда до наступления темноты и уж тем более не доедут до Джонсонс-Форда.

Мужчина тоже это понял и радостно улыбнулся Уильяму, обнажив коричневые десны.

– Если джентльмены помогут поймать мою корову и отвести домой, то жена с радостью предложит вам ужин и ночлег.

Выбирать не приходилось, и Уильям принял предложение со всей любезностью, на какую был сейчас способен. Оставив Рэйчел и животных под деревом, Уильям и Денни Хантер пошли помогать новому знакомому.

Корова – костлявая, всклокоченная тварь с безумным взглядом – оказалась изворотливой и упрямой, и троим мужчинам пришлось изрядно постараться, чтобы поймать ее и отвести к дороге. Промокшие до нитки и выпачканные грязью путешественники сквозь сгущающиеся сумерки последовали за Антиохом Джонсоном – так звали хозяина – к маленькой, обветшалой ферме.

Дождь и не думал заканчиваться, так что сейчас сгодилась бы любая крыша, даже прохудившаяся.

Жена Джонсона, неряшливо одетая женщина неопределенного возраста, мрачно посмотрела на вымокших гостей и невежливо повернулась к ним спиной. Впрочем, деревянные миски с холодным, жутко пахнущим тушеным мясом с овощами и свежее молоко она им все же подала. Уильям заметил, как Рэйчел, положив в рот первую порцию еды, побледнела, выплюнула что-то, отложила ложку в сторону и взяла молоко. Сам он был слишком голоден и потому не обращал внимания на вкус еды и не интересовался, из чего она сварена. По счастью, в темноте он не мог рассмотреть содержимое своей миски.

Доктор Хантер старался проявить дружелюбие, хотя изнемогал от нескончаемых расспросов Джонсона о том, откуда они, куда едут и с какой целью, кто их друзья, что нового в мире и что они думают о войне. Рэйчел время от времени пыталась улыбаться, окидывая их пристанище беспокойным взглядом. Фермерша сидела в углу, пряча лицо в тени, и попыхивала глиняной трубкой, свисавшей с вялой нижней губы.

На сытого и переодевшегося в сухое Уильяма навалилась усталость. В камине горел огонь, и танцующие языки пламени погрузили его в своеобразный транс, голоса Денни и Джонсона слились в убаюкивающее бормотание. Заснуть ему не дала внезапно поднявшаяся Рэйчел – она собралась в отхожее место. Уильям вспомнил, что нужно посмотреть, как там лошади и мулы. Он накормил их купленным у Джонсона сеном, но здесь не было сарая, животных устроили под навесом из веток, опиравшимся на хлипкие шесты. Не хотелось, чтобы они всю ночь простояли в грязи, если их укрытие подтопит.

Воздух был свеж и чист, напоен ночными запахами деревьев, трав и падающей с неба воды. Наслаждаясь каждым вздохом и стараясь, чтобы не погас маленький факел, Уильям под дождем пошел к стойлу.

Факел шипел, но продолжал гореть; стойло не затопило, лошади, мулы и корова с безумным взглядом стояли не по бабки в грязи, а на сырой соломе.

Скрипнула дверь отхожего места, и Уильям увидел тонкий темный силуэт Рэйчел. Она заметила факел и подошла к нему, кутаясь от дождя в шаль.

– С животными все в порядке?

В ее влажных волосах сверкали капли воды, и Уильям улыбнулся.

– Уверен, что их ужин был лучше нашего.

Рэйчел поежилась, вспомнив содержимое миски.

– Я бы предпочла съесть сено. Видел, что было в…

– Нет, – прервал он ее, – и буду просто счастлив, если ты не станешь мне об этом рассказывать.

Она фыркнула, но умолкла. Уильяму не хотелось возвращаться в вонючий дом, Рэйчел, видимо, тоже – она подошла к своему мулу и принялась почесывать его обвислые уши.

– Не нравится мне что-то та женщина, – промолвила Рэйчел. – Она глазеет на мои ботинки так, словно раздумывает, подойдут ли они ей.

Уильям тоже посмотрел на ботинки Рэйчел – немодные, поношенные, в пятнах засохшей грязи, однако крепкие и прочные.

– Если хотите, мы уедем, не дожидаясь завтрака, – заверил ее Уильям.

Он прислонился спиной к одному из столбов, поддерживающих крышу навеса. Капли дождя холодили шею. Дремота прошла, усталость – нет, но теперь ему передалось еще и беспокойство Рэйчел.

Дружелюбный Джонсон вел себя слишком уж беспокойно. Во время разговора он жадно наклонялся вперед, его глаза горели, а грязные руки нетерпеливо елозили на коленях. Возможно, просто истосковался по общению – мрачная миссис Джонсон вряд ли была хорошей собеседницей. Но отец учил Уильяма обращать внимание на предчувствия, и до сих пор они его не подводили. Он молча достал из седельной сумки маленький кинжал, который во время езды держал в сапоге.

Рэйчел смотрела, как Уильям засовывает кинжал за пояс штанов и прикрывает его рубахой. Факел уже почти прогорел и мог вот-вот погаснуть. Уильям протянул руку, и Рэйчел без слов взяла ее и подошла ближе. Хотя ему хотелось обнять девушку, он удовольствовался тем, что прижал к себе плотнее локоть, чтобы ощущать тепло ее тела.

Волосы мокли под дождем, ноги вязли в раскисшей земле, и лишь тонкая полоска света из щели в ставнях указывала на то, что рядом есть жилье и люди. Рэйчел тяжело сглотнула, и Уильям коснулся ее руки, отворяя перед ней дверь.

– Спите спокойно, – шепнул он Рэйчел, – рассвет не заставит себя ждать.

* * *

Тушеные овощи спасли ему жизнь. От усталости Уильям заснул почти сразу, но ему приснился дурной сон: он шел по покрытому турецким ковром коридору и вдруг осознал, что восточные орнаменты у него под ногами – это на самом деле змеи. Они подняли головы и начали покачиваться. Змеи двигались медленно, он мог перепрыгнуть через них, но почему-то стал метаться из стороны в сторону, ударяясь о стены, которые принялись сдвигаться и сужать ему путь. Стена позади царапала его спину, а другая стена оказалась так близко, что он не мог даже наклонить голову и посмотреть вниз. Уильям с ужасом ощутил, как одна из змей обвилась вокруг его ноги, скользнула вверх и принялась больно тыкаться мордой в его живот, выбирая, куда укусить.

Он сразу же проснулся, мокрый от пота, тяжело дыша. Боль в животе была настоящей. Кишки свело судорогой, и он вытянул ноги и повернулся на бок. Мгновением позже в то место, где только что лежала его голова, вонзился топор, проломив доски.

Громко пустив ветры, Уильям откатился в сторону темной фигуры, пытавшейся вытащить топор из пола. Ударившись о ноги Джонсона, Уильям схватил их и дернул. Мужчина с руганью упал и вцепился ему в горло. Уильям толкал его и бил кулаками, однако хватка на горле была крепкой. Перед глазами потемнело, поплыли разноцветные круги…

Где-то рядом закричали. Уильям инстинктивно подался вперед и случайно ударил Джонсона лбом в лицо. Было больно, но хватка на горле ослабла. Вывернувшись, Уильям откатился в сторону и вскочил.

Огонь в очаге погас, и комнату озарял лишь слабый отсвет тлеющих углей. В углу кто-то боролся, крики доносились именно оттуда.

Джонсон выдернул топор из пола, тускло блеснуло лезвие. Уильям пригнулся и крепко схватил его за запястье. Топорище больно ударило по колену, и Уильям начал падать, увлекая за собой противника, а упав, ощутил жар и увидел мерцание искр. Очаг! Он зачерпнул горсть углей и, не обращая внимания на жгучую боль в руке, швырнул их в лицо Джонсону. Тот несколько раз коротко ахнул, словно ему не хватало сил вздохнуть и закричать; услышав, что Уильям поднялся, вслепую отмахнулся топором.

Уильям вырвал топорище и, ухватив его обеими руками, замахнулся. Лезвие вошло в голову Джонсона с глухим стуком, словно в тыкву. От удара заболели руки, и, выпустив топор, Уильям шагнул назад.

Рот был полон желчи и слюны, и Уильям утерся рукавом. Он дышал тяжело и часто, легкие работали словно кузнечные мехи, но он никак не мог вздохнуть глубоко.

Джонсон шел на него, шатаясь и вытянув руки вперед; топор так и торчал у него в голове, и топорище ходило туда-сюда, словно усик у насекомого. Уильям, не в силах закричать, в ужасе попятился и почувствовал пальцами влажное пятно на штанах. Он посмотрел вниз, ожидая худшего, однако это оказалась кровь. Бедро ожгло болью. Выругавшись, Уильям схватился за пояс. Он ухитрился ранить себя своим же кинжалом; слава богу, тот все еще был на месте. Джонсон наступал, подвывая и нащупывая рукой рукоять топора, и Уильям выхватил кинжал.

Топор вышел; кровь потекла по голове Джонсона, забрызгала лицо, руки и грудь Уильяма. Джонсон с трудом замахнулся, однако двигался он медленно и неуклюже. Уильям уклонился; к нему вернулось самообладание. Он крепче сжал рукоять кинжала и задумался, куда ударить. Джонсон свободной рукой пытался стереть с глаз кровь, но лишь размазывал ее.

– Уильям!

Удивившись, он оглянулся и чуть было не попал под удар топора.

– Заткнись, я занят!

– Да уж, вижу, как ты занят. Сейчас помогу, – ответил Денни Хантер.

Бледный и тоже дрожащий, доктор шагнул вперед и внезапно вырвал топор из руки Джонсона.

– Спасибо, – сказал Уильям.

Шагнув вперед, он всадил кинжал меж ребер Джонсона, прямо в сердце. От боли глаза Джонсона широко распахнулись – серо-голубые, с золотистыми и желтыми искорками у зрачка. Таких красивых глаз Уильям еще не видел и завороженно замер. В чувство его привела стекающая по руке кровь.

Он выдернул кинжал и отошел, дав телу упасть. Уильяма трясло, он чуть не наделал в штаны и машинально направился к выходу. Денни что-то сказал ему вслед.

Уже в отхожем месте он понял, что доктор сказал: «Тебе не нужно было этого делать».

«А я это сделал», – подумал Уильям и уткнулся головой в колени, ожидая, пока из него все выйдет.

* * *

Из отхожего места Уильям вышел в холодном поту, ощущая слабость, зато живот перестал содрогаться в спазмах. Уборную тут же занял Денни Хантер.

До рассвета было уже недалеко, и черный абрис дома резко выделялся на фоне сереющего неба. Смертельно бледная Рэйчел стояла с метлой над женой Джонсона. Та шипела и плевалась, плотно обмотанная грязной простыней. Джонсон лежал у камина лицом вниз в луже остывающей крови. Кто-то из Хантеров разжег очаг и подбросил дров.

– Он мертв, – бесцветным голосом сказала Рэйчел.

– Да.

Уильям не знал, какие чувства должен испытывать в подобной ситуации, и не понимал, что чувствует вообще.

– Она тоже?..

– Она хотела перерезать Денни горло, но наступила мне на руку и разбудила. Я увидела нож и закричала. Денни схватил ее и…

Рэйчел потеряла чепец, волосы рассыпались по плечам и спутались.

– Я села на нее, а Денни замотал ее в простыню. Вряд ли она умеет говорить, – добавила Рэйчел, когда Уильям подошел ближе к женщине, – у нее язык посредине разрезан.

Услышав это, женщина мстительно показала ему язык – его половинки шевелились независимо друг от друга. Вспомнив сон о змеях, Уильям с невольным отвращением попятился. Женщина злобно усмехнулась.

– Если она может вытворять подобное своим мерзким языком, значит, говорить она тоже умеет, – сказал Уильям и, нагнувшись, схватил женщину за тощую шею. – Скажи, с чего бы мне не убить и тебя?

– Я с-сдесь ни при чем, – тут же прошипела она скрипучим голосом, напугав Уильяма так, что он чуть не разжал руку. – Он с-саставлял меня помогать ему.

– Больше не заставит. – Уильям крепче сжал ее горло, ощущая сильное биение пульса под пальцами. – Скольких путников вы убили?

Вместо ответа она сладострастно облизнула верхнюю губу сначала одной половинкой языка, а потом другой. Уильям убрал руку с горла и отвесил женщине пощечину. Рэйчел ахнула.

– Нельзя…

– Можно.

Он отер ладонь о штаны, пытаясь избавиться от ощущения потной дряблой кожи и костистого горла женщины. Руки так и чесались взять топор и обрушить на нее – отсечь голову, разрубить на куски. Он едва сдерживался; Рэйчел поняла это по его взгляду, и ее потемневшие глаза сверкнули.

– Не убивай, – прошептала она и медленно потянулась к его обожженной руке.

Уильяма мутило, в ушах стоял звон.

– Ты ранен, – тихо сказала Рэйчел. – Давай выйдем.

Она вывела его, полуослепшего и спотыкающегося, наружу, помогла сесть на колоду для рубки дров и принесла в ведре воды из корыта. Хотя дождь стих, с крыш и деревьев по-прежнему капало. Рассветный воздух был влажен, свеж и легко вливался в грудь.

Рэйчел промыла обожженную руку холодной водой, затем коснулась его бедра, где виднелась длинная полоса засохшей крови, но он покачал головой, и девушка отступилась.

– Я принесу виски, у Денни в сумке есть немного. – Она встала, но Уильям схватил ее за запястье здоровой рукой.

– Рэйчел. – Собственный голос показался ему странным, доносившимся издалека, словно говорил кто-то другой. – Я никогда не убивал. Я не знаю… не понимаю, что с этим делать. Я думал, что если когда-нибудь убью, то на поле боя. Тогда, наверное, я бы понимал. Понимал, что чувствовать, я имею в виду. Если бы в бою.

Их глаза встретились. Солнечный луч упал на Рэйчел, окрасив щеки бледно-розовым, словно перламутр. Много времени прошло, прежде чем она нежно коснулась его лица.

– Нет. Не понимал бы.

Часть пятая. На краю пропасти

Глава 42. Перекресток

Уильям расстался с Хантерами на безымянном перекрестке недалеко от Нью-Джерси. Ехать с ними дальше было недальновидно – расспросы о том, где найти Континентальную армию, порождали в местных жителях враждебность, а это значило, что они подобрались к ней слишком близко. Ни сочувствовавшие повстанцам, ни лоялисты, опасавшиеся расправы военных, не хотели разговаривать с загадочными путниками, которые могли оказаться шпионами или кем похуже.

Квакерам будет проще без него. Скрывать им ничего не приходилось, а искреннее желание Дензила записаться в армию хирургом вызывало восхищение; если Хантеры будут одни, люди им обязательно помогут. Или хотя бы воспримут их расспросы с большей доброжелательностью. Что же до него…

В начале путешествия достаточно было сказать, что он друг Хантеров. Их маленький отряд вызывал интерес, а не подозрения. Но чем дальше они ехали по земле Нью-Джерси, тем заметней становилось бедственное положение фермеров. В поисках продовольствия на фермы приезжали как отряды гессенцев[15] из армии Хау, пытавшейся выманить Вашингтона из укрытия в горах Ватчунг и вовлечь в битву, так и солдаты Континентальной армии, отчаянно нуждавшиеся в припасах.

Фермеры, которые прежде привечали путников ради новостей, теперь отпугивали их или пугались сами. Добывать еду стало трудней. Только благодаря Рэйчел кое-как удавалось приблизиться к людям и предложить им деньги в обмен на пищу. Небольшой запас золота и серебра, который вез с собой Уильям, оказался как нельзя кстати, потому что большую часть денег, полученных от продажи дома, Дензил положил в Филадельфийский банк на имя Рэйчел, а бумажные деньги Конгресса не принимались почти нигде.

Уильям не смог бы выдать себя за квакера. Мало того что он не был способен говорить просто, его рост и манера держаться заставляли людей нервничать. Да и сам он, помня об участи капитана Натана Хейла, предпочитал молчать о том, что хочет вступить в Континентальную армию, и не расспрашивать о ней – все это потом могло быть расценено как шпионаж. Однако молчание тоже тревожило людей, воспринималось как угроза.

Он не говорил с Хантерами о расставании, а Дензил и Рэйчел из вежливости не спрашивали о его планах. Однако все знали, что скоро их пути разойдутся. Уильям однажды ощутил это, проснувшись. За завтраком Рэйчел передала ему кусок хлеба и задела ладонью его руку. Он едва удержался, чтобы не пожать ее пальцы. Она ощутила этот потаенный порыв и удивленно посмотрела на него. Их взгляды встретились; ее глаза сегодня казались больше зелеными, чем карими. Он послал бы сдержанность к черту и поцеловал Рэйчел – скорее всего, она была бы не против, – не выйди в этот миг из кустов, застегивая ширинку, ее брат.

Место и время для расставания Уильям выбрал наобум: просто остановил лошадь посреди дороги.

– Здесь я вас оставлю. – Прозвучало резче, чем он хотел. – Мой путь лежит на север. А вы, если продолжите ехать на восток, встретите кого-нибудь из армии Вашингтона. Если… – Он умолк, колеблясь. Однако их надо было предупредить – со слов фермеров становилось ясно, что Хау послал войска в этот район. – Если вы встретите английских солдат или гессенских наемников… Кстати, ты говоришь по-немецки?

Дензил покачал головой, его глаза за стеклами очков широко распахнулись.

– Только немного по-французски.

– Хорошо. Большинство гессенских офицеров хорошо говорят по-французски. Если вы встретите гессенцев, которые не говорят по-французски, и они начнут цепляться к вам, скажи им: «Ich verlange, Euren Vorgesetzten zu sehen; ich bin mit seinem Freund bekannt». Это означает: «Я требую, чтобы меня проводили к вашему офицеру, я знаком с его другом». Скажи то же самое при встрече с английскими солдатами. По-английски, разумеется.

Дензил слабо улыбнулся.

– Спасибо. А если они проводят нас к офицеру и тот захочет узнать имя этого гипотетического друга?

Уильям улыбнулся.

– Не важно. Как только вы окажетесь у офицера, вы спасены. А имя друга – Гарольд Грей, герцог Пардлоу, командир сорок шестого пехотного полка.

Дядя Хэл не знал всех офицеров, подобно его отцу, но все военные знали его – или хотя бы о нем.

Дензил зашевелил губами, запоминая.

– А кем друг Гарольд приходится тебе? – Во время разговора Рэйчел коротко поглядывала на него из-под обвисших полей шляпы, а теперь откинула ее на спину и посмотрела на Уильяма прямо.

В конце концов, какое это имеет значение?.. Вряд ли ему доведется когда-нибудь вновь встретить Хантеров. И хотя он знал, что квакеров не впечатлит выставляемая напоказ пышность титула, Уильям все же расправил плечи.

– Мой родственник, – небрежно сказал он и, порывшись в кармане, вытащил маленький кошелек, который дал ему Мюррей. – Возьми, вам пригодится.

– Мы обойдемся и без него, – сказал Дензил, отводя руку Уильяма в сторону.

– Я тоже, – сказал Уильям и бросил кошелек Рэйчел. Она машинально его поймала.

– До свидания, – угрюмо попрощался Уильям и погнал лошадь быстрой рысью, не оглядываясь.

* * *

– Ты знаешь, что он английский солдат? – провожая взглядом Уильяма, тихо сказал Денни Хантер сестре. – Дезертир, скорее всего.

– Ну и что?

– Быть рядом с таким человеком опасно – не только для тела, но и для души.

Рэйчел тронула поводья своего мула и какое-то время ехала в молчании, глядя на пустую дорогу. В кронах деревьев гудели насекомые.

– Ты лицемер, Дензил. Он спас мою жизнь – и твою тоже. Или ты предпочел бы, чтобы в том ужасном месте он не поднял руку на разбойника и позволил ему убить меня? – Она поежилась, хотя день был теплый.

– Нет, и я не устаю благодарить Бога за то, что Уильям оказался рядом и спас нас. Я грешен, раз твоя жизнь мне дороже жизни другого человека, но не настолько лицемерен, чтобы отрицать это.

Она фыркнула и, сняв шляпу, принялась отгонять насекомых.

– Я польщена. А что касается людей, творящих насилие, и опасности быть с ними рядом… Разве не ты везешь меня с собой, чтобы я присоединилась к армии?

Денни печально рассмеялся.

– Я. Возможно, ты права и я лицемер. Но, Рэйчел… – Он наклонился и схватил поводья мула, не давая повернуть его. – Ты ведь знаешь, я не допущу, чтобы тебе причинили вред. Не важно, телу или душе. Лишь пожелай – и я найду тебе местечко среди собратьев, где ты будешь в безопасности. Я верю в то, что со мной говорил Господь, и я должен исполнить веление совести. Но тебе нет необходимости идти за мной.

Она пристально посмотрела на брата.

– Откуда тебе знать, может, Господь говорил и со мной?

Его глаза заблестели.

– Я рад за тебя. Что Он сказал?

– Он сказал: «Удержи своего глупого брата от самоубийства, потому что кровь его взыщу я от руки твоей»[16]. – Рэйчел убрала его пальцы с поводьев мула. – Если мы собираемся присоединиться к армии, Денни, то давай уже поедем поскорее и найдем ее.

Она яростно ткнула мула пятками под ребра. Поставив торчком уши, тот помчался по дороге, словно выпущенное из пушки ядро, вызвав у всадницы удивленный вскрик.

* * *

Уильям скакал с прямой спиной, выказывая отличные навыки верховой езды. После того как дорога повернула и с перекрестка его больше не могли увидеть, он придержал коня и немного расслабился. Расставаться с Хантерами было грустно, но думать приходилось уже о другом.

Бергойн. Он однажды встречался с генералом Бергойном в театре, причем пьесу, ни много ни мало, написал сам генерал. Спектакль Уильяму не запомнился – он увлеченно обменивался взглядами с девушкой из соседней ложи, однако после они с отцом подошли поздравить удачливого сценариста, раскрасневшегося и похорошевшего от триумфа и шампанского.

«Джентльмен Джонни» – так звали его в Лондоне. Звезда лондонских сливок общества – невзирая на то что он и его жена несколько лет назад были вынуждены уплыть во Францию, чтобы избежать ареста за долги. Впрочем, дело обычное, никто и не ждал возврата долга. Уильяма больше озадачивало, что дяде Хэлу, казалось, нравился Джон Бергойн. У дяди Хэла не было времени ни на театры, ни на тех, кто писал пьесы. С другой стороны, у него на полке стояло полное собрание сочинений Афры Бен[17], а отец однажды по секрету шепнул Уильяму, что его брат Хэл после смерти первой своей жены и до женитьбы на тете Минни страстно увлекся миссис Бен.

– Теперь-то безопасно, она мертва, – пояснил отец.

Уильям кивнул с понимающим видом, хотя на самом деле не понял, что отец имел в виду. Что значит – безопасно?

Уильям покачал головой. Он и не надеялся однажды понять дядю Хэла; впрочем, дядю, наверное, понимала только бабушка Бенедикта… С дяди мысль перепрыгнула на кузена Генри, и Уильям поджал губы. Адам, конечно, уже все знает, но вряд ли он что-то сможет сделать для своего брата. Как и Уильям – долг ведет его на север. Хотя между его отцом и дядей Хэлом обязательно…

Лошадь вскинула голову и зафыркала – на дороге стоял мужчина, привлекая к себе внимание поднятой рукой.

Уильям поехал медленней, зорко глядя в сторону леса – вдруг там прячутся сообщники незнакомца, устроив засаду на беспечных путников. Однако лес просматривался насквозь, молодые деревья росли редко, и никто среди них не прятался.

– Добрый день, – сказал Уильям, натягивая поводья и останавливая лошадь на значительном расстоянии от старика. А мужчина действительно был стар: он опирался на посох, его лицо избороздили глубокие морщины, похожие на отвалы пустой породы на оловянном руднике, заплетенные в косу волосы были совсем седыми.

– Добрый день, – ответил пожилой джентльмен. Да, именно джентльмен – гордая осанка, одет прилично, невдалеке щиплет траву стреноженный конь.

Уильям немного расслабился.

– Куда вы направляетесь? – вежливо спросил он.

Старик пожал плечами.

– А это зависит от того, что вы мне скажете, молодой человек. – Явно шотландец, хотя по-английски говорил очень хорошо. – Я ищу Йена Мюррея, которого, как полагаю, вы знаете.

Уильям пришел в замешательство: откуда старику известно?

– Я знаю его, но не знаю, где он сейчас, – осторожно ответил Уильям.

– В самом деле? – Старик посмотрел на него пронзительным взглядом.

Будто бы он солгал ему! Недоверчивый старый хрыч!

– В самом деле, – твердо повторил Уильям. – Несколько недель назад я встретил его в Великом Мрачном болоте в компании могавков. Но я не знаю, куда он поехал потом.

– Могавки, могавки, – задумчиво повторил старик, и его ввалившиеся глаза уставились на грудь Уильяма, где поверх рубахи висел медвежий коготь. – Они и дали тебе этот маленький bawbee?[18]

– Нет, – натянуто произнес Уильям – он не понял значения слова, но прозвучало оно пренебрежительно. – Мне его через Мюррея передал один… друг.