Всё не так

– Значит, у неё проблемы по-женски?

– Лёша, я и так лишнего сболтнул.

Когда стол был накрыт, Алексей Михайлович нарочито пафосно продекламировал:

– Кушать подано! Прошу за стол, извольте откушать.

Лёша, стоя напротив иконы, спросил:

– Алексей Михайлович, может, как хозяин, почитаешь молитву?

Алексей Михайлович встал рядом с Лёшей, перекрестился и сказал:

– Читай, Лёша! Я не привык.

За обедом Лёша поинтересовался:

– Алексей Михайлович, ну а ты вообще – верующий? У тебя, вот, иконы висят, причём, хорошего качественного исполнения..

– Иконы? Да сам писал. Как получилось… – и, заметив удивлённый Лёшин взгляд, добавил: – Еще в школьные годы я посещал изостудию и даже хотел поступать в художественное училище. Но не осмелился. Живопись мне всегда давалась с большим трудом. От результата было больше неудовлетворённости, чем удовольствия… Ну, а вообще, я – верующий, но не религиозный. Всуе не молюсь, в храм хожу только как почитатель религиозного искусства. Да и сидит во мне что-то неосознанное, что заставляет избегать толпы… И, к тому же, я – большой ценитель диалогов, монологи меня напрягают. Это не потому, что я такой сноб или циник. Мне доводилось встречать людей, которых можно слушать с открытым ртом, не перебивая. Но служители культа, по сути, являются заложниками Библии, поэтому они несут кому что хочется, кто в лес, кто по дрова. Сама Библия, при всём моём к ней уважении, всё же соткана из противоречий… ну, или, хотя бы, из несоответствий. Сколько было авторов, столько и мировосприятий. Такова уж природа человеческая.

– То есть, ты не относишь себя к какой-то определённой конфессии? – спросил Лёша.

– Я примерял на себя разные религии. Как -то не срослось. Ну не чувствую я себя любимым детищем Господа. В большей степени ощущаю себя подопытной крысой. И мне это не нравится. Я думаю, Бог к религиям не имеет никакого отношения. Конечно, если б родился я где-нибудь на Востоке, то, скорее всего, был бы упертым хасидом или фанатичным исламистом, в силу воспитания. Все эти тусовки нужны в основном для защиты коллектива, сообщества, от внешней агрессии. Человек же создан индивидуумом. И это, очевидно, неспроста. В этом есть определённый смысл, а, если хочешь, замысел.

Как-нибудь поболтаем об этом. Возможно, я и не прав. Я не какой-нибудь твердолобый сноб. Если мне доходчиво что-то объяснят и докажут, я запросто могу принять другую точку зрения. И даже спасибо скажу.

Лёша озадаченно задумался, и Алексей Михайлович, о чём-то вспомнив, продолжил:

– Ехал я как-то на поезде по Казахстану. Времена были сложные, начало девяностых, везде разруха, безработица. За окном – унылый, выжженный солнцем пейзаж казахских степей… Вышел я покурить в тамбур, а там стоит молодая женщина-казашка, одна из трёх, что зашли в поезд на предыдущей станции. Они ходили по вагонам, продавали лимонад в бутылках и какие-то дешёвые конфетки. На следующей станции они должны были выйти и сесть на поезд в обратном направлении. Эта женщина, как бы оправдываясь, сказала: «Вот, ходим по вагонам, продаём, но если не хочешь ничего покупать, то давай просто поговорим». И на чистейшем литературном русском языке она стала рассказывать о своей жизни. Муж где-то пропал, уехав на заработки, а у неё четверо детей и каждого накормить надо, а если кто заболеет, то и лечить как-то. А как? На всё деньги нужны. А работы нет – разруха. И вот, когда положение становится совсем безвыходным, безнадёжным, вот в таких случаях есть у неё свой секрет. Жила у них когда-то русская бабушка-переселенка, и от неё осталась икона, которую эта женщина, ещё будучи девочкой, спрята-ла, после смерти бабушки. И, в тяжелейших ситуациях, она тайно доставала эту икону и молилась этому Богу, исцеляющему души и тела людей. И это как-то облегчало её отчаянное состояние, придавало сил, и при этом сама жизнь каким-то чудесным образом налаживалась.

А ведь я тогда не сказал ей ни слова, – продолжил Алексей Михайлович. – Не знаю даже, почему она мне открылась, видимо, наболело… Вот такая простая история.

– Похоже, эта история произвела на тебя большое впечатление? – спросил Лёша.

– Да, – ответил Алексей Михайлович и, усмехнувшись, добавил: – Я тогда сам был в отчаянном положении. Может быть, тогда мне и захотелось, чтобы у меня была икона в доме. Но рассказ, в общем-то не об этом.

– Этим рассказом ты хочешь сказать, что в сложных, безвыходных ситуациях отчаявшийся человек будет молиться любому богу, лишь бы обрести хоть какую-нибудь надежду на спасение?

– И не только богу… Я думаю, отчаявшаяся мать и душу заложит кому угодно за своих детей. И лично у меня язык не повернётся осудить её за это.

– У меня тоже, – подумав, сказал Лёша.

Чтобы сменить неожиданно-пафосное настроение, Алексей Михайлович поинтересовался:

– Лёша, ну а ты, как я вижу, профессиональный художник? У тебя, вон, и этюдник серьёзный.

– В детстве я тоже посещал изостудию. Было здорово: весёлая, добрая компания, девчонки, хороший преподаватель и, главное – запах масляных красок. Это было моё самое лучшее время обучения. Затем я окончил художественное училище. Потом поступил в академию. На пятом курсе я всё бросил и ушёл, как известно, в монастырь.

– Интересная биография, – сказал Алексей Михайлович, – впечатляет. А могу я спросить, почему ты ушёл из монастыря, если не секрет?

– Я с этим ещё сам до конца не разобрался. Как-то внезапно накатило… Думаю, всему причиной – моя необузданная гордыня.

– Гордыня – понятие сложное. Много об этом писалось и в богословии, и в психологии, – задумчиво начал рассуждать Алексей Михайлович. Я же, человек зацикленный на оздоровлении, рассматриваю гордыню, в первую очередь, как источник многих серьёзных заболеваний. Это и астма, и диабет, и многое другое. А ещё бывает, когда гордыня может развиться как следствие от этих заболеваний. Да, в любом случае с ней надо бороться.

– Ты меня запугиваешь, – усмехнулся Лёша.

– Да нет. Какая там у тебя гордыня? Может просто искренности не хватило в твоей вере? Или гордыня твоя – это чувство собственного достоинства или, может быть, даже, чувство ответствен-ности перед Богом за неправильно проживаемую жизнь. Справедливости ради, надо заметить, что и эти уязвлённые чувства могут привести к заболеваниям. Другая гордыня, когда человек ставит себя во главу угла, при этом судит всех вокруг: начальство, соседа и даже собственную мать, не подозревая при этом, что свою гордыню, наверняка, перенял от неё. Всё идет с детства, от воспитания. В глубине души эти люди чувствуют себя униженными и оскорблёнными и, как обратная сторона медали, у них формируется гордыня. И они не виноваты в этом. Но таких людей очень трудно лечить. Они тебя не слышат, к ним трудно пробиться… Да, человеческая душа – такой дремучий лес… Медицина тут порой бессильна.

– Алексей Михайлович, а от отца тоже можно гордыню перенять?

– Да, конечно. Но, по моим наблюдениям, этим в большей степени почему-то страдают женщины.

– Может быть, потому, – предположил Лёша, что девочек, в отличии от мальчиков, отцы часто воспитывают через неумеренную лесть: ты у нас самая красивая, самая умная, самая-самая.

– Очень может быть!

Когда с обедом было покончено, Алексей Михайлович предложил:

– Ну, что, Лёша, встаём, убираем и идём топить баньку, сегодня суббота. А завтра, с утра пораньше, когда первые лучи солнца создадут в природе изумительную гармонию насыщенных цветов и чарующих бликов, во как! я отведу тебя в одно хорошенькое местечко на пленэр. Да, Лёша?

– Да, Алексей Михайлович.

Но скоро Алексея Михайловича опять позвали.

Пришёл Иван, мужчина из местных, лет пятидесяти, в калошах на босую ногу и отсутствующим указательным пальцем на правой руке. Почёсывая свою недельную небритость, он попросил, слегка зажимая звуки из-за неудачного зубного протеза:

– Алексей, посмотри, пожалуйста, что-то спину прихватило.

– Спину, это хорошо. А то какой же мужик без больной спины. Идём, Ваня. И Лёшу с собой прихватим. Лёша у нас занимается изучением альтернативных методов лечения. Если понадобится, мы и его припашем.

Когда мужик снял рубашку и лёг на кушетку, Алексей Михайлович провёл ладонью над его позвоночником и затем предложил Лёше сделать то же самое, только медленнее, чтобы выявить участок с повышенной температурой.

– Вот этим местом ощущай, – указал Алексей Михайлович и с усилием ткнул пальцем в центр Лёшиной ладони. Лёша внимательно провёл рукой над спиной Ивана и неуверенно произнёс:

– По-моему, вот здесь, слева от позвоночника – теплее.

– Ну правильно! – похвалил Алексей Михайлович. – Там, где температура повышена, там воспаление. Вот здесь, на темечке, что у китайцев называется «верхние врата», температура должна быть выше – это норма. А если, например, почка слишком холодная, значит она плохо работает, ну и так далее. Но меня сейчас интересует нога…

– Алексей, – удивился мужик, – у меня, вообще-то, спина болит.

– Да, да, Вань. Мы ещё и шею тебе посмотрим, – сказал Алексей Михайлович. – При лечении главное – найти связи и лечить не саму болезнь, а её причины. Только тогда мы сможем добиться успеха, – и стал объяснять, каким образом нога связана с позвоночником и другими частями тела. Заметив, что его не совсем понимают, пояснил: – Ну, в общем, если уронить газовый баллон на ногу, глаза на лоб лезут… А теперь, Лёша, попробуй над ногой провести ладонью… вот в этой области… Не торопись, медленнее, затаив дыхание.

– Да. Я чувствую тепло здесь, вот в этой точке, – изумился Лёша.

– А ведь здесь ничего не болит. Да, Ваня? – Алексей Михайлович заметно воодушевился.

– Да, здесь не болит.

– Но, тем не менее, тело нам сигнализирует о старой травме. в этом месте. Да, Ваня?

– Так, ведь, это когда было? Лет двадцать назад… На арматуру нарвался.

– Тело всё помнит, – заключил Алексей Михайлович и продолжил: – Такой метод диагностики хорош тем, что мы можем обследовать даже самых маленьких детей, младенцев. Метод не врёт. Правда, есть у него и существенный недостаток. С возрастом у человека чувства, к сожалению, притупляются, и диагностировать таким образом становится всё труднее… Ну, что ж, будем лечить.

Иван тоже любил поговорить, особенно со знающими людьми. С большой долей ироничного юмора он в процессе лечения жаловался на свою «несчастную» жизнь:

– Я ей говорю: да не могу я это бревно сдвинуть, а она, – да ты ж совсем дистрофиком стал, пить, говорит, надо меньше. Издевается, стерва лицемерная… жадюга подколодная. Тут уж и так – неделю ни в одном глазу. От того, значит, и спину потянул. Энергии-то не хватает. Да и какой я ей дистрофик? Сама, как глиста на палочке.

– Мужик ты крепкий, Ваня, – заметил Алексей Михайлович, продолжая массировать ногу, – но только, что ж ты так всегда непочтительно о своей жене?

– Чего там почитать? Каков привет, таков и ответ. Да я-то к ней всегда по-доброму, а она, как разинет варежку: «Ванющка! Ванющка!» – дразнится, вонючкой обзывается. И ведь никогда не скажет: «Иванушка, милый».

– Совсем, что ли, никогда? – удивился Алексей Михайлович.

– Да никогда! – потвердил Иван.

– А знаешь, Ваня, что означает твоё имя?

– Ну, это какое-то старинное русское имя. Смысл его, наверно, уже утерян… в веках.

– Иоганан означает по-иудейски «Бог милостив». Ты как-нибудь расскажи об этом своей жене. Я думаю, и она будет относиться к тебе более милостиво.

– По-иудейски, говоришь? – чуть задумался Иван. – Да нет, тогда она меня будет иудой обзывать. Про это лучше умолчать…

– Был ещё какой-то языческий бог Иван.

– Вот это мне уже больше нравится.

Когда мужику явно полегчало, Алексей Михайлович удовлетворённо отметил:

– Иван у нас – мужик весёлый, позитивный, поэтому и заживает на нём всё как на собаке, не успевает даже и глазом моргнуть. Вот, Вань, возьмёшь этот флакончик с настоечкой, будешь мазать на ночь здесь и здесь. В других местах не мажь.

– А настоечка на спирту? – поинтересовался Иван.

– На спирту, Вань, но с мухоморами.

– Эх! – Иван разочарованно махнул рукой.

У калитки Иван развернулся и сказал:

– А знаешь, Михалыч, тебя тут многие считают колдуном.

– Добрым или злым? – поинтересовался Алексей Михайлович.

– Колдун, он и есть колдун. Может всякое натворить.

– Чего это они? В школе ведь учились. Многие даже и в советской.

Потом, когда Иван ушёл, Лёша, искренне удивлённый, спросил:

– Как же они живут так, со своей женой? Ну Иван этот.

– Знаешь, в общем-то неплохо живут. Не такой уж он и пьяница. И руки у него – откуда надо… А ругаются они без злобы. Это у них юмор такой, специфический. Он ей: здравствуй, кошёлка, она ему: здравствуй, балбес…

Банька истопилась изрядно. Алексей Михайлович плескал на каменку настоем из ароматных трав, и от жара «уши сворачивались в трубочку». Они хлестали друг друга берёзовыми вениками, выбега-ли наружу и выливали на себя вёдра холодной воды, издавая при этом дикие нечленораздельные звуки. Затем, отдышавшись, сидели в предбаннике, попивая яблочный сок. Умных разговоров пока не заводили, потому, что в таких условиях «мозги шевелились не в ту сторону». Алексей Михайлович спросил, показывая на узор из волокон дерева и сучков на доске:

– Лёша, на что это похоже?

– Это горный пейзаж, закат солнца, а вот – одинокий путник, идущий в гору.

– Да. И с этого можно писать картину в стиле Дали.

– Я бы сказал, в стиле Рериха.

Немного поспорили, посмеялись, затем Лёша уже серьёзно спросил:

– Алексей Михайлович, я вижу, у тебя по всему телу множество шрамов. На спине какие-то полосы. Что же это такое?

Алексей Михайлович рассмеялся и, хитро улыбаясь, ответил:

– Конечно, мне сейчас было бы приятней рассказывать, что, вот, однажды в тайге меня подрал тигр, но я отважно сражался и победил. Но всё гораздо прозаичней. Мы часто калечим себя по собственной глупости. Как-то, сидя за бутылочкой, с одним спортивным корифеем, живой легендой альпинизма, я спрашивал о его шрамах, подразумевая, что он провалился где-нибудь на леднике в трещину или сорвался со скалы: «А это что за травма у вас?». «Сидел раз у любовницы, – рассказывал он, – да тут муж пришёл. Пришлось прыгать со второго этажа». «А это от чего шрам?». «А это: раз по пьяни шёл от любовницы поздно ночью, не заметил под ногами бетонный арык, ну и вмазался». Весёлый был человек, жизнерадостный… А мои полосы на спине? До пенсии я мотался по всей стране в поисках хоть какой-то работы, потому, что царила разруха, безработица и вообще – полный хаос. Как-то на стройке соорудил себе лежанку, чтобы пере-ночевать. Положил дверь на козлы и уснул. Но человек имеет свойство вертеться во сне. Вот я и довертелся – хряпнулся прямо на ребристый радиатор водяного отопления.

– А остальные шрамы? – допытывался Лёша.

– Я много по жизни занимался физическим трудом. Здесь без крови и пота никогда не обходится, порой и с риском для жизни, нарушая технику безопасности, иначе ничего не заработаешь. Бывает, устанешь, расслабишься, ну и – получи. Бывает, мысли разные отвлекают…

– А это на лице – тоже шрам?

– Ехал как-то вечером на электричке. А тут какие-то фанаты-скинхеды после футбольного матча прочёсывали вагоны и били всех, кто имел неподобающий цвет кожи. Стояли там небольшого роста щупленький парень и с ним его девушка, совсем кроха. Вот те отморозки и докопались до них. Пришлось встать между ними и заявить, что «только через мой труп». Начались разборки. Ну и, в итоге, я получил какой-то хреновиной по роже, – с улыбкой закончил Алексей Михайлович.

– А дальше?

– А дальше, они не тронули эту парочку. Тут уже и остальные пассажиры начали кричать, возмущаться.

– А ты?

Алексей Михайлович рассмеялся:

– Я тоже возмущался, кричал: подонки! фашисты!..

– Часто дрался?

– Приходилось.

Вечером за ужином Алексей Михайлович налил в рюмочки грамм по пятьдесят какой-то красноватой жидкости из шаровидной колбы и предложил: «За доброе знакомство?». Выпили. Глаза у Лёши округлились и, выдохнув, он воскликнул:

– Ничего себе! Самогоночку гонишь?

– Ну, в принципе, да. Это я изготовил особую целебную жидкость. Называется спиритус универсалис. Для удобства пития разбавлена вишнёвым соком. Сейчас находится в стадии испытания.

– Но мы не отравимся, Алексей Михайлович?

– Думаю, что нет. Ты закусывай. Вот, огурчиком лучше.

– И что это за жидкость?

– Жидкость сделана по рецептам средневековых алхимиков. Я её только модифицировал немного. Алхимики в своё время дали большой толчок для развития собственно химии, физики и, очевидно, принесли большую пользу человечеству. В древних источниках, ещё стоит покопаться. Для современной фармакологии, думаю, и сегодня представляют интерес старинные рецепты египтян, тибетских монахов, индейских врачевателей. А древние китайские акупунктурные точки и энергетические меридианы и сейчас используются с успехом.

– А этот спиритус для чего использовался?

– Спиритус универсалис алхимики считали божественной субстанцией, посредством которой проистекает жизнь на Земле. Считалось, что он способен возвращать жизнь всему мёртвому. На-пример, если сжечь в реторте мышь, а затем высыпать образовавшуюся золу в этот спирт, то там возникнет форма этой мыши. Даже Папа Римский признал, что это является доказательством воскресения мёртвых в последние времена. Кроме того, это веселящий душу напиток.

– Ну, понятное дело – самогонка.

– А ещё, если поместить во флакончик с этой жидкостью капельку крови твоего друга, то по поведению этой капли можно узнать, в каком настроении твой друг, не болен ли, или, может, вообще уже умер. В этом случае флакончик взрывается.

– Сказки? – усомнился Лёша.

– Может и сказки. Всё нужно проверять на себе самом.

– И на мне тоже, получается, – иронично заметил Лёша и предложил: – Ну и давай проверим.

– А давай проверим, – согласился Алексей Михайлович и тут же, подскочив, взял с полки крохотный стеклянный флакончик с жидкостью и выдвижной канцелярский нож. Как-то очень ловко ткнул им свой безымянный палец и лезвием смахнул образовавшуюся каплю крови во флакончик. От неожиданности происходящего Лёша выпалил:

– Что ты делаешь? Михалыч! Вроде и выпили-то немного. Ты мне сейчас напоминаешь какого-то сумасшедшего профессора.

– А, не суетись. Завтра на пальце и следа не останется.

– Но ведь грех же – портить храм души своей. Да и больно.

– Да, Лёша, грех. Но искусство требует жертв. Да и не больно совсем. Я уж научился и кровь останавливать и боль отключать. – Алексей Михайлович заткнул флакончик пробкой и поставил перед Лёшей. – Вот, возьмёшь себе сувенир на память.

– Как это, отключать боль? – усомнился Лёша.

– Ничего особо сложного здесь нет. Это очень близко к технике, так называемой, «железной рубашки».

– А что это?

– Да ты, наверное, видел. Это, когда шаолиньские монахи тычут себя в горло копьём и сгибают его при этом, ходят босиком по лезвиям острых кинжалов и всё такое прочее. Хождение по углям, тоже, наверное, сюда относится. Но в реальной жизни, когда всё случается неожиданно, это не работает. Необходимо время, чтобы к этому подготовиться, настроиться. Посади неожиданно йога на остренькие гвозди, он себе такой геморрой заработает… Хотя, в старинных книгах пишется, что отдельные герои владели этими эффектами и в реальном бою.

– Но ведь это у них секретные техники. Как же ты мог их освоить?

– Началось всё случайно. Однажды я получил серьёзную спортивную травму и она не заживала длительное время. Необходимо было постоянно дырявить себя какими-нибудь инъекциями. И уже в отчаянии я думал, когда же, наконец, всё это закончится. И тогда что-то произошло с моей кожей. Когда я делал укол, игла никак не хотела втыкаться и сгибалась. Я запомнил это состояние и сделал выводы. Очевидно, в коже и в мышцах происходят какие-то микроспазмы. Состояние похоже на то, когда от мороза на коже волоски становятся дыбом. То есть, это особое эмоциональное состояние. А когда нужно отключить боль, то необходимо войти в это состояние, но при этом расслабиться и отключить кинестетическую модальность.

Заметив, что Лёша не всё понял, Алексей Михайлович стал объяснять:

– Есть в психологии понятие модальностей, связанных с чувствами. Сколько у человека чувств, столько и модальностей. Например, считается, что аудиальная модальность хорошо развита у музыкантов, визуальная – у художников, кинестетическая модальность связана с движением, с тактильностью, с ощущениями. В зависимости от превалирующей модальности, к каждому человеку подбирается соответственный подход при лечении. Но бывают ещё заболевания, формирующие модальности. Например, повышенная кинестетическая модальность может быть связана с нарушением иннервации печени.

– Я всё равно не понимаю, – недоумевал Лёша, – как же можно отключить модальность?

Алексей Михайлович улыбнулся и простодушно ответил:

– Я тоже не совсем понимаю. Думаю, одну модальность можно заглушить, или как-то вытеснить, другой. То есть, надо целиком сосредоточиться на другой модальности. Например, когда я отключаю боль и зашиваю себе рану, то очень чётко слышу все звуки производимой операции. Слышу, как втыкается игла, как нитка шуршит, пронизывая телесную ткань. Боли при этом не чувствую… О! Кстати, тебе лайфхак от меня. Как-то в командировке распорол себе ногу, и рану неоходимо было зашить. Ниток не нашлось, и магазины были уже закрыты. Я тогда взял лейкопластырь, есть такие тонкие полоски под цвет кожи. Вот ими я и стянул рану. Прекрасно, слушай, держат. Главное – неделю выдержать, а там уже всё срастётся.

– Спасибо, – мелко-символически перекрестился Лёша, – я всё-таки постараюсь поберечься. А лайф-хак твой уже давно китайцы освоили. Продают такой специальный стягивающий лейкопластырь.

– Эх, всегда я опаздываю.

– Да разве за всем уследишь? А скажи, Алексей Михайлович, современную медицину ты совсем не признаёшь?

– Отчего же? Не всегда и не везде бывает возможность воспользоваться услугами современной медицины. И, честно говоря, не всегда есть и желание. Бывали времена, когда я так же, как все нормальные люди, посещал по надобности врачей. Это сейчас я дёргаю зубы себе плоскогубцами. Раньше, как положено, ходил к зубным врачам. Захожу как-то в кабинет, там сидит симпатичная девушка, недавно, видать, отучилась. Ещё полна энтузиазма, предупредительности: пожалуйста, присаживайтесь, чуть-чуть потерпите, сделаем укольчик, не переживайте, всё будет хорошо. И так она меня очаровала, что лет через пять, когда приспичило, я снова к ней записался. Но, увы, это была уже совсем другая женщина: грубая, циничная, злая. Не знаю, может, у неё в личной жизни произошли неполадки, или профессиональные стрессы сыграли свою роль. Выгорела, в общем.

– Предвидя такие ситуации, и болеть не захочется, – усмехнулся Лёша.

– Как-то раз, помнится, пришёл я на приём к урологу в серьёзный мединститут. В сущности, мне надо было просто проконсультироваться. Сидит молодой, весёлый доктор, тоже, видно, недавно практику начал. И, вместо того, чтобы сказать, как это принято: присаживайтесь, на что жалуетесь, он пытливым, оценивающим взглядом смотрит сначала на мою обувь, потом на часы. И потом только спрашивает: «А что это у тебя за часы? Ну-ка покажи, мне интересно».

Оба Алексея рассмеялись и Михайлович добавил:

– Судя по рассказам моих посетителей, когда они, после своих мытарств по врачам, приходят ко мне, такие случаи – не такая уж редкость. К тому же, сегодня всё завязано на деньгах. Медицина, пожалуй, – единственная в сфере обслуживания, берущая деньги и не гарантирующая положительный результат.

– Но это же всё неправильно? – нахмурился Лёша. – Когда я с таким сталкиваюсь, меня это возмущает.

– А меня сейчас всё меньше что-то возмущает в человеческих отношениях. И даже не особенно впечатляет. Не потому, что я уже старый, безэмоциональный. Просто смотрю на многие вещи более философски, с пониманием. Но, вот, что меня действительно когда-то удивило, это откровение одного туркмена, врача-гинеколога. В личной доверительной беседе он мне рассказал, причём, так очень самодовольно, с бахвальством, с чувством собственной значимости. Когда к нему приходят девушки на аборт, он сначала занимается с ними сексом. А если они не соглашаются, то грозит разгласить сам факт аборта, что в условиях Средней Азии и небольшого городка – весьма нежелательно для бедных девчонок. Вот так он сразу двух зайцев: и денежку и удовольствие.

– Ну, удовольствие, всё же, сомнительное. Какое-то скотское.

– Согласен. И всё же, среди моих друзей-товарищей есть достойные врачи, замечательные профессионалы, к которым я часто обращаюсь за консультацией. Они, правда, ко мне реже обращаются, только, когда у них нет выбора.

– Тебе надо было на врача учиться.