Мифы североамериканских индейцев

Война Короля Филипа

Голландское население Нью-Йорка одно время оказалось почти подавленным живущими в окрестностях индейцами, а в 1656 году колонисты Вирджинии потерпели сокрушительное поражение от аборигенов в битве, происшедшей на месте, где сейчас находится Ричмонд.

В 1775 году в Новой Англии началась новая индейская война, известная как Война Короля Филипа. Индейский вождь Филип горько сетовал, что те из субъектов его управления, которые были обращены в христианство, вышли из-под контроля. Он решительно пошел войной на поселенцев, оставив многие их города в руинах. Но победа досталась колонистам. В сражении, названном «болотная битва», Филип и его люди были разбиты.

Капитан Бенджамин Черч научил колонистов вести войну с индейцами их же методами. Он двигался так же неслышно, как аборигены, и, чтобы избежать шума, никогда не прибегал к огнестрельному оружию там, где можно было пустить в ход томагавк. Взятых в плен индейцев продавали в рабство на острова Вест-Индии, где из-за резкой перемены климата и тяжелого труда они быстро погибали.

Шаг за шагом белые теснили индейцев на запад, пока те не оказались на большом удалении от всех ранних поселений. Начиная с этого времени история конфликтов белого и индейского населения связана с продвижением поселенцев на запад.

Резервации

Со временем возникла необходимость установления над всеми индейскими племенами полного контроля правительства Соединенных Штатов. А целям сохранения порядка могло бы послужить ограничение среды их обитания определенными пределами. Вышеуказанное привело к появлению политики расселения индейцев в особых территориях, названных резервациями. Этот шаг дал возможность индейцам осознать преимущества оседлого образа жизни и стабильности, создаваемой зависимостью жизненного уровня от промышленного производства, а не от непредсказуемых результатов охоты. Акт конгресса 1887 года положил начало существованию индейских племен как отдельных общин. Он также позволял делить племенные земли так, что каждый член племени мог иметь собственный участок. Многие из этих участков имели высокую ценность, и их обладатели совсем не чувствовали себя обделенными. В целом политика Соединенных Штатов по отношению к индейцам всегда диктовалась соображениями гуманизма и справедливости, но не было недостатка и в случаях, когда индейцам навязывались бесплодные, засушливые земли. Нередко, руководствуясь нуждами белых поселенцев, правительство выселяло краснокожих с земель, ранее считавшихся их собственностью.

История Покахонтас

Рассказывают много романтических историй о взаимоотношениях первых белых поселенцев с индейцами. Среди них наиболее интересен рассказ о Покахонтас, дочери Поухатана, вождя одноименного союза индейских племен, некогда непримиримого врага белых. Покахонтас, в детстве часто игравшая с детьми колонистов, как раз навещала вождя по имени Джапазоз, когда английский капитан Аргал предложил последнему взятку, чтобы тот отдал девушку в его руки. Аргал отвез пленницу в Джеймстаун. Там она была окрещена, и на ней женился белый человек – Джон Рольф. Этот брак принес мир между индейцами и английскими поселенцами в Вирджинии.

Когда Дейл в 1616 году отправился обратно в Англию, он взял с собой нескольких индейцев. С ними были Покахонтас, которую теперь звали «леди Ребекка», и ее муж. Покахонтас в Англии назвали принцессой и окружили всеобщим вниманием. Но накануне возвращения в колонию она умерла, оставив маленького сына.

В версии капитана Натаниэля Пауэлла изложены все известные факты о Покахонтас. «За это время леди Ребекка, она же Покахонтас, дочь вождя Поухатана, неустанными стараниями ее мужа Джона Рольфа научилась вполне приемлемо изъясняться по-английски, познала основы христианского учения. Она цивилизовалась и стала вести себя в соответствии с принятыми в Англии правилами хорошего тона. От мужа у нее был ребенок, которого она горячо любила, и Treasurer and Company приняли меры для поддержки обоих, да и другие претенденты – люди, занимавшие достаточно высокое положение, – были к ней добры. Прежде чем она прибыла в Лондон, капитан Смит поведал о ее достоинствах ее королевскому величеству и двору, для чего написал для королевы небольшую книгу, отрывок из которой приведен ниже.

«Высокородной и добродетельной принцессе, королеве

Великобритании Анне

Моя самая восхитительная королева!

Любовь к моему Господу, моему королю и моей стране, которую я свято храню в своем сердце, часто придавала мне смелости в самых ужасных опасностях, и сегодня честность заставляет меня взять на себя смелость и представить на суд Вашего величества сей короткий трактат. Если неблагодарность является смертным грехом для всех честных людей, я был бы виновен в этом преступлении, если бы упустил любое средство быть благодарным.

Итак, я начинаю.

Около десяти лет назад, будучи в Вирджинии, я попал в плен к индейцам и оказался во власти их верховного вождя Поухатана. Должен признаться, что я получил от этого великого дикаря самый любезный прием, особенно от его сына Нантаквауса, самого мужественного и благовоспитанного молодого человека из всех, кого мне доводилось встречать среди дикарей, и его сестры Покахонтас, любимой дочери вождя. В то время она была ребенком двенадцати или тринадцати лет, и ее искреннее сочувствие моему бедственному положению не могло не снискать моего уважения. Я был первым христианином, которого увидел сей гордый вождь и его мрачные подручные, и, порабощенный их варварской силой, я не могу утверждать, что имел возможность испытать нужду в чем-нибудь, если во власти моих смертельных врагов было это предотвратить. И это вопреки всем их угрозам. После шести недель откармливания среди сих диких придворных, в момент, когда меня должны были казнить, девушка рискнула своей жизнью, чтобы спасти мою. И не только это! Она сумела договориться с отцом, чтобы меня доставили в Джеймстаун, где я обнаружил около тридцати восьми бедных и совершенно несчастных созданий, призванных владеть обширными территориями Вирджинии. Мы были настолько слабы, что, если бы дикари нас не кормили, пришлось бы голодать. И это облегчение, благородная королева, принесла нам леди Покахонтас.

Несмотря ни на что, когда изменчивая Фортуна принесла нам войну вместо мира, эта нежная девушка не перестала навещать нас, именно ее стараниями наши ссоры часто урегулировались, а нужды удовлетворялись. Я не знаю, входило ли в намерения ее отца так использовать дочь, сделал ли ее своим орудием Всевышний, или всему причиной стала ее большая любовь к нашему народу. Но одно я знаю точно: когда ее отец собрал мощные силы и попытался застать нас врасплох, а при мне в то время было всего лишь восемнадцать человек, темная ночь не испугала девушку, и она отправилась в одиночестве через страшный лес, чтобы сообщить мне о нападении. Она же дала совет, как избежать ярости ее родителя. Знай великий вождь об этом, он бы, без сомнения, убил непокорную дочь.

Она посещала Джеймстаун, наверное, так же часто, как жилище своего отца, и на протяжении двух-трех лет (1608–1609) она, словно ангел Господень, охраняла нашу колонию от смерти, голода и напастей. Если бы в те дни колония была разрушена, то осталась бы таковой по сей день.

С тех пор многое изменилось и стало совсем другим, не таким, как было, когда я уехал из колонии. После моего отъезда началась долгая и тяжелая война между нашей колонией и ее отцом, на протяжении которой о девушке никто не слышал.

Два года спустя она сама была взята в плен, где оставалась более двух лет. Так колония была освобождена, с индейцами заключили мир. В конце концов, несмотря на то что девушка осталась дикаркой, на ней женился добропорядочный английский джентльмен, с которым она в настоящее время находится в Англии. Она – первая христианка из индейцев, первая жительница Вирджинии, заговорившая по-английски и родившая ребенка от англичанина, что, по моему мнению, чрезвычайно важно и достойно внимания высочайших особ.

Именно поэтому я позволил себе обратиться к Вашему величеству. Возможно, для этого рассказа могло быть найдено более достойное перо, но он не мог идти от более честного сердца. Я ничего и никогда не просил для себя. Только недостаток моих талантов и ее одиночество в нашем мире, Ваши неограниченные возможности и власть, ее нужды, добродетели и простота придали мне смелости, чтобы побеспокоить Ваше величество. Молю Вас принять участие в этой женщине, даже если знания о ней до Вас дошли от такого недостойного рассказчика, каким являюсь я. Состояние дел ее супруга не позволяет ей быть представленной Вашему величеству. Все, что я могу сделать, – это поведать Вам о ней, поскольку никто не сталкивался с результатами ее дел чаще, чем я, и никто лучше меня не знает, сколь силен ее дух, несмотря на хрупкое телосложение. Я боюсь, что, не будучи хорошо принятой в нашем королевстве, она может составить себе неверное представление о нем, и тогда ее любовь к нам и христианству вполне может превратиться в презрение и гнев, способные обратить все лучшее во зло. В то же время внимание величайшей из королев окажется для нее самой большой честью, на которую она не смела рассчитывать. А известная всем несравненная доброта Вашего величества к слугам, вне всякого сомнения, наполнит ее сердце удовлетворением и признательностью и заставит искренне полюбить Ваше величество и всех честных подданных нашего короля».

Далее капитан Пауэлл продолжает:

«За время, что я провел в Лондоне, придворные и некоторые другие лица – мои знакомые – навестили ее вместе со мной и пришли к выводу, что обращение в христианство пошло ей на пользу. Им доводилось видеть многих английских леди, значительно менее благовоспитанных и приятных в общении, чем леди Покахонтас. Насколько я слышал, их величества также высоко оценили ее, что, безусловно, доставило ей глубокое удовлетворение, было заслужено и составило бы приятные воспоминания, если бы она дожила до возвращения в Вирджинию.

К несчастью, в Грейвсенде Господу было угодно призвать эту молодую леди к себе, но, несмотря на печаль из-за ее неожиданной смерти, людям, ее окружающим, было радостно видеть, сколь глубоко религиозной она осталась до самого конца. Любимый сын леди Ребекки Томас Рольф был оставлен в Плимуте у сэра Льюиса Стакли, пожелавшего заботиться о нем».

Похищение людей

Рассказывают много историй о том, как индейцы совершали набеги на поселения белых, а похищенных у них детей воспитывали в своих семьях. Одна из самых волнующих – история Франциски Слокам, которая в возрасте пяти лет была унесена из дома делаварами и прожила с ними до самой своей смерти в 1847 году. Когда ее обнаружили белые, она была уже семидесятилетней старухой. Местный писатель поведал о ней следующее:

«Слокамы прибыли из Уорвика, Род-Айленд. Глава семейства, Джонатан Слокам, отец похищенной девочки, эмигрировал в 1777 году с женой и девятью детьми. Они поселились поблизости от одного из фортов на небольшом участке земли. Сейчас на этом месте находится город Уилкес-Барре. Семья исповедовала принципы миролюбия, и Джонатан не желал вмешиваться в беспорядки, происходящие в долине. Его сын по имени Жиль обладал взрывным темпераментом и не мог мириться с очевидными намерениями Англии и тори, поэтому он взял мушкет и принял участие в сражении 3 июля 1778 года.

Рыскающие по долине племена дикарей и бродяги тори продолжали сеять тревогу, появляясь в самых разных местах, и в месяце ноябре после сражения семью Слокам постигло несчастье. Их посетил отряд делаваров. Индейцы подошли к дому, перед которым двое парней Кингсли точили на большом точильном камне нож. На старшем был мундир колониальной армии, что вызвало ярость дикарей. Они без предупреждения застрелили юношу и сняли с него скальп тем самым ножом, который он так тщательно затачивал.

Выскочившая на шум миссис Слокам увидела, как сняли скальп с соседского парня.

Ее старшая дочь в панике схватила двухлетнего брата и бросилась в лес. Говорят, ее поспешное бегство вызвало у индейцев только громкий смех. Они уже собирались увести с собой другого ребенка, но миссис Слокам указала на его изувеченную ногу и крикнула:

– Мальчик хромой, он вам не нужен!

Тогда дикари отпустили мальчика и нашли прячущуюся под лестницей Франциску. Все произошло очень быстро, и девочка, которую уносили из дома, смогла только крикнуть через плечо индейца:

– Мама!

Была объявлена тревога, но поздно: делавары уже ушли в горы.

В момент похищения мистера Слокама дома не было. Вернувшись, он узнал печальные новости.

На этом испытания, выпавшие на долю семьи, не окончились. Чаша терпения еще не переполнилась. 16 декабря мистер Слокам и его тесть Исаак Трип, мужчина весьма преклонных лет, а также Вильям Слокам, двадцатилетний юноша, пасли на лугу в непосредственной близости от форта скот и подверглись нападению индейцев. Мистер Слокам был застрелен на месте, мистер Трип получил огнестрельное ранение, после чего его добили копьями и томагавками. Вильям, получивший легкое ранение, сумел убежать и поднял тревогу, но индейцы снова успели уйти в горы. Это беспрецедентное по своей наглости и жестокости деяние было совершено, можно сказать, в пределах городка, в центре которого стояла крепость.

Таким образом, в течение одного месяца миссис Спокам потеряла маленькую дочь, похищенную делаварами, кровь ее сына Вильяма обагрила порог родного дома, а муж и отец оказались в могиле, убитые безжалостными индейцами. Поистине даже летопись жестокостей краснокожих, написанная кровью, знает немного подобных примеров.

В 1784 году после установления мира двое братьев Слокам отправились на Ниагару в надежде узнать хотя бы что-нибудь о судьбе пропавшей сестры, но безрезультатно. Были предложены крупные награды, но деньги не смогли вынудить индейцев признаться.

Маленькая Франциска была личностью широко известной среди многих индейских племен, но теперь она стала одной из них, хотя ее судьба и была окутана тайной.

Семья не прекращала попыток разыскать девочку. Было проведено несколько экспедиций на запад, но ни одна из них не стала успешной. В 1789 году много индейцев из разных племен были собраны в Тайога-Пойнт для заключения соглашения с полковником Проктором. Это была удачная возможность нанести визит одновременно нескольким племенам, но миссис Слокам, проведя несколько недель среди индейцев в безуспешных расспросах, была вынуждена вернуться домой в отчаянии.

В 1797 году братья провели почти все лето, обследуя самые дикие уголки запада, но также безрезультатно. Однажды у них появился лучик надежды, поскольку они действительно обнаружили пленную белую девушку, но миссис Слокам сразу поняла, что это не ее Франциска. Мать уведенного в плен ребенка сошла в могилу, так ничего и не узнав о судьбе дочери.

В 1826 году мистер Джозеф Слокам, услышав о видном вожде виандотов, имевшем женой белую женщину, немедленно отправился к нему, но был разочарован, встретив женщину, которая определенно не могла быть Франциской. Семья уже оставила надежду и память о потерянной сестре покрылась пеленой забвения, когда изменчивая фортуна явила один из своих капризов, которых не дано понять человеку, и пролила свет на судьбу девочки из Вайоминга.

Полковник Эвинг, близко контактировавший с индейцами, остановился на отдых в одном из индейских племен, где обнаружил женщину, черты которой явно указывали на принадлежность к иной расе, хотя кожа ее была такой же красной, как у любой индейской скво. Он начал расспрашивать, и женщина сказала, что совсем маленькой она была уведена от родителей, что ее фамилия была Слокам, а сейчас она уже так стара, что ей все равно, узнают ли прежние родственники о ее местонахождении.

Полковник хорошо знал, с каким нетерпением многие сердца ждут известий о пропавших в далекие годы детях, и, полагая, что проявит милосердие, написал следующее послание почтмейстеру Ланкастера, Пенсильвания.

«Логанспорт, Индиана, 20 января 1835 года

Уважаемый господин.

В надежде, что мое сообщение принесет хорошие плоды, пользуюсь случаем сообщить Вам и Вашим согражданам, потомкам первых поселенцев с берегов Саскуэханны, следующую информацию. Если еще есть живые представители семейства Слокам, надеюсь, она может быть им передана с помощью местных печатных изданий.

В индейском племени майами живет пожилая белая женщина, несколько дней назад, когда я остановился в лагере, поведавшая мне, что она была в раннем детстве уведена из дома отца, расположенного на или около реки Саскуэханна, делаварами, которые тогда враждовали с белыми. Она поведала мне, что ее отца звали Слокам, он был квакером, был небольшого роста, субтильного телосложения, имел светлые волосы, много морщин и носил шляпу с широкими полями. Семья жила в полумиле от города, где был расположен форт, в двухэтажном деревянном доме, рядом с которым протекал ручей. Она сказала, что трое делаваров вошли в дом, когда там никого не было, кроме нее и еще двоих или троих ребятишек. Отец и братья в это время занимались заготовкой сена. Индейцы унесли ее в племя, она была принята в семью, вырастившую ее как собственного ребенка. Индейские родители умерли лет сорок назад где-то в Огайо. Потом она вышла замуж за индейца майами, от которого имела четверых детей, двое из которых – дочери – до сих пор живы, и она живет с ними. Ее муж умер, сама она стара, слаба и считает, что долго не проживет.

Эти соображения и заставили ее рассказать свою историю, чего раньше она ни за что бы не сделала, поскольку опасалась, что за ней придут ее родственники и заберут. Она прожила долгую и счастливую жизнь среди индейцев и, если бы не цвет кожи, ничем не отличалась бы от любой индейской скво. Она богата и уважаема, честна и обладает завидным здравомыслием. Ее имя безупречно. Женщина поведала, что ее отец имел большую семью, восемь детей, шестеро, если она правильно помнит, были старше ее, и один ребенок младше. Она не сомневается, что живы их потомки, но считает, что все ее братья и сестры уже мертвы, потому что она сама уже тоже очень стара и близка к могиле, ей около восьмидесяти лет. Она припоминает, что была уведена в плен до двух последних войн. Это, должно быть, означает революционную войну, поскольку война Уэйна и последняя война были после нее. Она уже давно забыла свой родной язык и говорит только по-индейски, который я хорошо понимаю, и потому узнал ее подлинную историю.

Эта женщина забыла свое собственное имя, но помнит, что ее отца звали Слокам и он был квакером. Семья жила где-то на реке Саскуэханна. Я полагал, что Вы сможете поместить какую-то информацию из этого письма в местные газеты, которые имеют шанс попасться на глаза потомкам семьи Слокам, знающим из семейных преданий о том, что семьдесят лет назад их маленькая родственница была уведена из семьи индейцами. Если это произойдет и кто-нибудь из них приедет сюда, я отведу их в племя, где они смогут увидеть живой и здоровой описанную мною старую женщину.

Я не сумел понять, где именно на реке Саскуэханна жило семейство Слокам в период революционной войны, но, возможно, Вы сможете установить это с большей точностью. Надеюсь, Вас заинтересует рассказанная мной история и Вы сможете уведомить братьев и сестер женщины, если они еще живы, а если нет – их детей, что они имеют возможность познакомиться с родственницей, чья судьба была окутана тайной на протяжении семидесяти лет и о которой их безутешные родители пролили немало горьких слез. Они сошли в могилу, так ничего и не узнав о судьбе обожаемой дочери. Меня очень тронула эта история, и я надеюсь, что оставшиеся в живых друзья и родственники семьи благодаря Вашей доброте смогут получить собранную мной информацию. Если я сумею оказаться им чем-нибудь полезным, я целиком в их распоряжении. Надеюсь, Вы простите мою смелость, с которой я, незнакомец, позволил себе обратиться к Вам. Примите заверения в моем глубоком уважении. Ваш покорный слуга

Дж. У. Эвинг».

Это письмо постигла участь многих других – оно оказалось отброшенным и забытым.

Почтмейстер умер, и через некоторое время его супруга начала приводить в порядок дела. Пробираясь сквозь бумажные завалы, она случайно наткнулась на письмо полковника Эвинга. Оно заинтересовало женщину, почувствовавшую симпатию и сострадание к особе своего пола, и она приняла решение поведать об этой истории миру. Не теряя времени, она отправила письмо в Ланкастер редактору «Интеллидженс», где оно и было опубликовано.

Маленькие местные газеты, каждая сама по себе, не совершают ничего революционного, но они попадают в самые отдаленные уголки и, взятые в совокупности, могут сделать больше, чем многие мощные печатные издания.

Так получилось и в этом случае. Ланкастерское издание готовило дополнительный выпуск, и поступившее письмо оказалось весьма кстати, чтобы «заполнить место на полосе». Так письмо попалось на глаза Самуэлю Боумену из Уилкес-Барре. Он знал Слокамов и вообще живо интересовался историей долины.

В то время его в долине не было, но воспоминания о первых днях в Вайоминге согревали его сердце. Он отправил газету Слокаму, брату похищенной девушки, и это было воспринято как волшебство. Историю Франциски знали все, и ее судьба никого не оставила равнодушным. С тех пор как маленькую невинную девочку унесли из родного дома, прошло более шестидесяти лет, и наконец пропажа нашлась.

Существовал один безошибочный признак, по которому можно было узнать девочку: будучи совсем малышкой, Франциска играла с братом в кузнице, и мальчик случайно ударил ее молотком по пальцу, который впоследствии зажил, но так и не приобрел первоначальную форму.

Мистер Слокам в сопровождении брата и сестры отправился на беседу с индейской женщиной и, заметив искривленный палец, спросил через переводчика:

– Откуда взялась эта отметина? Ответ был уверенным и убедительным:

– Очень давно, еще до того, как меня унесли индейцы, брат ударил меня в кузнице молотком.

Эта примета послужила неопровержимым доказательством того, что пропавшая девочка нашлась. Ее память оказалась прекрасной, она точно помнила детали событий, происшедших более шестидесяти лет назад, и пробудила искреннюю симпатию в сердцах представителей семейства Слокам. Ее жизнь, хотя и не была легкой, оказалась счастливой, и никакие уговоры не смогли заставить ее покинуть лагерь ставшего ей родным племени.

Актом конгресса Макон-аква, таково индейское имя Франциски Слокам, был пожалован участок земли площадью в одну квадратную милю в резервации индейцев Индианы к западу от Миссисипи. Она могла владеть им пожизненно и передавать наследникам. Женщина умерла 9 мая 1847 года и была похоронена по христианскому обычаю в красивейшем месте, где реки Миссиссинева и Вабаш объединяют свои воды на пути к морю.

История похищенной девочки из Вайоминга не оставила равнодушным ни одно сердце истинного христианина. Она более поэтична и романтична, чем любая из ей подобных».

Жилища

Жилища североамериканских индейцев могут быть подразделены на общинные (если использовать термин «общинный» в смысле «вмещающий более одной семьи») и одиночные или семейные. «Сама по себе архитектура жилищ северных племен не имеет большого значения, но чрезвычайно важна, если рассматривать ее как результат сложившихся социальных условий, а также для сравнения с постройками в южных индейских деревнях. Типичные общинные жилища, как, например, у ирокезов, имели длину 50-100 футов и ширину 16–18 футов, каркас из шестов, а стены и треугольная крыша были покрыты корой (обычно ильма). Внутреннее помещение было разделено на ряд «комнат», а в крыше оставлено дымовое отверстие. Могиканский дом имел такую же форму, размер 14 х 60 футов, стены и крышу из тростника или коры каштана и отверстие в верхней части крыши, тянущееся из конца в конец. Общинный дом манданов имел круглую форму и диаметр около 14 футов. Он поддерживался двумя рядами шестов и поперечных связей, а широкая крыша и наклонные стены были покрыты циновками из ивовых или кустарниковых прутьев и землей. Очаг находился в середине. Морган считает, что продолговатые, имеющие круглые крыши дома племен Вирджинии и Северной Каролины, увиденные и описанные капитаном Джоном Смитом и изображенные Джоном Уайтом, были общинными. То, что некоторые из них вмещали несколько семей, установлено точно. К классу общинных Морган также относит круглые, выполненные в форме купола земляные жилища долины Сакраменто, а также построенные в форме буквы L, похожие на шатер тростниковые жилища в некоторых районах Калифорнии. Однако главным примером общинных жилищ являются большие, иногда массивные многоячеистые постройки из камня или кирпича-сырца Нью-Мексико и Аризоны, называемые пуэбло. Эти дома весьма разнообразны по форме: одни полукруглые, другие прямоугольные, но все они имеют внутреннюю площадь – пласа. Этажи (вплоть до седьмого) поднимались террасами: на нижней – один, на следующей – два и так далее. Кладка обычно состояла из небольших плоских камней, уложенных с помощью строительного раствора, а щели заделывались обломками. Иногда для строительства использовались крупные глыбы песчаника или возводилось два ряда плетней, промежуток между ними заполняли жидким раствором и тщательно утрамбовывали. Последним методом, получившим название pise, получали стены толщиной до пяти-семи футов. Во внешних стенах нижнего этажа имелись только небольшие отверстия, а доступ внутрь обеспечивался с помощью лестниц (которые при необходимости можно было быстро поднять), а также через люк в крыше. Возможно, весьма сложные мексиканские сооружения пошли именно от схожих с ульями строений, какими являются типичные пуэбло, причем размер ячеек к югу увеличивался. Представляется, что дымовых труб в Северной Америке до установления контактов с европейцами не знали и люк в крыше служил для двух целей одновременно – как вход и как дымоход. Другими формами (некоторые из них общинные, другие нет) являлись следующие: племена тлинкит, хайда и некоторые другие строили прочные квадратные дома со стенами из толстых досок и с украшенными символическими фигурами фронтонами. Прямо перед домом помещался тотемный{1} шест и рядом мемориальный шест. Размер подобных домов иногда достигал 40 х 100 футов. Они предназначались для нескольких семей. Утверждают, что раньше некоторые дома хайда строили на платформах, поддерживаемых шестами. Некоторые из них, описанные такими мореплавателями, как Ванкувер{2}, возвышались над землей на 25–30 футов. Доступ в них обеспечивали зазубренные бревна, заменявшие лестницы. У северо-западных племен жилище представляло собой каркас, покрытый циновками или шкурами. Дома калифорнийских племен были четырехугольными или круглыми, последние подразделялись на конические и выполненные в форме купола. Раньше в некоторых частях Калифорнии, а иногда и на внутренних плато строили полуподземные, покрытые землей жилища, известные среди майду как кумы. Самыми примитивными были жилища индейцев племен пайют и кокопа, летом являвшиеся простыми укрытиями из кустарника, а зимой – из каркасов, сложенных из шестов, собранных вместе на вершине и покрытых корой, травой и землей. Подобные сооружения строили пуэбло{3} в качестве временных укрытий, а более сложные дома такого же типа возводились апачами Аризоны. Как установлено археологическими исследованиями, круглые вигвамы со стенами из коры или циновок, в нижней части забросанные землей и построенные над небольшим углублением в грунте, в доисторические времена были обычной формой жилищ в долинах Огайо и Миссисипи. Другой тип жилищ, используемый в Арканзасе до эпохи Великих географических открытий, – это четырехугольное сооружение с двумя комнатами в передней части и одной в задней. Его стены были сделаны из вертикальных столбов, а на соединявший их своеобразный плетень густо наносилась глина. Если не считать пуэбло, жилища из камня или кирпича-сырца до недавнего времени были неизвестны. Дома таких равнинных племен, как сиу, арапахо, команчи и кайова, обычно были переносными – так называемые типи. Это были шалаши из бизоньих или оленьих шкур, но жилища племен омаха, оседж и некоторых других были более капитальными. Дома племени омаха, как утверждает мисс Флетчер, были «построены путем установки тщательно выбранных и подготовленных шестов вкруг и связывания их ивняком. Затем их укрепляли сухой травой и всю конструкцию покрывали дерном. Крышу делали таким же способом, при этом она дополнительно поддерживалась внутренним кругом шестов с опорами для поперечных бревен, которые служили балками для куполообразной крыши. Круглое отверстие в центре оставляли для вентиляции и освещения. С внешней стороны к нему приспосабливалось некое подобие паруса, чтобы направлять дым и не давать ему отравлять воздух в помещении. Входной коридор обычно располагался с восточной стороны, имел длину от шести до десяти футов и строился таким же образом, как все сооружение». Одним из важных типов жилищ являлась травяная хижина вичита, имевшая куполообразную форму с конической вершиной. Каркас построен из своеобразных панелей, сформированных ребрами и поперечными брусьями. Они покрыты травой, как кровлей. Эти травяные хижины имеют диаметр от сорока до пятидесяти футов. Первые дома Флориды были либо круглыми с куполообразной крышей, либо прямоугольными с закругленной крышей, как у племени секотан в Северной Каролине. Каркас состоял из шестов, покрытых корой и иногда тростником. Чиппева строили конические или полукруглые каркасы из шестов и покрывали их корой. Пещеры и укрытия в горах в некоторых местах использовались для жилья. В районах пуэбло дома в первое время строились в естественных углублениях или укрытиях в скалах. Подобные обиталища до сих пор используются тарахумаре из Чихуахуа, Мексика. Пещерные дома из нескольких комнат также вырубались на склонах скал из мягких вулканических пород. Их много в долине Верде, Аризона, и на плато Джемес, Нью-Мексико, где скалы буквально усыпаны ими. Как правило, строителями домов, где основным используемым материалом было дерево, выступали женщины, хотя мужчины помогали в более тяжелых работах. В южных штатах вошло в обычай насыпать курганы как фундаменты для зданий советов, жилищ вождей или помещений, предназначенных для общественных целей. Возведение домов, чаще всего капитальных, обычно сопровождалось пышными церемониями, особенно когда подходило время передачи их в общественное пользование. Сооружение хоганов индейцев навахо, к примеру, производилось в строгом соответствии с установленными правилами, так же как и установки типи у равнинных племен, а возведение новых домов в течение года обычно было обставлено большой торжественностью. Хотя лучшие дома были симметричны и имели гармоничные пропорции, строители не знали ни угольника, ни отвеса. Совершенно очевидно, что они не имели также единиц измерений, а даже в самых лучших типах древней каменной кладки пуэбло стыки не были неровными. Индейские названия некоторых из их сооружений – типи, вигвам, хоган – вошли в обиход и широко используются в англоговорящих странах» (бюллетень № 30 Американского этнологического бюро).