bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 9

– Этим детям, особенно Зеленым и Синим, все так легко достается, правда? – тихо произнес Коул. – Легче себя контролировать, легче скрывать. Новые способности не разрушают их жизнь, как это случается с нами. Нам нужно концентрироваться, иначе мы сорвемся. А мы не можем позволить себе сорваться.

Лиам – и Толстяк, и Вайда, и такие как они – не смогли бы понять, сколько требовалось труда контролировать то, что я могу делать – чтобы эта сила не контролировала меня. Если хоть на секунду я отпущу поводок, я могу причинить кому-то вред. Причинить вред себе.

– Мне кажется, будто я постоянно стою на краю, и я не могу… не могу вмешаться, не перепугавшись до смерти, что могу все разрушить. Я не хочу разрушать все хорошее, что встречается мне на пути. И я не могу контролировать это достаточно долго…

– А ты думаешь, я могу? Большую часть времени я чувствую себя так, будто меня варят заживо изнутри. Оно кипит и кипит, пока я наконец не выпущу пар. И так было, даже когда я был ребенком. – Коул негромко и невесело рассмеялся. – Это было не похоже… не похоже на голос или что-то вроде того. И никто мне ничего не нашептывал на ухо. Это как некая потребность. Как будто я всегда стою слишком близко к огню, и мне нужно просто протянуть руку, чтобы ощутить, горячий ли он на самом деле. Я не мог спать ночью. Я был уверен, это из-за того, что мой отец – сам дьявол. На самом деле, правда, он сам Принц Тьмы во плоти.

– Гарри? – неуверенно уточнила я.

– Нет, биологический отец. Гарри – это…

– Да, правда, я забыла, – кивнула я.

– Похоже, Ли много о нем рассказывает? – И, не дожидаясь ответа, Коул заговорил снова. – Ага, наш настоящий папаша… этот мужик… тупой, как пробка, и подлый, как змея. Не слишком хорошее сочетание. Я все еще иногда представляю себе, как найду его, вломлюсь в его старый дом и все там спалю.

– Лиам только один раз упоминал о нем, – проговорила я, стараясь не выдать своего любопытства, хотя меня так и подмывало засыпать Коула вопросами. Это была та часть жизни Лиама, которой тот не хотел делиться. И какой бы ужасной она ни была, мне все же хотелось чтобы он поделился этими воспоминаниями со мной. – Когда вышел из себя.

– Хорошо, надеюсь, это означает, что он половины не помнит. Этот мужик… он был чудовищем. А стоило ему разозлиться, он превращался в настоящего дьявола. Так что один из нас был просто обречен оказаться тем яблоком, которое падает недалеко от яблони. Знаешь, я часто задумывался: зависят ли наши способности от того, что уже есть внутри нас. И этот огонь – это его гнев. Это ярость моего отца.

Я понимала, что это ничего не изменит – по крайней мере, мне слова ободрения никогда не помогали, но я должна была это сказать. Я должна была сказать это ему.

– Но ты – не чудовище.

– А разве чудовища не извергают огонь? Разве они не сжигают дотла королевства и страны? – Коул криво улыбнулся. – Ты же и сама себя так называешь, разве не так? Неважно, сколько раз другие скажут тебе, что это неправда, ты видела доказательство. Ты не можешь доверять себе.

Я откинулась на спинку сиденья. Неужели и он так же отчаянно мечтал об исцелении, как все мы?

– Тебе же плевать на лагеря… да? – спросила я. – Дело в противоядии.

Парень сглотнул – кадык его дернулся.

– Отгадала с первой попытки. Можешь спокойно считать меня сволочью.

– Почему? Потому что ты не хочешь вот так вот страдать? – бросила я. – Потому что ты хочешь быть нормальным?

– А что такое «быть нормальным»? – вскинулся Коул. – Не думаю, что кто-то из нас помнит, каково это.

– Отлично, – не отступала я, – тогда потому, что ты хочешь вести жизнь, в которой не будет всей этой хрени. Для меня это лекарство дороже воздуха. Я никогда не привыкну. Я никогда не позволяю себе думать об будущем, но сейчас это желание сильнее меня. Я так хочу этой свободы! Но кажется: чем больше я делаю, пытаясь ее обрести, тем дальше она оказывается от меня.

Коул потер лицо рукой и кивнул.

– Иногда мне кажется, что так тоже можно жить. …Забываешь, потому что какое-то время получается справляться: тебя сбивают с ног, а ты поднимаешься. Но теперь это становится сложнее, ведь так?

– Да. – Я впервые признала это. И в этом «да» не было надежды, как не было ее и во мне самой.

– Я знал, что все равно поднимусь. Тут другое. Я боюсь, будто однажды я просто… взорвусь. Вспыхну. И уничтожу всех, кто мне дорог, потому что во мне все время кипит гнев и я ничего не могу с этим сделать.

Коул вытянул перед собой руку, ожидая, что пальцы сведет очередной спазм. Когда этого не случилось, он посмотрел на Клэнси.

– Их держали взаперти в этих белых комнатах. Свет горит круглые сутки, а еще голоса. Они звучат днем и ночью и твердят всякое дерьмо, типа «ты дурной, признай, что ты не такой, мы тебя исправим». Они причиняют боль детям – по-настоящему причиняют боль, снова и снова. Это было… когда я это увидел, то выдержал с трудом – а я не из тех, кого легко выбить из колеи. Неужели это… на самом деле? Или он все это придумал?

Мои руки крепче сжали руль.

– Клэнси мог внедрить в твое сознание любой образ, какой захочет. Только я думаю, что правда настолько ужасна, что ему и не нужно было ничего добавлять.

– Не знаю, что бесит меня больше: то, что делали там с детьми или что нашли способ, как запереть внутри них огонь. Вот это полное дерьмо, Конфетка. Какого дьявола… – Коул тряхнул головой. – Если он еще кому-то скажет, если скажет Лиаму, что мне тогда делать? Любой постарается держаться от меня подальше.

– Он этого не сделает, – пообещала я. – Сколько еще этого добра у тебя есть?

Коул расстегнул сумку.

– Еще три дозы.

– Тогда Клэнси будет в отключке, пока мы не доберемся до Ранчо и не поместим его в безопасное место, – кивнула я. – Мы будем постоянно держать его в изоляции, и взаимодействовать с ним буду только я.

– Убить его было бы проще. – Коул произнес это без гнева или ярости, и, может быть, именно поэтому я сразу поверила в его искренность. Просто холодный, безжалостный прагматизм. Было жутковато наблюдать, как с такой скоростью менялся его настрой.

– Нельзя, – ответила я ему, используя один из его собственных аргументов: – Клэнси по-прежнему единственный знает, где его мать. И пока мы не узнаем, где она, у нас связаны руки. Мне нужно это лекарство. Чем бы это ни оказалось, оно мне нужно. Я ненавижу Клэнси, может, сильнее, чем кого-либо еще. Но еще сильнее я ненавижу такую жизнь. Я ненавижу думать о том, что этому не будет конца.

Коул снова повернулся к окну, за которым мелькали нечеткие картинки сооружений.

– Тогда мы с тобой, Конфетка, должны понять, как опережать на шаг монстров, которые в нас живут.

Я кивнула. И у меня сдавило горло – от желания заплакать, от удивления, что я наконец-то встретила кого-то, кто понимает. Кто боролся не только со всем и всеми вокруг, но и с самим собой.

– Ты уверена, что это не кошмарный сон? – тихо спросил он. – И что однажды мы все-таки проснемся?

Я посмотрела вперед на дорогу, на то, как пыль, которую приносил из пустыни ветер, покрывает ее блестящей пленкой – золотистой, хотя солнце давно скрылось за серыми облаками.

– Уверена, – через некоторое время кивнула я.

Потому что те, у кого есть мечта, всегда просыпаются, оставляя своих чудовищ позади.

Глава четвертая

Громыхнул гром, и сразу же закапал дождь. Мы как раз выехали из Мохаве, небольшого городка у подножия скалистых гор. Вдалеке, на острых вершинах, обозначились первые проблески зеленого.

– Гостиница «В те времена». – Коул показал на небольшую двухэтажную постройку, приютившуюся на углу. – Заедем туда. Нужно добыть ребятам новую машину, да и эту тоже сменить.

Жизнь уже давно покинула этот город. Здания, дома и магазины пришли в упадок – заботиться о них было некому. За время наших скитаний я уже привыкла к таким картинам, и меня не охватывал ужас при виде пустых детских площадок, свежих могил на кладбищах, запертых и заколоченных домов. Даже Калифорния под управлением Федеральной Коалиции, а не правительства США, оказалась уязвимой перед новой реальностью экономических неурядиц, с которыми с трудом справлялись остальные штаты.

– Возможно, кто-то здесь все же остался, – возразила я, – чтобы присматривать за этим местом.

– Посмотри на машины, – возразил Коул. – Они покрыты грязью. Значит, уже давно здесь стоят. К тому же я не заметил никакого движения ни в окнах отеля, ни на его территории. Паркуйся. Заезжай вон туда, поближе к серой «Тойоте».

Я заглушила двигатель, а Коул убедился, что Клэнси по-прежнему без сознания и надежно связан стяжками. Пока он осматривал машины в поисках той, чтобы завелась и была заправлена, я выбралась с водительского места и торопливо зашагала к кузову, чтобы отвязать брезентовый тент. Все трое одновременно зашевелились, моргая от тусклого солнечного света.

– Привет, – сказала я, поддерживая Лиама за руки, чтобы помочь ему слезть на землю. – Ты в порядке?

Кивнув, Лиам благодарно сжал мое плечо, метнувшись к Толстяку.

– Толстяк… погоди… вот черт, приятель…

Без очков парень вообще ничего не видел и, споткнувшись о выбоину в асфальте, упал, а Лиам не успел его подхватить. Протянув Толстяку здоровую руку, чтобы тот поднялся на ноги, Лиам потащил друга за парковку, и они исчезли за углом отеля. По тому, как быстро и ничего не объясняя, парни ушли, стало понятно, куда они так торопились.

– Ехать спереди было так же классно, как сзади? – спросила Вайда, спрыгнув с кузова, и потянулась, захрустев суставами.

– Никто никого не убил, – ответила я. – А ехать в кузове было совсем ужасно?

– Не-а, – пожала плечами Вайда. – Хотя, конечно, не слишком удобно и холодно. Однажды ты очень резко повернула, и Бабуля случайно распустил руки. Каждый раз, когда я об этом упоминаю, у него такой вид, что он вот-вот умрет от стыда. Короче, я собираюсь выжать из этого все, что можно.

– Тебе обязательно это делать? – с упреком спросила я.

– Почему бы и нет. Его сильнее бесило, когда мы стали играть, выясняя, кто сможет придумать ему худшее прозвище.

– Дай угадаю: ты выиграла?

– На самом деле, это был Бойскаут. Да ладно тебе. Он предложил «Пухлый-Пухлый-Чух-Чух». Даже я не смогла бы лучше! Я чуть не описалась от смеха.

Я подумала, что Толстяк заслужил долгие и крепкие объятия.

Посмотрев в сторону гостиницы – убедиться, что парни благополучно возвращаются к нам, я заметила яркое пятно. Заслонив глаза от дождя, я двинулась к двум домам, которые стояли непривычно близко к дороге. Растрескавшаяся бетонная стена, что выходила на близлежащую парковку, была покрыта примитивными граффити.

– Что? – спросила Вайда. – На что ты так уставилась?

Большая часть этих рисунков вовсе не была рисунками, и многие из них не были нарисованы краской из баллончика. Я стерла капли со лба, отбрасывая назад влажные волосы. На стене перманентным маркером были неразборчиво написаны имена: Генри, Джейден, Пайпер и Лиззи – огромными петляющими буквами под большим черным кругом с фигурой вроде полумесяца внутри. Ускоряя шаги, я шла к этому дому, чувствуя, что Вайда тоже идет за мной.

Мой взгляд заметался, сканируя изображения. Одну надпись синей краской – это были буквы К, Л, З и Х, похоже, нарисовали из баллончика, и она была такой свежей, что еще продолжала стекать по стене. Я коснулась этих букв, и пальцы тут же испачкались и стали липкими.

– Ого. Ничего себе. – Лиам сдавленно усмехнулся и тоже подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть надписи.

– Ух ты, а что это? – спросил Толстяк.

– Это дорожный код. Помнишь? В Ист-Ривере.

Я взглянула на Толстяка. Он нахмурил лоб, очевидно, озадаченный так же, как и я. Тогда Лиам с головой окунулся в жизнь в лагере, стараясь подружиться со всеми, я в основном проводила время с Клэнси, а Толстяк – наедине с собой.

– Что ж, – уверенно сказал Лиам, – это та самая система безопасности, которую там разработали. Мы использовали ее, чтобы отмечать, как вернуться назад после вылазок за провиантом. И всех, кто покидал лагерь, отправляясь в самостоятельное путешествие, тоже обучали тому, как работает этот код. – Парень приложил ладонь к полумесяцу. – Этот я помню. Он означает, что место безопасно. Сон. Отдых. Всякое такое.

– А имена – это дети, которые здесь были? – спросила Вайда.

– Ага. Так делают, если группе пришлось разделиться или если они хотят оставить отметку, по которой будет идти другая группа.

Дождь полил сильнее, и Лиам замолчал, чтобы вытереть лицо.

– Существуют разные знаки для мест, где можно найти еду, одежду, для дома, где живут добрые люди и могут помочь, и так далее, и тому подобное.

– И это все Клэнси? – спросила я.

– Удивительно, правда? – ответил Лиам. – Я и не предполагал, что он способен больше двух секунд думать о ком-то еще, кроме себя, и не покончить с собой от отвращения.

– Уф. – Толстяк взял в руки линзу от своих очков и смотрел в нее как в увеличительное стекло, не обращая внимания на насмешки Вайды. – Дети действительно добрались сюда из Вирджинии?

«Мы добрались», – хотелось мне сказать. Но наши обстоятельства были… другими, мягко говоря.

– Держу пари… – Лиам взял меня за руку и повел за угол, где забор дома примыкал к забору вокруг парковки. Дальше по улице, на противоположном углу стояла церковь. На ее стене четкими черными линиями были нарисованы две перевернутые буквы V, заключенные в круг. – …что это указатель направления, который показывает, по какой дороге следовать.

– Ого, – протянула я. – Я не раз видела эти знаки на дороге из Лос-Анджелеса. Но мне и в голову не проходило, что они означают. Думала, что это как-то связано со строительством дорог.

– Забавно, что я помню их с тех пор… когда мы ехали через… – Лиам помедлил, – через Харрисонберг?

Я озадаченно уставилась на него. Но мгновенно догадалась, что этот вопросительный тон – свидетельство того, что рана в его душе еще не зажила.

– Мы ехали через это место… вместе, да? Я не… Я ведь ничего не путаю?

Его лицо казалось расстроенным, но в голосе не прозвучало обвинения. И меня это убивало. Я почти исправила все, что сделала с его памятью – вернула все, что стерла. Но иногда на воспоминания о том, что на самом деле происходило с нами, накладывалась история, которую я внедрила в его сознание. Несколько раз я слышала, как он просит Толстяка прояснить какие-то детали, но я первый раз столкнулась с этим впрямую. Боль стиснула грудь. Мне захотелось превратиться в лужу и стечь в канализацию вместе с дождем.

– Верно, – выдавила я. – Ты правильно помнишь. Мы проехали там, когда направлялись к «Волмарту»[3].

Я уже собиралась вернуться на парковку, но Лиам схватил меня за запястье, и я приготовилась принять все, что он скажет.

Но он, похоже, не собирался ничего говорить. Парень опустил глаза, поглаживая большим пальцем мягкую кожу на внутренней стороне моего запястья.

– Я помню другой мотель, – наконец произнес Лиам, – почти такой же, как этот, только двери не были красными. – Он потер затылок и смущенно улыбнулся. – Я вел себя как идиот, пытаясь вручить тебе пару носков.

Вспомнив, как это было, я тоже заулыбалась.

– Ага. А как насчет того случая, когда ты пел мне серенады из песен The Doors? «Давай, детка, зажги мой огонь…»

– Если бы ты не засмеялась, я наверное допел бы и дотанцевал до конца, – признался Лиам. – Вот как сильно я хотел, чтобы ты улыбнулась.

Теперь мое сердце болело уже по совершенно другой причине. Я приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала его в щеку. С парковки послышался резкий свист – стоя рядом с небольшим белым седаном, Коул махал нам рукой. Увидев это, Лиам закатил глаза, но подошел к автомобилю с водительской стороны. Однако Коул покачал головой и показал на Вайду.

– Она поведет. – И сразу оборвал Лиама, не дав брату вставить и слово. – Без вариантов. Твоему плечу нужен отдых. Поблагодаришь потом.

– Ну ты и сволочь! Я в порядке…

– Вот это и называют братской любовью? – задал вопрос Толстяк.

– Эй, меня это устраивает, – сказала Вайда, никак не отреагировав на эти слова. – Может, теперь мы сможем проезжать больше сорока миль за час. До скорого, попытайтесь не привести нас прямо к еще одному военному патрулю, ага?

– Будь осторожна! – без особой надежды крикнула я.

– Готова, Конфетка? – спросил Коул. Вместо того, чтобы вернуться к красному грузовику, он показал мне на другой, синий. – У нас новые колеса. Наверняка о красном уже кто-то донес. Наш Маленький принц уже внутри и надежно связан.

Я заметила, что парень направился к пассажирскому сиденью.

– Разве ты не хочешь сесть за руль?

– Зачем? Тебе нужно передохнуть? Или, может, поведешь еще несколько часов? Я хотел бы немного подремать. Могу сменить тебя, когда стемнеет.

Когда мы снова выехали на дорогу, Коул почти сразу вырубился. Он только успел сказать мне свернуть на следующем перекрестке направо и включить дворники, как уже прислонился головой к окну и отключился.

Но я бы справилась и сама. Грузовик был почти новым с электронным компасом на панели. Мне нужно было просто держаться направления на север, пока не увижу указатели на Лодай или Стоктон.

Но пока что мне попадались только знаки, нарисованные на стенах зданий. На заборах. На жалюзи и витринах торговых центров. Теперь, когда я знала, что они означают, я начала видеть их повсюду. Они снова и снова бросались мне в глаза, притягивая внимание.

Когда я увидела вдалеке новую порцию рисунков, в мою голову закралась безрассудная мысль. Еще сомневаясь, я посмотрела на Коула, пытаясь предположить, как сильно он разозлится. Мы быстро приближались к очередным знакам дорожного кода, и если я сейчас не сверну в эту сторону, я окончательно потеряю след…

Да что тебе до этого? Ты даже не знаешь этих детей…

Но я не могла проехать мимо. Потому что я знала, каково это – выживать на дороге. И если им нужна помощь, я хотела, чтобы они пришла от нас.

После того, как я свернула направо, стрелки внезапно изменили направление. Они уводили меня от обеих дорог, по которым я бы проехала через горы к шоссе на Оак-Крик, и в другой жизни это бы оказался весьма живописный маршрут. Еще один правый поворот на дорогу Техачапи-Уиллоу-Спрингс, которая огибала город Техачапи. Все знаки, указывающие на приближающийся город, были отмечены большой буквой «Х» с маленьким кружочком в центре. Это изображение так сильно напоминало мне череп со скрещенными костями, что я не рискнула ее игнорировать.

Когда мы подъезжали к аквапарку, я почувствовала, что начинаю плыть. Мои глаза постоянно закрывались, и я просыпалась от того, что вздрагивала. «Не засыпай! – Я заставляла себя взбодриться: – Проснись, проснись, проснись». Коулу нужно было восстановить силы после двух адских недель в Лос-Анджелесе, когда мы постоянно перемещались. Я могу с этим справиться. Я смогу продержаться до ближайшей заправки.

С каждой минутой становилось все темнее, а зимнее солнце уже давно скрылось за серебристыми тучами. В серо-синем свете вспыхнул знак зоны отдыха на низкой каменной стеле, и граффити на нем показались особенно темными. Инициалы, которые я увидела, подтолкнули меня найти расшифровку, и, глядя на дорогу, я продолжала крутить их в голове.

ПДДР… Пол, Джордж, Джон и Ринго… попугай, дикобраз, динго, росомаха… пистолет, двустволка, дробовик, револьвер…

ХБПК… Хэзел, Босс, Пятак, Клюковка… хлопья, бекон, пита, картошка… Харрисонберг, Бедфорд, Пемброк, Ковингтон…

Под этими надписями я высмотрела еще один знак, совсем выцветший. Притормозив, я вгляделась получше, пытаясь разобрать буквы сквозь пелену дождя. Ливень почти их смыл, но мне все же удалось различить что-то похожее на КЛЗХ.

Киа… Лексус… что-то на З… Хонда… Ладно, это не очень подходит. «Канзас», «Лед Зеппелин», «ЗиЗи-Топ», «Хоулис»[4]. Черт, с буквой З сложно – зебры, зоопарки, задачи, зюзя и Зу. Вот и все. Больше мне в голову ничего не приходило.

Улыбаясь, я зевнула. Что-то на К, Лиам, Зу, Хина. А, Кайли – Кайли с Ист-Ривера, подходит. Кайли, Лиам, Зу, Хина. Или даже Кайли, Люси, Зу и Хина.

Пораженная, я застыла, и казалось, что ветер в вентиляционных решетках взревел еще громче. Он заполнял мои уши, пока сердце не начало колотиться о грудную клетку так гулко, чтобы его биение заглушило этот шум.

«Кайли, Люси, Зу и Хина». Мысленно я пела эти имена снова и снова, пока не почувствовала, что схожу с ума. «Прекрати». Я попыталась переключиться на что-то другое, например, «кенгуру, лев, зебра, хамелеон», но никак не могла избавиться от ощущения, будто моя кровь вот-вот закипит.

Если этот знак оставили именно они, похоже, что мы совсем рядом. И если они знают, как следовать по этим знакам, тогда они… тогда эти дети из Ист-Ривера, верно? При мне только одна группа покинула Ист-Ривер, и это была группа Зу.

«Прекрати».

Я попыталась глубоко вдохнуть свежий воздух, потянулась к печке, чтобы немного прибавить тепла – согреться и унять бившую меня дрожь. Сколько еще детей, у которых имена начинаются на те же буквы. И даже если это действительно была группа Зу, в этой надписи должна была стоять буква Т для Тэлона, подростка, который пошел с ними. Я попыталась вспомнить их лица, но безуспешно. Удивительно, что я помнила, какого цвета их волосы, как они носили свои черные банданы, как звучали их голоса, но совершенно не помнила их черт. Чтобы защититься от боли, мое сознание заблокировало многое из случившегося в Ист-Ривере, и теперь мне казалось, будто все это происходило с другим человеком.

Но Зу – о Зу я помнила все, и то, как топорщились ее волосы по утрам, и каждую веснушку у нее на носу. Краем глаза я отметила еще одну кодовую надпись и даже две на указателе с расстоянием до города, направленном в сторону ближайшего шоссе. На одной был нарисован полумесяц в круге, на другой – несколько стрелок, указывающих направо, на восток – а не прямо, как остальные.

Я включила фары, и они осветили кущи деревьев по обеим сторонам дороги. Я уже начала поворачивать, жалея о том, что нет никакого способа поговорить с Лиамом и Толстяком, но запретила себе думать об этом.

Последние несколько дней из без того оказались тяжелыми для Лиама. Подарить ему надежду, которая вскоре будет разрушена, было бы особенно жестоко. Толстяк смог бы справиться с разочарованием, но Лиам… я не хотела видеть, каким пустым станет его лицо, когда все это окажется ошибкой. Я уже столько раз подводила его. Я не хотела добавлять в этот список еще один пункт.

Но все эти мысли заглушал тоненький голосок, который шепотом спрашивал: «А что, если это она?»

Кайли, Люси, Зу и Хина. КЛЗХ.

Это было опасно – это означало, что иногда в жизни все может складываться почти что магическим образом. Что все может обернуться намного лучше и проще, чем ты можешь себе представить.

Эта краска была достаточно свежей, и тогда ее должно было смыть настойчивыми струями дождя, так ведь? Они не могли намного нас обогнать.

«Не поступай так с собой», – подумала я. Мы забрались намного севернее тех мест, где жил дядя Зу – Лиам говорил мне об этом, а в надписях по-прежнему не встречалась «Т» для имени Тэлона. Может, я просто слишком устала или отчаялась, или хотела получить какое-то доказательство того, что жизнь иногда может быть добра. Что бы это ни было, я не могла оставить все как есть.

Но чем мы рисковали, поехав по этому следу, просто чтобы посмотреть, что ждет нас в конце? Что, если это наш единственный шанс найти ее?

Джуд сделал бы это. Его даже убеждать бы не пришлось.

Сворачивая направо, я понимала, что веду себя как безумная, и остальные, определенно, считали так же. Вайда коротко посигналила – это прозвучало как тихий вопрос. Мы оказались на темной подъездной дороге, даже не заасфальтированной. Грузовик въехал в грязь, перевалившись через следы, оставленные чьими-то другими шинами. Вдоль дороги возвышались раскидистые деревья, узловатые, кривые и сросшиеся друг с другом. Я хорошенько разогналась, чтобы проскочить прямо через заросли, ломая ветки и обрывая листья.

Именно этот шум, а не послышавшийся раньше вопросительный звук клаксона другой машины, наконец-то пробудил Коула после двухчасового сна. Я увидела, как он потянулся, провел руками по лицу один раз, затем другой, стараясь осознать окружающую обстановку после такой глубокой отключки.

– Ты должна была меня разбудить! – Парень прищурился, уставившись на приборную панель. – Погоди… Черт побери, где мы? Почему мы едем на восток, а не на север?

– У меня возникло предчувствие, – объяснила я.

– Ага, а у меня – новая головная боль, и – вот сюрприз – ею оказалась ты, – бросил он, посмотрев на меня поверх лежащего ничком Клэнси. – Что вообще стряслось?

На страницу:
5 из 9