Декорации

– Добро пожаловать в Природные земли. Ты здесь впервые, взволнован?

– Да, очень. Тут так…

– Тихо? К этому привыкаешь. Особенно после десятилетий жизни в Мегаполисе и работе в офисах ЦРТ, это место, говоря откровенно – дает новый глоток жизни.

– Приятно от вас это слышать, – она немного удивилась, и он продолжил. – Я имею ввиду, не поймите неправильно, но вы как будто счастливы, от вас прямо веет спокойствием и умиротворением, – она слегка улыбнулась, но не знала, что ответить на такое.

– Не будем тратить время, – разбавила она неловкую паузу. – Ты всего на несколько дней, пойдем, я все покажу, а ты расскажешь, какое бремя лежит на твоих плечах, пока занимаешь мою должность.

– Да, кстати, есть что рассказать. На сегодня намечена отправка космонавтов к Новому горизонту, все ЦРТ на ушах, Бенджамина только это и волнует последние месяцы, – Майя неоднозначно посмотрела на него. – Министерство обороны и ЦРТ прямо сейчас творит историю, а я здесь, чему на самом деле очень рад – космос может и подождать. Начальство усердно пытается угодить всем, хоть и кладет все карты в одни руки, лишь бы оправдать смену курса…

– Итан Майерс как‑то участвует в этом? – резко спросила Майя, перебив собеседника. На самом деле, она хотела спросить о Бенджамине, но боялась затронуть старые чувства. К тому же, про него она и так знала все, в отличие от Итана, с которым потеряла связь около трех лет назад… Порой, в момент сентиментального порыва, она вспоминает то время, когда они вдвоем просто работали в отделе робототехники, он – занимался программирование, она – руководила инженерным корпусом. На тот момент они уже давно дружили и мечтали о том, как смогут что‑то изменить. И, скорее всего, так бы все и шло по накатанной, не появись в их жизни Бенджамин Хилл.

– Нет, что вы. Вернись он к работе, вы бы первая узнали. Да и сейчас было бы не до него. Бенджамин безостановочно пытается доказать пользу Центра Развития Технологий, вкладывая все силы в космическую программу, а, уж поверьте, хаос творится еще тот последнее время. Его упорству можно лишь позавидовать, работает за десятерых. Он молодец, и я думаю, что ему тяжело без вас…

– Слушай, – перебив, Майя остановилась и повернулась к нему, – Я знаю, ты хочешь, как лучше, и считаешь, что в наших руках изменить все и вся, но не лезь в эти вопросы, пока тебя не попросят. – Она старалась не быть грубой, но вышло все равно холодно.

– Простите, – начал он аккуратно, даже несколько наивно, – но я не хочу делать свою работу в пол силы, иначе не вижу смысла… Как и не хочу подвести вас.

– Я уехала и оставила свой пост, между прочим временно, на тебе, не потому, что мне стало плевать или я устала. Мне надоело закрывать глаза на ущерб, оправдывая его приемлемой жертвой ради, некоего мнимого будущего. То, чему я надеюсь научить тебя – это терпению, которого так не хватало тем людям, с которыми я работала ранее. – Майя чуть успокоилась. – Жизнь, она здесь и сейчас, прямо перед тобой. Многого не нужно, чтобы улучшить ее, помни это.

Подходя к основному зданию, она связалась по коммуникатору с Кристиной, чтобы та подошла к главному входу, встретить Соломона, пока она сходит в свой кабинет за его идентификатором. Соломон подошел к большой карте, где увидел всю территорию Природных земель, и, если бы не отмеченные небольшие деревни и лагеря, то пользы от нее он бы не получил и вовсе. Ведь огромная территория – не более, чем обычный лес, поля да озера. Хоть люди и предоставлены сами себе, но оставлять без присмотра происходящие события и скопления людей, ни Майя, ни кто‑либо другой, не может позволить. Многие тропы и дороги определены белыми линиями, словно пронизывающие неровную почву корни. Весь транспорт и каждый сотрудник имеет обратную связь с лагерем, все его передвижения отмечены на карте в реальном времени.

– Если что, то мы – это зеленая зона, – Кристина подошла со спины, радуясь приезду Соломона.

– Здравствуй, Кристина, – улыбнулся он в ответ, и они обнялись, – ты не упускаешь шанса блеснуть знаниями или боишься, что заблужусь?

– Для тебя сделаю исключение и пропущу первое, – они были знакомы с первого дня ее работы, но хоть и виделись редко, это не мешало поддерживать контакт и узнать друг друга лучше, используя удаленную связь. Они стали очень близки, и, признаваясь себе, он жаждал с ней встречи.

– Я никому не расскажу. А то ведь, нельзя допустить чтобы твой статус пострадал, – подыгрывал он ей, не скрывая азарта.

– Вот именно, здорово что ты понимаешь.

– Ну, рассказывай, как вы тут?

– Хорошо, все действительно хорошо. Вот бы успеть подготовить людям жилье до наступления зимы. Не знаешь, у кого уточнить информацию об этом? – саркастично спросила она, не скрывая удовольствия от его компании.

– О, я понял, меня решили крайним сделать, да? – Чуть ли не со смехом парировал он.

– Ну, кто‑то же должен, так что, будь горд и прими этот удар. – Она похлопала его по плечу.

– Ну, раз выхода нет, то, так и быть, приму, не могу же я оставить тебя крайней, – они улыбнулись друг другу, – а если серьезно, то успеем, должны успеть. Привезли многое из необходимого, уже завтра рабочие начнут все доделывать, это вопрос времени, тут нет повода для волнения.

– А где есть?

– Там, где вы освободили целый корпус для двадцати врачей, которых я привез с собой сегодня.

– Да брось ты. Все будет отлично, – подбадривающе сказала она, словно заботясь о нем. В такие моменты, находясь рядом с Кристиной, ему было необъяснимо легко и просто, словно он лишен механической ноги. Ни Майя, ни Кристина не общались с ним пренебрежительно, что он крайне ценил. И сейчас, одна лишь мысль, что ему придется уехать отсюда, была неприятна.

– Сегодня какие‑то помехи со связью, поэтому план несколько не точен, – издалека начала громко Майя, дабы не создать неудобств.

– Я связалась с технической службой, – неожиданно громко начала Кристина, одновременно чуть отойдя от Соломона. Оба испытали то самое чувство, когда их застукали за личным. – Сказали спутник барахлит, скоро другой перенаправят, в любом случае, все будет работать.

– Это может быть из‑за космической программы, там у них все работают без выходных, – подтвердил спокойно Соломон, переглянувшись с Кристиной.

Майя посмотрела на Кристину, потом на Соломона, видя, как они, в неловком молчании, чуть наигранно ожидают дальнейших ее слов или действий, продолжила, – так, нам пора ехать, увидишь своими глазами второй лагерь.

Майя передала Соломону коммуникатор для связи и наручный идентификатор, через который шел сигнал не только о его местонахождении, но и общие медицинские показатели владельца.

– Заодно полюбуешься здешними красотами, а то все в офисе сидишь, мира и не видел, – саркастично добавила Кристина, слегка ухмыляясь.

– Ты ведь помнишь, что я старше тебя по должности, да?

– А я все думала, когда ты эту карту разыграешь.

– Работает?

– Слишком банально, так что, вы отправляйтесь, а я пойду обустраивать вновь прибывших, – Кристина развернулась и ушла в главное здание.

– А вы отлично ладите я вижу. – Подытожила Майя, смотря на Соломона с редким любопытством.

– Да, с ней интересно. – Ответил он неуверенно, глядя вслед Кристине, не сразу заметив взгляд начальницы.

– Ты ведь помнишь, что правила запрещают личные отношения между сотрудниками, пока они не задекларированы?

– Я.… – он увидел хитрую улыбку Майи, но все же слова несколько смутили, – мы – просто хорошие друзья, – медленно произнес он, понимая, что сам не верит в эти слова, не говоря уже о Майе.

Два автомобиля выехали за пределы территории лагеря. Чем дальше от оплота цивилизации, тем более Майе хотелось не возвращаться вовсе. Просто примкнуть к некому поселению, заняв свое место в небольшой неформальной семье, а то и вовсе, поставить домик на берегу озера… Желательно того самого озера, к которому они много раз приезжали на выходные, ставили палатку и наслаждались тишиной и покоем… где они были вдвоем и больше не было ничего – ни ЦРТ, ни тягот будущего, ни чувства вины – лишь они двое…

Никто не стал бы мешать им исполнить эту задумку, скорее, даже наоборот, позволив ей пропасть с радаров, многие высокопоставленные и не очень люди выдохнули бы. Ибо никто, так громко как Майя, более не станет мешать им «рубить с плеча», забыв о морали, ответственности и справедливости. Сейчас, как и многие месяцы спустя, она не может найти ответ на вопрос: почему все не может быть просто?

Выехав из густого леса, защищающего от прямых лучей солнца и безмятежного ветра, движение без остановки продолжилось по полю. По правой стороне было большое озеро, с противоположного конца которого, вдалеке стояло несколько палаток вокруг большого костра. Слева открывался вид на пастбище и прогуливающихся по нему дюжины коров, за которыми следил пастух. Взрослый, под два метра, мужчина с густой бородой и короткой неровной стрижкой, и рядом, по всей видимости, его сын – лет десять, худощав, черные волосы слегка касались плеч, он заинтересованно наблюдал за отцом. «Видимо где‑то недалеко небольшая деревня» – думал Соломон. Открыв цифровую карту, Соломон стал искать данное место, но не смог, ведь авто определение местности не работало, понять где они, он сейчас не мог. Как и говорила ранее Кристина, сегодня неполадки с связью.

– Как много людей, – со скорбью произнес Соломон, – и все они жертвы Сбоя?

– В той или иной степени. Многие просто потеряли кого‑то и, разочаровавшись во всем, лишь пытаются понять, как и зачем жить дальше. Ты ведь знаешь число пострадавших, чего тут удивляться.

– Одно дело число, другое – быть здесь и видеть их. Это и раньше было трагедией, а сейчас… надо было раньше приехать.

– А что бы изменилось?

Соломон испытывал граничащее с болью сочувствие, видя разных представителей Природных земель, в глазах которых он был больше врагом, нежели доброжелателем. Хотя, ведь именно он готов был первым помогать всем и каждому, жертвуя каждой минутой своего времени, лишь бы улучшить жизнь тех, кому повезло меньше чем ему, уж, не говоря о тех, кто пострадал из‑за действий его наставницы и ее коллег. Так он и познакомился с Майей, когда, повзрослев, устроился работать в общественный центр помощи людям «Рука помощи», недалеко от центра города, в основном специализирующемся на малоимущих людях, предоставляя койку и пропитание. Когда случился Сбой, их центр попал в первые ряды помощи людям, куда довольно быстро приехала Майя, преисполненная непониманием и сочувствием, практически потерянная и разбитая. Она попросту забыла все статусы и должности, взявшись за самую простую работу, чуть ли не готовая мыть полы, дабы людям было чище. Соломон помог, как один из немногих, кто отнесся к ней без обвинений и осуждения. Почувствовав его доброту и заботу, она, как ему кажется, смогла удержаться на плаву.

Некоторые люди, увидев автомобили, останавливались и молча смотрели, не проявляя каких‑либо эмоций, словно замирали, надеясь не привлечь внимания. Кто‑то кричал им в след, но без проявления силы, – это игнорировалось по приказу Майи, прозвучавшего для всех и каждого, еще в первые дни проекта, а ее мало кто мог ослушаться. Дорога занимала не так много времени, но, кажется, что они ехали втрое дольше, и все из‑за того, где они ехали и кого видели.

Агата

Великие умы ЦРТ смогли создать криокапсулы, способные, в буквальном смысле, останавливать жизнь – тело замораживали и, с помощью сложнейшего оборудования, поддерживали необходимые биологические процессы помогающие исключить возможную смерть путешественника. Руководство задумалось – как долго еще откладывать первый тест на людях, ведь, помимо обычной биологии и физиологии, существует умственная деятельность. А то, насколько сильно этот способ влияет на работоспособность человека, уже и даст ответ рентабельности проекта. Чтобы излишне не распылятся бюджетом и рабочей силой, было решено, что криокапсулы, именуемые «саркофагами», легким движением руки поместить в специально созданный для этого отсек на Пилигриме, дабы космонавты не просто протоптали путь до станции Новый горизонт, а еще и довезли груз.

Агату держали в курсе с момента зарождения задумки совмещения проектов, и трудно было понять, то ли она ненавидит, в какой‑то степени нелепое, объединение, то ли наоборот – восхищается, ведь это тот самый шаг для человечества, стать частью которого – мечта. К счастью, стрессовые ситуации для нее – не более чем обычный день, да и она здесь не для критики вышестоящего начальства. Все‑таки, она хоть и занимает крайне высокую позицию, но нет такого человека, которого нельзя уволить. А этого она боялась больше всего, пусть и скрывала свой страх. Но то не означало, что в бой за сохранение места идут все средства, нет. Как раз наоборот, Агата верила, достичь своей цели можно лишь честным трудом и исполнительностью. Так ее воспитали, так она и пытается руководить.

Сегодня она не спит, попросту не может, из‑за груза собственной ответственности и, как следствие, поиска возможных проблем в поставленной задаче. В обычный день она как рыба в воде: нет того, что ей не решить, и того, что может вывести ее из колеи, но сегодня – последний день перед отправкой и, если вычесть всю степень важности происходящего, было кое‑что еще, что ей знакомо, но слишком редко бывало в её жизни.

– Агата, мы готовы, ждем тебя, – прогремел голос в ее ухо, через гарнитуру.

Развернувшись, она оттолкнулась от большого иллюминатора, оставляя звезды за спиной, следуя инерции движения в невесомости Кесслера. Худое телосложение и небольшой рост, всего в метр шестьдесят, позволяли ей быть крайне проворной, не в последнюю очередь, благодаря привитой ее отцом в раннем детстве общей физической подготовке, ставшей неотъемлемой частью ее дня. Агата не была приверженцем моды и значимости внешней красоты, ее устраивала практичность. Короткие черные волосы, не достающие плеч при расчесывании, она собирала в пучок, открывая лицо. У нее была скромная красота: ровные щеки, тонкие губы и большие глаза, глядя в которые можно было увидеть ее ум.

Она быстро оказалась в большом зале без иллюминаторов. Встроенные в потолок лампы ныне были включены в шахматном порядке, испуская холодное свечение, соблюдая баланс между светом и мраком. Прямо посередине, в вертикальном положении, на закрепленных к потолку и полу тросах, держались «саркофаги», три метра в длину и один в ширину. Массивные и тяжелые, расположенные в два ряда по пять штук, они выглядели как огромные столбы. В крышку было встроено бронированное сверхпрочное стекло и сенсорная панель, на которую выводились показатели, дублированные на экран, встроенный в торец «саркофага». Но главное – внутри. Каждый человек, лежавший в этой, похожей на большой гроб, криокамере, был в состоянии заморозки. Окутанные специальным мешком, с надетой на лицо маской, скрывающей даже глаза, они ждали того дня, когда саркофаги доставят прямо на марсианскую орбитальную базу Новый горизонт, где их разморозят.

– Мы проверили все саркофаги четыре раза: ни одного отклонения, ни каких‑либо сбоев или смещения показателей, – сразу объявила Мария, главный инженер и один из создателей данной системы. Она не покидала Кесслер вот уже пять лет, с того момента, как оказалась здесь для первых тестов саркофагов.

– Нервничаешь? – спокойно спросила Агата, видя, как Мария чуть ли не зубами стучит, бросая взгляд с планшета на творение собственных рук и обратно. Рыжие волосы были закручены в клубок на голове, оголяя крайне молодое для тридцатилетней девушки лицо.

– Не то слово, – оторвавшись от бесконечных проверок, она взглянула на Агату, – я ведь уже спрашивала, как тебе удается быть всегда такой спокойной?

– Много раз. Но сегодня не тот день, когда нам стоит отвлекаться на собственные чувства.

– На удивление, твой ответ даже несколько успокаивает. Есть с кем разделить страх неудачи, хотя положения у нас, конечно, разные в этом вопросе, – почти тараторила она от нервов, на некотором взводе.

– Что ты имеешь в виду?

– Эти люди доверились моей разработке, как и все те, кто сейчас наблюдает за стартом, кто верит и надеется, что это сработает. Я вот все думаю, чего боюсь больше – того что люди могут погибнуть в случае какой‑либо поломки или, что моя работа поставит на мне, как и на тех, кто со мной работает, клеймо. И не подумай неправильно – люди важнее карьеры – просто, если что‑то случится, я готова буду костьми лечь, но лишь бы всё исправить, а списав меня со счетов…

– Соберись и верь цифрам, – Мария лишь кивнула, а Агата добавила, – поверь, если что‑то случится с кем‑либо из вас или с Пилигримом, первой отвечать буду я, а не вы.

Приглядывать за десятью жизнями будет группа из пяти человек, являющаяся основным экипажем корабля Пилигрим. Полет составит тридцать девять дней, благодаря минимальному расстоянию между планетами, из‑за чего данная операция не имеет право перенестись на более поздний срок. Это была нелюбимая часть ее работы – думать о деньгах и выгоде «высоких людей», больше беспокоящихся о финансовых отчетах, нежели о вкладе в развитие собственного вида.

Вся подготовка и проверка оборудования проходила с особой точностью и ответственностью, ведь нельзя было допустить неудачу, но, как сама Агата понимала четко и ясно – будь всё это в ее руках, времени она выделила бы значительно больше. Она поднимала вопрос о чрезмерной спешке, указывая на слишком уж сжатые сроки, но в ответ получала лишь благодарность за беспокойство, что было просто вежливой версией отказа от дальнейших обсуждений. И это было ее небольшой проблемой, как считали многие работающие с ней: слишком буквальное следование субординации.

Последние сорок восемь часов, работали обе смены.

За отсчетом времени через камеры прямого эфира из Кесслера наблюдало население Мегаполиса, так же ожидавшее данного полета долгие годы, ведь популяризация как науки, так и космических программ, не сбавляла обороты ни на день.

Запуск, двигатели включились, ознаменовав это событие сильной вибрацией для команды челнока – мгновение – и Агата уже смотрит, как объект с людьми устремляется вдаль, к другой планете. Все показатели, датчики и словесный отчет подтверждает благополучный старт и полет. Овации заполонили мостик. Агата парила в невесомости почти вплотную к стеклу, сквозь который, не моргая, смотрела на удаляющийся корабль. Долгая работа, которой, казалось, нет конца, была частью ее жизни, и вот – труды дали результаты. Но, вопреки собственным приоритетам и порой строжайшей дисциплине, ей было, впрочем, как и всем, страшно… но не за возможную неудачу, хоть и отрицать это было бы ложью, ведь провал был для нее недопустим. Безуспешно она убеждала себя, что это из‑за ответственности за жизни людей, где страх чьей‑либо смерти или какого‑либо ущерба здоровью может сказаться на успешности выполнении задания. Истина же, сокрытая ото всех, была в том, что для нее, в реальности, важна была жизнь лишь одного из них.

Майя

Место прибытия было видно издалека. Последний месяц вертолеты доставляли уже собранные дома. Высотой в два этажа, общим размером в шесть на шесть метров, внутри которых было четыре комнаты с обогревом и полным набором для жилья. Крыша под небольшим склоном, окна со всех сторон, двери с замками. Кухня стояла отдельным зданием, неподалеку от этих скромных жилищ. Вокруг ходили люди – в основном это были сотрудники Саламиса. Кто‑то делал замеры, кто‑то занимался отделкой, доводя строения до полной готовности. Были так же и люди с Природных земель – в потрепанной, старой одежде, иногда с лошадьми, иногда целыми семьями, сновали туда‑сюда и озирались по сторонам, интересуясь у сотрудников об этом месте. Ещё бы установить ограждения, усовершенствовать дороги и улучшить охрану – почти будет напоминать пригороды. Но Майя хотела сохранить максимальную схожесть с естеством Природных земель, как минимум, на первое время, необходимое для усвоения.

Колоссальные траты ушли на подготовку встретить зимнее время, дабы люди могли пережить холода. Разумеется, никто не будет никого выгонять в более теплое время года, но именно через приближавшуюся зиму было решено дать людям возможность жить более цивилизованно, как решило вышестоящее начальство. Майя не особо была довольна таким подходом, но, как ни посмотри, такой вариант был не самым худшим, да и вступать в распри ей хотелось меньше всего. Такой безвозмездный шаг кажется проявлением лучших качеств тех, кто прячется за подписями и чековыми книжками – многие так считают.

Они вышли из транспорта, спустя несколько шагов Майю окликнул водитель, уточняя через сколько за ними приехать, на что последовал мгновенный ответ: «Я свяжусь с вами сама». Они уехали, Соломон проводил их взглядом и тут же получил ответ от Майи на свой удивленный взгляд: «Не беспокойся, они не далеко, а люди здесь мирные».

Ответ его явно не удовлетворил и не успел он что‑либо возразить, как заметил, что отстал от начальницы, смело шагающей в сторону домов.

– Приятно видеть и понимать, что это – начало чего‑то действительно большого и важного. Воодушевляет… – Соломон взглянул на Майю и, увидев её озадаченное лицо, дополнил, – вы так не считаете?

– Вот честно, не понимаю, откуда у тебя столько оптимизма. Возможно, это возраст, хотя будем надеяться, что нет, – закончила она со скромной улыбкой.

– Я просто стараюсь верить в то, что мы учимся на ошибках, ведь не случись Сбой, то мы бы не сделали так много, дабы мир стал лучше.

– Избавь меня от банальностей, пожалуйста. Поверь, я всё прекрасно понимаю – как устроен и мир, и жизнь. А все эти моральные наставления, что лишь используют теорию относительности и изменения точки отсчета, уже давно не для меня, – она промедлила, – важно помнить, мы пытались не мир сделать лучше, мы пытались сделать лучше людей.

– Вы правы, простите, если надоедаю. Лучше вот о чем спрошу: это, несомненно, может поставить под удар все наши труды… не знаю, стоит ли обсуждать это сейчас, но… – Соломон оглянулся, убедившись, что никого нет рядом, – кто‑нибудь здесь, кроме нас с вами, знает, зачем прилетели еще люди с дополнительным оборудованием, которым так и не объяснили конечную цель их работы?

– Только Кристина. Пока так оно и будет, – смотря в глаза Соломону, произнесла Майя несколько напряженно, – вот уж чего‑чего, а панику нам поднимать не стоит, уж точно не сейчас. В ближайший месяц надо всё достроить и подготовить к заселениям. За это время мы успеем обустроить лабораторию и наладить процесс работы с жителями – сбор анализов и составление анамнезов. Кстати, это хороший предлог, чтоб тебе остаться здесь подольше.

– Слишком много предлогов набирается в пользу этого решения.

Майя посмотрела на Соломона. Оба прочли в глазах друг друга понимание того, насколько главная причина, может обернуться еще большей трагедий, чем Сбой.

– Здравствуйте! – Позади неожиданно раздался голос. К ним, опираясь на палочку, направлялся старик, закутавшийся в старое пальто, давно видавшее стирку. Сам же старик, был худощав, что заметно по впалым щекам, а редкие волосы на голове лишь подчеркивали, покрытую рытвинами, кожу.

– Добрый день, сэр, чем можем помочь? – подойдя к нему ближе, спросила Майя.

– Да какое там, «сэр», что вы, можно по‑простому, я же не какой‑то там большой человек, – по‑доброму ответил старик. – Скажите, пожалуйста, если не секрет, эти дома, они же для людей? Я имею ввиду, для таких, как я.

– Именно для вас. Холода скоро, зиму никто не отменял.

– Хм, благодатный дар, ничего не скажешь. А вот мне интересно, что если я не захочу жить здесь? Неужто силой старика‑то заставят?

– Нет конечно, что вы, – Соломон ответил с большим вниманием и заботой, – мы никого не заставляем, всё добровольно. А у вас есть дом или ночлег, для того чтобы переждать холода или, к примеру, непогоду?

– Ну, что же вы юноша, принижаете‑то меня. Я хоть и старый уже, но жить умею, без крыши над головой разве доживешь до моих лет.

– Уже через месяц всё будет готово, если захотите, вы знаете, где найти это место.

Майя не спеша стала двигаться в сторону домов, Соломон последовал за ней.

– Вот мне интересно, если, конечно, позволите высказаться, а почему эти дома строятся лишь сейчас? – они остановились, не успев ответить, а старик продолжил, глядя на постройки, – Столько лет в этих лесах и полях, в болотах и дебрях живут люди, целые семьи, между прочим. Те, кто выбрали жизнь без всего неестественного, ну, вы меня поняли. Многие смеялись, мол, дураки, живут как звери. Хотя, поди отличи человека от зверя, большая что ли разница, нужды‑то у всех одни и те же. Но всем было плевать и, знаете, ведь это многих устраивало. Никто никого не трогал, каждый занимал свою территорию, тратя время и ресурсы на свои жизни, не на чужие. Мда. Сначала дома, потом связь, потом контроль и снова условия, а как я уже сказал, разницу между людьми и зверьём найти сложно, и выходит же, что ничего и не меняется.