Приключения Атреллы. Дорога на Регалат

– Пойдем со мной.

Атрелла пошла, как приказали. В своей каюте капитан достал флягу с вином и, налив себе и Атрелле, провозгласил:

– Давай, дочка, с прибытием!

– Я не пью, – постаралась отказаться она.

– Лекари все пьют, не заливай. Да и я ж не напиться предлагаю, а только немножко, и чисто символически, выпить виноградного вина. «Вина, наполненного светом Лита и дающего силу от Него», – вспомнил он молитву виноградарей и виноделов

Атрелла поняла – пить придется. Решительно взяла стакан, отхлебнула половину. Шармин выпил свой и спросил:

– Ты дальше-то куда?

– Не знаю, – сказала Атрелла. – Может, в порту в госпиталь наймусь младшим лекарем?

Шармин покачал головой:

– Глупости! Тебе учиться нужно, у тебя талант!

Он вдруг залез куда-то под стол. И извлек довольно большой мешок из плотной ткани:

– Это тебе.

– Что это?

– Команда собрала, тебе на учебу, за Юргеса. Бери. Тут хватит. Езжай в Проду́бин – там, я слыхал, медицинский университет, тебе в самый раз.

Атрелла покраснела:

– Мы ж договаривались, что я лечу за провоз. Это нечестно, я не возьму.

– Ты со мной договаривалась, я договор выполнил, а это деньги команды, так что с ними и объясняйся. Только я не советую отказываться, – Шармин очень серьезно покачал пальцем, – обидишь.

Атрелла растерянно смотрела на мешок, попыталась приподнять двумя руками.

– Что ж мне с ними делать?

– В каком смысле?

– Тяжелый, – жалобно сказала девушка.

– Ну, до банка тебе его донести помогут, а там положишь в рост, и с векселем покатишь в Продубин, оставь только себе на проезд.

Она посмотрела опять на мешок, который и сильный Шармин поднял не без труда.

– А сколько там?

– Триста литов! Ребята скинулись по десятке.

– Это слишком! Это очень много!

– По труду и уважение, – сказал Шармин, – отставить споры. Ты еще жизни не знаешь. Думаешь, моряку ногу на место присобачила – эка невидаль!? Ты его семью спасла! Ему жизнь сохранила. Ты думаешь, это все просто так? Поверь, моряки денежкам счет знают, они – эти литы – потом и кровью заработаны. Бери и цени! В любом… да что я говорю, не в любом… это если б повезло найти такого спеца, Юргесу подобная операция обошлась бы не в одну тысячу литов. Так что бери.

– Ему надо бы еще немного полечиться, массаж, травки полезные, чтобы нерв быстрее восстановился, – Атрелла не знала, что еще сказать и вдруг заплакала.

Шармин молчал, а что скажешь, когда плачут от счастья? Он налил себе еще стакан вина и выпил.

«Нарвал» пришвартовался под разгрузку в темноте, не дожидаясь следующего дня. Банки в порту работают круглосуточно, и довольная Атрелла спрятала в сумку вексель на триста литов. Заодно она узнала, что на рассвете отправляется междугородный транспорт в Продубин, и дорога стоит – ого! – целых пять литов. Паровой междугородный транспорт – это не норскапский паровой дилижанс, это целый трехэтажный дом на колесах. В транспортной конторе Атрелле сказали:

– Если хотите подешевле, в вашей комнате будет еще один пассажир.

Она согласилась и подписала проездные документы. Ничего, всего пять дней в тесноте, да не в обиде.

Она думала, что попрощается только с капитаном Шарминым и вахтенным, но оказалось, что вся команда встала парадом у трапа. Перецеловались, и она счастливая сошла на берег. Это ж так здорово, когда тебя любят!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

В которой Атрелла путешествует в одном номере с самым старым в мире гендером, узнает семейную тайну и невольно становится правительственным курьером.

Город-порт Кренг – один из старейших в Рипене и крупнейший торговый порт. Атрелла была уверена, что все порты похожи один на другой. После Ганевола она ожидала чего-то похожего и тут. Однако Кренг поразил ее размерами, обилием пришвартованных и стоящих на рейде судов. Много кораблей стояли не у самого города, а у острова в трех километрах от материка. Остров этот назывался Карантинным. И главной его задачей было не пропустить на материк какую-нибудь болезнь.

Через него должны были проходить все корабли, которые впервые прибыли в Кренг или у которых окончился срок действия карантинного паспорта. Впрочем, многое зависело от того, откуда прибыло то или иное судно. Некоторые разгружались прямо там – на острове, хотя это было менее выгодно, чем в самом Кренге.

У «Нарвала» все документы были в порядке, потому под разгрузку он встал в самом порту, растолкав другие суда.

Атрелла помахала команде с берега рукой, попрощалась со старичком «Нарвалом» и, зажав в руке оформленные еще ночью проездные документы, отправилась на окраину города, где находился вокзал паровых транспортов. Архитектура Кренга, сохранившаяся еще с древних времен королевства, сильно отличалась от приземленной норскапской. Дома в Кренге все были высокие, многоэтажные, окна большие и светлые. Много закругленных углов, крыши домов сферические или состоящие из множества сфер.

Транспорт до Продубина – гостиница на паровом ходу. Атрелла подошла к ней. Длинный дом в три этажа с круглой крышей, сквозь которую торчали трубы, стоял на идеально ровной и прямой дороге. Девушка обошла транспорт по кругу в поисках входа, обнаружила две водительских кабины. Одну спереди, а другую сзади. И догадалась: транспорт не разворачивается. Дойдя до конца, он выгружает пассажиров и отправляется обратно, просто водители переходят в заднюю кабину, которая становится передней.

Вход обнаружился точно посередине, вместе с очередью. Посадка уже давно шла. Атрелла пристроилась в хвост и, когда подошла ее очередь, протянула контролеру оплаченные документы до Продубина. Тот сказал:

– Ваш спутник уже в комнате. Второй этаж, номер тринадцать.

Предвкушая интересное знакомство и заранее настраиваясь на весело-дружелюбный лад, путешественница поднялась на второй этаж и вприпрыжку побежала по длинному коридору в поисках тринадцатого номера. Дверь была открыта. Она влетела в комнату со словами:

– Доброго утра!

Навстречу ей высунулась долговязая фигура с длиннющими руками и вся в складку, от лба и глаз до пальцев. Гендер?! Такой подлости от жизни Атрелла не ожидала. Пять дней делить с ним одно жилье?! Слушать его сентенции о прекрасном, страдания о невыносимости жизни в своем теле и рассуждения о том, как безвкусны люди? Она решила уже бежать обратно к контролеру, чтоб сменить номер, но гендер сказал:

– Доброго утра, милая девочка. Я не доставлю тебе неудобств, – и… замолчал!

Атрелла удивилась. Гендеры так коротко не говорят. Это был какой-то неправильный гендер. Голос у него напоминал скрип сухого дерева на ветру.

Она замерла в дверях и спросила:

– А почему вы решили, что я боюсь, будто вы доставите неудобства?

Судя по лицу, этому гендеру было далеко за тысячу лет. Он полулежал на диванчике, потому что сидеть не получалось.

– Мы всем доставляем неудобства. Такая порода, – гендер попытался улыбнуться. – Я привык. Давно уже научился говорить коротко. Ты ведь с Норскапа? Судя по произношению окончаний, с северо-восточной стороны, Гразид? Я угадал?

Атрелла продолжала изучать старика. Ни крашеных волос, ни колечек в ушах, ни разноцветных одежд. Какой-то древний, как и сам гендер, серый балахон. И пах он не стариком, а пылью веков. Голова почти лишена волос, зато обильно усыпана бледно-коричневыми родинками. Это действительно неправильный гендер. Редкий. Пожалуй, с ним может быть даже интересно. Как он лихо вычислил, что она прибыла с севера!

Она прошла к свободному диванчику.

– Угадали, я точно из Гразида. А вы не храпите? – спросила не столько потому, что действительно опасалась храпа, сколько для того, чтоб хоть что-нибудь спросить, поддержать разговор. Она до сих пор не задумывалась, как звучит ее речь, местные рипенцы действительно рубили слова, а она чуть растягивала окончания. Северяне все «поют» немного.

Гендер опять попытался улыбнуться, морщины на лице раздвинулись, и Атрелла догадалась, что так он улыбается.

– Бессонница – удел стариков, – он поерзал ногами, пытаясь приподняться. – Может быть, познакомимся? Меня зовут Ирваниэль Валехо.

Поразительно, он не назвал клана. Или Валехо – клан?

– Атрелла Орзмунд, – сказала девушка, – а из какого вы клана? Валехо?

– Ни из какого, – ответил гендер, – моего клана больше нет. Был… Я одинок и бездетен.

Атрелла уселась напротив гендера.

– А ты, наверное, дочка известного профессора, лекаря Орзмунда из Гразида? – предположил он. Атрелла покраснела и кивнула. – Я читал его работы. – Гендер деликатно не сказал «читал о нем».

– Он уже не преподает в университете.

– Я слышал и об этом, – Ирваниэль изобразил грустное лицо, и все морщины повисли, – он пытается решить проблему гендерной дистрофии.

– Он делает операции по смене пола ва… ваш… гендерам, – в голосе Атреллы проскочила нотка раздражения.

– Я этого не одобряю, – заявил гендер. – А ты?

– И я, – сказала девушка и невольно улбнулась. – Я из-за этого из дому ушла. С папой поругалась.

Ирваниэль молчал, рассматривая Атреллу.

– Вы меня осуждаете?

– Нет. Это серьезный поступок. Но ты, наверное, нас терпеть не можешь? Хочешь, я попрошу переселить меня в другой номер?

Атрелла замотала головой:

– Нет! Вы совсем не такой, как те гендеры. Не нужно!

Ирваниэль почему-то протер глаза, в которые набежали слезы.

– Ты знаешь, я сотни лет не выходил из библиотеки, и у меня голод общения… очень хочется поговорить с кем-нибудь. Если я тебе надоем, скажи – я буду молчать, а если тебе не трудно, давай разговаривать?

Атреллу насмешило такое предложение, и она прыснула в кулак. Молчаливый гендер – это чудно. Нет, не молчаливый – молчащий, молчавший… и просит общения. Ух, наверное, он действительно очень хочет поговорить! Забавный дядька. И говорит он не так, как все гендеры, а как люди. Коротко и по существу.

– Извините, – сказала она, – это очень необычное предложение.

– Ничего страшного, – гендер совсем не обиделся, – мне будет проще, если ты меня будешь спрашивать, а я поддержу любую тему. Не знаю, что ты захочешь спрашивать. Я ведь все знаю, что пишут, о чем говорят и что мне довелось видеть.

– А чем вы занимались в библиотеке? – спросила Атрелла, разбирая свою сумку.

– Работал, – просто ответил почтенный Валехо, – я главный королевский архивариус Рипена. Архивы – это мое дело. Каждому документу нужен перевод, а я ведь знаю все языки континента и прилегающих островов, и каждому документу нужно отвести место в хранилище, записать в каталог. Это большая работа. Она под силу только гендеру. Правда у меня уже есть помощник, тоже гендер. Но я с ним мало общаюсь. – Гендер сморщился, – очень много болтает не по делу. Я отвык.

– А разве Рипен не стал республикой уже пятьдесят лет назад? – удивилась девушка.

– Да, это была очень интересная история. Пятьдесят два года назад король Феру сам все подготовил и созвал государственный совет – я хорошо помню эти события, если хочешь, могу рассказать.

Атрелла помотала головой:

– Не надо. Я учила историю. Но если короля давно нет, то почему вы – королевский?

Они не заметили за разговором, как транспорт пошел, медленно набирая скорость.

– Так получилось, – сказал Ирваниэль. – Главные архивы находились со времен исхода в королевском замке в Тарборне, ведь с людьми из гибнущего Харанда в страну хлынул поток документов, книг, рукописей, чертежей. Вывозили все, что могли и успели захватить. И все это нужно было как-то сохранить. Вот тогда и был издан указ о создании королевского архива, а я получил назначение только через двести тридцать тригода после наложения проклятия на земли Харанда и начала исхода его жителей. До моего назначения все документы и артефакты складывали в подвале, даже не всегда записывая поступление. И я приступил к сортировке и переводу. Должность моя, какой была, такой и осталась – вот уже тысячу двести двадцать семь лет я – королевский архивариус.

Гендер уже дважды упомянул об исходе. Из истории Атрелла знала о том событии, что произошло чуть больше полутора тысяч лет назад. Выходило, что гендер Валехо был ровесником ему, а может, даже помнил Харанд еще до гибели?.. Все-таки нелюбовь ее к гендерам была не так велика, чтоб отказаться от общения со столь необычным попутчиком.

Ирваниэль все лежал на диванчике, иногда закрывал глаза и впадал в дрему. Впрочем, за его морщинами глаз было почти не видно. Он действительно не храпел, а из-за того, что и дыхание, и сердцебиение у гендеров редки, казалось, будто он умер.

Атрелла не стала беспокоить старика, примостилась у окошка и принялась смотреть на весеннюю природу центрального Рипена. Зеленела трава, выстилавшая землю вдоль дороги. Где-то внизу проплывали занятые своими делами люди, редкие постройки и сады, сады… еще не цветущие, но уже сплошь покрытые розовыми бутонами.

Прошло около часа.

Ирваниэль завозился на диване и, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Сначала поменять название моей должности забыли, а потом сохранили как память и, как говорите вы, молодые, – для прикола.

Атрелла повернулась к гендеру и кивнула:

– Действительно, прикольно. Только я это слово не люблю. Меня воспитывал отец, а он очень строгих правил и все школьные молодежные словечки не признает.

– А мама? – гендер произнес это слово с неожиданным чувством, очень тепло, – в каких вы отношениях?

– А маму я не помню. Мне сказали, что она умерла в родах от кровотечения. Это случается, почему-то иногда с литариями-лекарями.

Гендер не отреагировал на ее слова никак, он закрыл глаза и, покопавшись в памяти, предложил:

– Если тебе интересно, я могу кое-что рассказать о твоем отце, когда он был молод и учился в университете.

Атрелла подскочила от удивления:

– Вы его знали?

– Нет, не знал, – морщины на лице гендера обозначили улыбку. – Но я читал кое-какие документы и кое-что знаю о Витунге Орзмунде.

Девушка жадно уставилась на престарелого гендера:

– Расскажите, пожалуйста!

– Несколько лет назад я получил архивы «Коллегии национального здоровья», – гендер опять повозился на диване, устраиваясь поудобнее. – Так раньше называлось министерство. Фамилия Орзмунд мне знакома, как любому гендеру. Меня заинтересовал этот человек, и я стал более внимательно разбирать все документы, которые прямо или косвенно касались его.

«Все-таки гендеры не умеют говорить коротко», – подумала Атрелла.

Заведя речь на любимую тему, Ирваниэль говорил монотонно, будто читал запечатлевшиеся в памяти документы:

– Вот рапорт полицейского управления Тарборна от пятнадцатого апреля тысяча шестьсот пятнадцатого года… – Атрелла в уме сосчитала, что отцу тогда было, как ей, лет семнадцать-восемнадцать. – Ночью в участок центрального округа были доставлены студенты медицинского факультета И́ндрэ Анко́лимэ, Рели́на Ловинде́рэ и Ви́тунг О́рзмунд. Все трое находились в нетрезвом состоянии. Студенты были задержаны за попыткой пересадки голов кошки и собаки, принадлежавших трактирщику, в заведении которого указанные студенты отмечали сдачу экзамена по оперативной хирургии.

Атрелла рассмеялась:

– Папа такой озорник?

– К рапорту подшиты объяснительные, из которых следовало, что идея и методика операций предложены Релиной. К счастью, трактирщик вызвал полицию, и операция закончилась, не начавшись. «Хирурги» были оштрафованы на десять литов.

Атрелла хохотала до слез.

– Этого не может быть! Папа оперировал кошку? – она уже не смеялась, а стонала от смеха. А Ирваниэль сказал серьезно:

– Гендеры не могут врать, милое дитя. Я рассказываю дословно, как написано в полицейском отчете и рапорте в Коллегию НЗ. Если в этом документе и есть ложь, то не моя. Но я думаю, что все было правдой. Релина Ловиндере в своей объяснительной написала, что таким способом она хотела продемонстрировать свое мастерство друзьям и добиться признания в преводсходстве над ними – лекарями высшего ранга и студентами последнего курса.

Тут до девушки дошло.

– Погодите! Вы сказали, что их соучастницу звали Релина! Так звали мою маму. А Индрэ Анколимэ – это старый друг отца, он мне посох подарил, когда я родилась, – Атрелла показала на стоявший в углу посох.

– Что же случилось?

– Папа сказал, что мама умерла.

С лицом Ирваниэля что-то происходило, но он не улыбался.

– Извини. Это папа так сказал? – гендер вдруг заскрипел, будто в горле появился песок.

– Да, а что? – удивилась Атрелла.

– Я ничего не могу утверждать, девочка, я просто читал один любопытный документ, датированный двадцать девятым февраля одна тысяча шестьсот двадцать пятого года.

Это был год, когда Атрелле исполнилось четыре. Она жадно слушала.

– Докладная из Адмиралтейства: «Двадцатого февраля исследовательским парусником „Созвездие“ к югу от Слемирова архипелага был подобран плот с потерпевшими кораблекрушение паломницами», – гендер замолчал, Атрелла затаила дыхание. – Всего с плота снято одиннадцать человек, все женщины. К рапорту прилагался список имен с документами; так вот, под номером девять значится Релина Ловиндерэ – жрица Безутешной первого ранга.

Атрелла побледнела. Мама – жрица богини Нэре? Этого не может быть! Все лекари – литарии. Может быть, это была другая женщина? Имя и имя рода… если имя может совпасть, то род? Это невероятно.

– Вы уверены, что это она?

– Я ни в чем не могу быть уверен, милая девочка, – гендер подергал себя за нос, – если чего-то не видел или не слышал сам. Я видел и читал документ, о нем тебе и рассказал. Имеет ли та женщина отношение к твоей маме, или она назвалась этим именем с целью скрыть свое истинное – я не знаю. Люди могут обманывать. А ты знаешь нэреитов: для них морально все, что выгодно. С другой стороны, зачем кому-то может быть выгодно назваться именем твоей матери?

Вопрос резонный. Атрелла спросила:

– Господин Ирваниэль, скажите, а что еще было в том рапорте? Откуда плыли те паломницы? Куда их доставил корабль «Созвездие»?

– «Созвездие» высадил их в порту Ларин на северной оконечности острова Орий, сам же продолжил плавание. Дальнейшая судьба паломниц мне неизвестна. А вот откуда плыли?.. – Гендер погрузился в воспоминания и будто прочел по памяти: «…подобраны одиннадцать женщин, назвавшиеся жрицами богини Нэре, следовавшими из порта Хандер на корабле „Элав“ к Слемировым островам с целью поиска развалин протохрама Безутешной».

Атрелла пыталась вспомнить: где это – Хандер? Но Ирваниэль ее опередил:

– Хандер – это маленький порт королевства Кола.

Тут девушка вспомнила: Кола – это полуостров на севере материка, там расположилось одно из самых загадочных государств мира. Все рассказанное старым гендером потрясло ее. Атрелла тихо выскользнула из номера – ей не хотелось, чтобы гендер видел, как она плачет – и пошла по длиннющему пустому коридору. Слезы душили.

Отец всегда уходил от разговоров о маме. «Умерла в родах… меня не было рядом. Лекарь, принимавший тебя, оказался слаб и неопытен», – все, что он рассказал однажды.

Акушерское кровотечение – грозное осложнение родов, когда раньше времени отслаивается послед. Погибнуть могут и мать, и плод, но любой лекарь, более-менее владеющий навыками остановки кровотечений, может спасти или роженицу или ребенка. Главное, быстро отреагировать не первые симптомы – не мешкать ни в коем случае. Это Атрелла хорошо усвоила, однажды летом в Гразидском госпитале ей пришлось самостоятельно бороться с таким недугом минут пятнадцать, пока не подбежали старшие лекари. Какой же бестолочью оказался тот, кто принимал роды у мамы?! Впервые она не поверила словам отца. Но для чего ему обманывать? Почему Лит допустил, чтобы мама умерла?

Это она сможет узнать, только если вернется.

В конце коридора оказалась застекленная дверь, и Атрелла вышла на небольшой балкончик. Задувал теплый весенний ветер, с неба светило солнышко. Девушка присела на лавочку и позволила себе поплакать вволю.

***

Когда Атрелла отправлялась с междугороднего вокзала, на окраине Кренга к причальной мачте швартовался дирижабль из Норскапа. Его зацепили якорями за специальные ушки и подтянули к земле. Экипаж пошел отдыхать, а рабочие тем временем разгрузили отсек с почтой.

Среди посылок и бандеролей на разборку пошли ящики с письмами. Одно было адресовано в Управление безопасности ордена безутешной богини Нэре. Письмо прибыло из Ганевола. Следователь, на всякий случай, обшарив за пять дней герцогство в поисках следов Атреллы, убедился, что вероятной преступницей остается девушка, вписанная пассажиром на лесовоз «Нарвал». Агентам ордена предписывалось осторожно выяснить у команды лесовоза, как зовут девушку и куда она могла направиться дальше.

Письмо попало в орден после полудня, еще около двух часов пролежало в почтовом ящике, и наконец, было вскрыто и прочитано.

Начальник Управления озадачился. Преступления, описанные в письме, достаточно серьезны, чтобы поднять на ноги всех агентов побережья. Но с другой стороны, агент из Норскапа указывал, что лекарка неизвестна, что лечит бесплатно и явила себя очень сильным целителем, в одиночку удалив смертельную опухоль у пожилого мужчины. А нэреитам хорошо известно, что целитель может не только вернуть к жизни умирающего, но и одним прикосновением остановить сердце или парализовать. Безответственный, хулиганствующий лекарь опаснее безумца с ножом в руке. Но ни имени, ни особых примет, ничего конкретного не сообщалось. Кроме перечисления преступлений.

Лекарка – явная литарийка, но, похоже, ни к одному храму или ордену не принадлежит. И раз так, то ее можно без проблем уничтожить, не давая потом никому никаких объяснений.

Вся медицина в Рипене и многих странах мира тщательно регламентирована. Лекарям запрещено исцелять безнадежных больных, поэтому случай с Жаберином Дохоланом – вопиющее нарушение закона! Его давно ждали в царстве Нэре – царстве мертвых, а теперь, из-за этой девчонки, Безутешная не получит его еще долго. Это непорядок! За одно это преступление она может быть уничтожена. А сколько еще она может совершить разных бед?

Начальник вызвал трех агентов и приказал им разыскать гуляющих в порту членов команды «Нарвала» и деликатно за рюмкой чая выяснить все, что можно, об их пассажирке.

К сожалению, капитан Шармин за делами оформления нового фрахта совершенно забыл предупредить команду, что откровенничать насчет Атреллы нежелательно. А впечатления от ее помощи Юргесу были столь велики, что агентам ордена не составило труда узнать: девушку звали Атрелла. Фамилии ее назвать никто из команды не мог, но и этого было уже немало, в совокупности с рассказом об операции, проделанной ею во время шторма. Агенты примчались с докладной к начальнику уже под вечер. К преступлениям добавилось еще одно. Осталось разузнать самую малость – полное имя преступницы. В судовой роли она должна быть вписана.

Капитан Шармин был изрядно удивлен, когда его среди ночи вызвали в портоуправление с журналом и судовой ролью. Он ни на минуту не задумался, что это может быть как-то связано с пассажиркой. Он думал о новом грузе, новом рейсе и списании на время Юргеса для долечивания, а также о розыске матроса для замены на месяц-два. В портовой канцелярии проверили записи, и начальник Управления мигом составил рапорт в центр о прибытии на западное побережье Рипена опасной преступницы – Атреллы Орзмунд, примерно пятнадцати-двадцати лет. Всем отделениям рекомендовано принять все возможные меры к ее розыску и даны приметы: рост ниже среднего, светлые волосы до плеч, глаза серые, одета в меховой плащ, при себе имеет: черный, инкрустированный серебром посох, дорожная сумка – это все, что мог сообщить следователь из Ганевола. В случае оказания сопротивления при задержании преступницу дозволялось уничтожить. Все нэреиты знали, что лекарь может не только исцелить, но и убить одним прикосновением. О том, что литарий – убивать никогда не станет в силу веры своей и убеждений, они не думали. Раз может, значет однажды сделает. Мало ли они знают людей, которые совершают различые действия, в том числе преступные, не потому что нужно, а потому что могут?

Рапорт с помощью светового телеграфа разнесся по стране. И уже утром следующего дня все агенты безопасности Безутешной вышли на вокзалы, встречать прибывающих путешественников. Агенты ничем не отличаются от обычных людей. Разве что взгляд холоднее, да улыбка не любезна, а будто маска. А так – люди как люди, каких большинство.

***

После известия, что мама, возможно, жива, Атрелла до сумерек ходила сама не своя. Гендер помалкивал. Он по-прежнему полулежал на диванчике, то ли в дреме, то ли в задумчивости. Девушка к вечеру успокоилась, выплакалась и улеглась – и, не замечая соседа, забылась беспокойным сном под мерное покачивание самоходного дома. Она не заметила ночной остановки на два часа в городе Кажин. И ей фантастически повезло, что агент, проходивший по транспорту под видом разносчика напитков и пирожков, наткнулся на гендера Ирваниэля. Тот выполз до половины корпуса в коридор, при этом не снимая зада с дивана, купил пирожков и кувшин с яблочной брагой для Атреллы и пива для себя. Агент не догадался спросить, есть ли кто-нибудь еще в номере, решив, что гигант уж наверняка путешествует один. А раз патологически честного гендера не спросили, то с какой стати он будет сообщать, что опасная преступница Орзмунд мирно сопит в две дырочки прямо напротив него, невидимая агенту за стенкой, и посох ее стоит тут же, в одежном шкафу?