Благоухание молока

Romapleroma

Благоухание молока

Искусство не носит оправдательного характера. Оно всегда рывок за грань и никогда понятный обществу компромисс.

В созидательном процессе важны три вещи – Муза, Автор и их сонастройка.

Автор никогда не создает для зрителя, но всегда для Музы и себя. Если Автор ждёт одобрения, он не познал истинного озарения.

Творите отчаянно смело! Но, помните, что искусство – это проводник Закона и Нравственности высших миров.

“Мне в тёлке, в бабе, ну в овце…нравится, чтобы ляжки были от ушей. Чтобы бюст в кофточку не помещался, да! И в руку тоже! И еще хочу, чтобы была не очень там умная, чтобы не выпендривалась!”

Величию жертвенности

Молчанию мудрости

Сиянию красоты

Ей посвящается.

Основано на реальных событиях, происходивших на изломе эпох

1990е-2010е.

Ночь накануне последнего рождества

Представьте, что наступит ночь, утро которой не наступит. Тайна нежности лунного света не будет рассеяна утренним пением птиц. Когда закончится ночь и смотрящие за рисунком толкнут стрелки к 5 – циферблаты часов исчезнут. Голоса тысячи муз пронесут над землей завершающую ноту триумфа богов и людям будет дарована вечность. Земля, впитавшая все оттенки крови, пота и счастья, познавшая пределы легкости крыльев бабочки и свинец войны брата против брата, прекратит свое путешествие по орбите бытия. Веко, открытого когда-то центрального Глаза, поддавшись гравитации, сомкнется. Весь мир вздохнет спокойно и….

Перестанет существовать.

Какой же должна быть эта ночь накануне последнего рождества? Каков вкус напитка в фужере, созданного из минералов, которые 30 млн лет наблюдали восход плазменного гиганта и смиренно ждали этого мига освобождения?

Я знаю этот вкус. Это вкус губ любимой женщины, которые ты не можешь поцеловать. Это букет из цветов сладкой боли и беспредельности желания в тот момент, когда она уже прошла регистрацию на рейс и машет рукой в последний раз. И нет силы более магнетической, чем притяжение сердец, разделенных таможенной чертой.

Я знаю, что когда наступит последний день людей, глаза вспомнят именно это чувство. И все мы, люди земли, возжелаем продолжения, каким бы ужасающе-чудесным оно ни было. Мы были созданы, чтобы продолжаться. И это моя бесконечная история. О тебе.

А начиналось всё так….

Темнота окутывала пределы известного. Не было ни движения, ни покоя. Пространство и время еще не знали друг друга. В ночь на первое число первого цикла Решение было принято – Единый воплотился в Троичность, рождая сферы творения, наполняя их электромагнитным совершенством подлинной геометрии. Импульс впервые озарил сердце и позволил ему пропустить через себя потоки огненной крови создателя. Океан неведомой силы раскинулся над орбитами младенческих солнц, погружая их в колыбель бытия. Беспредельность познала структуру – кристаллическая решетка мироздания неотвратимо настигала предвечный хаос. Свершилось!

Оранжевый шар ударился о землю, подняв немного пыли. Еще одно касание, еще..и вот, сферу обхватили пальцы мальчика 12 лет. Шаг, еще шаг и тело, на две секунды забыв о гравитации, взмывает в воздух, неся на одной руке теплый мяч к заветному кольцу.

– Что делаешь?

– Попадаю в кольцо, – ответил я, не обратив внимание на пришедшую из ниоткуда девочку.

– И как получается? – не отпуская меня своим взглядом, задала она свой второй и последний вопрос.

– Так себе. Никого нет. Я один играю.

– Играй для меня, – сказала она – я буду смотреть, а ты будешь попадать.

Спустя 15 лет я пойму, что значила эта фраза, а пока мое тело дернулось и заставило, наконец, повернуться к ней лицом и посмотреть в глаза. Слова были не нужны, да и какие слова могут быть в голове мальчика-подростка. Я держал взгляд, может быть три, может быть пять секунд. Пять секунд, которые показались мне вкуснее самой вкусной газировки. Когда я отвел глаза, я знал – мир больше никогда не будет прежним. Понятия не имею, что значит влюбленность, но знаю другое – знаю, когда ноги будто прорастают до самого ядра земного, черпая ярость из самого ее истока, знаю, когда мышцы дают такую высоту прыжка, которая позволяет забыть все страхи мальчика живущего чуть более 10 лет, знаю. Я сделал вид, что ничего не произошло и продолжал раз за разом отправлять мяч в цель, прекрасно осознавая, что ее глаза – это то самое Пламя, что я видел во сне. Солнце клонилось к горизонту. Лето на севере заканчивается быстро и я знал, когда она отведет глаза, мое лето закончится намного быстрее календарного. Красные ленты в ее жгуче-черных волосах, будто вечное пламя вечного чувства, заставили меня сказать:

– У меня дома живет черепаха. Хочешь, пойдем посмотрим на нее?

– Давай, – коротко и бескомпромиссно ответила она.

Поднимаясь по лестнице хрущевки, мальчик-подросток знал, что его ноги ступают по мрамору, со стен величественно взирают лики неизвестных ныне богов, а колоннады, скрывающие вековые секреты трансмутации металлов и поныне здесь. Рядом же, по поверхности благородного минерала, струится шелк платья его женщины. Женщины, которая достигла своей единственности в его сердце. Волну клеточной памяти быстро унес сквозняк разбитых окон старого дома. Я открыл дверь и пропустил ее вперед. С магическими женщинами сказка начинается не с первыми месячными, а с первым ее вздохом по выходу из материнского лона. Каким-то неведомым образом эта девочка, весом как одна хорошая гантель и ростом с собаку, закручивала пространство вокруг себя, обдавая окружающих подлинным смыслом бытия и не оставляя шансов на отступление. В 13 лет я пригласил ее на свидание, чтобы посмотреть на черепаху, которая держит на себе весь мир. Это была именно та черепаха из древней легенды. И если в это верит эта девочка, значит, верит и всё сущее. Встреча продлилась не более десяти минут. Уходя, она забыла ободок. Я окликнул ее в парадной и вернул вещь. Отдавая, я знал, что это был не пластиковый аксессуар, а миртовый венок из золота, свободного от примесей.

Я смотрел на нее из окна неестественным для 13-летнего мальчика взглядом тотальной любви и тоски, будто никогда ее больше не увижу. Она шла уверенной поступью, не оглядываясь. Красные шелковые ленты, вплетенные в волосы, развивались на ветру, оставляя в моем одиноком небе след самого высоко чувства. Набрав ванну, я погрузился с головой.

15 лет спустя

С радостью дельфина и печалью морской звезды я шел наверх – к поверхности воды. Меня не покидала занозоподобная мысль “что-то не так”. А что конкретно? Здоровье в порядке, финансовая подушка вполне себе мягка, погода прекрасная, войны нет. Так что же все- таки не так? Легким не хватило объема дать мозгу найти ответ на вопрос и тело выпрыгнуло из-под покрова неразгаданной тайны одного из базовых элементов бытия. Умереть не удалось. Согревало лишь одна мысль – есть шанс стать бессмертным. И для этого есть только 2 пути – не рождаться и оставить след своего Гения на земле в виде… Да чего бы то ни было. Хоть камень красиво уронить, а потом вокруг этого камня воздвигнут храм или город на нем поставят. Так и назовут “город имени камня уроненного таким-то”. Но как добраться до этого шедевра внутри себя? Как уронить камень? Как написать картину? Музыку? Как выпустить из себя эту силу и не дать ей умереть?

Шло время. Анализ окружающей действительности оставлял некогда заданный в ванне вопрос открытым. Это “ЧТО-ТО НЕ ТАК” нельзя объяснить геополитикой, рациональной необходимостью войн с целью сбыта продукции оружейных заводов, даже теория заговора с ее золотым миллиардом совершенно ни при чем. Среди вполне сытого общества, я встречал то же самое томление в глазах людей, тот же самый вопрос – чего не хватает тем, у кого есть всё? Почему молитва так редко спасает души? И даже если молишься правильно, всё равно остается темный угол в глубине сердца, который, так или иначе, сегодня или завтра, но обязательно омрачит мед бытия каплей дегтя.

Цепи будней слишком тяжелы, слишком густая кровь даже в самых красивых и молодых венах. А перо мастера так недостижимо далеко. И стоял я посреди будней, распятый фактом рождения, не понимая, что делать дальше. Ум слишком нестабилен, рассеется как утренний туман при виде истины. Тело слишком конкретно. Невозможно изменить утвержденную богами систему координат физического мира – таблицу сновидца Мендлеева. Вознесение и прозрение возможно лишь в сердце – единственном центре человеческого существа, способным выстоять в сокрушительном очаровании Образа Изначальных Миров. Посмотрев на биологические часы, я понял – либо сейчас, либо никогда. Иначе быт поглотит последние капли жизни, навсегда оставив золотые колосья на полях Гения нетронутыми.

Ответ пришел как обычно из сна. Живописность этих миров воистину фатальна. И снилось мне: каждое божество желает увеличивать свое присутствие в проявленной вселенной. Зеленый. Синий. Красный. Тайна Трех Зеркал, в которых отражается всё. Отраженный же бог принес Вечный Вопрос и запечатлел его в каждом. И не вынуть его и не ответить на него. Лишь промолчав, звезда воспарит. Звезда двоична. Адам и Ева в ней. От мальчика отреклись – дав полную свободу. Но молитва и покаяние навеки в нём. Он думает, что так вернется к Правде. И вечный зов гонит его. Девочка же собственность Зеркал. Она независима от власти бога отраженного и не признает его своим создателем, летая в тишине, свободная от клятв. Молчание Евы громче молитвы Адама. Так вуаль будней падает со святого лица гения.

Будильник прервал моё путешествие по дюнам воображения, отправив в ванную комнату. Сбривая станком щетину трёх дней, я всё думал о той молчащей женщине из сна. Я простоял так наверно минут 10 и спасибо тому упавшему куску пены для бритья, что вернул меня в реальность. Взгляд уперся в трюмо. 21 век на дворе, о каком трюмо может идти речь? Одно мне стало ясно – случайности подготовлены. Случайно не ради понимания этого сна, 30 лет назад был куплен этот предмет антиквара? Кем куплен? Смотря в струю воды в надежде получить ответ, я вспоминал статью из модного журнала, где описывалась эта техника медитации. Дед! Точно! Это он притащил его из поездки на какой-то симпозиум. Что я знаю о нем? Да ничего, кроме того, что он профессор. Никогда не рассказывал чем занимается, постоянно был в разъездах, но самое главное – что жизнь била из него ключом, а ум был настолько ясным, что никогда не скажешь, что человек живет уже больше 80 лет. Да, порой модные журналы дают дельные подсказки.

Остатки завтрака я дожевывал уже в автомобиле. Два часа пути до Академии под звуки штатной аудиосистемы пронеслись незаметно и даже утренний час пик остался без шанса испортить настроение – настолько я был заряжен желанием найти разгадку сна и старого трюмо. У неприметного серого здания без опознавательных знаков стояли точно такие же автомобили. Стараясь не выделяться, я припарковался чуть дальше основной стоянки. Поднимаясь по мраморным ступеням, мое внимание похитила табличка имперского темно-зеленого цвета с непонятным шифром А 17/22. Я сделал сверхусилие, подталкивая себя вперед – к входу. Каменному лицу охранника я смиренно назвал фамилию и меня охотно пропустили. Видимо за три года, которые я не был здесь, авторитет деда не упал. Я стоял в фойе, возле окна, наблюдал, как снег исправно скрывает под своей совершенной геометрией недостатки города-миллионника. Канун нового года придавал атмосфере особый мандариновый оттенок. В этом учебном заведении никогда не было звонков, занятия заканчивались тогда, когда и преподавателю и студентам этого хотелось. Фиксированным было лишь время работы здания – с 9 до 00.00. Странный распорядок работы для учебного заведения, не так ли? Двери аудитории были распахнуты рукой в деловом костюме. Еще не видя лица, я понял, что это один из студентов, поскольку дед явно не мог себе позволить носить Ermenegildo Zegna в будни. Я заглянул и увидел его в свойственной атмосфере – в окружении молодой женской крови на высоком каблуке и в строгих костюмах. Они что-то обсуждали около доски. Рисунки, которые я видел и прежде, всегда были для меня загадочными. Они напоминали рецепт борща и чертеж космического корабля в одном флаконе, плюс куча неизвестных символов на непонятном нормальному человеку языке. Дед сразу заметил меня и кивнул с улыбкой дав понять, что общество дам детородного возраста ему не менее приятно, чем мое и продолжил общение с ними еще пару минут.

– Ты как здесь дружище? Неужели решил сходить вместе со мной на тренировку?

Я обнял деда и сказал, что мой визит совершенно не связан с его страстью к тяжелой атлетике и цель приезда странный сон, который отразился в его старом трюмо ярым желанием понять суть происходящего.

– Ну что ж, подожди меня в машине. Я соберу вещи и по пути в спортзал постараюсь быть полезным тебе, ты ведь подбросишь старика? А то у меня сегодня присед 120кг не хочу утомлять ноги раньше тренировки.

Было что-то в этом человеке, от чего у меня мурашки по спине бежали. Приседать с центнером на спине на 9ом десятке и пользоваться спросом у женщин до 35, это надо курить что-то очень ядреное.

Я попрощался с охранником на входе, боковым зрением оценивая скромность убранства Академии, которую охраняло более 30 человек с табельным оружием. Все-таки система есть система. Сила и тишина. Кто бы мог подумать, что за этими серыми стенами 24 часа в сутки происходит нечто, что требует защиты целой группы богатырей. Дед дал отмашку своему водителю и прыгнул ко мне в машину.

– Ну, так что там у тебя за сон друг мой? Наверняка девчонки нагишом по пляжу? Или такое снится только мне? – он опустил окно и позволил ладони ловить северный ветер.

На эту дурную привычку постоянно жаловался его водитель – “ну невозможно ездить зимой постоянно с открытым окном. Постоянно приходится быть в шапке”. Дед никогда не объяснял этого феномена, но мне тоже пришлось надеть головной убор. За окном было -27.

– Нет, дед, не девчонки. Точнее одна. Да вообще речь не о теле, а о душе, наверное.

И я изложил ему суть. Приступ смеха в ответ прервал телефонный звонок. По разговору я понял, что его приглашают на конференцию или какое-то мероприятие. Отдышавшись, он сказал:

– Ну ты и тормоз, только только начал вспоминать.

– Что значит вспоминать?

– Видишь ли, ты был очень энергичным ребенком и уложить тебя в кровать было практически невозможно. Ты засыпал только под чтение Архивов. Я читал тебе то, что ты увидел во сне.

– Дед, ты читал ребенку на ночь какие-то сакральные манускрипты?

– Не какие-то, а именно сакральные. Фрагменты рабочих Архивов Академии. Для меня самого это было странно, но как видишь, это работало. А от народных сказок и мультиков ты ревел, как от стоматолога. Впрочем, странно, что ты этого не помнишь. Видел бы ты себя, когда я заканчивал чтение очередной стансы – чистые глаза полные осознанного умиротворения. Не совсем стандартная колыбельная для ребенка, не так ли?

– Я подумать не мог, что такое могло происходить… Слушай, так все-таки, если ты читал мне об этом, расскажи понятным языком, что это за боги, звезды и почему это приснилось мне в качестве ответа на вопрос о вечном поиске несуществующего и недосягаемого счастья?

– Это очень просто.

Он попросил поставить музыку с его носителя. Авто наполнилось странными, но приятными синтозвуками, позволяя мозгу ослабить хватку и перейти в пограничное состояние бытия.

– Итак, увиденное тобой описано в документе под названием Молчание Евы. По сути ничего сверхсекретного в нем нет. Я вообще не понимаю, почему он получил статус под грифом. Да, этот документ освобождает человека от многого, но не от труда и усилий. Поэтому, когда выносил его копию из хранилища, не чувствовал себя преступником.

– Ты что тягал грифовые документы втихаря?

– Ну, во-первых, до снятия графической пломбы ему оставалось пару дней. А во-вторых достаточно того что во-первых, а в третьих его читали всего 9 человек на земном шаре, включая меня и тебя. Даже родителям твоим я не говорил о наших колыбельных, – игривая улыбка оголила его белые зубы и мы тронулись дальше.

– В общем, галактики и вся вселенная порождена мыслительной активностью Трех Богов, – он достал из портфеля три карандаша – Каждый из них имеет свою зону ответственности: привнесение нового – красный, поддержание существующего , пусть это будет зеленый и разрушение устаревшего – синий. На этих тенденциях покоится безбрежность всего сущего. Все солнца, планеты, миры, в том числе бесчисленное множество параллельных, каждая капля счастья и река боли – всё проистекает из активности этих Существ.

– Карандашей, да дед?

Он сделал вид, что меня не существует и продолжил семинар:

– Далее в документе сказано, что существует целая иерархия так называемых отраженных богов – вторичных, – он вынул бесцветный карандаш – Они как раз и проявляют себя через планеты и звезды. К отраженным богам, как ты уже понял, относится и наш многострадальный глобус. Ты ведь уже успел ощутить усилие будней, разрывающее тебя пополам? Недосказанность замысла… Вроде живешь и вроде жизнь проходит в тумане, вроде жизнь полностью твоя и в то же время поступки будто совершаются какой-то внешней силой. И этот вкус пустоты, следующий за триумфом победы. Когда ты обнимал любимую женщину, ты ведь думал о моменте, когда все это прекратится, не так ли? Что-то внутри нас постоянно бежит в разные стороны, поглощая жизненные силы и радость в колоссальных объемах. И ответ на поверхности. Человеческое существо имеет в себе отпечаток как первичных богов, тех самых Трех Зеркал, так и вторичного – отраженного. Штамп Изначальных представлен душой – Евой, твоими лучшими побуждениями, творческой силой, утренним бризом свободы. След вторичного бога – Адам, твое тело и тела тонкие, те самые, что вокруг него. Так вышло, что отраженный бог постоянно принуждает Адама к молитве во искупление несуществующих грехов. Могу предположить, что по тому же принципу сварливая жена вытягивает энергию из мужа, вечно подозревая его в том, что он не совершал. Внутри всех людей есть тайное желание вернуться к истине. Это и есть вечный зов, который изматывает организм и к 60 годам человек падает замертво. И ведь посмотри 7 млрд. душ сейчас вокруг нас тобой, и ни один не нашел того самого рая из которого якобы когда-то нас выгнали. А всё потому, что концепция рая была создана ради молитвы, чтобы через нее люди оплачивали свое пребывание в физическом мире, отправляя часть своих жизненных сил тому самому создателю, перед лицом которого мы якобы виноваты. Такая вот схема – поселился в отеле под названием Земля, будь добр плати за номер. И согласись, номера то далеко не всегда идеальны. Другое дело Ева. Она не связана никакими клятвами с серым богом, поскольку является порождением Трех Зеркал. Кто знает, другой мой, может быть женщины любят свои трюмо, потому что помнят о своих создателях? Кто знает… Итак, Ева. В момент, когда Адам спешит припасть к ногам своего сурового бога, изливая свои силы в молитве, Ева молчит. Не молится она и всё. Потому что не чувствует необходимости искупления несуществующей вины. Ей не нужно облегчение, прощение, отпущение. “Невидима и свободна”, как верно подметила когда-то женщина на метле. Отсюда и разрыв, одна часть тебя – молится и верит в спасение, другая часть пребывает в естестве. Именно Ева и является спасением для человека. Концентрат вдохновения. Антигравитационный механизм, доступный каждому от рождения. И только услышав Ее молчание, человек становится способным к генерации и созиданию. До момента знакомства с Евой, всё лишь пепел.

– Дед, погоди, то есть получается единственный реальный шанс ощутить себя полноценным, это хотя бы как-то стать ближе к этой самой Еве?

– Верно!

– А как же Адам?

– Адам никуда не денется. Он всегда будет тем самым вечно виноватым блудным сыном. А вот куда ты поместишь фокус своего внимания – в свободу и созидание или в будни искупления, решать тебе. Это самый главный выбор в жизни. И он действительно должен быть сделан. Поверь внук, поля Гения безбрежны. То, что ты увидишь за пределом дня, сокрушит тебя своим великолепием. Готовься

– Как ты понял, что я сделаю выбор именно в эту сторону? – он не ответил и махнул головой, указав на сверток к спортзалу.

Я остановил машину, но чувствовал, что разговор не завершен. И он не выходил, ожидая продолжения.

– Дед, я никогда не спрашивал, кем ты работаешь, но на преподавателя русского языка ты явно не похож, да и учреждение твое, навевает ужас своим отрешенным величием и тишиной коридоров.

– Времени мало дружище, я уже должен бежать по дорожке, – он посмотрел на свои наградные часы – Короче, когда-то стране нужны были изобретатели, таланты и гении во всех отраслях, конечно первостепенным направлением являлось машиностроение, особенно его военное подразделение, но суть подготовки одинакова, что для художника, что для авиаинженера. Мы занимались изучением феномена гениальности и раскрытием человеческого потенциала. Ну, как видишь, получалось неплохо. Ты знаешь, что основные элементы коллайдера были изготовлены нашими, да что там коллайдера, 70% процентов мира опирается на фундамент советских изобретений. Ну всё, пора! Заходи ко мне как время будет, я передам тебе один материал, который не успел прочитать тебе перед сном, пока ты был ребенком, – он обнял и меня и сказал – найди Её. Она это всё. Она освободит тебя от молитвы.

Тяжелая дверь шведского автомобиля была закрыта уверенной рукой, приглушенным хлопком подчеркнув всю фатальность ситуации. Я остался в компании своего внутреннего диалога и четырех карандашей. Ехать сейчас куда-либо, пусть даже на прием к королеве, было бы полнейшей профанацией. Не каждый день узнаешь, что твой предок в ответе за репутацию страны на мировой арене. Я откинул спинку, открыл люк и позволил взгляду пронзить свободу небес до самого дна. Сон пришел сам собой. Наверно, какой-то частью себя я хотел увидеть продолжение рассказа, но, увы, ничего не произошло. Спустя полчаса, приятным покалыванием снежинок ознаменовалось мое пробуждение. Время не ждет. Ключ на старт. Нужно было еще забрать человека из аэропорта. И, несмотря на то, что я отпетый жаворонок, мне нравился вечерний город. Умел он пустить свой упоительный наркотик по городским артериям – фонари, надвигающиеся романтические встречи, запах замерзших роз и свет усталых глаз. Я любил этот асфальтированный мир.

Добравшись домой далеко за полночь, я сел за стол, разложив бумаги, начал приводить в порядок ту солянку, которая варилась в моей голове целый день. Четыре карандаша из рук человека, отстаивавшего метафизическое содержание державного флага лежали поверх белого листа – символа начала. Огонь пожирал поленья с характерным треском – камин будто говорил – “смелее!”

–Ну что ж, приступим, – рука вела контур человека, вокруг него появлялось многомерье энергетических тел. Всю эту матрешку я очертил кругом, поместив персонажа в изначальную полноту души. Начало диалога с самим собой прервал звонок в дверь. На экране было приятное женское лицо. Я посмотрел на время и позволил камере взять более панорамный ракурс. Позади леди стоял черный флагманский седан со спецсерией номерных знаков. Как раз такие стояли у серостенной академии.

– Чем я могу быть полезен вам в столь поздний час? – тандем моего голоса и селектора оживил ночную тишину.

– Доброй ночи, я беспокою вас по просьбе Марка. Прошу прощения, Марка Ивановича.

Я сильнее вгляделся в густо накрашенные глаза рыжеволосой девушки, пытаясь понять – повезло ли деду, что такая фемина называет его просто Марк. Поймав первую волну зависти, я нажал кнопку. Тяжелая ковка ворот расступилась перед стройностью силуэта, завернутого в дорогой мех. Я помог ей избавиться от верхней одежды и проводил в комнату. Невероятный наряд был так легок, геометрия кроя совершенна, а ее шаги столь

окончательны, что у меня не оставалось сомнения в судьбоносности этой встречи. Поскольку в комнате ничего не было кроме стола, двух стульев и камина, она сразу заметила мое художество. Естественно заметила зелеными глазами. А какие еще глаза могут быть у женщины, явившейся под покровом меха и ночи по просьбе профессора гербовой академии?

– Ну что ж, собственно за этим я и приехала, продолжить ваш дневной разговор с Марком.

– Я понимаю, что ситуация необычная, но неужели настолько, чтобы вы жертвуя своим сном, удовлетворяли мой интерес к снам принадлежащим мне?

– Ну, во-первых, когда работаешь с вашим дедом о сне можно забыть, во-вторых, как говорит он же – “шосс должен выдаваться немедленно ибо циклы беспощадны и следующей волны вмещения можно не дождаться вовсе”.

– Господи, за что ты так со мной, – сказал я про себя – половина слов мне была просто неизвестна, но я сделал вид, что понял всё и пригласил гостью за стол.