Когда уходит день

– А почему мы тогда до сих пор живы?

– Не знаю. Может, мы были в какой-то защищенной местности.

– Да, вот только, судя по вчерашним событиям, мы как раз и были в самом эпицентре этих непонятных явлений.

Послеобеденное солнце еще ярко светило в небе. Мы были полны надеждой найти все ответы в своем городе. Казалось, что родные стены просто не смогут подвести нас. Ведь дома всегда безопасно, тепло и все просто и понятно. Но, как оказалось, это было все иллюзией. Как только мы подъехали к самой границе нашего мегаполиса, путь нам преградило множество таких же брошенных на дороге автомобилей.

– Здесь куча машин… – тихо обронил я, аккуратно объезжая завораживающих железных призраков.

– Что?

– Такое количество машин здесь могло образоваться либо утром, когда все начинают ехать в город по своим делам, либо вечером, когда все начинают возвращаться домой, – пояснил я. – Скорее всего, здесь произошел такой же феномен, как и у нас, только он случился либо сегодня утром, примерно с восьми до десяти часов утра, либо вчера вечером, примерно с пяти до семи часов вечера. Это часы городских заторов.

– Но у нас же все произошло совершенно в другое время! – проронила Лиза, удивленно посмотрев на меня. – Был вечер, но было уже темно. Наверное, часов девять.

– Точно, – обмолвился я. – И если предположить, что это явление вчера шло со стороны города, поразив его около семи часов вечера, то, действительно, получается, что мы находились в отдаленной зоне и до нас все дошло только спустя пару часов. А если допустить мысль, что наш город был поглощен этим феноменом сегодня утром, тогда выходит, что волна этого необъяснимого явления шла с нашей стороны и донеслась сюда лишь только через ночь.

– Ты думаешь, это пролетело по всей планете постепенно, перепрыгивая с одного города на другой? – с неподдельным интересом спросила Лиза, глядя на одну из машин, врезавшихся в столб на обочине.

– Пока не знаю, но нужно поискать кого-нибудь в людных местах. Ведь кто-то должен был там остаться так же, как и мы.

Проезжая по центральным улицам города, который в это время должен был переполняться людьми, громкими звуками клаксонов и проезжающими автомобилями, я видел лишь одиночество. Мистическая пустота города будоражила воображение, а брошенные машины напоминали фильм-катастрофу.

Я решил начать поиски таких же уцелевших людей, как и мы, с центрального парка. В обычное время он являлся самым знаменитым и оживленным местом города. Возведенные зеленые угодья посреди бетонно-стеклянных лабиринтов нашего мегаполиса всегда приманивали к себе толпы людей. Этот парк был излюбленным местом горожан, желающих уединиться с природой и насладиться умиротворением и покоем. И находилось это место отдыха на небольшом возвышающемся холме, утопающем в зелени. Сверху этот парк был похож на маленькую, заросшую деревьями выпуклость посреди города.

Я остановился у знака «Въезд на территорию парка воспрещен». Не знаю, чем я тогда руководствовался: чувством безнаказанности, страхом покидать автомобиль или просто нежеланием ходить пешком, но решил, не выходя из-за руля, проехать на машине по всему парку и таким образом поискать кого-нибудь. Въехав на одну из пешеходных дорожек, мы медленно начали пробираться вверх.

Осматриваясь по сторонам, я наблюдал живописные картины сочных газонов, по которым, словно паутина, расстилались вымощенные брусчаткой аллеи. Все эти мозаичные тропинки были окружены раскидистыми желто-зелеными деревьями. На небольшом друг от друга расстоянии, преимущественно под теми самыми деревьями, стояли узорчатые скамейки, гармонично вписывающиеся в общий пейзаж парка. Этот парк был похож на красиво упакованный подарок, внутри которого была пустота. Едкий запах одиночества словно пропитывал все вокруг.

Еще несколько часов назад здесь было шумно и весело, а теперь лишь скомканные на зеленых газонах покрывала напоминали о пикниках, которые люди проводили в веселых компаниях. На секунды я даже воображал, что здесь еще кипит жизнь. Люди спокойно отдыхают на природе, веселятся и получают светлые впечатления под приятным осенним солнцем. Конечно же, то было все игрой моего воображения, а на самом-то деле парк был просто усыпан брошенными вещами. По всей аллее были разбросаны попкорн, какие-то пакеты и даже велосипеды – в общем, все, что люди брали для прогулок и пикников.

– Смотри! У кого-то сорвалось свидание на самом интересном месте, – я указал взглядом в сторону ближайшей лавочки, на которой лежал разбросанный букет из крупных красных роз с немножко обтрепанными лепестками.

Да, – обреченно вздохнув, сказала Лиза. – И, судя по такому красочному букету, познакомились они недавно, и, наверное, все самое интересное и волнительное их должно было ждать еще впереди.

Слегка улыбнувшись, мы молча переглянулись и продолжили рассматривать окраины парка.

– А вот, смотри! – проговорила Лиза, заинтересованно посмотрев на одну из лавочек. – Я уверена, что на этой скамейке сидели две молодые девушки.

– Как ты это определила? По оставленным дорогим и модным сумочкам?

– Ага! – улыбнулась она.

– Это забавно. Я раньше никогда не думал, что по брошенным вещам можно точно угадать человека.

– Зато я всегда могла определять сущность людей по туфлям, одежде и прическе.

– Неужели? А меня ты тоже можешь определить по туфлям? – ухмыльнувшись, спросил я.

– Нет, – рассмеялась она. – Потому что мы вместе покупали тебе туфли.

– Ну, хорошо. А что тогда ты скажешь вот об этих вещицах? – проговорил я, медленно проезжая около очередной скамейки, на которой лежала газета, придавленная нелепыми очками, а рядом покоилась разложенная шахматная доска с разбросанными фигурами.

– Мне кажется, что на этой лавочке сидели старики, которые играли в шахматы и смаковали свои минуты жизни в обсуждении каких-то повседневных новостей с такими же одинокими сверстниками.

– Ты знаешь, – спустя некоторое время выдавил я, не отрывая взгляда от дороги. – Я только сейчас задумался о том, что каждый пришедший сюда имел свои какие-то мысли, мечты, надежды, и все это испарилось. Даже в уме не укладывается, как это все могло исчезнуть в одночасье.

– Это грустно… – тяжело вздохнув, проронила Лиза и замолчала.

Тем временем мы подобрались к самой вершине парка. Дальше дороги не было. Но впереди предстала еще одна картина, взбудоражившая наши души.

– О боже, Марк! Ты только посмотри на это… – выйдя из машины, промолвила Лиза. – Как такое вообще могло произойти?

– Это ужасно… – отозвался я.

На самом возвышенном месте парка, среди зеленых газонов и ветвистых деревьев, располагалась полянка, которая была излюбленным местом родителей, гуляющих с маленькими детьми. Когда мы увидели ее, наши сердца будто пронзило иглами. Вся лужайка была усыпана брошенными пустыми детскими колясками. Все они молча стояли и будто ждали, что за ними кто-нибудь придет. Мой взгляд переходил от одной коляски к другой, словно я слышал детский плач со всех сторон. Меня будто начало раздирать изнутри, когда я представил, как все эти малыши разрываются от плача в тот момент, когда их родители начинают погибать. Эти маленькие беспомощные существа даже не могли сами бороться за свое существование. Не понимая, что происходит вокруг, и потеряв защиту в виде взрослых, они могли только истошно кричать и надеяться, что кто-нибудь придет к ним на помощь.

– Куда же Бог смотрел, когда все это происходило? Неужели он ничего не мог поделать? Ведь это же дети, они еще ни в чем не были виноваты, – огорченно проговорила Лиза, стоя в окружении брошенных колясок.

В ту секунду меня будто поглотила какая-то атмосфера одиночества и страха за потерю будущего всей нашей планеты. Я стоял в раздирающей душу тишине среди деревьев, замерших от безветрия, и думал о надвигающемся на нас бессмысленном и одиноком бремени бытия.

– Ты знаешь, – обронил я, подойдя к Лизе. – У меня такое ощущение, как будто весь мир просто очистился от гнетущих паразитов, сорвав с себя толстую корку, пропитанную человеческой ненавистью, злобой, выхлопными газами и всякими пакостями, которые создавал человек. Возможно, наша планета использовала все произошедшие события, чтобы наконец-то с облегчением вздохнуть.

Лиза грустно посмотрела вдаль на высотные здания, возвышающиеся сразу за холмом парка, и затем, обернувшись ко мне, сказала:

– Я не знаю, что нам теперь делать.

Я ничего ей не ответил, а лишь, слегка приобняв за плечи, молча постоял с ней некоторое время и потом тихо произнес:

– Может, пойдем еще кого-нибудь поищем?

– Но где? – удивленно посмотрев на меня своими зелеными глазами, поинтересовалась Лиза. – Я не знаю других городских мест, в которых могло бы собираться больше людей, чем здесь.

– Я думаю, что стоит посмотреть еще там… – указал я рукой в сторону скопления высоких зданий.

Сразу за парком величественно возвышался офисный центр города. Он весь был утыкан серыми небоскребами, походившими издалека на стеклянные карандаши разной высоты. Они были видны с любой точки города и собирали в себе всю деловую жизнь.

– Ну, хорошо, пойдем, – уныло отозвалась Лиза.

Взявшись за руки, мы побрели по уходящим вниз, красиво сложенным каменным ступеням. То был единственный и самый короткий путь, спускающий с холма парка на главную улицу офисного центра, состоящего сплошь из бетона и стекла. Солнце еще было высоко, но уже постепенно начинало опускаться в сторону заката, изредка пропуская свои лучи сквозь небольшие зазоры между высотными офисными зданиями. Центральная улица города оказалась такой же покинутой и безмолвной, как и парк на холме. Осмотревшись по сторонам, мы вышли прямо на дорогу, которая была непривычно пустой, и неторопливой походкой направились вдоль одиноких, уходящих в небеса зданий на поиски таких же выживших.

– Марк, ты знаешь, мне пришла в голову одна мысль, – проворковала Лиза, рассматривая пустые сумрачные небоскребы.

– Какая?

– О том, где мы сейчас находимся.

– И где же?

– Ну, вот смотри, – проронила она, глянув на меня с серьезным видом. – Если порассуждать логически, то мы находимся в нашем мире, но здесь никого нет. То есть мы вдвоем попали в какой-то другой мир, похожий на наш.

– Логично, – смачно чихнув, выпалил я. – Но только мне кажется, что ты слишком много думаешь.

– Марк, нам нужно думать и рассуждать, чтобы выбраться отсюда.

– Я думаю и рассуждаю, – чуть шмыгнув носом, проговорил я. – Но мне все-таки хочется верить в то, что мы просто попали на телешоу и нас разыгрывают или же проводят какой-то психологический эксперимент.

– Да твоя теория об эксперименте полная ерунда, потому что такой масштабный опыт вряд ли кто-то мог сделать, – раздраженно отрезала Лиза. – Здесь что-то другое. И, возможно, разгадав это «другое», мы сможем понять, где находимся и как отсюда выбраться. Просто нужно вспомнить каждую мелочь, которая произошла с нами, и попробовать во всем этом найти какую-нибудь взаимосвязь. Мне кажется, что только так мы сможем найти выход отсюда.

– Ну, если поразмыслить, как отсюда выбраться, то я думаю, что выход будет примерно там же, где и вход, – улыбнувшись, проронил я, пытаясь поддержать Лизу в ее рассуждениях.

– Ты что имеешь в виду? Озеро? – вздернув брови, поинтересовалась она. – Нет, хоть там и очень красиво, но я туда больше не вернусь.

– Ну, тогда нам остается только одно – продолжать искать кого-нибудь из свидетелей этих непонятных событий.

Грустно посмотрев на меня, Лиза тяжело вздохнула и, ничего не ответив, продолжила вглядываться в окрестности, размышляя о чем-то своем.

– Все будет как во сне, – задумчиво проговорила она через некоторое время.

– Что? – переспросил я, невольно тут же вспомнив неприятного незнакомца с дороги и его странную фразу о сне.      – Я вспоминаю слова гадалки, – промолвила Лиза. – Она сказала: «Все будет как во сне».

По мне тут же прокатилась какая-то волна мистики, тревоги и предвкушения чего-то таинственного. Я даже не верил, что такие странные совпадения возможны.

– Так, может, мы просто спим? – наивно предположил я, сопоставив слова Лизы и незнакомца с дороги.

– Я тоже так подумала, но мы не можем видеть один и тот же сон одновременно.

– А если это только мой сон?

– Почему он твой? Он может быть также и моим.

– Нет, малыш. Если это сон, то он определенно должен быть моим.

– И почему же?

– Потому что во сне ты не замечаешь мелких деталей и почти не можешь рассуждать и чувствовать. А я здесь могу хорошо все видеть, чувствовать и рассуждать.

– Ну, знаешь… Я тоже здесь могу все чувствовать, видеть и рассуждать, – недовольно заявила Лиза.

– Вот именно так мой плод воображения мне бы и ответил во сне, – ухмыльнувшись, обмолвился я.

– Марк, да ты точно так же можешь быть моим вымыслом и фантазией.

– Нет, малыш. Есть одна причина, по которой я не могу быть твоим сном.

– И что же это за причина?

– Помимо того, что во сне ты не можешь толком рассуждать, чувствовать и видеть мелкие детали, там еще практически не работает и память. Вот ты, например, можешь вспомнить, что делала месяц назад в это же время?

– Нет, конечно. Но я думаю, что и ты этого не помнишь. Просто это было очень давно.

– Месяц назад примерно в это же время мы с друзьями возвращались с футбольного матча и у меня лопнуло колесо, – сразу же ответил я.

От моих слов Лиза даже немного опешила. Она явно не ожидала, что я представлю ей такие доказательства. Но спустя всего пару секунд она слегка улыбнулась, будто нашла в моих словах какую-то несуразицу, и затем сказала:

– Да это вообще ничего не значит. И дело тут не в твоей или моей памяти. Просто в то время у тебя произошел запоминающийся случай, поэтому ты и запомнил его. Здесь нет ничего сверхъестественного. Так что можешь больше не тешить себя иллюзиями о сновидении.

Исчерпав все аргументы и предположения, мы закончили спор о сне и продолжили нашу прогулку в молчании, медленно прохаживаясь по глухим улочкам, в окружении призрачных бетонно-стеклянных зданий, наполненных пугающим безмолвием.

– Нет! О боже! – сквозь тишину внезапно проронила Лиза, резко остановившись.

– Что случилось?

– Марк, мы умерли! – в испуге произнесла она.

– Нет, малыш, это не так.

– Конечно же так! И ты был прав, это сон! Только это мертвый сон, – встревоженно проговорила Лиза, накручивая в себе отчаянные мысли. – Мы, скорее всего, вчера умерли, а теперь наши души заблудились и бродят здесь.

– Малыш, этого не может быть. Я уверен, что ты ошибаешься.

– А как же тогда еще объяснить все эти непонятные события?

– Я думаю, что всему случившемуся есть разумное объяснение.

– Марк, единственное разумное объяснение всему – это то, что нас не стало! – почти прокричала Лиза, не сдержав эмоций и наворачивающихся от отчаяния слез. Даже не верилось, что настроение Лизы могло так быстро поменяться. Еще несколько минуту назад она с уверенностью доказывала мне, что здесь нет ничего сверхъестественного и мои фантазии о сне полный абсурд. А теперь сама погрязла в сомнениях, страхе и бредовых идеях.

– Хватит сочинять разные глупости, мы живы! – раздраженно ответил я, пытаясь утихомирить ее. – Сейчас я тебе кое-что покажу.

– Марк, да ты просто раскрой глаза! Только мы здесь, и больше никого нет, это просто нас нет! – не желая меня слушать, продолжала она.

– Дай мне свою руку, – рассердился я.

Но Лиза и слушать меня не хотела. Она продолжала погружаться в панику, веря только своим умозаключениям.

– О боже! А что же дальше с нами будет?

– Смотри! – выпалил я, насильно взяв ее руку.

– Ай! Больно! – вскрикнула она. – Зачем ты ущипнул меня?

– А разве мертвые могут чувствовать боль? – с сарказмом произнес я.

– Нет, не знаю… – неуверенно, снизив тон, проговорила она.

– Я тебе еще раз говорю, мы живы, – заверил я, заботливо обхватив ее плечи. – Ну, даже если просто предположить небольшую вероятность, что ты права, то, скорее всего, вчера мы не одни умерли на этой планете. А тогда мы найдем всех таких же умерших, создадим здесь свой город и будем еще лучше жить.

Лиза жалобно вжалась мне в грудь, словно плачущий ребенок, и затем, будто почувствовав мое тепло и защиту, немного успокоилась и, шмыгнув носом, тихо произнесла:

– Что-то не очень убедительно звучит.

– А знаешь, мне в голову пришла другая идея, – пытаясь сбить ее унылое настроение, воодушевленно высказался я. – Если здесь никого нет, то весь этот город наш. А значит, мы можем делать здесь все, что захотим.

– И что, например?

– Ну, например… – задумался я, высматривая по сторонам что-нибудь подходящее, – вот это!..

– Что? – с интересом спросила Лиза.

В ответ я молча улыбнулся, взял ее за руку и повел к ближайшей парковке одного из офисных зданий. На выбранной мной автостоянке находилось несколько брошенных машин, среди которых покоился и припаркованный дорогущий автомобиль представительского класса стоимостью в несколько сотен тысяч долларов. Это авто черного цвета стояло с приоткрытой задней дверью и сияло в солнечных лучах.

Подводя Лизу к этой дорогущей машине, я решил сбить с ее лица грусть небольшой игрой.

– Мадам, позвольте представиться. Меня зовут Марк. Я ваш личный водитель, – произнес я, галантно взяв ее ладошку. – Меня направили к вам, чтобы исполнять любое ваше желание.

– Любое? – игриво поинтересовалась она, охотно включившись в мою игру.

– Любое! – с уверенностью ответил я, распахнув и без того чуть приоткрытую заднюю дверь автомобиля. – Прошу вас, садитесь!

– Я, пожалуй, присяду вперед, – кокетливо высказалась она.

– Как пожелаете!

Плюхнувшись в машину, мы с интересом продолжили нашу незамысловатую игру и двинулись в путь.

– Куда изволите?

– М-м… Мне, пожалуйста, за покупками! – восторженно заявила Лиза.

– С удовольствием, мадам! – согласился я и потихоньку поколесил к торговому центру.

– А тебе идет эта машина, – с улыбкой глянув на меня, обмолвилась Лиза через некоторое время.

– С чего ты это взяла? – осведомился я, на мгновение поставив на паузу свою надуманную игру.

– Ну, ты такой важный за рулем.

– Важный?

– Ну да, как гордый павлин, – заливисто рассмеялась она.

Я глянул на себя в зеркало и задумался о том, что Лиза, возможно, была и права. Я действительно ощущал в себе какой-то прилив сил. За рулем этого дорогого автомобиля я чувствовал себя Богом. Мне казалось, что остальные люди просто никчемные муравьи по сравнению со мной. Статус этой машины настолько пропитал мой мозг, что меня и вправду начало распирать от какой-то мнимой важности.

Ну, может и так, – усмехнулся я. – Но зато, когда я держу руки на этом руле, обтянутом дорогой и изысканной кожей, во мне будто пробуждается небывалая сила, уверенность и дерзость.

– Это заметно, – не переставая улыбаться, сказала Лиза.

– Вот бы сейчас меня увидели какие-нибудь знакомые. Они бы точно сгорели от зависти.

В ответ Лиза посмотрела на меня каким-то осуждающим взглядом, затем тяжко вздохнула и, так ничего и не сказав, отвернулась к окну, погрузив себя в какие-то мысли. Через некоторое время я понял, о чем она тогда призадумалась. Невольно глянув в наружное зеркало заднего вида, я увидел множество брошенных машин, пустынные улицы, и эта картина отозвалась в душе нестерпимым одиночеством. Мне сразу пришло совершенно очевидное осознание того, что здесь совсем никого нет. В этом мегаполисе не было ни моих друзей, ни знакомых, даже родители никак не смогли бы увидеть меня в такой машине. И внезапно все вокруг: город, этот дорогой автомобиль и даже вся наша жизнь – стали для меня какими-то пустыми.

Я посмотрел на грустное лицо Лизы и продолжил:

– Хотя, с другой стороны, здесь даже ни перед кем не похвастаешься.

– Это точно… – продолжая смотреть в окно, отозвалась она.

– А знаешь, ничего особенного в этой машине и нет.

– Ты о чем?

– Я имею в виду, что здесь никого нет, и эта машина как-то стала совсем обычной.

Лиза улыбнулась и спросила:

– А знаешь почему?

– Нет. Почему?

– Просто цена и значимость таких вещей становятся высокими только тогда, когда на них смотрят другие. А здесь никого нет, значит, и возвышать это некому. Поэтому она и стала тебе ненужной.

– Да, интересная мысль.

– Это так. Даже несмотря на то, что эта машина очень красивая, она здесь не имеет никакой ценности.

– Да, и к тому же она громоздкая и неповоротливая, как огромный корабль.

– А еще у меня ноги прилипают к этим кожаным сиденьям, – добавила Лиза, рассмеявшись.

– Зря мы бросили мою машину в парке. Я только сейчас начал понимать, что она была моим самым родным, уютным и привычным автотранспортом.

– В этом я соглашусь с тобой, – улыбнувшись, сказала Лиза. – Даже у меня уже с ней связано много хороших воспоминаний.

– Нужно будет на обратном пути забрать ее, потому что эта колымага мне все меньше и меньше нравится. Даже не понимаю, зачем за эту железяку люди платят такие баснословные деньги.

– Ну, наверное, они просто пытаются так выделить себя и стать выше других. Чтобы остальные могли с восхищением на них смотреть.

Я посмотрел на лежащий на обочине велосипед и, задумавшись об утопии нашего общества и его надуманных идеалах, сказал:

– Печально, что только так люди могут показать свое превосходство над остальными. Неужели зависть, тщеславие и гордыня могут управлять всем обществом?

– Ну, минуту назад ты сам хотел перед кем-нибудь похвастаться.

– Да, это точно, – вздохнул я. – После твоих слов мне теперь вообще этот автомобиль кажется простым куском металла на колесах и не больше. Даже удивительно, как вещи могут так быстро меняться.

– Я думаю, что меняется всего лишь наше отношение к ним. Это общество диктует, чему нам нужно поклоняться.

– Да, наверное, ты права. Просто, казалось бы, такая очевидная истина должна быть видна невооруженным глазом, но мне почему-то нужно было попасть сюда, чтобы осознать всю эту правду.

– Ну, иногда какие-то события заставляют нас совершенно по-другому взглянуть на мир.

– Да, только уж слишком высокая цена у этого осознания, – промолвил я, поглядывая на тоскливые одинокие улочки.

Эта дорогая машина была первой ступенькой, изменившей мои суждения о совершенно простых вещах. Она позволила мне со стороны посмотреть на наше тщеславное общество, погрязшее в навязанных идеалах, алчности, обмане и других человеческих пороках. Чуть позже я понял, что смог увидеть всю эту палитру людского негатива только потому, что в этом одиноком мире такие вещи были просто смешными, глупыми и ненужными. Но все же, несмотря на всю испорченность нашего общества, я хотел в нем жить. Я хотел быть частью его и даже иногда пользоваться некоторыми людскими пороками, чтобы потешить себя. Очевидно, мы были так устроены, что просто жить и наслаждаться жизнью не могли. Нам нужно было вечно превосходить кого-то и стремиться вверх. Это была единственная наша среда обитания, в которой мы ощущали себя живыми и чувствовали свое мнимое предназначение. И это было во мне тоже. Я вглядывался в пустые окна жилых зданий и всем сердцем жаждал там кого-нибудь найти. Я воображал, что скоро, а возможно, даже завтра весь этот мир вновь станет прежним, наполненным людьми, шумом и нашими близкими.

Дорога по пустынному городу заняла у нас около двадцати минут. Подъехав к торговому центру, я бросил машину прямо перед входом, там, где стоянка была строго запрещена, но только не сегодня и только не для меня.

На удивление, в этом скоплении магазинов еще был свет. И когда мы зашли внутрь, то увидели то, что раньше могло присниться только во сне. Десятки магазинов с множеством дешёвого и дорогого товара предлагали нам свой ассортимент как единственным посетителям совершенно даром. Это было похоже на ярмарку вседозволенности. Казалось, будто во всем мире убрали продавцов и отменили деньги и теперь, чтобы что-то купить, нужно было просто подойти и безвозмездно взять это.

Прохаживаясь по огромным площадям безлюдного торгового центра, я чувствовал себя королем. Мне было позволено делать все, что угодно, и никто не смог бы меня в чем-то упрекнуть. Это был наш новый мир, наполненный вседозволенностью и безнаказанностью.

– Я даже не знаю, с чего начать, – повернувшись ко мне, с восторгом сказала Лиза.

– Детка, сегодня можешь себе ни в чем не отказывать.

– Вы так щедры ко мне…

– Сегодня все ради вас, мадам, – снова начав игру, произнес я, взяв ее за талию.

– Какая прелесть! – внезапно проронила она, резко остановившись около одного из магазинов. – Марк, посмотри, какие здесь чудесные шубки.

– Бери любую! – великодушно высказался я, понимая, что ни за что платить не нужно.

Лиза тут же радостно впорхнула в магазин и, взяв там сразу три шубы, направилась в примерочную.