– Ферри… Эта идея просто… Ты… – пробормотал он. Руки молодого человека нервно сжались, но я продолжал слышать звук скребущего по дереву ножа, хотя в руках Франца ножика больше не было. Меня это, если честно, напрягало. – Мне теперь даже не нужно вырезать середину из рамки – сама рамка станет картиной! Всем будет казаться, что это лишь странная аранжировка, внешняя оболочка. Что мои произведения пусты, нелогичны и не содержат никакой мысли, – я счел, что Франц немного увлекся в размышлениях о новом виде своего творчества, потому что я не имел в виду что-то настолько сложное, но решил поддержать разговор:

– Ну, главную мысль необязательно выставлять на всеобщее обозрение. Это же не басня, – осторожно вставил я.

– Верно! Идея будет в само́й нелогичности. Всем будет казаться, что я работаю на первом уровне, ничего не вкладывая в изделия, но, может, кто-нибудь и догадается, что нужно смотреть на несколько уровней выше… Если не пытаться сразу осмыслить целое, а просто наслаждаться процессом восприятия, то постепенно мои произведения сами откроют ищущему свои секреты… И как раньше до этого не додумался, живя в Абсурде!

– Эм… Что? – я, конечно, любил поболтать об искусстве, но последняя фраза меня смутила.

– Кстати, сколько сегодня? А то я совсем зрение посадил за компом, – Франц указал на прибор, висящий на стене сзади меня, напоминающий часы с маятником. Но это были не часы: какие-то чашечки, как на аптечных весах, непрерывно качались, наверху вращался маленький вентилятор с лампочкой в центре, а вместо циферблата белело окошко с надписью «14%».

– Четырнадцать процентов, – машинально ответил я, чувствуя, как холодные усики паники медленно обвивают грудную клетку. Этого прибора не должно́ здесь быть. Он странный.

– Низко для этих мест. Скорее всего, это из-за тебя, Ферри. Зато ты более настоящий.

– Чем кто? – пискнул я. Голос отказывался повиноваться. Из-за спины Франца доносился скрип уже двух или трёх ножей.

– Чем другой Ферри. Думаю, то был лишь актёр, потому что если в Лабиринте и есть настоящий абсурдный ты, то смотреть нужно гораздо глубже…

– З-знаешь, Франц, – осторожно начал я, поднявшись из-за стола и потихоньку пятясь к двери, – я тоже вчера закончил с одним заказом, работы сегодня не очень много, босса, вроде нет…

Глаза коллеги все еще лихорадочно блестели, но он уже перешёл в своё обычное малоподвижное и спокойное состояние. По крайней мере, для того Франца, которого я знал, это состояние было обычным.

– А ещё я не очень хорошо себя чувствую, так что, пожалуй, выйду полчасика погулять, – я схватил с вешалки свою ветровку, нащупал ручку входной двери и, повернув её, выскочил в коридор.

– Не особенно разгуливайся, скоро будет дождь! – предупреждающе крикнул Франц мне вслед. Но мне было всё равно. Я выскочил на улицу, залитую светом с эффектом «сепия», прищурился на рыжеватое солнце и мог легко смотреть на него не моргая.

«Нужно срочно идти к психотерапевту. Он наверняка знает, как мне помочь», – умоляла одна часть меня.

«Но это не будет настоящий психотерапевт, – обреченно шептала другая, – здесь всё ненастоящее, ведь я всё ещё в Лабиринте!». Конечно, глупо было думать, что он так легко отпустит меня после столь длительной охоты, но надежда умирает последней! Я быстро зашагал прочь от здания, пытаясь сообразить, что делать дальше.

Подождите-ка… Решение было настолько очевидным, что я не догадался сделать это ещё тогда, в метро: нужно ведь просто позвонить психотерапевту! Я снял рюкзак и достал мобильник из бокового кармана. Включил его и набрал номер, заметив, что пальцы слегка дрожат. Гудки звучали тревожно, а вскоре сменились на переливчатый звон колокольчиков.

– Здравствуйте. Это я, Ферри Лорен. Я сейчас на работе. Помните, я сообщал вам адрес? – затараторил я в трубку. – У меня странная просьба… Вы не могли бы забрать меня отсюда и отвезти домой, ну или туда, где проходят наши сеансы? Потому что я чувствую, что не в состоянии… У меня, похоже, обострение… Те симптомы, похожие на галлюцинации…

Я остановился, так как меня насторожило, что доктор не отвечает. Он даже не поздоровался со мной, что странно. Странно.

– Может, начнёш-шь соз-здавать? – раздался из трубки шипящий голос. Я сдавленно вскрикнул, отдернув телефон от уха, будто тот раскалился. На экране красовалась большая зелёная надпись «15%». Не соображая, что делаю, я швырнул гаджет на тротуар. Он разбился с таким звоном, словно был стеклянным.

Не успел я перевести дух, как что-то легонько хлестнуло меня по щеке, заставив подпрыгнуть от неожиданности. Это оказался всего лишь лист цветной бумаги. Я поднял его с тротуара и рассмотрел. Обычный голубой лист, с краю которого была распылена белая краска, будто краешек облака. Небо и облако… Откуда он здесь взялся? Я услышал ещё три коротких шороха неподалёку и оглянулся. Появилось ещё три голубых листа. Я поднял взгляд на небо, и там оказалось то, чего больше всего я боялся: рваное серое пятно, как если бы кто-то сорвал кусок обоев с потолка. Его можно было бы принять за тёмную тучу, но оно неестественно быстро расширялось.

Улицу наполнил шорох, похожий на порыв ветра в осеннем лесу. Голубые листы, падающие с неба, усыпали весь тротуар и дорогу, которая успела опустеть, пока я был в офисе. Листы бумаги мягко складывались в стопки, но так как улица имела небольшой наклон, то они тут же рассыпались и, шелестя, скользили вниз. Когда бумажная река поднялась до уровня колена, я понял, что с трудом стою на месте, стараясь сопротивляться её течению. Небо стало почти полностью серым, но «дождь» продолжался. Я с огромным трудом пробивался сквозь бумажный вихрь обратно к зданию, где была наша (или очень похожая на неё) фирма. Там, по крайней мере, безопаснее, чем под этим небом! Несколько бумажек порезали мне щёку и руки, и поток тут же унес капли свежей крови.

Вновь поднимаясь на третий этаж, я чувствовал себя, как выжатый лимон. Я слишком устал, чтобы паниковать и удивляться.

– Я же тебе говорил, – проговорил Франц при виде меня, пригладив ладонью и без того прилизанную прическу. Из-под ладони тут же снова встали торчком две очень тонкие и длинные пряди, похожие на усики насекомого. Они странно дополняли оттопыренные уши (которые, как раз, являлись характерной для Франца чертой), придавая всему лицу настороженный вид.

– Я буду звать тебя «Странц». Потому что ты как Франц, только очень странный, – нервно хихикнул я, всё больше ощущая абсурдность происходящего и свою неспособность с ней бороться.

– Как хочешь, – пожал плечами коллега, – ты, видимо, не собираешься здесь задерживаться?

– Да уж, несомненно. Мне нужно со всем разобраться, пока все еще относительно под контролем.

– Под контролем? В смысле, под твоим контролем? Мне кажется, ты слишком оптимистичен на этот счёт. Но раз ты собираешься уходить, то хорошо, что я поспешил. Я кое-что сделал для тебя, Ферри.

Странц развернулся ко мне спиной. То есть у обычного человека на этом месте была бы спина, а у Странца – широкое сегментированное брюшко и две пары тонких членистых лапок. Вместо затылка, было ещё одно лицо, или скорее мордочка с огромными золотистыми глазами, состоящими из фасеток, и угрожающими на вид жвалами. В верхней паре лапок Странц держал маленький деревянный квадратик на тонком шнурке.

– Что это? – я тактично воздержался от криков ужаса и обмороков.

– Благодарность за твою идею, – донёсся голос человеческой половины Странца, – я попытался сделать её цельной, но по привычке проделал маленькое отверстие, так что это тоже рамочка. Первый блин комом, не так ли? Но я подумал, что ты сможешь носить её на шее. Кстати, у тебя кровь на щеке.

– Спасибо, – растроганно ответил я, принимая из лапок медальон. Настоящий Франц никогда ничего мне не дарил. Этот кажется более дружелюбным парнем, хотя одновременно является самым чудовищным существом из тех, что я видел. Я с неподдельным любопытством разглядывал медальон, потому что это была действительно необычная вещица. Сложнейшие фрактальные узоры на дереве напоминали соты. Очевидно, его сделала насекомоподобная половина Странца. Что ж, я рад, что благодаря моей идее он сможет задействовать весь свой потенциал. Я стер капли крови с лица и надел медальон на шею поверх ветровки.

Я был весь в бумажных обрезках, а карманы заполняло конфетти. Вытряхнув остатки «дождя» на коврик перед дверью, где они начали стремительно таять, одновременно окрашивая его в голубой цвет, я снова сел за компьютер. Работать, разумеется, я не собирался – какой смысл, если уже понятно, что всё это симуляция, к тому же довольно топорная? Или не симуляция, а что-то вроде искаженного отражения реальности? Один словом, Лабиринт.

– Ты выглядишь подавленным. Может, чаю? – предложил Странц.

– Не откажусь.

– Чёрный, зелёный или, может быть, синий?

– Чёрный! – поспешно ответил я. Мне требовалось взбодриться и уж точно не требовалось доводить ситуацию до ещё большего абсурда.

Странц завозился с чайником и вскоре принёс мне самую обычную на вид чашку и подал ее, к моему удовольствию, руками своей человеческой половины. Чай действительно был чёрным и походил на чернила или мазут, едва ли не оставляя следов на стенках.

– Спасибо, – поблагодарив, я поднёс чашку вплотную к лицу. Оттуда на меня приветливо глядел Чашечный Друг.

Глава 4. Помощник – выдуманный

Лет до четырёх я был уверен в существовании Чашечного Друга. И правда, сложно не верить в того, с кем видишься по несколько раз на дню, когда наклоняешь к лицу кружку с напитком. Позже я понял, что это всего лишь мое искаженное отражение, но до этого всегда радостно встречал Чашечного, булькая шёпотом «привет-привет-привет!». Губы отражения, разумеется, тоже шевелились, и мне было приятно думать, что оно отвечает. Иногда моё воображение даже позволяло слышать его шепот.

Но то было в раннем детстве, а сейчас я вздрогнул и чуть не выронил кружку с кипятком, услышав знакомый гулкий голос.

– Привет-привет-привет! – весело затараторил Чашечный Друг.

– Странц, у тебя тут что-то… – начал было я, но существо с гигантскими тёмными глазами перебило меня:

– Ты хочешь переместиться сюда, верно?

– Нет, я…

Существо протянуло вполне материальную руку с пальцами, длинными и тонкими, как паучьи лапки. Чашка закрыла мне весь обзор, и я будто целиком оказался в тёмном цилиндрическом сосуде.

– Нет! Не вздумай!.. – закричал я, но конец фразы захлебнулся в Абсолютно Черном Чае. Затем последовало короткое падение.

Отплевываясь и протирая глаза, я попытался сходу вскочить на ноги, чтобы быть готовым к новым абсурдным неожиданностям. Место, где я очутился, было поистине странным: похожий на туннель метро коридор почти идеальной цилиндрической формы, облицованный гладким светлым материалом, подозрительно напоминающим фарфор, из которого делают чайные сервизы. Посреди коридора протекал канал, заполненный янтарно-коричневой прозрачной жидкостью, распространяющий крепкий аромат бергамота. По её поверхности то и дело проплывали небольшие круглые лодки с ручками.

«Да это же самые настоящие кастрюли! – мельком подумал я. – А вместо весел у гребцов гигантские ложки…». Я оглянулся на Чашечного друга. Мы находились в небольшой нише, полной полочек с аппетитного вида снедью, и от основного коридора нас отделяло что-то вроде прилавка.

– Кто ты? Где мы?! – наконец, выдохнул я.

– Можешь звать меня Каппи. Мне показалось, ты сам хотел здесь очутиться. Да и глупый вопрос «где». Ты что, из Реальности свалился?

Я почувствовал, как кровь отлила от лица, и медленно кивнул. Новость плохая: я в Лабиринте, и это уже бессмысленно отрицать. Хорошая же новость состояла в том, что, по крайней мере, некоторые из местных обитателей осознаю́т это не хуже меня.

– Мы раньше не встречались? – спросил Чашечный Друг, пристально разглядывая меня глазищами глубоководной рыбы. Его облик, оказывается, не искажала вогнутая поверхность чашки: он действительно был таким – вытянутая голова, широкий нос, глаза-блюдца и расширяющиеся к концам пальцы. Кожа существа была сероватой и влажной, что придавало ему сходство с земноводным.

– Думаю, встречались. В раннем детстве, – устало ответил я.

– Ты такой бледный, друг. Устал? Или, может, хочешь поесть? – он участливо протянул мне пирожное, взятое с прилавка: кубическое и голубое, но вполне съедобное как по виду, так и по запаху. Здесь я как раз вспомнил, что с утра не успел позавтракать, и почувствовал печальный вакуум в животе. Я с благодарностью принял угощение и, уже поднося его ко рту, произнёс:

– Вообще, я бы хотел как можно скорее выбраться отсюда, но поесть точно не откажусь.

Лицо Чашечного вмиг приняло обеспокоенное выражение, и он буквально выбил пирожное у меня из рук.

– Так ты хочешь вернуться в Реальность?!

– А нельзя, что ли? – буркнул я, неправильно определив причину его страха.

– Можно, только здешняя еда тебе в этом никак не поможет! Тем более это блюдо с нижних уровней. Не знаешь, что ли, что сила притяжения Колодца тем больше усилится, чем больше Абсурда вберёшь?!

– Представь себе, не знаю! Я, вообще, без понятия, о чём ты говоришь! – взорвался я, затравленно поглядывая на странную еду на полках. Теперь она больше не казалась мне столь аппетитной.

– Я-то думал, ты просто турист с верхних уровней Квази… – пробормотал Чашечный, изумленно качая непропорционально большой головой. – А ты, похоже, реально из Реальности рухнул. Прости за тавтологию.

Он хихикнул. Я же не видел здесь ничего забавного.

– Какие ещё «квази»?

Не сказав больше ни слова, Каппи прикрыл свой прилавок полупрозрачным стеклом, которое диким образом исказило вид улицы снаружи, и прошёл сквозь незаметную дверь в заднюю комнату, жестом показав мне следовать за ним. Мы оказались в довольно уютном помещении, где стульями служили огромные перевернутые чашки, столиком – перевёрнутая пепельница, а кроватью – салфетница, устланная толстым слоем салфеток размером с простыню.

– Располагайся, – гостеприимно кивнул Каппи и добавил, – может, всё-таки представишься?

– Меня зовут Ферри Лорен, – ответил я. – Ты не против, если я поем? У меня есть собой… Эм… Из Реальности. Я умираю с голоду.

– Конечно, как хочешь. Но… Не мог бы ты отрезать кусочек для моей лавки? Думаю, такой деликатес уйдет за большую цену, – и пока я отрезал кусочек самого обыкновенного батончика, а Каппи после того, как с величайшей осторожностью завернул его в узорчатую салфетку, продолжил. – Видимо, нужно срочно ввести тебя в курс дела, Ферри, пока ты не попал в крупные неприятности. Начнем с того, что Лабиринт Абсурда чем-то походит на воронку.

– То есть и вы называете это Лабиринтом?! – не удержался я. Я думал, что только мне запутанность этого измерения бросается в глаза из-за лабиринтофобии.

– А как ещё предлагаешь это назвать?

– Но что «это»? Особое измерение? Как оно соотносится с Реальностью?

Ответ Чашечного Друга был разочаровывающим:

– Откуда мне знать? Ты бы еще спросил, как соотносится баклажан с логарифмом? Разве можно определить Лабиринт Абсурда? Он просто есть. И мы в нём живём. Можно выделить три зоны, хотя это условно, потому что они плавно переходят друг в друга и постоянно меняют границы. Они называются: Квазиреальность, Сюрреальность и Ирреальность. Квази, говорят, очень похожа на Реальность, это правда?

– Настолько похожа, что я умудрился не заметить, как попал туда, – горько ответил я.

– Вот это да! Интересно. Я просто никогда не был выше пятнадцати процентов.

– Пятнадцати процентов чего? – тут же спросил я, вспомнив нелепый прибор на стене Странца.

– Абсурда, конечно! Что еще здесь можно измерять?! – воскликнул Каппи так, как будто это было нечто само собой разумеющееся. – Здесь, к примеру, тридцать один процент недавно был. Сейчас мы, кажется, вниз сползаем, так что не знаю точно.

– О нет, опять вниз! – в отчаянии воскликнул я. – Сколько бы я ни пытался подняться – проваливаюсь всё ниже и ниже. Лифты, эскалаторы, даже лестницы не слушаются меня. Не знаешь, почему так происходит?

– Ну ты даёшь! Такое бывает только у совсем маленьких детей, которые даже ходить не умеют. Иногда они могут уползти куда глаза глядят, а потом ищи-свищи. В принципе, это логично, ведь ты никогда не жил в Абсурде и не мог выработать навык… Управления… Мне сложно подобрать слова, это слишком элементарные вещи для меня. Давай лучше выйдем и посмотрим, как всё происходит.

Я с благодарностью кивнул Каппи, и мы покинули магазин, выйдя на широкую улицу-коридор. Только подойдя к самому берегу канала, я с удивлением обнаружил, что вода в нём абсолютно спокойна, словно в пруду, ни малейшего колыхания. Тогда как миниатюрные чашки-лодки плывут по нему, даже когда гребцы сушат весла? Я задал этот вопрос своему спутнику.

– Ты прав, чай в канале не движется. Сейчас сползает вниз только суша.

Я первым делом обратил внимание на словосочетание «чай в канале», и только потом до меня дошла абсурдность всей фразы. Каппи тем временем вещал, что иногда суша начинает двигаться в другую сторону, а иногда чай начинает течь в том или ином направлении. Однажды, по его словам, он потёк вверх, и все прибрежные жители чуть не захлебнулись.

– А недавно я просыпаюсь, открываю прилавок, а там совсем другой пейзаж: какие-то шахматные горы, никакого канала нет и в помине, а дома сделаны в виде шахматных фигур.

– И что же ты делал?! – изумился я. – Как вообще в этом можно ориентироваться?!

– Что такое орити… Оеренти… Вот это, то, что ты сказал? – недоуменно переспросил Каппи, так и не сумев выговорить новое для него слово.

– Неважно, – отмахнулся я. Некогда было объяснять значение лексики из реального мира. Ему это все равно не пригодится. – Что же ты сделал в той ситуации?!

– А что здесь поделаешь… Изменил вывеску с «Чайная пекарня» на «Шахматная пекарня» и открыл магазин.

Я мельком оглянулся на вывеску магазинчика, ожидая, что на ней снова будет написано «Чайная пекарня», но буквы непрерывно менялись прямо на глазах, не останавливаясь ни на чём конкретном, и я оставил эту попытку. Какой смысл, вообще, давать чему-либо название в Лабиринте, если в любую минуту оно перестанет отражать суть вещи?!

– Ладно, ты что-то хотел мне показать, – вспомнил я.

– Ах да, – Каппи подтащил к воде миниатюрную и нелепую шлюпку в виде чашки, – залезай и попробуй проплыть наверх.

– Наверх? Взлететь, что ли?

– По твоим представлениям, как я понял, ты пришёл в Лабиринт откуда-то сверху. Значит, там и находится твоя Реальность. Туда и плыви.

Я последовал его указанию, с опаской оттолкнулся от берега на качающейся посудине и только потом понял, что Каппи не дал мне весла.

– Ты не… – начал было я, но тут же чуть не вылетел из чашки. Она резво понеслась именно в ту сторону, куда мне меньше всего хотелось – вниз. Хотя я даже не видел уклона, течение, появившееся явно мне назло, несло чашку, будто на подходе к водопаду. – Стой! Мне не туда надо! – в отчаянии завопил я.

К счастью, Каппи быстро сообразил, что происходит, и сделал физически невозможную, но полезную вещь – вытянул руку на добрый десяток метров, схватил чашку за борт и притянул обратно.

– Серьёзно, ты решил просто накричать на него?! – он искренне рассмеялся, что меня сильно взбесило. – Кто же так обращается с Абсурдом? Видимо, у тебя есть подсознательное желание или страх, что он утащит тебя вниз…

– И, по-моему, этот страх вполне обоснован!

– Какая разница? Тебе придется победить его: вот что, попробуй представить, что вода течет туда, куда тебе нужно.

– Но я же вижу, что это неправда.

– Так сделай это правдой! Попробуй, для начала, с закрытыми глазами.

Несмотря на абсурдность подобных советов, пока что это было самой внятной инструкцией по обращению с Лабиринтом. К тому же Каппи явно был настроен дружественно и искренне пытался мне помочь. Я послушно закрыл глаза и представил, как река ароматного чая несет свои волны мимо магазина Каппи, мимо причала… Даже в моём воображении река не повиновалась.

– Что ж, начнём с простого. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду учить кого-то настолько базовым вещам… Представь нитку. Представил? – я кивнул. – Теперь вообрази ножницы, которые её разрезают. Концы нити падают или отлетают в разные стороны.

– Ну, представил, – уныло ответил я, не видя смысла в происходящем.

– Нет, не мог ты так быстро представить. Постарайся увидеть это мысленным взором! Какого цвета ножницы? Насколько тонкие волокна у нити?

Я попробовал снова. И тут начались проблемы. Возникшая в воображении нитка стала, будто резиновой, и никак не хотела разрезаться. Лезвия ножниц, казалось, стали пенопластовыми. Даже если ими удавалось что-то перетереть, концы нити смыкались вновь и слипались так, что от разреза не оставалось и следа. Вот уж не думал, что собственное воображение восстанет против меня! Конечно, судя по тому, что творится вокруг, оно восстало уже давно… Но хотя бы те вещи, которые возникают перед мысленным взором, должны мне подчиняться! По идее.

– У меня ничего не выходит.

– Потому что ты сам себя на это настроил. Зачем ты сам с собой борешься? Объедини усилия воображения и воли.

В конце концов, и нить, и ножницы смешались в одну неразборчивую массу, и мне пришлось начать заново. Причём я с трудом выдворил результаты предыдущего эксперимента из поля мысленного зрения.

Я повторял это упражнение снова и снова, пока совсем не выбился из сил. К счастью, уставшему мозгу тоже надоело противостоять мне, и наконец он позволил разрезать чертову нитку. Я закрепил результаты и решился вновь попробовать с рекой.

«Объедини усилия воображения и воли» – мысленно повторил я слова Каппи. Он ободряюще кивнул, и я вообразил, как пустая лодка, слегка покачиваясь, плывет справа налево по отношению ко мне. И… О чудо! Когда я открыл глаза, посудина оказалась как раз на том месте, докуда я её довёл! Это было нелогично, невозможно, но я почувствовал поднимающуюся в глубине гордость. Приложив ещё одно мысленное усилие, я заставил её двигаться уже с открытыми глазами. Как объяснил Каппи, Абсурд не может не подчиниться тебе, если ты уже увидел какое-либо событие, чтобы не создавать кошмарных парадоксов.

– Каких ещё парадоксов? – насторожился я. – То есть, по-твоему, то, что здесь постоянно творится, недостаточно парадоксально?

– Есть особо опасный вид парадоксов – временно́й. Будь осторожен, если вдруг вздумаешь играть со временем, а то вызовешь лабиринтотрясение, от которого не поздоровится ни тебе, ни окружающим.

– Спасибо, Каппи! Даже не знаю, чем тебя отблагодарить… Могу дать каких-нибудь вещиц из Реальности, если надо.

Каппи не смог скрыть радостный блеск предвкушения в глазах от возможного появления редких экземпляров в своем магазинчике. Я порылся в рюкзаке и в итоге остановил свой выбор на простом карандаше. Я протянул его Каппи, но забавный человек вдруг отпрянул в явном замешательстве и беспокойстве.

– Знаешь, Ферри, лучше не надо. Мне хватит и того батончика, а это – слишком мощный предмет. И опасный.

Я удивился, что может быть опасного в карандаше, и вгляделся в острие грифеля, при этом повернув его к Каппи ластиком. Бедняга испугался ещё больше, и я поспешил спрятать «смертоносный артефакт».

– Что же, тогда я, наверное, отправлюсь домой, раз уж я теперь могу это сделать. Прощай, Каппи!

– Подожди, я дам тебе пирожных в дорогу. Конечно, здесь тебе нельзя их есть, но в Реальности, может, достанешь, чтобы угостить друзей.

Я с благодарностью принял ещё один подарок, недоумевая, почему это абсурдное существо с искаженной перспективой так дружелюбно относится ко мне. Мы ведь даже не были знакомы до сегодняшнего дня!

Упаковав в рюкзак последнее пирожное, я ловко запрыгнул в чашку-лодку и не без легкой бравады отдал честь. Каппи помахал мне, а я на секунду закрыл глаза, очищая разум и сосредотачиваясь на дороге и стараясь нащупать нематериальные нити абсурда, за которые нужно дергать, чтобы двигаться в нужном направлении. С первой же попытки мои фантазия и воля синхронизировались, и фарфоровое судёнышко рванулось вперёд, поднимая тучу мелких брызг. Я увидел впереди эскалатор, и мне пришла дерзкая мысль – направить лодку прямо туда вместе с небольшим ответвлением ручья. Пусть себе течет вверх, раз уж мы в Лабиринте Абсурда! За несколько секунд до того, как гулкое эхо волн, бьющихся в узком тоннеле, заглушило все остальные звуки, я услышал возглас Каппи:

– Я вспомнил, где и когда видел тебя! Ты был на дне моей чашки, Ферри, такой искажённый, смешной! Я ещё думал в детстве, что я тебя выдумал!..

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3