Моя исповедь

– Я ничего не могу с этим поделать, я тебя сильно ревную. Поэтому лучше не зли меня, не разговаривай и не смейся с другими парнями.

Я тогда не задумывалась, серьезно он это говорит или нет, но бояться я стала меньше, несмотря на то, что на следующий день все его придирки возобновились.

– Хватит на меня орать, – однажды я не выдержала и сама повысила голос. – Я работаю? Работаю. Не мешайте. У вас что, других дел нет, чтобы только на меня орать?

Бригадир не ожидал от меня такой прыти и наглости. Он осознал, что совершил ошибку, признавшись мне в своей любви. Но, несмотря на мой смелый ответ, я продолжала его бояться. Я боялась не того, что он меня ударит, а того, что он однажды зажмет меня где-нибудь в укромном месте и начнет домогаться. Но беда пришла не от него.

Вот уже несколько дней мы проводили штукатурные работы в новой школе. Был выходной день, но все, кто хотел двойную оплату труда, могли выйти на работу. Так как я приехала на стройку именно зарабатывать, то решила не упускать такую возможность. Остальные члены моей группы такого желания не изъявили, вот почему в этот день на стройке я оказалась одна с вольными поселенцами. Они выполняли свою работу, а я – свою. В помощь мне выделили двух заключенных, и они подходили ко мне только тогда, когда мне нужна была помощь или когда у меня заканчивался раствор. Бригадира-молдаванина в этот день на стройке не было.

Ничто не предвещало беды. Я спокойно стояла на лесах и штукатурила. Когда закончился раствор, рядом никого из подсобных рабочих не оказалось. Спустившись вниз, я сама стала накладывать раствор и никак не ожидала, что сзади на меня кто-то набросится. Этим человеком оказался узбек небольшого роста, худой, но очень сильный. Я сначала опешила и не поняла, что происходит. Он же, воспользовавшись моей растерянностью, прижал меня к стенке. «Беда меня ждет, если я ничего не сделаю», – промелькнула в моей голове мысль, и я начала брыкаться и выворачиваться. Но он схватил мои руки и, подняв над моей головой, тоже прижал к стенке, а коленом в это время придавил мои ноги. Его левая рука шарила по моему телу, начиная с промежности и продвигаясь к груди, а его влажный, вонючий рот с гнилыми зубами касался моего лица. Это было омерзительно. Физически с ним справиться я не могла, мне срочно нужно было кого-то позвать на помощь.

– Помогите! Помогите! – кричала я из последних сил. Он стал затыкать мне рот своей грязной ладонью. Мотая головой, я продолжала звать на помощь.

Я уже задыхалась, и ноги меня не держали, когда прибежали рабочие и оттащили от меня этого обезумевшего узбека. Как только я почувствовала свободу, то со всех ног бросилась в раздевалку. Я сидела на скамье, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Меня трясло, а сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди. Закрыв ладонями лицо, я дала волю слезам. «Неужели это происходит со мной? За что? За что мне все это? Что мне делать и как мне дальше работать?» – пока я сидела и обо всем этом думала, ко мне подошли рабочие, освободившие меня из лап этого грязного маньяка.

– Галя, ты в порядке? – спросил один из них, интересуясь моим состоянием.

– А разве я могу быть в порядке? Как после такого вообще можно быть в порядке? – заикаясь и вытирая слезы, кричала я. Я все еще не могла успокоиться и взять себя в руки.

– Галя, ты можешь не жаловаться на него? Его за такой поступок снова посадят.

– Что? Нет. Он должен сидеть. Этот ублюдок заслуживает наказания. Эта тварь должна сидеть! – я продолжала кричать, так как не могла поверить в то, что меня будут просить не выдавать его.

– Галя, ты подумай, пожалуйста, – спокойно, но твердо сказал молодой человек. Они ушли, оставив меня наедине с моими мыслями. И решение мною было принято.

Я уже успокоилась, когда ко мне подошел начальник из гражданских и спросил:

– Что произошло? Почему вы ушли с рабочего места?

– У меня заболела голова, – мне пришлось солгать. – Я испугалась, что упаду с лесов, поэтому ушла.

Я старалась не смотреть в глаза высшему руководству, так как совсем не умела врать.

– Вы говорите правду? – Начальник знал, что произошло на самом деле, но обвинение должно было прозвучать из моих уст.

– Да, у меня просто болит голова. – Я продолжала стоять на своем. – Можно я поеду домой?

– Ну, если так, то поезжайте.

Покинув стройку, я всю дорогу до общежития размышляла о том, что мне делать дальше. Работать в таких условиях я больше не могла, поэтому я решила уехать из этого города. Но как это сделать и куда уехать?

И снова моя жизнь меняется

Всего три месяца я проработала на стройке в Комсомольске. Мы все надеялись, что нас отправят на какую-нибудь значимую комсомольскую стройку, чтобы мы могли не только зарабатывать, но и гордиться своим порывом уехать с насиженных мест. Но вместо этого мы работали на обычных городских стройках. Оттого никто из нас не только не испытывал гордости, но, наоборот, чувствовал стыд и сожаление. К тому же и заработать мы так и не смогли. Самые большие деньги, которые мы держали в руках, – это подъёмные, выплаченные нам по прибытии в Комсомольск. За три месяца они все были израсходованы: необходимо было купить посуду, продукты и кое-что из теплой одежды. Даже я, работая по выходным, зарабатывала всего по пятьдесят рублей в месяц. Такую же зарплату я получала, работая у себя в ателье. Следовательно, смысла в этой поездке не было. Я была сильно разочарована. Имея такую зарплату, я еле сводила концы с концами и, само собой, не смогла отложить деньги на непредвиденные расходы. Мы не были готовы к тому, что в нашей стране будут обманывать комсомольцев, прибывших на стройку. Мы даже подумать о таком не могли, но именно это с нами и случилось. Члены нашей группы, понимая, что обещанных денег им не дадут, разбежались кто куда. Одни устроились на завод, а те, кому родные все же выслали деньги, вернулись домой. Я тоже хотела уехать, но денег на дорогу у меня не было. К тому же, и увольнять меня не собирались, так как я должна была сначала вернуть деньги за перелет, а уже потом увольняться с работы. А я эти деньги отдала парню, который и купил мне авиабилет. Вот такой замкнутый круг получился. По этой причине паспорт и трудовую книжку мне не возвращали – они оставались в отделе кадров. Можно было бы написать маме и попросить помощи, но я этого сделать не могла. Унижаться – это не для меня, к тому же я знала, что денег она мне все равно не вышлет. Так зачем просить? Чтобы услышать все те же обвинения: «Ты сама виновата. Сама уехала. Никто тебя из дома не выгонял». Нет, я не хотела читать такие слова в свой адрес. Да, я сама во всем виновата. Вот и выход из затруднительного положения я стала искать сама.

На дворе декабрь. Стояли жуткие дальневосточные морозы, а сильный порывистый ветер пронизывал насквозь. Зима здесь совсем не такая, как у нас в Латвии. Моя зимняя одежда и обувь не подходили для этого региона, поэтому я ходила в валенках и фуфайке, которые мне выдали на стройке. Так и шло время. Были дни, когда я ходила на тренировки по борьбе, так как о самозащите я задумалась всерьез. Но мысли о том, что надо уехать из этого города, с этой стройки, не покидали меня. Вопрос стоял не только в том, как уехать, но и куда. Так или иначе, я сбежала от мамы, и вернуться к ней, как побитая собака и неудачница, я не могла. Я должна была доказать ей, что я не «сучка» и не «папин высерок», как она любила называть меня и мою сестру Марину. С этими мыслями я жила каждый день и продолжала ходить на работу.

Однажды, случайно или нет, я познакомилась с парнем из нашего общежития, но не из нашей группы. В этот вечер на нашем этаже все электрические плиты были заняты, и чтобы приготовить ужин, я поднялась на кухню этажом выше. Как раз в это время там и готовил этот парень. Он был очень разговорчив и все время рассказывал о себе. Оказалось, что он уже два года работает в этом городе, и ему тоже порядком все надоело: и сам город, и работа на стройке. В разговоре он упомянул о том, что собирается вернуться домой. Пока мы с ним общались, я не просто рассматривала его, я присматривалась к нему. Парень он был симпатичный, правда, невысокого роста, но спокойный, к тому же непьющий. «А почему бы и нет?» – подумала я тогда. Олег все равно не мог на мне жениться, чтобы забрать меня из этого города и от мамы. Ведь ему после армии требовалось окончить академию. Да и его слова о том, что я ему не подхожу, не давали мне покоя. Я думала, что вдали от него я забуду эти обидные слова, но нет, они тяжким грузом лежали в моей памяти. И я стала встречаться с Женей – так звали этого парня; его звали так же, как и моего отца. Жребий был брошен, и выбор был сделан. Живя в одном общежитии, мы виделись с ним каждый вечер после работы, не говоря уже о совместных выходных. С каждым днем он мне нравился все больше и больше, он казался мне совершенно безобидным. «Уж он-то точно не будет пить и распускать руки», – думала я тогда. Ну а первый секс укрепил наши отношения. И в отличие от Олега, он был доволен мной, хотя я была все той же неопытной девчонкой. А может, потому что и он был обычным деревенским парнем, и запросы у него были обычные.

– Поехали со мной в Митрофановку, – однажды предложил мне мой новый парень.

– Куда?

– В Митрофановку, – повторил он.

– А где это? – мне стало любопытно.

– Это в Воронежской области.

– А Митрофановка – это что? – я продолжала задавать вопросы.

– Это поселок городского типа. Там есть известный на всю страну авторемонтный завод, есть ателье, где ты сможешь работать. Ну, а я в любом случае найду работу, ведь я тракторист – такая специальность везде востребована.

Слушая Женю, я в красочных картинках представляла его поселок и мечтала там оказаться. Я согласилась поехать с ним, но я даже представить себе не могла, что этот поселок городского типа окажется обычной большой деревней, где люди разговаривали не по-русски, а на смешанном русско-украинском языке. Но этот сюрприз меня ждал впереди. Сейчас мы готовились к отъезду. Документы мне так никто и не отдал, так что паспорт и трудовую я оставила в отделе кадров.

– Потом по почте отправим запрос, – успокоил Женя. И я полностью положилась на него.

И вот мы на железнодорожном вокзале. Провожать нас пришли ребята и девчата из моей группы, которые в дальнейшем тоже планировали свой отъезд.

– Галя, а ты действительно хочешь с ним уехать? Может, ты передумаешь? – наперебой спрашивали меня друзья.

– Я так решила, и уже поздно что-либо менять. Скоро наш поезд, – без всяких эмоций ответила я, потому что чувствовала, что совершаю что-то ужасное.

– Ну, ты посмотри на него, он же недостоин тебя, – волновалась моя подруга Таня.

– Ничего. Я так решила, и пути назад нет. – Желание уехать отсюда было сильнее страха перед неизвестностью.

– Ты точно уверена в этом? – не унималась Таня.

– Нет. Но не надо меня уговаривать, я сама очень переживаю. Ты же знаешь, что мне срочно надо уехать, а другого шанса я не вижу. Возможно, все не так плохо, как мы себе представляем. Парень он неплохой, да и ко мне он относится очень хорошо.

– Тогда будь счастлива, Галя! – были ее последние слова.

Я смирилась со своим положением, но меня не покидала одна-единственная мысль: «Я предаю свою любовь. Я предаю Олега». Но я никогда не оглядывалась, я всегда сжигала за собой мосты. Сжигала их до основания, чтобы не было возможности вернуться к тому, от чего убегала. Что сделано, то сделано. И эта черта характера у меня осталась на всю оставшуюся жизнь.

Пассажирский поезд «Комсомольск-на-Амуре – Москва» шел целую неделю. Семь дней смотреть в одно и то же окно, сидеть на одном и том же месте было тяжело и невыносимо. И, несмотря на то что на улице зима, в вагоне было жарко и душно.

Женя позаботился о нас, купив билеты в купейный вагон. Следовательно, нам было комфортнее, чем пассажирам плацкартных вагонов. С нами в одном купе ехал мужчина лет пятидесяти, других попутчиков у нас не было. Не помню, на который день, но Женя, как мужчина, стал томиться и приставать ко мне. Однажды наш попутчик, сказав, что идет в вагон-ресторан, вышел из купе. Мы воспользовались этой возможностью для уединения. И зря говорят, что во всех грехах виноваты женщины. Именно мужчинам невтерпеж, именно они нас толкают на поступки, за которые нам, женщинам, потом стыдно. В разгар нашего любовной близости мужчина вернулся в купе. Открыв дверь, он кашлянул, чтобы мы обратили на него внимание и поняли, что мы уже не одни в купе. Какой кошмар! Оказывается, мы забыли закрыть дверь на замок. Но поскольку мы были прикрыты простыней, наших обнаженных тел не было видно. Но всякий, кто бы нас увидел, понял, чем мы занимались. Я лежала внизу и через плечо Жени видела наглую ухмылку попутчика. Какой ужас! Нас застали в непристойном виде за непристойным занятием. Это был позор для меня. По крайней мере, именно так я себя и чувствовала – опозоренной.

Женя к этой ситуации отнесся намного проще и спокойнее. Он, как ни в чем не бывало, вылез из-под простыни, оделся и стал разговаривать с попутчиком. Я, наоборот, спряталась под простыней, укрывшись ею с головой, и не вылезала до самой ночи. Мне было стыдно, и я чувствовала себя омерзительно. Успокаивало только то, что через сутки мужчина прибывал на свою станцию. Но на протяжении следующего дня я пыталась не встречаться с ним взглядом и избегала любых разговоров. Если он сидел в купе, я выходила из него и сидела в коридоре. У меня все время перед глазами стоял его взгляд: наглый и похотливый.

Пока мы семь суток мучились в поезде, я планировала, как сбежать от Жени. Я подбирала слова, которые скажу ему, чтобы он меня понял, простил и отпустил, дав денег на дорогу до дома. Да, я очень надеялась на его помощь, так как не сомневалась в его порядочности. Я понимала, что не люблю его и не хочу обманывать ни его, ни себя. Но его хорошее отношение ко мне, его забота обо мне изменили мое решение. Именно таких отношений я искала, поэтому мысль о побеге я выкинула из своей головы.

Сердце разрывается на части

Поздним вечером мы сошли с поезда на станции Митрофановка. Вещей у нас немного: моя большая дорожная сумка и дипломат у Жени. Можно сказать, мы налегке отправились к дому родителей моего нового парня. Мы очень устали и проголодались. Подойдя к старенькому дому, мы заметили, что свет в окнах не горит, а значит, нас никто не ждет. Женя дернул за дверную ручку, дверь оказалась заперта. В поисках ключа он пошарил рукой сверху дверного косяка, но ключа не оказалось и там.

– Будь здесь, а я поищу родителей у соседей. Ты не волнуйся, я вернусь очень скоро, – сказал Женя и скрылся в темноте. По каким-то причинам у меня было нехорошее предчувствие.

Стоя посреди маленькой кухни, освещаемой тусклым светом одной лампочки, я ощущала приятное тепло от печки. Родители Жени разглядывали меня, а я – их. Хозяйка дома была маленького роста, светло-рыжие волосы были заплетены в косичку и закручены узлом. Лицо женщины было покрыто веснушками, а пальцы рук искривлены артритом. Этими же пальцами она постоянно терла свой и без того уже красный нос. Что-то неприятное и отталкивающее я почувствовала в ней при первом же нашем знакомстве. Хозяин дома был под стать своей супруге: такой же маленький, но, к тому же у него был горб на спине. Меня этот факт сильно напугал, я совсем растеряла свою смелость и пала духом. Кто эти люди? Куда я попала? Но я так устала, что решила не думать об этом сейчас, а оставила все размышления на потом.

– Вам стелить вместе? – услышала я вопрос хозяйки дома.

– Конечно, – недолго думая ответил Женя, – она же моя невеста.

Мне ответ Жени понравился, и я немного успокоилась.

Дом, в котором я оказалась, был старым и на два хозяина. Пройдя темные сени, ты попадаешь в кухню, в которой зимой всегда было жарко. Дверей в доме не было, только дверные коробки от них, вот почему с кухни можно было рассмотреть маленькую комнату, в которой стояли старый шкаф и кровать. В этой комнате всегда спал отец Жени, но с нашим появлением ему пришлось освободить ее и перебраться в комнату к своей жене. Так мы стали жить все вместе.

Отец оказался не таким уж страшным, каким он мне показался в темную зимнюю ночь. Ко мне он относился хорошо, а вот мать, как я и предполагала, оказалась неприятной особой. Каждый раз на ужин у супружеской четы на столе стояла бутылка водки или самогона. Нет, они не напивались. Но сам факт ежедневного приема спиртного меня пугал и вызывал во мне неприятие к этим людям.

– Выпей рюмочку для аппетита, – уговаривала меня Нина Елисеевна, так звали мою будущую свекровь.

– Я не пью.

– Ну, всего лишь одну рюмочку.

– Я совсем не пью, – мне уже начинала надоедать ее навязчивость.

– Я же не предлагаю тебе составить нам компанию, а всего лишь выпить рюмочку для аппетита, – продолжала настаивать хозяйка.

– У меня и без водки прекрасный аппетит. – И я не обманывала. Был уже поздний вечер, часов десять, а мы только сели ужинать, поэтому и я, и Женя были очень голодны. Я не привыкла хозяйничать в чужом доме, всегда ждала, когда Нина Елисеевна сама пригласит нас к столу. А диалог о предложении выпить мне рюмочку для аппетита повторялся почти каждый вечер. Так мы с ней и не смогли подружиться, а в дальнейшем наши отношения ухудшились окончательно.

Правильный ли я сделала выбор? Правильное ли решение я приняла, уехав с Женей к нему на родину? Только прожитые годы могут указать нам на наши ошибки, а в то время мы просто жили и принимали решения, продиктованные настоящим.

Спустя неделю-две я стала плохо себя чувствовать. Меня не рвало, но подташнивало, и многие продукты я не могла есть. Я поняла, что беременна. Смешно, если окажется, что забеременела именно в тот день, когда нас подловил попутчик. Больше сексом в поезде мы не занимались – мне хватило одного позора. О своих подозрениях я сообщила Жене, и его реакция меня обрадовала. Он был счастлив, и эти эмоции были неподдельными, настоящими. «Он будет хорошим отцом, если так реагирует», – подумала я тогда. В этот же день он сообщил эту новость своим родителям. Какова была их реакция на это известие? Никакой, а если быть точнее, обычная, без радостных эмоций. Но для них это был повод лишний раз выпить. А мне предстояло непростое признание: я обо всем должна была написать маме и Олегу. И я взялась писать письма. Зачем откладывать в долгий ящик то, что можно сделать сейчас? Таким образом, я окончательно разрывала наши отношения с Олегом.

Это уже потом, при нашей встрече, мама рассказывала мне, как Олег пришел к ней с моим письмом и, протягивая его, говорил:

– Тетя Лена, что она делает? Что делает? Она что, совсем не понимает?

А что могла сказать моя мать? Я думаю, что, глядя Олегу в глаза, у нее самой разрывалось сердце и наворачивались слезы. Но помочь ему она ничем не могла. Она знала, что если я что-то решила, то это окончательно и бесповоротно. Вот такой у меня характер – и, как считала моя мама, скверный.

Через какое-то время я получила ответное письмо от Олега. Я читала и перечитывала письмо много раз. В нем была вся боль, все страдания, которые я причинила ему своим поступком, а особенно своей беременностью. Я плакала. Нет, я не просто плакала, я рыдала, держа его письмо в руках. Я всем сердцем рвалась к нему, потому что по-прежнему любила его. Но я понимала, что буду не нужна ему с чужим ребенком, что буду не нужна после измены, которую он мне никогда не простит. Но и Женю я не имела права обманывать. Я должна быть с ним честна и обязана была сказать ему всю правду. Показав письмо Жене, я сказала, что хочу уехать, и умоляла его отпустить меня.

– Женя, прости меня, пожалуйста, прости. Но я должна уехать, ведь я люблю Олега! Очень люблю! – сквозь слезы говорила я.

– Ты вернешься к нему?

– Нет, к нему я не могу вернуться, я же беременна. Я упаду матери в ноги и буду умолять ее принять меня. Она ведь моя мама, она поймет меня, – продолжая плакать, говорила я.

– Галя, но ведь я тоже тебя люблю! – Женя пытался меня удержать.

– Женя, ты мне нравишься, даже очень нравишься, но сердце болит, разрывается и рвется к Олегу. Мне надо уехать. Мне срочно надо уехать, – закрыв ладонями лицо, я продолжала плакать. Что мне делать? Как мне поступить? Я не хотела никого обижать, не хотела никому причинять боль, а вышло все иначе. Всем рядом со мной плохо, плохо и мне самой.

Я не видела в этот момент Женю, не видела его состояния, не слышала ответной реакции на свое признание. Взяв себя в руки, я посмотрела на него. То, что я увидела, меня сильно взволновало и поразило до глубины души. Женя зубами вцепился себе в руку и плакал. По его руке текла кровь, а по щекам – слезы. Зачем он это делает? Зачем причиняет себе боль? Может, он на самом деле любит меня? Тогда зачем еще одному человеку я причиняю боль и страдания? Зачем? Ведь я не плохой человек, мне присущи понимание и жалость. Я добрый и отзывчивый человек. И я пожалела его и осталась.

Его родители во время этих выяснений находились на кухне и слышали мое чистосердечное признание. Они не вмешивались в наш разговор, ждали, когда мы сами во всем разберемся. Но его мать так и не простила меня: не простила за то, что пришлось пережить ее сыну, за сердечную боль, которую я ему причинила.

Замужество

У родителей Жени мы прожили недолго. Он даже не успел устроиться на работу, когда я получила письмо от мамы с приглашением вернуться в Латвию. «Галя, приезжайте вместе с Женей к нам. Я не буду тебя упрекать из-за Олега. Не буду упрекать за то, что, не послушав меня, уехала. Что было, то было. Будем жить дальше», – письмо было коротким, но многообещающим. И я поверила матери, поверила ее словам, ее обещаниям. А разве могло быть иначе? Разве я могла усомниться в искренности ее слов? Кто, как не мама, поддержит тебя в сложные времена? Но я ошиблась: мои надежды она не оправдала. Но это было потом, а сейчас я была рада уехать из этого дома, уехать от неприятных для меня людей. Рада была даже вернуться к матери, лишь бы подальше от родителей моего будущего супруга. И мы с Женей стали собираться в дорогу. У нас был все тот же небольшой багаж: моя дорожная сумка и дипломат Жени, в котором лежали трусы, носки, пара рубашек, штаны и бритва. Остальное все было надето на нем. Это было его приданое, с которым родители отправили сына в дорогу и в новую семейную жизнь.

Вот и город Валмиера – мой родной город. Город, где я родилась и выросла, город, где я училась и не смогла сохранить свою первую любовь. Валмиера – маленький, красивый латвийский городок. Женя еще в Риге был в восторге от увиденного: другие люди, другая архитектура, чистота на улицах. Это не шло ни в какое сравнение с его деревней. Валмиера была таким же чистым городом, только суеты здесь меньше, чем в столице республики.

Мое неудачное бегство закончилось там же, где и началось – в моем родном городе. Дизель сбавлял скорость, подъезжая к перрону вокзала, а мое сердце, наоборот, от волнения стало биться еще учащеннее. Я не знала, как встретит нас моя мама, как она отнесется ко мне и к моему избраннику, но что-то мне подсказывало, что Женя ей не понравится.

На перроне, среди встречающих, я увидела мать, которая уже издалека рассматривала моего нового парня, и я наблюдала, как меняется выражение ее лица. Она была так поражена увиденным, что не смогла скрыть своего недовольства.

– Галя, ради этого парня ты бросила Олега? Я думала, ты привезешь красивого, высокого парня, а этот и в пыжике ниже тебя ростом, – мама говорила тихо, чтобы наш разговор не услышал Женя.

– Мама, не это главное. Главное, что он спокойный и не пьет. – Я пыталась защитить не столько Женю, сколько себя и свой выбор. Разве я могла признаться ей, что именно из-за нее я пошла на такой решающий шаг? Конечно, нет. Тем более, что в итоге я к ней же и вернулась.

– В тихом омуте черти водятся. Попомни мое слово, – это было окончательное заключение моей мамы. И она оказалась права. Ее диагноз подтвердится спустя несколько лет.

– А фамилия у него какая? – не унималась мама.

– Диденко.

– Как? Диденко? Ты представляешь, как это будет звучать у нас в Латвии? Ты будешь Галина Дыденко, – и мама рассмеялась.

Мнение мамы о моем женихе не могло повлиять на развитие дальнейших событий: я беременна, и этого было не изменить. Нужно было срочно думать о свадьбе, но о свадебном платье не могло быть и речи. Все модели, которые я когда-то рисовала, о которых мечтала девчонкой, пришлось забыть. Поэтому мне купили обычную серебристую ткань, и я сама сшила себе платье, которое было простеньким, как и положено беременной женщине, но симпатичным. А в волосы, как украшение, у меня была заколка – дешевая пластиковая заколка в виде бантика, выкрашенная серебром в тон моего платья. Вот и весь мой свадебный наряд. Да и откуда у моих родителей столько денег? Им и так пришлось полностью оплачивать нашу свадьбу. На их шее оказалась не только я, но и мой новоявленный жених. Родители Жени помощи в организации этого малобюджетного торжества не оказали.