Другие правила

Сгибаясь, стажер и его наставник перебежали под защиту свежего, сувоистого оползня – груды камней, скрепленных, как раствором, мерзлой глиной. Макс и Виджай (куда ж без него!) лежали у самого гребня, осторожно поднимая головы над камнем.

– Тхакур здесь, – сказал Гирин, оглянувшись, – садился, гад. С ним трое.

– Станцию проверил? – процедил Жилин. Сузив глаза, мастер будто целился в громадный танк типа «Йотун», ворочавшийся в сотне метров от него.

– Везде пусто! Все на смене. Давай пурпуров… – Гирин красноречиво повел лучеметом, – …за наших?

– Мы лучше сделаем, – сказал Жилин. Антон верно понял его движение и первым ухватился за бомбу.

– Дай лучше я… – тихо попросил Гирин, и Антон уступил. Облегченно, как он понял со стыдом.

Танк высшей защиты взревел моторами, словно бесясь от ярости, и попер прямо на бункера станции. Угластая, могучая машинища не была боевой. Придуманный, чтобы забрасывать экспедиции в любые места, хоть на меркурианское Горящее Плато, где разведстанция поместилась на островке посреди расплавленного свинца и цинка, «Йотун» всегда вызывал у Антона ассоциацию со слоном или китом, в общем, с чем-то большим и добрым. Но сейчас на «Соам» перло мерзкое чудовище, злобный гигант-йотун из скандинавских саг. Разбрасывая барханы, как корабль разрезает волны, громадный танк ломился с одной целью: напасть и разрушить!

Спереди у него выдвинулось оребренное рыло аннигилятора.

– Глаза! – крикнул Жилин и заслонился рукой.

Умп-ф! – схлопнулся воздух. На секунду вспыхнул и погас прозрачный шлейф – это пучок антипротонов выжег атомы газа, – и ослепительная вспышка залила все вокруг невыносимым светом распада. В пластолитовой стене бункера, стоявшего у танка на дороге, открылась пещера, засверкала белым накалом, запузырилась, пахнула металлокерамическим паром. Остывающее облачко радиоактивного пепла высеялось на грунт. Танк отъехал и развернулся на месте, веером раскидав грунт и подняв тучу пыли. Торжествующе завыла сирена.

– Пошли! – сказал Жилин. Подхватив бомбу, они с Гириным рванули к «Йотуну».

Антон взял из охапки лучемет, подполз к гребню и высунул шлем меж двух глыб базальта. Мастер и Гирин мчались легко, будто не чуя оттягивающей руки бомбы. Они использовали любую борозду, любой камень, любую тень, чтобы скрыть свое стремительное продвижение.

Была б там военная машина, – высказался Виджай, – они б и шагу не сделали…

– Заткнись, – коротко сформулировал Антон.

Гупта смолк и неуверенно проговорил:

– Сейчас они его…

Антон не ответил. «Йотун» врезался в коридор-переходник, разнес его и остановился. Умп-ф! Фиолетовый пламень, в мгновение ока пожравший штабной купол, высветил каждую щербинку, каждый бугорочек на камнях оползня.

Одним махом, словно и не касаясь брони танка, Жилин взобрался на горбатую крышу, вытянул наверх бомбу, потом помог залезть Максиму. Но, видимо, засевшие в танке пурпуры были слишком увлечены разрушением станции – ничего не замечая, они жали и жали на гашетку аннигилятора, все шире разливая огненное озеро Соам.

Хватаясь за антенное устройство, Глеб с Максимом приладили бомбу между командирской башенкой и выступом кессона. Мастер сунул в гнездо активатор и махнул рукой Гирину – прыгай, мол. И тот махнул – давай вместе тогда. Ладно, сделал жест Жилин. Спрыгнув, они стали отходить, не больно-то и прячась.

– Да быстрее же!.. – не выдержал Виджай. – Что они там плетутся?!

И вдруг могучие турбины танка заглохли. В полной тишине и недвижности тройной панцирь из термостойкой и радиостойкой пластмассы, прикрывающий «Йотуна», стал опадать, как плохо удавшееся тесто. Приподнятая узкая корма заслонила что-то ослепительно белое, жаркое, плавящее корпус, стекающее на экипаж, груз, механизмы и приборы. «Йотун» заревел, загрохотал, затрясся, как раненый дракон, бешено закрутилась правая гусеница – и опять тишина. Струйки дыма ударили из вытекших иллюминаторов.

– А Тхакур еще жив, сволота поганая! – мстительно сказал Виджай. – На нем же броня!

– Так ему и надо, – пробурчал Антон.

Танк высшей защиты медленно наливался малиновым свечением, оседая в плавящийся песок, исходя паром и смрадом, плющился, проваливался внутрь себя, пока не превратился в лужу жидкого металла, над которым дрожал знойный воздух.

Антон уже не прятался за оползнем. Он стоял во весь рост и смотрел, как раскаленный, зеркального блеска прудок в стеклянных берегах подергивается серебристыми пятнами, матовеет, затягивается остуженной пленочкой и всплывающими чешуйками шлака. Перевалив оползень, молча прошагал Максим. Быстрыми шагами прошел Жилин.

– Пошли, – сказал он, – быстро. Берем самое необходимое – оружие, лекарства, кислород, воду – и уходим.

– Куда? – тут же встрял Виджай.

– Найдем куда…

Нагрузив краулер, все четверо покинули станцию и ушли под защиту колоссальных конструкций завода – словно в дремучем лесу укрылись. В недостроенной централи управления собралась вся смена. Девушки плакали, жалея Гуниллу и Габу, мужчины хмурились и деловито распределяли походные комбинезоны с мимикридом, в обиходе называемые «хамелеонками». Известие об уничтожении Тхакура все восприняли с вялой радостью – гибель товарищей слишком еще довлела над сознанием, чтобы можно было торжествовать.

Бранкевич выдал Антону безразмерную «хамелеонку», и он отправился ее примерять. Далеко он не стал уходить, зашел в раздевалку и натянул легкий, но плотный камуфляж прямо на скафандр. Поприседал, побегал на месте, высоко задирая колени, понагибался, доставая носки, – комбез с мимикридом требовал индивидуальной подгонки. Прошелся взад-вперед, заглянул в душевую. Вздохнул и ладонями разгладил «хамелеонку». Серая ткань сначала надулась пузырями на коленях и локтевых сгибах, сморщилась в поясе, но потом стала натягиваться, «запоминать» рост и размер, подстраиваться к фигуре. Порядок. Зато в душе… Полный слом. Паршиво как… Ох как паршиво… Гуниллу жалко до невозможности! Такая милая, хорошая, красивая… была. Свыкнуться с этим… не получается! Вот же, только что, живая и веселая, утром еще просила его доесть, не оставлять еду на тарелке, болтала и мило сплетничала с девчонками… И нет ее! Невозможно… Не-воз-мож-но.

Антон уперся руками в раму иллюминатора и прижал лицо к стеклу. Пустыня… Ветер перевевает темные пелагонитовые пески почти до брошенной станции. Сбоку от нее равнина дыбилась черной и блестящей мезой, разбитой на множество каньонов, больших и малых, будто неумело порезанный пирог. В сторону космодрома пустыня постепенно рыжела, пока не собиралась тускло-оранжевыми складками дюн, как плохо разглаженная плиссированная юбка…

Незаметно подошла Яэль, всхлипнула тихонько. Антон обернулся. Бедненькая… Глаза опухли, красные, и ресницы склеились…

– Собрался? – спросила девушка.

Антон кивнул. Обычной своей зажатости рядом с этой красотулей он не почувствовал. Тут такое… Не до комплексов.

– Сейчас открыла свой шкафчик… – колокольчик в голосе Яэль надтреснул, да и серебристость была с туском, – …смотрю, Гуниллин халатик не повешен, валяется на полу. Отругать надо, думаю, опять побросала все, убежала… А она… Ая…

Лицо Яэли сморщилось, она вцепилась в грязно-серую «хамелеонку» и заплакала. Заревела в голос, прижимаясь к Антону теплым, крепким бедром. Он положил руку на вздрагивающее плечо, погладил узкую спину. Не испытанная отрада холодком пробежала по телу. «Чудышко ты мое», – с каким-то непривычным ощущением подумал Антон. Впервые он почувствовал себя кем-то вроде защитника. Язык сам выговаривал неумелые, корявые слова утешения, а совесть страдала: горе в Антоне уравнивалось удовольствием нечаянной близости. Молодой, здоровый организм требовал действия, любви и не терпел поста и траура.

Яэль оторвалась от его плеча, утерла глаза ладонью.

– Пошли скорее, – пробормотала она, – а то мастер наругает…

– Он боится воздушного налета, – объяснил Антон.

– Дожили…

– Да уж…

«Какая жизнь полосатая… – подумал Антон. – Вся. Живешь себе, живешь, скачешь по белому, и вдруг – раз! И потянулась угрюмая черная полоса…»

– Всем собраться в централи, – сказал звучатель голосом Жилина. – Иметь при себе оружие, продовольственный пакет, аптечку и аварийный баллон с кислородом. Объявляется военное положение…

Глава 24

Владек Ковальский обычно зла не помнил и отходил быстро. Навешают ему пачек, бывало, ну и что? Дело-то житейское! Проспится – и давай по-новой. Но этот Жилин его унизил. Отделал прямо у Машки на глазах… Владек потрогал смешную гульку стерилизатора на носу и тихо выругался. Ходи теперь как клоун…

Сутки, считай, просидел на защитной станции. Благо боевым системам пора было профилактику делать. Три года не подходил, а тут вдруг вспомнил. Профилактика… Кому он хоть профилактику делал – боевой станции или себе? От курва маць…

Хмуро озираясь, Владек покинул военный объект и через Голубой парк, через скверик, через служебный вход пробрался в управление. Слава те, никого… И на улице пусто. А какой сегодня день?! Да нет, среда была с утра… Сериал, что ли, какой идет? Тихо как…

Ковальский поднялся на второй этаж, где Службе Индивидуальной Безопасности выделили пару комнат, и сразу подошел к регистрирующей машине. Хмыкнул: опять… раз… два… три… четыре туриста загуляли! А, нет, вот сигнал прошел… Откуда? Из Горячего каньона. Коне-ечно! На биостанцию небось катались, на свеженину потянуло! Тунеядцы паршивые…

Ковальский выглянул в окно. Тишина какая-то нехорошая. Неживая. Будто как в том романе, все жители исчезли и город совершенно опустел. Поколебавшись, Владек позвонил Мирону Сартакову. На экране он с изумлением увидел человека в боекостюме.

– Мирон! Ты, что-ли?!

– Не узнал, начальник? – ухмыльнулся Мирон. – Хочешь совет? По старой дружбе? Мотай из управы, забейся в норку и притворись ма-аленькой мышкой!

Экран погас.

– Какого… – начал Ковальский заворачивать подходящее выражение, но времени закончить ему не дали. За окном заухали выстрелы из плазмоганов, посыпался универсальный строительный пластик, закричала женщина. Владек бросился к иллюминатору и увидел, как на Главную выходят двое в боевых скафандрах. Какой-то парнишка, убегая, разрядил в двойку квантовый пистолет, и двойка тут же ответила – удар из лучемета проделал в парне обугленную дыру.

А по Главной маршировало уже человек десять, парами и четверками, в бронескафандрах, с лучеметами наперевес. «К-какого…» По коридору протопали сапоги, и в рабочую комнату влетел Гоша Черняк, наноинженер из добровольцев Жилина.

– Где вы были?! – завопил он с порога. – Локи захватил Сырт!

– Локи? – спросил Ковальский. – Какой еще Локи?

– Ну, Локи! Психократ этот, главный у пурпуров!

И Гоша Черняк быстро, в двух словах, обрисовал ситуацию. Ковальский перевел взгляд на улицу, где как раз ухнул выстрел, и тупо воззрился на Черняка.

– Да, да! – раздраженно сказал Гоша. – Подсадил… эти… свои псевдоличности всему руководящему составу, а те увели людей в Соацеру – пока в заложники, а потом Локи и их в слуг превратит!

«Ах ты, начальник сраный! – подумал Ковальский. – Вторжение проспал, так тебя и перетак!»

Он резко открыл шкаф, вытащил дезинтегратор «Мьелнир», сунул в заплечный мешок четыре запасные батареи и продпакет.

– Всех? – отрывисто спросил он. – Ко всем подсадил?

– Почти! Кроме Жилина. И Клунина. Насчет биостанции не знаю… Йенсену он тоже подсадил, но Ларс Юлич справился…

– Йенсен?! С подменышем?!

В захват он поверил сразу – вон их сколько по улице шастает, фактов, и какие у них весомые аргументы! Мегаваттные! Но чтобы эта шмакодявка спецуполномоченная, этот дед-морозик задрипанный совладал с Локи…

– Да правда! – возмутился Гоша. – Я сам ментограмму видел – не прикопаешься!

– Верю, верю! – отмахнулся Ковальский, цепляя мягкий гермошлем с полки. – Где все?

– Под мостом. Мы через Линию Доставки шуранули…

– А подземка?

– Глухо! Посты везде.

Ковальский подумал и достал для Гоши лучемет своего помощника. «Пом. нач. СИБ М. Сартакова будем считать уволенным с сего дня. Дата. Подпись».

– Держи! – буркнул Владек. – Батареи в шкафу. Есть во что положить?

Гоша кивнул и осторожно, чтобы не задеть покалеченную руку, снял заплечный мешок.

– Где это тебя? – поинтересовался Ковальский.

– В техкуполе, – небрежно ответил Гоша, – штурм был…

– А-а… Много вас? – прокряхтел Ковальский, выуживая аккумуляторный пояс из-под стола.

– Мало. Шестеро. И два кибера – они Йенсена тащат.

– Что с ним?

– Сердце…

С первого этажа донесся грохот пальбы, полилось расплавленное стекло, сухо звеня по пружинистому полу. Гневный выкрик оборвался гулким хлопком.

– Зачищают, гады… – сказал Гоша, сжимая кулаки.

– За мной! – прорычал Ковальский и бросился в соседнюю комнату. Отшвырнув стул, выскользнул в коридор.

Гоша поспешил за ним.

– В туалет! – бросил Ковальский и ринулся к туалетному блоку. – Запри за собой!

Гоша, действуя как автомат, запер. Сказали: «Беги!» – бежит. Сказали: «Стоять!» – стоит… В санблоке вроде никого не было. Ковальский сбил фиксатор и распахнул окно. Вдруг из кабинки выбрался толстенький здоровячок с заплывшими глазками – начальник социального сектора управления, Алексей Дмитриевич. Он поддергивал штаны и затягивал ширинку. Ковальский резко обернулся, вскидывая лучемет. У начальника сработал рефлекс – пухленькие ручки тут же вздернулись к потолку.

– Ч-что это значит? – пробулькал он.

– Твое имя? – резко спросил Гоша.

– Исполнитель восьмого разряда Девяносто восемь, – с достоинством ответил Алексей Дмитриевич.

– Держи его на мушке, Гоша, – сказал Ковальский с отвращением. Он отвернулся, перебросил «Мьелнир» на спину и стал привязывать веревку к трубе умывальника.

– Вас же приговорят к уничтожению! – спокойно, с оттенком удивления, сказал Алексей Дмитриевич.

– Пошел в задницу… – буркнул Ковальский, перекидывая веревку на улицу. – Спускаешься вторым, Гоша, я прикрою!

Ковальский просунулся в окно, огляделся и спустился по веревке вниз. Через пару секунд рядом с ним, дуя на ладони, стоял Черняк. Начальник социального сектора равнодушно следил за ними из окна. О подоконник шваркнул шальной заряд плазмы, перебив веревку. Не теряя безучастного выражения, Алексей Дмитриевич перегнулся вниз и вторым выстрелом ему разнесло голову. Тяжелым кулем шеф сектора упал на синий курчавый газон.

– Пошли, – процедил Ковальский.

Приседая за кустами марсианской колючки, они пробрались на верх длинного пологого холма. Южный Вал. По нему изгибалась узкая стекломассовая дорога, за дорогой лиловели сады и отсвечивали полупрозрачные плоские крыши коттеджей. Кусты, изгороди решетчато-литопластовые, опять заросли. Белели чистенькие стены. Цвела колючка – красное с синим. Над голубым газоном искрился влагораспылитель.

– Скорее!

Пластолитовая лестница. Ступени бьют сквозь подошвы. Скорее! Все заледенело в Ковальском. А сзади, за Валом, опять выстрелы и топот. Облава! Добирают заложников, дерьмо пурпурное… Пригибаясь, Владек проскочил Окружную, прокрался вдоль насыпи и остановился за углом продовольственного склада из серой пластмассы. Это длинное низкое здание соседствовало с прозрачным блоком Центральной, откуда шло распределение по Линии Доставки.

– Мы тут вышли, – сказал Гоша, кивая на блок, – и к мосту сразу…

– Бегом! – прошипел Ковальский.

Неслышно прокрались они вдоль насыпи, по глухой дорожке на дне канавы, выглядевшей мелким оврагом, среди сырых, пахнущих ржавым железом зарослей саксаула. Под ногами чавкало.

– Стоп! Присели!

По насыпи пробежали двое в тяжелой боевой броне. На крайнем, прямо посреди нагрудного сегмента, расползалась черная выеденная клякса – след луча. Жаль, малой мощности…

– Побежали!

Владек и Гоша пересекли канаву и скользнули в пластолитовый туннель под насыпью.

«Это – Марс?! Это – База?!

Может, я по пьяни в виртуальность отправился, а обратно не вышел? Проспался и забыл, где я?»

Ковальский уже собрался было прошептать: «Компьютер, выход!» – но постеснялся Гошки. Да и какая там, к черту, ВР! Самая что ни на есть реальность, данная нам в ощущениях!

– Сюда? – оглянулся Гоша, крадущийся впереди. – Мост же там!

– Врачей заберем, если они на месте… Ты ж сам сказал: Клунин – наш!

– А-а…

– Вот тебе и «а-а»…

Над склоном, над холмом – круглый купол медпавильона. На самом видном месте! Красный крест на белой стене – словно мишень… Последние метры одолели ползком, хорошо хоть «синька» не пачкает соком. Хрен она влагу отдаст…

Пропустив в дверь Гошу, Ковальский юркнул сам. Навстречу пахнуло лекарствами, запахом стерилизации. Обдало сухим кондиционированным воздухом и озоном. У выгнутых стен были расставлены диагностеры, басисто гудел нейтринный микроскоп, лениво мигал огоньком готовности компьютер. Панель и экраны машины занимали полстены. За пультом сидела миниатюрная девушка в тугом белом комбинезончике. Ноги она поставила на дополнительные нейроблоки. Мотнув короткой косой, девушка обернулась. Была она белолица, румяна и мила.

– Гоша! – воскликнула девушка. – Что у тебя с рукой?!

Тут же из-за серебристой ширмы выплыл огромный док Клунин.

– Что… – зарокотало в нем, но Ковальский резко оборвал доктора медицины:

– Некогда, Борисыч! Базу захватили пурпуры, мы за вами!

– Но…

– Некогда, говорю, рассусоливать! Вы русский язык понимаете?! Хватайте самое нужное – и ходу! В городе облава, мы еле вырвались!

В тот же миг иллюминатор вышибло зарядом плазмы. Плавящиеся осколки пробарабанили по стойкам медкомбайна. Комбайн жалобно зазвенел.

– Лена! – рявкнул Клунин. – Роботоинструменты! И чемоданчик! Мы к Жилину?

– Да! – не колеблясь, сказал Ковальский. – Куда ж еще?..

– Окружают! – крикнул Гоша, глянув в окно и отпрянув. Лазер прошил иллюминатор фиолетовой ниткой.

– Роботы есть? – крикнул Ковальский.

– Два! – Клунин растопырил два пальца, словно викторию праздновал.

– Наряжайте их в халаты! Шапочки! Одному что-нибудь спереди привяжите – для пуза!

Клунин крякнул, но промолчал. Лена, запихав в мешок пару регенерационных блоков, кинулась обряжать робота-андроида. Привязала надувные подушки, напялила халат и шапочку – вылитый Клунин! Затянула в халатик другого кибера – получилась Лена-2, но оригинал был все ж милее, все ж румяней и белее.

– Все!

– Все? Пусть через аварийный дуют в город! И пригнутся пусть!

Сам Ковальский залег за высоким комингсом и открыл огонь, один раз даже попав, но броню с такой дистанции не прожечь. Вот если бы в упор…

– Роботы пошли!

По лугу, короткими перебежками между шилистыми кустиками, мчались роботы в белых халатах. Две фигуры в боевых костюмах вскочили, побежали киберам наперерез. Третий исполнитель азартно махал им – болел, видать, за своих.

– Бежим! – скомандовал Ковальский. По очереди выпустив всех через главный вход, он молча махнул в сторону моста.

Доктор мчался болидом, встретится на пути дерево – снесет. Лена бежала, прижав локотки. Гоша все время вжимал голову в плечи.

– Скорей! Скорей!

Растопырились сталевые заросли марсианского саксаула. Крутой склон с «синькой». Они скатились в канаву, со всхлипом дыша – как только не убились. Запах «синьки» был густым и горьким.

– Не отставайте!

Ковальский нырнул под арку небольшого мостика, и Лена испуганно ойкнула – у опоры, сидя на корточках, жались к стене добровольцы. Марина Корелли с двумя роботами мед-службы, бережно несущими Йенсена; Коля Дроздов, баскетбольного роста атлетический хомбре из команды СИБ; меднолицый и черноволосый Руслан Алишеров, Рита Ивернева… и Маша. Ковальский обрадовался, тут же застыдился, без перехода обозлился и угрюмо нахохлился.

Завидя шефа, Коля привстал. Шеф буркнул слово приветствия и нагнулся к маленькой дверце в стене. Он приложил ладонь к отпечатку пятерни, и дверца распахнулась – толстая, как у сейфа.

– Заходите, заходите!

Девушки юркнули, слегка пригнув головы, Руслан прогнал роботов с виновато улыбающимся Йенсеном, Дроздов и Черняк согнулись в три погибели. Ковальский влез последним. Выглянул, внимательно осмотрелся – чисто. И притянул за собой дверь. Трижды щелкнул блокератор. Под потолком подземного хода, сухого и теплого, зажглась светопанель.

– Сначала я думал через мусоропровод уйти, – заговорил Йенсен, – и в подземку. Можно было бы транспортером воспользоваться, что от «дэтушки» проложен… э-э… от ДТ-комбината. И уйти в шахты. Там армию можно спрятать, не то что нас…

Комбинезон на Йенсене был расстегнут до пояса. На бледной груди, около сердца, мигал огоньком в такт пульсу диск кардиоводителя.

– Помолчите, – строго сказала Марина. – Хотите еще один инфаркт?

– Все, Мариночка, молчу…

– Пошли, – нахмурился Ковальский, – потом будем отдыхать.

Они пошли. Панели над ними зажигались по очереди, словно передавая по эстафете до вторых дверей – тяжелого люка с винтовым запором. Ковальский открутил штурвальчик, откинул люк, и беглецы стали спускаться по узкой винтовой лестнице. Дырчатые ступени просеивали яркий свет откуда-то снизу. Обороты, обороты, обороты… Вниз, вниз, вниз…

Ковальский нечаянно поймал внимательный взгляд Маши и побурел. «Я так перед ней и не извинился…» – посетила его покаянная мысль.

– Тут запасный выход имеется, – громко сказал он, – выйдем у Блэк-Месы!

– Это подземный переход? – поинтересовалась Рита.

– Это система планетарной защиты, – усмехнулся Дроздов.

– Да ты что!

– Я и не знал, что у нас есть такое! – прогудел Клунин.

– Военная тайна…

Дальше были коридор и бункера. Шли долго, срываясь на бег. Уставали – переходили на шаг. Страх подгонял лучше всякого стимулятора.

Все технические помещения боевой станции были пусты, пыли и той не наметешь. Тускло-серый пластик стен, покрытый керамической пленкой пол. Все.

– Подождите минутку…

Ковальский разблокировал боевой пост и вошел. Перед огромным стереоэкраном тянулась наклонная дуга пульта.

– Готов к операциям, – прозвучал голос компьютера.

– Начать расконсервацию! – отдал приказ Ковальский.

– Выполняется.

На трехмерном экране появилось изображение – купол города-порта, смутно белеющие дома под прозрачным колпаком, техкупол, блестящие круги фундаментов, заставленные десантными ботами – полусферами, овалами, дисками. Ковальский насчитал девять планетолетов. Десятый как раз садился, одиннадцатый выпускал опоры в вышине, чуть вращаясь на оранжевом выхлопе. Двенадцатый, в форме дискоида, хищно кружил над купольными городами.

– Перехват!

– Связь? – уточнил комп.

– Да!

– Выполнено.

В динамиках гуднуло, и неожиданно чистый голос произнес:

– Вас вижу, Четырнадцатый. Садитесь на резервном пункте, основной – для Четвертого.

– Вот же… – сказал Клунин и смолк.

– Вас понял, – забубнил пилот, – сажусь на резервном.

– Третий!

– Третий слушает.

– Третий, отставить посадку! Приказ шефа – уничтожить станцию «Соам» (девушки вскрикнули). Об исполнении доложить.

– Вас понял.

На экране было видно, как диск описал дугу разворота и пронесся на юго-восток. Ругаясь почем зря, Ковальский закликал клавишами.

– Станцию «Соам» на экран!

Изображение мигнуло. Пески из оранжевых стали черными. Вдалеке заблестели спичечные коробки и половинки теннисных мячей, соединенные сигаретами туннелей – станция «Соам». За холмами раскинулся металлический «конструктор» стройки, а с северо-запада заходила в атаку «пудреница» бота.

– Нет! – вскрикнула Марина и зажала рукой рот.

Маша и Рита одинаковым жестом прикрыли щеки ладонями. Из «пудреницы» ударил оранжевый заряд плазмы. Совершенно беззвучно он пронзил главный купол, и тот разлетелся серыми скорлупками.

– Да что же они делают! – простонала Лена. Гоша тяжело сопел. Рита отвернулась от экрана, спрятала лицо на груди у Руслана и тихонько заплакала. А пудреница все кружила и кружила, прыскала и прыскала оранжевым. Спалив последний бункер, бот выжег туннели-переходники – от жара галереи раздувались, лопались и опадали. Описав вираж, будто для того, чтобы полюбоваться местом преступления, бот улетел.

– Расконсервация завершена, – доложил комп.

– Боевым системам, – глухо приказал Ковальский, – атака дискоида.

– Выполняется.

У подножия черной столовой горы выросли холмы. Растрескивались, осыпались многими кубами грунта. Тяжелые люки отворили свой зев и выпустили жало – запорошенную песком полусферу системы лазерного огня «Искра». Она поднималась на круглой решетчатой мачте. Полушарие повернулось в сторону блестящей плошки бота, и ослепительная прямая рассекла планетолет. Аппарат лопнул, выбрасывая дымные струи, развалился надвое. Еще пара импульсов добила машину. Так опытный стрелок, желая покрасоваться, разбивает подброшенную бутылку – сначала пополам, потом горлышко и донышко.