Эрагон. Возвращение

Вернувшись в замок Ундина, Эрагон поспешил в свою комнату и быстро натянул стальную кольчугу, надел латы, натянул кожаную шапочку, поверх которой надевают шлем, и опоясался мечом. Собрав остальные вещи в заплечный мешок и седельные сумки, он бегом спустился во двор и лишь тогда позволил себе немного передохнуть, устроившись возле правой передней лапы Сапфиры.

«Тарнаг похож на разворошенный муравейник», – заметила дракониха.

«Будем надеяться, что нас все-таки не побьют», – откликнулся Эрагон.

Вскоре к ним присоединилась Арья, а посреди двора выстроился целый отряд из полусотни отлично вооруженных гномов. Гномы ждали совершенно спокойно, даже равнодушно, лишь изредка перебрасываясь отрывистыми ворчливыми фразами и поглядывая на крепко запертые ворота и на гору, что возвышалась у них за спиной.

– Они очень опасаются, – сказала Арья, садясь рядом с Эрагоном, – что эта толпа может помешать нам добраться до плотов.

– Сапфира может перенести нас.

– Да? И Сноуфайра тоже? И воинов, которых дал нам Ундин? Нет уж, если нас остановят, придется просто подождать, пока гнев взбудораженных гномов не уляжется сам собой. – Она внимательно посмотрела на темнеющее небо. – К сожалению, ты умудрился оскорбить слишком многих. Впрочем, это, наверное, было неизбежно: их кланы никогда не могли прийти к согласию; то, что нравится одним, бесит других.

Эрагон пальцем провел по краю своей кольчуги.

– Теперь я уже жалею, что принял предложение Хротгара.

– Это да. А вот в отношении Насуады ты, по-моему, поступил правильно. И вся вина – если тут вообще есть чья-то вина, – лежит целиком на Хротгаре: он не должен был делать тебе такого предложения. Уж он-то лучше других понимал, каковы будут его последствия.

Некоторое время оба молчали. Гномы, которым надоело стоять, принялись маршировать по двору, разминая ноги. Наконец Эрагон спросил:

– У тебя в Дю Вельденвардене есть семья?

Арья ответила не сразу.

– Нет. Во всяком случае, никого из тех, с кем я была бы близка.

– А почему… почему так?

Она опять помолчала.

– Видишь ли, им не понравилось, что я согласилась стать посланницей королевы; им это занятие казалось недостойным. Я же не посчиталась с их возражениями и по-прежнему ношу на плече татуировку иавё, что значит «узы доверия», ибо я посвятила себя служению во благо всего нашего народа. Этот знак обязывает каждого эльфа помогать мне, как и кольцо, которое дал тебе Бром. Вот только родня моя меня видеть не желает.

– Но ты стала посланницей семьдесят лет назад! – возмутился Эрагон.

Арья не ответила и отвернулась, пряча лицо за прядью длинных волос. Эрагон попытался представить себе, каково ей пришлось, когда от нее отвернулась вся семья, а общаться приходилось только с представителями двух совершенно иных народов. Ничего удивительного, что она такая замкнутая! Чтобы нарушить затянувшееся молчание, Эрагон спросил:

– А за пределами Дю Вельденвардена есть еще эльфы?

По-прежнему пряча лицо под волосами, Арья сказала:

– Из Эллесмеры мы тогда выехали втроем… Фаолин и Гленвиг всегда сопровождали меня, когда мы переправляли яйцо Сапфиры в Тронжхайм. Но Дурза устроил нам засаду, и в живых осталась я одна.

– А какими были те двое?

– Гордыми. Настоящими воинами. Гленвиг любил мысленно разговаривать с птицами. Он частенько стоял в лесу, окруженный целой стаей певчих птиц, и часами слушал их музыку. А потом без конца напевал всякие прелестные мелодии.

– А Фаолин? – спросил Эрагон.

На этот раз Арья не ответила, лишь сильнее стиснула свой лук. Эрагон смутился и, стараясь сменить тему, спросил:

– Почему ты так сильно не любишь Ганнела?

Она вдруг повернулась к нему, и он, почувствовав на щеке нежное прикосновение ее пальцев, даже вздрогнул от неожиданности.

– А об этом, – сказала Арья, – мы поговорим в другой раз. – Она встала и медленно пошла прочь.

Эрагон растерянно смотрел ей вслед. «Я не понимаю…» – сказал он Сапфире, прижимаясь к ее теплому боку. Но та в ответ лишь ласково фыркнула и свернулась клубком, заботливо укрыв Эрагона крылом.

Долина темнела. Эрагон с трудом боролся со сном. Несколько раз он доставал ожерелье, подаренное ему Ганнелом, и пытался обнаружить, какие еще магические чары мог наложить на него жрец, но не обнаружил ничего, кроме охраняющего заклятия. Наконец ему это надоело. Сунув ожерелье под рубашку, он прикрылся щитом и устроился поудобнее.

При первых же проблесках рассвета – сумерки здесь затягивались чуть ли не до полудня – Эрагон разбудил Сапфиру. Гномы поспешно смазывали оружие, чтобы как можно тише прокрасться по темным еще улицам Тарнага. Ундин велел Эрагону обмотать тряпками когти Сапфиры и копыта Сноуфайра.

Когда все было готово, Ундин собрал своих воинов в довольно плотное каре, в центре которого находились Эрагон, Сапфира и Арья. Ворота осторожно отворили – хорошо смазанные петли даже не скрипнули, – и отряд стал спускаться к озеру.

Тарнаг казался безлюдным; жители его еще спали, а те немногочисленные гномы, что встречались им на пути, молча смотрели на них и тут же растворялись в полумраке, точно привидения.

У спуска на каждую следующую террасу стража, стоявшая в воротах, без лишних слов почтительно отступала в сторону. Вскоре дома остались позади, потянулись пустынные поля, опоясывавшие подножие Тарнага. Миновав поля, они вышли на гранитную набережную, за которой расстилалась спокойная серая гладь озера.

Их уже поджидали два широких плота. На первом сидели на корточках два гнома, на втором – четыре. При виде Ундина они встали и почтительно поклонились.

Эрагон помог гномам стреножить Сноуфайра, завязал ему глаза и втащил упиравшегося жеребца на второй плот, где коня заставили опуститься на колени и крепко привязали. Сапфира аккуратно соскользнула с набережной в воду и, ловко гребя лапами, отплыла от берега; на поверхности виднелась лишь ее голова.

Ундин крепко пожал Эрагону руку.

– Здесь мы с тобой расстанемся. Я даю тебе своих лучших людей. Они будут охранять тебя до самых границ Дю Вельденвардена. – Эрагон попытался поблагодарить его, но Ундин покачал головой: – Нет, благодарности тут ни к чему. Это моя святая обязанность. И мне очень стыдно, что твое пребывание здесь было омрачено недальновидной ненавистью Аз Свелдн рак Ангуин.

Эрагон низко поклонился ему и взошел на первый плот вместе с Ориком и Арьей. Плот сразу же отчалил; гномы ловко отталкивались длинными шестами, и, когда совсем рассвело, оба плота уже подходили к устью реки Аз Рагни; Сапфира плыла между ними.

Бриллианты в ночи

«Империя осквернила мой дом» – так думал Рорaн, слушая печальные стоны людей, раненных прошлой ночью во время сражения с раззаками и их солдатами. Гнев и ужас терзали его душу, ему казалось, что все тело охвачено каким-то болезненным ознобом; щеки горели, он задыхался. И чувствовал, что за одну лишь ночь повзрослел сразу лет на десять.

Пока знахарка Гертруда возилась с ранеными, Роран сходил к дому Хорста и увидел, что созданные ими баррикады разрушены теми взрывами, которые устроили раззаки. Все эти груды досок, пустых бочонков и камней оказались для них, к сожалению, недостаточным препятствием.

По Карвахоллу теперь осмеливались ходить немногие, да и у тех глаза, казалось, остекленели от пережитого ужаса и усталости. Роран тоже очень устал, он даже вспомнить не мог, когда еще так сильно уставал. Он уже вторую ночь не спал, а руки, плечи и спина ныли после тяжелой битвы.

Едва войдя в дом, Роран сразу увидел Илейн; она стояла у открытой двери в столовую, откуда доносился ровный гул голосов. Илейн кивнула ему и продолжала слушать.

У Хорста собрались все наиболее уважаемые жители Карвахолла. Следовало решить, как быть дальше и стоит ли наказывать Хорста и его сторонников за проявленную инициативу. Спор продолжался с раннего утра.

Роран потихоньку пробрался в комнату. Вокруг длинного обеденного стола сидели Биргит, Лоринг, Слоан, Гедрик, Дельвин, Фиск, Морн и еще несколько человек. Хорст занял место во главе стола.

– …И я говорю, что это глупо и безответственно! – говорил Кизельт, опершись костлявыми локтями о столешницу. – С какой стати вы подвергли такой опасности…

Морн прервал его, махнув рукой:

– Это мы уже обсуждали, Кизельт. Чего уж теперь кулаками махать – зряшное это дело. Впрочем, и я поступил бы так же: Квимби был моим другом, и у меня просто мороз по коже, когда я думаю, что эти твари могли сделать с Рораном. И все же хотелось бы знать, как нам теперь выбраться из этого положения.

– Очень даже просто: перебить всех солдат, и точка! – заявил Слоан.

– А потом что? Ведь тут же других пришлют! Да эти, в алых рубахах, нас просто своей численностью задавят. Но даже если мы сдадим Рорана, это ничего хорошего нам не принесет: вы ведь слышали, что раззаки пообещали попросту перебить всех, если мы будем продолжать его укрывать, или продать всех в рабство, если мы его выдадим. У тебя, Кизельт, возможно, иные соображения, но я лично скорее умру, чем свою жизнь в рабстве закончить! – Морн покачал головой. – Нет, ребята, не выжить нам!

Фиск склонился над столом и негромко, но решительно предложил:

– Но ведь можно отсюда и уйти.

– А куда идти-то? – возразил ему Кизельт. – Позади Спайн, впереди солдаты, а за их спинами – вся Империя!

– А все твоя вина! – вскричал вдруг Тэйн, тыча пальцем в Хорста. – Теперь они сожгут наши дома, убьют наших детей, и все из-за тебя!

Хорст вскочил так стремительно, что с грохотом уронил стул.

– Где же твоя честь, парень? Неужели ты позволишь им пожрать нас и даже сдачи не дашь?

– Не дам. Это ведь сущее самоубийство! – Тэйн обвел гневным взглядом присутствующих, встал и бросился вон.

Гедрик, заметив Рорана, махнул ему рукой и сказал:

– Иди, иди сюда, мы тебя давно ждем.

Роран заложил стиснутые руки за спину, чувствуя, что на него разом уставились несколько пар гневных глаз.

– Скажите, что я могу сделать для деревни? – спросил он.

– Мы тут подумали и решили, – сказал Гедрик, – что нас не спасет уже ничто, даже если мы прямо сейчас выдадим тебя. А уж что могло бы быть, если б все сложилось иначе, теперь и говорить нечего. Придется, видно, готовиться к следующей атаке раззаков – иного выхода нет. Хорст обещал выковать еще наконечников для копий – а может, и другое оружие, если времени хватит.

Фиск готов сделать деревянные щиты. К счастью, его мастерская уцелела во время пожара. Ну, и кому-то надо заняться обороной – заграждения какие-то построить, сторожевые посты выставить. Мы бы хотели, чтобы этим занялся ты. Помощников мы тебе выделим достаточно.

Роран кивнул:

– Конечно. Сделаю все, что смогу.

Тара, сидевшая рядом с Морном, вдруг встала, горой возвышаясь над мужем. Тара была женщиной очень крупной, хоть и не молодой: в ее черных волосах уже мелькала седина. Но своими могучими руками она еще вполне могла и цыпленку шею свернуть, и уличных драчунов разнять.

– Ты уж постарайся, Роран, – сказала она. – Нам и так уже слишком многих хоронить придется. – Она повернулась к Хорсту: – В первую очередь людей похоронить нужно и детей в безопасное место отправить, а уж потом всем остальным заниматься. И тебе, Илейн, тоже лучше бы уйти. Мне кажется, на ферме Каули было бы спокойно.

– Я не оставлю Хорста, – спокойно ответила Илейн.

Тара тут же рассердилась:

– Это на шестом-то месяце беременности? Ты же ребенка потеряешь! Ничего с твоим Хорстом не сделается!

– Нет уж. Мне куда хуже будет, если я стану дрожать от страха за мужа и сыновей. Лучше я здесь останусь. Ничего, как-нибудь справлюсь. Я все-таки двоих уже родила. Да ведь и ты наверняка останешься. И многие другие женщины.

Хорст обошел вокруг стола, нежно сжал руку Илейн и сказал:

– Да и я бы хотел, чтобы ты рядом со мной осталась. А вот дети должны уйти. Не сомневаюсь, Каули о них хорошо позаботится. Но сперва нужно убедиться, что дорога к его ферме свободна.

– И не только убедиться! – проскрипел Лоринг. – Никто из нас в ту сторону долины и ходить не должен! Тамошние фермеры все равно помочь нам не смогут, зато эти… осквернители запросто до них доберутся.

Все с ним согласились, понимая, что пора расходиться по домам. Впрочем, вскоре большая часть жителей Карвахолла собралась на деревенском кладбище за домом Гертруды. Девять закутанных в белые саваны покойников уже ждали у вырытых могил; у каждого на груди лежала веточка болиголова, и каждому на шею заботливая Гертруда надела серебряный амулет.

Громко перечислив имена погибших – Парр, Виглиф, Гед, Бардрик, Хейл, Гарнер, Килби, Мелколф и Олбим, – она каждому закрыла глаза черными плоскими камешками, воздела руки к небесам и принялась читать поминальную молитву. Слезы так и текли из уголков ее закрытых глаз, а голос ее то возвышался, то стихал в такт горьким и торжественным словам, повествующим о земле, о ночи и о том извечном горе, которое всегда приходит не ко времени и от которого никому из нас не уйти…

Когда смолкло последнее слово молитвы, воцарилась полная тишина. Помолчав, родственники и друзья погибших стали вспоминать вслух, какими хорошими были при жизни эти люди. Потом тела опустили в землю.

А Роран не мог отвести глаз от холмика земли над безымянной могилой, где похоронили убитых в схватке солдат. «Один убит Нолфаврелем, а два – мною», – подумал он и сразу вновь почувствовал, как сопротивлялась ударам его молота плоть врага, как хрустели, превращаясь в месиво, кости… Тошнота вдруг подступила к горлу: «Это же я их убил! Но ведь не хотел никого убивать!» Ему казалось, что отныне на лбу у него стоит кровавое клеймо.

Он ушел с кладбища при первой же возможности – даже не остановился, чтобы поговорить с Катриной. Взобравшись на холм, откуда хорошо был виден весь Карвахолл, он пытался представить себе, как лучше расставить сторожевые посты и что предпринять для обороны деревни. К сожалению, дома стояли друг от друга слишком далеко, чтобы соединить их заграждением. Вряд ли было бы разумно допускать схватку с солдатами прямо под стенами домов – ведь окажутся вытоптанными все сады и огороды. С востока деревню защищала река Анора, но с трех сторон Карвахолл оказывался совершенно беззащитным. И Роран совсем не был уверен, что за несколько часов можно построить сколько-нибудь мощную преграду для раззаков и их отряда.

Вдруг в голову ему пришла одна идея. Выбежав на центральную площадь, он громко крикнул:

– Эй! Кто может помочь мне рубить деревья?

Уже через несколько минут к нему стали подходить мужчины. Но Роран не умолкал:

– Еще, еще! Мне нужны еще люди!

Один из сыновей Лоринга, Дарммен, пробился к Рорану и спросил:

– Ты что делать-то собрался?

Роран ответил ему громко, чтобы слышали все:

– Надо построить вокруг Карвахолла стену – чем толще, тем лучше. Я прикинул: если срубить побольше деревьев, уложить их друг на друга и заострить оставшиеся сучья, то раззакам трудновато будет через такую преграду перебраться.

– И сколько же деревьев потребуется? – спросил Орвал.

Роран прикинул что-то в уме и сказал:

– По крайней мере полсотни. А может, и все шестьдесят. – Орвал чертыхнулся, начались споры, но Роран крикнул: – Погодите! – Он пересчитал собравшихся: их оказалось сорок восемь. – Если каждый из вас в течение этого часа сумеет свалить хотя бы одно дерево, то и спорить будет не о чем. Сможете?

– Ты за кого нас принимаешь? – обиженно спросил Орвал. – Когда это мне нужен был целый час, чтобы дерево срубить? Лет в десять?

– А что вы скажете насчет ежевики? – спросил Дарммен. – По-моему, очень неплохо еще и ее побегами ветки обмотать. Сквозь такие колючки мало кто пролезет.

Роран усмехнулся:

– Отличная мысль! А ваши сыновья пусть запрягут лошадей и помогут нам деревья подтаскивать. – Все тут же бросились по домам за топорами и пилами. Роран едва успел остановить Дарммена и сказал ему: – Вы постарайтесь выбирать такие деревья, у которых ветки растут с самого низа и до верхушки.

– А ты разве не с нами? – спросил Дарммен.

– Нет, я попытаюсь еще одну линию обороны создать. – И Роран поспешил к дому Квимби.

Биргит забивала окна досками.

– Ну? – спросила она, вопросительно на него глянув.

Роран быстро рассказал ей про стену из поваленных деревьев и объяснил, что хорошо бы еще вырыть ров с внутренней стороны этой стены, а в дно рва вбить острые колья и еще… Но Биргит прервала его:

– Ты чего добиваешься, Роран?

– Мне нужно, чтобы ты собрала всех женщин и детей постарше – в общем, всех, кто может копать. Мне одному с такой задачей не справиться, а мужчины отправились валить деревья… – Роран просительно посмотрел ей в глаза.

Биргит нахмурилась:

– Почему ты обратился именно ко мне?

– Потому что ты, как и я, больше других имеешь причины ненавидеть раззаков. И уверен, ты сделаешь все возможное, чтобы остановить их.

– Это верно, – прошептала Биргит. Она помолчала, потом вдруг хлопнула в ладоши и сказала: – Ладно, будь по-твоему! Но учти, Роран, сын Гэрроу, я никогда не забуду, что это ты и твоя семья навлекли на моего мужа погибель!

Ответить Роран не успел: Биргит сразу же повернулась к нему спиной и пошла прочь. Впрочем, он и не собирался спорить, прекрасно понимая, как она ожесточилась после утраты мужа. Хорошо еще, что ей в голову не пришло мстить ему. «Только кровной мести нам и не хватало!» – думал Роран, спеша туда, где через Карвахолл проходит главная дорога. Это было самое слабое место, и его следовало укрепить в первую очередь, и как следует, чтобы раззаки не смогли снова запросто ворваться в деревню.

Вместе с Балдором они принялись копать через дорогу глубокую канаву.

– Мне скоро уйти придется, – предупредил Балдор, ритмично работая киркой. – Надо отцу помочь.

Роран что-то пробурчал в ответ, не поднимая глаз. У него из головы не шли убитые им солдаты и то ужасное, ужасное ощущение, когда он разбивал молотом живое человеческое тело, точно какой-то гнилой пень. Ему снова стало не по себе, к горлу подступила тошнота. Пришлось прерваться и посмотреть по сторонам. В Карвахолле кипела работа; все готовились к новому нападению и явно не собирались сдаваться.

Когда Балдор ушел, Роран продолжал копать, и в одиночку ему удалось вырыть поперек дороги довольно глубокую, почти по пояс глубиной, канаву. Потом он сходил к плотнику Фиску и с его разрешения выбрал у него в мастерской пять прочных толстых кольев. Привязав колья к лошади, Роран оттащил их к вырытому рву и стал вбивать в дно, желая создать непреодолимое препятствие на пути любого, кто захочет непрошеным проникнуть в Карвахолл.

Он утрамбовывал землю вокруг очередного вбитого кола, когда к нему подбежал Дарммен:

– Мы нарубили деревьев и уже подтащили часть к северной околице. Там их сейчас как раз укладывают.

Роран вместе с ним бросился туда. На околице Карвахолла дюжина мужчин сражалась с четырьмя ветвистыми соснами, а лошади, погоняемые мальчишками, уже приволокли с холмов еще деревья.

– Остальных людей просто из леса не вытащить, – сказал Дарммен. – Рубят и рубят. Похоже, решили весь лес вырубить.

– Это хорошо. Чем больше деревьев, тем лучше!

Дарммен указал ему на груду колючих плетей ежевики, высившуюся на краю поля, принадлежащего Кизельту.

– Это я на берегу Аноры нарезал, – сказал он. – Можешь пока использовать, как сочтешь нужным, а я пойду еще ежевику поищу.

Роран благодарно хлопнул его по плечу и побежал к восточной окраине Карвахолла, где женщины, дети и пожилые мужчины, выстроившись цепью, дружно копали землю. Биргит командовала здесь, точно генерал на поле битвы; она же распределяла среди копальщиков воду. Ров был уже футов пять в ширину и два в глубину. Когда Биргит наконец заметила подошедшего Рорана и остановилась, с трудом переводя дух, он восхищенно заметил:

– Ну и здорово вы поработали! Я и не ожидал, что вы столько успеете!

Она, откинув с разгоряченного лица прядь волос и не глядя на него, сказала:

– Для начала-то мы землю вспахали. Сразу легче стало.

– А для меня-то заступ найдется? – спросил Роран.

Биргит молча указала ему на целую груду лопат и кирок, и он направился туда, по дороге заметив знакомую медную шевелюру Катрины и рядом с ней Слоана, который с таким остервенением рубил киркой мягкую податливую землю, словно хотел прорубить земную кору насквозь, содрать с земли ее глинистую шкуру и выставить напоказ обнаженные мускулы. Взгляд мясника был совершенно безумным, зубы оскалены, лицо страшно напряжено, и он, похоже, даже не замечал, что в полуоткрытый рот ему летят комочки грязи.

Роран почувствовал, как по спине у него пробежал неприятный холодок. Стараясь не встречаться с налитыми кровью глазами мясника, он прошел мимо, схватил заступ и тут же принялся за работу, стараясь выбросить из головы все прочие мысли.

Они копали весь день без перерывов на еду или отдых. Ров становился все длиннее и глубже; теперь он уже опоясал две трети деревни, достигнув берега Аноры. Всю вынутую землю складывали на внутренней стороне рва, создавая дополнительный барьер на пути неприятеля; взобраться на эту насыпь со дна рва было бы довольно затруднительно.

Стену из поваленных деревьев закончили еще до обеда. Роран помогал острить концы ветвей, к тому же старательно опутанных длинными колючими плетями ежевики. Иногда, правда, приходилось на время отодвигать то или иное дерево: Айвор и другие фермеры с близлежащих земель вместе со своими домочадцами и скотиной тоже стремились укрыться в более безопасном Карвахолле.

К вечеру построенные укрепления выглядели настолько неприступными, что это превосходило все тайные ожидания Рорана. Впрочем, требовалось еще хотя бы несколько часов работы, чтобы все закончить как следует.

Роран сидел на земле, передыхая и грызя краюшку хлеба; над головой сияли звезды; глаза туманила усталость. Вдруг его плеча коснулась чья-то рука; он поднял голову и увидел Олбриха.

– Держи. – И Олбрих протянул ему довольно тяжелый щит, сделанный из грубо пригнанных друг к другу досок, и шестифутовое копье. Роран с благодарностью принял оружие, а Олбрих двинулся дальше, раздавая копья и щиты.

Роран заставил себя встать и, прихватив свой молот, полностью вооруженный пошел к дороге, где стояли на часах Балдор и еще двое селян.

– Разбудите меня, когда отдохнуть захотите, – сказал им Роран и прилег на траву под свесом крыши ближайшего дома, положив рядом свое оружие, чтобы и в темноте можно было сразу его найти. Он закрыл глаза, мечтая забыться сном, но тут кто-то прошептал ему прямо в правое ухо:

– Роран…

– Катрина? – Он попытался сесть, но свет слепил его. Наконец Катрина поставила свой фонарь на землю, и он перестал мучительно щуриться и моргать. – Что ты здесь делаешь?

– С тобой повидаться хотела. – Ее глаза, полные, казалось, ночных теней, выглядели на бледном лице какими-то загадочными. Взяв Рорана за руку, она отвела его подальше от Балдора и остальных сторожей и усадила на скамейку, стоявшую под темной стеной дома. Нежно поцеловав его и погладив по щеке, она вопросительно посмотрела на него, но он слишком устал, чтобы ответить на ее ласку. Катрина чуть отодвинулась и спросила:

– В чем дело, Роран?

У него вырвался горький смех:

– В чем дело? Да в том, что весь мир перекосился, точно разбитая рама от старинной картины! – Он стукнул кулаком себе по груди и воскликнул: – И я тоже… перекосился! Стоит мне чуть-чуть расслабиться, и я снова вижу, как те солдаты истекают кровью под ударами моего молота… Я ведь УБИЛ ИХ, Катрина! И я не могу забыть их глаза! Они понимали, что сейчас умрут, что им не спастись… – Она чувствовала, как его бьет дрожь. – Они понимали это… И я понимал… И знал, что все равно сделаю это… – Он запнулся; горячие слезы покатились у него по щекам.

Катрина обнимала его, баюкала, а он пытался выплакать у нее на груди весь ужас этих последних дней. Он оплакивал Гэрроу и Эрагона, Парра, Квимби и других погибших; он оплакивал свою судьбу и судьбу всего Карвахолла. Он плакал до тех пор, пока в душе его не осталось никаких чувств, и она не стала похожа на сухую ячменную шелуху, что остается в риге после молотьбы.

Несколько раз глубоко вздохнув, Роран постарался взять себя в руки и наконец посмотрел на Катрину. Она тоже плакала, только беззвучно. Роран смахнул с ее ресниц слезинки, сверкавшие как бриллианты, как звездочки в ночи, и прошептал:

– Катрина… любимая… – Он несколько раз повторил это слово, точно пробуя его на вкус: – Любимая… Что я могу дать тебе, кроме своей любви? И все-таки скажи: ты выйдешь за меня замуж?

Ее лицо вспыхнуло искренней радостью и удивлением. Потом она вдруг смутилась, в глазах мелькнули тревога и сомнение. Да, конечно, зря он спросил об этом. Разве она может дать согласие без разрешения Слоана? Но Рорану было уже все равно; он хотел немедленно знать правду, знать, захочет ли сама Катрина разделить с ним жизнь.