Кэш

1. Отрешить Лужкова Юрия Михайловича от должности мэра Москвы в связи с утратой доверия Президента РФ».

II

Через несколько дней после отставки Лужкова, взбудоражившей всю Москву, один из заместителей председателя Следственного комитета, генерал-майор юстиции, в своем кабинете в офисе СКП в Техническом переулке вёл прием граждан. На приём записывались заранее – за месяц и больше. Референты тщательно просеивали посетителей, всеми способами отваживали сутяг, других направляли в районные отделения милиции, просителей с важными делами или особо настойчивых приходилось допускать к начальству.

Обязанность принимать граждан вменялась всем руководителям СКП, кроме председателя. И хотя каждому отводилось всего по четыре часа в месяц, она воспринималась как дурная повинность. Во-первых, муторно. Во-вторых, бесполезно. Всё равно дело будет спущено вниз, разве что с начальственной резолюцией: «Разобраться и доложить».

Перед заместителем председателя лежал список, подготовленный референтом: фамилия, имя, отчество, место работы, суть дела в одной фразе. Выпроводив очередного посетителя, генерал-майор прочитал: «Гольцов Георгий Андреевич, предприниматель, о деле говорить отказался». Распорядился по интеркому:

– Просите.

Обычно посетители являлись с пухлыми папками, даже с туго набитыми бумагами портфелями, но у человека, который вошел в кабинет, в руках не было ничего. Высокий, с жестким лицом, в светлом костюме. Вошел уверенно, сел уверенно, не на краешек стула. На руке часы «Патек Филипп». Не из бедных предприниматель, бедным такие часы не по карману.

– Слушай вас, Георгий Андреевич, – любезно проговорил генерал. – Что привело вас ко мне? Вы отказались говорить об этом референту. Мне, надеюсь, расскажете.

– Я хочу, чтобы Следственный комитет возбудил уголовное дело против моего бывшего делового партнера, – ответил посетитель. – Точнее, против финансового директора моей фирмы. Воспользовавшись моей смертью, он подделал мою дарственную и перерегистрировал фирму на себя.

– Как? – переспросил генерал. – Воспользовавшись вашей смертью?

– Да. Я считался погибшим в авиакатастрофе.

– А вы не погибли?

– Как видите.

– Как вам это удалось?

– Не сел в тот самолет.

– Почему?

– Раздумал.

– Но сейчас вы считаетесь живым?

– Да, свидетельство о моей смерти аннулировано ЗАГСом.

– Необычная история. Но вернемся к вашему делу. Почему вы уверены, что дарственная подделана вашим партнером?

– Потому что я ему её не давал.

– Какая фирма?

– ЗАО «Росинвест».

– Капитализация?

– Примерно семьдесят миллионов долларов.

– Серьезно! Статья 159-я, часть четвертая. Мошенничество в особо крупном размере, от пяти до десяти лет, – машинально квалифицировал генерал. – Но вы напрасно пришли ко мне. Вам следует подать заявление в УБЭП. Референт подскажет, к кому обратиться и как написать заявление.

Разговор был закончен, но посетитель не торопился уйти.

– Вы не спросили, кто мой деловой партнер.

– Это имеет значение?

– Для вас – да.

– Кто?

– Михеев.

– Фамилия почему-то знакомая.

– Он сдал вашего следователя Кириллова.

– Так это он?! Кравченко, срочно ко мне! – распорядился генерал по внутреннему телефону. Объяснил Гольцову: – Это старший следователь по особо важным делам, подполковник юстиции. Так-так, очень интересно!

Подполковнику юстиции было лет сорок. Рослый, лысоватый, в обычном костюме и немодном галстуке, он был похож на чиновника районной управы, но никак не на следователя по особо важным делам.

– Познакомьтесь, Кравченко, это предприниматель Георгий Андреевич Гольцов, – представил посетителя генерал. – Вам задание. Примите у него заявление и допросите обо всех обстоятельствах дела. Всё проверьте. Если подтвердится, возбудите уголовное производство. Допрос под протокол и под видеозапись. Запись – мне. Желаю успеха, Георгий Андреевич. Очень правильно, что вы к нам пришли.

В кабинете следователя Гольцов провел не меньше двух часов. Кравченко дал ему подписать протокол допроса и подвел итог:

– Дарственную из Регистрационной палаты сегодня же запросим и отправим на экспертизу. Если она действительно подделана, возбудим уголовное дело, а с Михеева возьмем подписку о невыезде. Преступление экономическое, посадить нельзя, такие сейчас порядки. Но если вы узнаете, что он намерен скрыться, или попытается оказать на вас давление, сразу звоните, изменим меру пресечения, возьмем под стражу.

– У вас, возможно, будет другой повод взять его под стражу, – неопределенно пообещал Гольцов.

– Какой? – насторожился следователь.

– Пока это только предположения.

Выйдя из здания СКП, он набрал домашний номер Панкратова:

– Михаил Юрьевич, это Гольцов. Нам с Верой Павловной нужно на три дня улететь из Москвы.

– Куда?

– В Осетию, на свадьбу Арсена. Большое событие, нельзя не поехать. С ужасом представляю, сколько придется пить. Говорят, правда, что осетинская самогонка всего двадцать градусов. Это утешает.

– Передайте Арсену мои поздравления.

– Обязательно передам. Мы вернемся в пятницу. Подъезжайте ко мне часам к девяти вечера, нужно кое-что обсудить. Адрес помните?

– Конечно, помню.

– На всякий случай: Жулебино, улица Маршала Полубояркова, дом 34, квартира 126, код подъезда 0464. До встречи!

Гольцов прервал связь.

В своей квартире на Бульварном кольце Панкратов долго смотрел на телефон и слушал короткие гудки отбоя, словно они могли объяснить смысл этого странного звонка. Чрезвычайно странного. Потом положил трубку. Смысл был понятен, Гольцов сделал то, что собирался сделать: сообщил свой адрес людям Феди Кривого. Но зачем, зачем?!

Панкратов побродил по квартире, посидел на кухне у транзистора, рассеянно слушая попсу. Наконец решительно встал, надел плащ и вышел на улицу. В салоне сотовой связи на Пушкинской купил недорогой мобильник и позвонил Николаю Николаевичу:

– Есть что-нибудь по нашей теме?

– Есть. Хорошо, что вы позвонили. Слушайте.

В трубке прозвучал знакомый грубый голос:

– Нашли твоего клиента. В пятницу дело закончим.

– Почему в пятницу?

– Невтерпёж? Потерпи, больше месяца ждал, теперь уже скоро!

Запись прервалась.

– Звонок был двадцать минут назад, – сказал Николай Николаевич. – Вы поняли, кто говорил?

– Да, Федя Кривой.

– А с кем?

– С Михеевым.

III

Олег Николаевич не понимал людей, для которых бизнес был главным и единственным содержанием жизни. При случае он сам охотно рассуждал о социальной ответственности бизнеса, который пополняет государственную казну налогами, создает рабочие места и всё такое. Но в глубине души знал, что это просто слова. Единственная цель бизнеса – прибыль, кэш, всё остальное прилагательное. Зачем нужны деньги? Чтобы обеспечить человеку удобную жизнь сейчас и безбедную старость в будущем. Ну, и благосостояние потомства, если потомство есть и оно стоит того, чтобы о нём позаботиться. Вот и всё.

Но эта простая схема не очень-то сопрягалась с реальной жизнью. Олег Николаевич знал немало бизнесменов, для которых блага, которые давал прибыльный бизнес, как бы не имели никакого значения. Таким был Георгий Гольцов. Такими были многие крупные предприниматели, даже олигархи. Каждый день у них был расписан по минутам на недели вперед, у них просто не оставалось времени ни на что. Зачем вилла на Рублевке, если ты приезжаешь туда только переночевать? Зачем яхта на Лазурном берегу, если она без дела простаивает у причала? Если у тебя уже есть миллиард долларов, зачем рвать жилы, чтобы заработать еще десять? Один или десять – всё равно не успеешь потратить, жизни не хватит.

Не понимал Михеев таких людей. Они казались ему азартными игроками, готовыми сутками сидеть за карточным столом. Игра для них была самоценна, она была и средство, и цель. Но ни считаться с ними было нельзя. Они втягивали в сумасшедшую гонку десятки тысяч предпринимателей, как в марафоне лидеры задают темп. Хочешь, не хочешь, а тянись, ловчи, спихивай соперника за обочину, иначе окажешься за обочиной сам.

Олег Николаевич иногда с ностальгией вспоминал советские времена. Сейчас он был бы, пожалуй, заместителем министра. Казенная дача где-нибудь в Архангельском. Пусть и не такая богатая, как эта, на Николиной горе. Персональная черная «Волга» с водителем. Ну и что, что не «мерседес»? Машина она есть машина. Зато всё предсказуемо. Неторопливая спокойная жизнь. Не ценили. А теперь крутись, как белка в колесе, перебирай лапками.

Единственный, кто нравился Олегу Николаевичу и даже вызывал легкую зависть – олигарх Абрамович. Вот кто умел получать удовольствие от своих миллиардов. Взял и купил лондонский футбольный клуб «Челси», а года три назад привез свою команду в Москву. И хотя «Челси» проиграла то ли «Спартаку», то ли «Динамо», одно удовольствие было смотреть по телевизору, как Роман Аркадьевич болеет за своих в ВИП-ложе. В другой раз купил стометровую яхту и приплыл на ней на Экономический форум в Санкт-Петербурге, заставив всех забыть о форуме и говорить только об его яхте, которая с трудом вписывалась в габариты Невы и смогла бросить якорь только возле легендарной «Авроры». Дорогие машины, красивые женщины в бриллиантах. По крайней мере, за это стоит вкалывать.

К Абрамовичу Олег Николаевич даже не пытался примериваться, но модель его жизни казалась очень привлекательной. Он иногда думал: вот закончу этот проект, уйду в кэш и пошлю подальше весь этот бизнес. У него был счет в австрийском банке «Кредитанштальт», о котором никто не знал. Несколько лет назад он купил пентхаус в испанском курортном городке Марбелья. Об этом тоже никто не знал. Небольшой, всего на две спальни, не на первой линии, но ему и этого хватит. Раза два летал туда в отпуск, чаще не получалось, не отпускали дела.

Олег Николаевич не определял для себя сумму, после которой можно будет подвести черту. Он просто чувствовал: рано, пока еще рано. Черта отдалялась, как линия горизонта. Только недавно сказал себе: всё, хватит, надо кончать. И все дела складывались так, что пришло время кончать.

Разговор с ритейлером Федотовым, в девичестве Федей Кривым, как сказал о нём референт Горелова Слава, оставил у Олега Николаевича сложное чувство. Он ожидал увидеть громилу в малиновом пиджаке с тяжелой золотой цепью на шее и с синими от наколок руками. Ритейлер оказался жилистым человечком лет шестидесяти с маленьким голым черепом и немного косящими глазами, откуда, вероятно, и пошла его кличка. Никаких малиновых пиджаков, никаких цепей, элегантный черный сюртук, галстук-бабочка. От громилы у него был только низкий грубый голос и склонность к блатному жаргону. Стрелку он забил в ресторане «Суши весла» на Лубянке, где его знали и обслуживали очень предупредительно.

Олег Николаевич начал рассказывать, почему ему нужно найти Гольцова, ритейлер перебил:

– Не грузи. Мне твои проблемы до фени. Пробил я тебя. Фирма крутая, бабло есть, нищеброды в рейтинг «Финансов» не попадают. Давай по делу. Найти – сто косарей зеленых, найти и убрать – пол лимона. Дешевле только даром, – процитировал он фирменный слоган своих магазинов.

– Сначала найти, – поспешно уточнил Михеев.

– Не боись, найдём. Бабки вперед. Завтра занесешь ко мне в офис, передашь охраннику. С объективкой на клиента. Телефоны, связи и всё такое. Вали. Обедаю я один. Привычка. Не люблю, когда мне в рот смотрят.

Ритейлер принялся изучать меню, Олег Николаевич вышел из ресторана в смятенных чувствах. И все полтора месяца, пока кадры Феди Кривого пытались выйти на след Гольцова, ощущал себя выбитым из колеи. В офисе подписывал бумаги, подготовленные Яном Серегиным, но в дела ни вникал, все мысли были заняты другим. Если найдут Георгия – что? А если не найдут – что? Не готов он был кардинально решить вопрос с Гольцовым – убрать, как с бесхитростной простотой бандита предложил Федя Кривой. Но и ждать, когда Георгий воскреснет со всеми вытекающими последствиями, тоже не резон. И так плохо, и так плохо.

Скандальная отставка Лужкова и крах империи Батуриной, которые еще пару месяцев назад вызвали бы у него злорадное ликование, сейчас оставили равнодушным и даже прибавили новых проблем. Что теперь делать с долгом фармацевтической фабрики? Батуриной не до неё, её бизнес уже начали рвать на части. О своем плане санации фабрики Олег Николаевич и вспоминать не хотел. Он был готов переуступить долг любому, даже без процентов. Сорок миллионов долларов на дороге не валяются. Желающие обязательно найдутся, чуть позже, когда всё устаканится. Но это время, а времени было в обрез. О договоре с академиком Троицким Ян почему-то не напоминал. Это радовало Михеева, потому что избавляло от новой стычки с ним, которая могла привести к тому, что этот упертый судак швырнет заявление, а без него начнет сбоить вся налаженная работа «Росинвеста».

И вот раздался звонок, которого Олег Николаевич так ждал и так боялся: «Нашли твоего клиента. В пятницу дело закончим».

Федя Кривой позвонил в понедельник вечером. Во вторник Олег Николаевич приехал в офис, но понял, что никакими делами заниматься не может. Он вызвал машину и вернулся на дачу. Николая Степановича оставил при себе – на случай, если придется куда-то ехать. «Мерседес» загнали в гараж, водитель ушел в свою комнату во флигеле. Там же жил дворник-татарин с женой, сторожил дачу, следил за участком. Жена ходила за продуктами в соседний супермаркет, готовила бесхитростную еду, Олег Николаевич был неприхотлив к пище. Когда нужно было собрать деловых партнеров, чтобы пообщаться в неформальной обстановке, приглашали повара и официантов из ресторана «Каток».

Невыносимо медленно тянулось время. Олег Николаевич бесцельно слонялся по дому, небритый, в пижаме, старательно обходя бар. Пить можно, когда у тебя всё в порядке. Когда всё не в порядке, пить нельзя, это всегда плохо кончается. Включал телевизор, щелкал пультом, с раздражением выключал. Часами сидел в плетеном кресле на открытой террасе, бездумно глядя, как дворник сметает первые желтые листья с дорожек, как ходят над Николиной горой низкие облака. Земля оживала после безумного лета, расправлялись пожухшие кроны деревьев, сквозь выжженные газоны пробивалась зеленая травка.

В четверг утром Олег Николаевич понял, что ему нужно сделать. Тщательно побрился, надел темный костюм с темным галстуком. Вызвал Николая Степановича:

– Выводите машину, едем в Сергиев Посад.

– Там что?

– Троицко-Сергиева Лавра.

– Не ближний свет, – оценил водитель, никогда не замечавший в Михееве интереса к религии. – Может, в храм Христа-спасителя? Или в Елоховский собор? В Москве много богатых церквей.

– В Лавру! – повторил Михеев. Почему именно в Лавру, он и сам не знал, но чувствовал, что ему нужно туда, в старинное намоленное место.

Через два часа езды по забитому машинами Ярославскому шоссе «мерседес» припарковался на площади перед крепостной стеной, над которой золотились купола Троицко-Сергиевой Лавры. Олег Николаевич купил в церковной лавке план-путеводитель по Лавре, с толпой богомольцев и туристов вошел в Святые ворота, миновал величественный Успенский собор, Троицкий собор, часовню Успенского кладезя со святой водой, перед которой толпились бедно одетые женщины с бидонами, и вошел в Надвратную церковь, про которую в путеводителе было сказано, что там все время идет служба. И только оказавшись в темном храме среди богомольцев, спросил себя: а зачем я сюда приехал? Покаяться? В чем? Попросить прощения? За что? Неловко перекрестившись, купил десяток свечек и поставил их перед темными ликами каких-то святых. И тут понял, о чем ему следует помолиться: «Господи, вразуми!»

Вряд ли его неумелая молитва дошла до адресата, но неожиданно появилось четкое понимание того, как ему следует поступить. Первое. Заказ на Гольцова отменить. Георгий не сделал ему ничего плохого, он не виноват в том, что так сложились обстоятельства. Второе. Срочно улететь из Москвы. В Испанию, в Марбелью. И наблюдать оттуда, как будут развиваться события. А как они будут развиваться? Гольцов вернет себе «Росинвест»? Имеет право, Олег Николаевич никогда не зарегистрировал бы его на себя, если бы не эта нелепая история с авиакатастрофой. Дарственная? А что дарственная? Она написана рукой Георгия, он не станет этого отрицать.

Вернувшись на Николину гору, первым делом нашел в столе свой загранпаспорт. Действителен еще три года. Виза многократная, в посольстве ее дают при предъявлении купчей на испанскую недвижимость – эксритуры, как они её называют. Регулярные рейсы «Аэрофлота» летают до аэропорта Малаги три раза в неделю по вторникам, пятницам и субботам. От аэропорта до Марбельи всего 46 километров. Заказал по интернету билет на вторник, расплатился «Визой». Теперь можно было звонить Феде Кривому.

На дисплее высветился его номер. В меню появилось: «Позвонить», «Отправить SMS». Очень соблазняла эсэмэска – не нужно ничего объяснять. Только два слова: «Всё отменяется». Но Федя Кривой обязательно начнёт названивать, требовать объяснений. Придётся звонить.

Олег Николаевич помедлил перед тем, как нажать кнопку «ОК». Даже походил по кабинету, настраиваясь на неприятный разговор. Мобильник лежал на письменном столе, светился дисплеем, ждал. Но в тот момент, когда Михеев решительно сел в кресло, в дверь кабинета постучали, всунулся дворник:

– Извините, хозяин, к вам приехали.

– Кто приехал?

– Какой-то человек. Говорит, скульптор. Фрол.

– Пьяный? Гони его к черту!

– Нет, трезвый. Говорит, что-то привез.

– Только его мне сейчас не хватает! – буркнул Михеев и спустился во двор.

Перед воротами стояла белая «Газель» с металлическим кузовом, перед ней нетерпеливо прохаживался камнерез в своей обычной кожаной куртке, с ремешком на лбу и в кирзачах с подвернутыми голенищами. В стороне перекуривали трое каких-то задрипанного вида мужичков в рабочих комбинезонах.

– Здорово, Олег Николаевич! – весело приветствовал Михеева Флор. – Привез твой заказ.

– Что ты привез? – не понял Олег Николаевич.

– Сейчас увидишь, – с многозначительным видом пообещал Фрол. – Скажи татарину, путь откроет ворота.

– Открой, – распорядился Михеев.

«Газель» задом въехала на участок, по командам камнереза проследовала в конец аллеи.

– Хорош, здесь самое место. Давай, мужики! – приказал он грузчикам.

Они извлекли из кузова сначала невысокие деревянные козлы из толстых брусьев, потом с особой осторожностью что-то тяжелое, укутанное в мешковину, и водрузили на козлы.

– Нервных просят не смотреть! – весело объявил Фрол и сдернул мешковину.

Олег Николаевич обмер. С козлов на него смотрел он сам – из черного матового камня. То же тяжелое лицо, та же склоненная, как бы набыченная голова, то же выражение мучительной неуверенности, которое он последнее время часто замечал у себя при случайном взгляде в зеркало.

– Как? – спросил Фрол. – Я назвал эту работу «Судьба». Теперь, Олег Николаевич, можешь помирать спокойно, памятник у тебя будет классный. Спорим, что к нему будут приходить специально смотреть? И спрашивать: «Кто это?» Что с тобой? – встревожился он, заметив, как мертвенная бледность заливает тяжелое лицо Михеева. – Может, таблетку? Татарин, быстро тащи таблетки, которые пьет хозяин!

– Не нужно таблеток. Кто тебе это заказал? – севшим голосом спросил Олег Николаевич.

– Как кто? Разве не ты?

– Я что, спятил?

– А я думал, ты.

– И теперь ты хочешь, чтобы я заплатил?

– Нет, мне уже заплатили, – со вздохом признался Фрол. – А вот выпить с тобой не откажусь. За окончание работы. Ведь классно получилось, Олег Николаевич, скажи?

– Кто тебе заплатил?

– Да тот мужик, которого ты похоронил на Ваганькове. Ну, помнишь? Я тебе о нём рассказывал. А ты еще не поверил.

– Гольцов?

– Во-во, точно. Гольцов…

Мобильник на письменном столе пролежал до ночи с набранным номером. Кнопку «ОК» Олег Николаевич так и не нажал.

Федя Кривой позвонил в пятницу в семь вечера:

– Дело сделано…

«Вот и всё, – устало подумал Олег Николаевич, закончив разговор. – Дело сделано. Я ни при чем. Видит Бог, я этого не хотел. Так получилось. Стечение обстоятельств. Судьба!..»

Он перенес плетеное кресло с террасы в сад, поставил его на аллее метрах в трех от того страшного, каменного, закрытого мешковиной. Потом поднялся в кабинет, прихватил из бара бутылку виски. Удобно устроившись в кресле, налил полный стакан и медленно, с наслаждением, выпил.

Теперь можно.

Потом сдернул мешковину и до темноты смотрел на себя – черного, каменного. Он уже нравился сам себе. В нём, каменном, было то, что влияет на жизнь человека независимо от его воли и его желаний.

Судьба.

Глава одиннадцатая

МЕРА ПРЕСЕЧЕНИЯ

I

«– Дело сделано.

– Как прошло?

– Не ссы, всё чисто. С тебя ещё сто косарей.

– За что?

– Он был не один. Бабу тоже пришлось убрать.

– Я не заказывал бабу!

– Мало ли что ты заказывал. Она видела моих. Ждать, когда она их опознает?

– Но…

– Кончай базар. Бабло подгони завтра в «Суши весла» к трём часам. Пятьсот штук. И никаких фокусов, Михеев. Понял?

– Понял.

– Будь!..»

Зловещая запись, которую Панкратову прокрутил Николай Николаевич, все время звучала у него в ушах, пока он пробивался на своём «фольксвагене» к Жулебино по Старой Рязанке, по которой вся Москва, казалось, устремилась на дачи. О том, что он увидит в доме номер 34 по улице Маршала Полубояркова, Панкратов запрещал себе думать. Всегда осторожный за рулем, он шел на рискованные обгоны, подрезал машины, обходил пробки по встречке, вызывая возмущенный рев разноголосых автомобильных сирен. И вот наконец Люберцы, поворот с Октябрьского проспекта на Маршала Полубояркова.

Возле дома номер 34 стояли две машины скорой помощи и три милицейских «форда» с работающими проблесковыми маячками. У подъезда толпились любопытные, их оттеснял милицейский наряд. Пока Панкратов искал место для парковки, из подъезда вышли врачи скорой, погрузились в машины и уехали. На носилках никого не выносили и не грузили в скорые. Что означало только одно: выносить некого.

Панкратов уверенно раздвинул любопытных.

– Посторонним нельзя, – преградил ему дорогу милицейский сержант.

– Свои, – показал Панкратов удостоверение ФСБ

– Проходите, – посторонился сержант. – Шестой этаж.

– Знаю.

На лестничной площадке курил омоновец в бронежилете, с автоматом Калашникова.

– ФСБ, полковник Панкратов, – предупредил Панкратов его угрожающее движение. – Кто старший?

– Следователь СКП Кравченко. Он там, в квартире. Осторожно, товарищ полковник, не поскользнитесь. Кровищи ужас, никогда столько не видел.

Знакомая двухкомнатная квартира казалась тесной от милицейских и штатских. Оперативная группа была занята привычными делами. Жужжала камера, фиксируя положение трупов, вспыхивал блиц фотоаппарата, эксперты прикладывали к рассыпанным по полу гильзам мерные линейки и показывали фотографу, что снимать. Один труп, накрытый простыней, лежал посередине залитой кровью гостиной, второй, тоже под простыней, на окровавленной кровати в спальне. Три вооруженных омоновца в бронежилетах теснились в гостиной на диване, поджимая ноги, чтобы никому не мешать.

Следователь СКП Кравченко мельком взглянул на удостоверение Панкратова и с неопределенным выражением произнёс:

– Быстро вы всё узнаёте!

– Что здесь произошло? – спросил Панкратов.

– Сами видите. Дверь открыли отмычкой, следов взлома нет. Эти двое были в спальне. Женщина, возможно, услышала шум, вышла посмотреть. Здесь её и… Потом и его. Стреляли из пистолетов с глушителями, соседи ничего не слышали. Похоже, двое. Всё дело закончили минут за пять.

– Оружие бросили?

– Забрали с собой. Бандитские дела, давно такого не было.

– Кто вас вызвал?

– Никто. Была оперативная информация, что готовится покушение на гражданина Гольцова, проживающего в этой квартире. Планировалось на девять вечера. Мы подтянулись на полтора часа раньше. Опоздали.

Панкратов наклонился над трупом в гостиной и осторожно снял с головы простыню, ожидая увидеть коротенькую стрижку Веры Павловны. Но увидел длинные каштановые волосы, слипшиеся от крови.

Это была не Вера Павловна.

Быстро прошел в спальню и снял простыню с трупа мужчины.

Это был не Гольцов.

II

На следующий день без нескольких минут три Олег Николаевич подъехал к ресторану «Суши весла». С собой у него был кожаный кейс, в нём – пятьсот тысяч долларов, пятьдесят пачек стодолларовых купюр в банковских бандеролях, почти всё содержимое его домашнего сейфа. У него и мысли не возникло кинуть Федю Кривого, было только одно желание – поскорее отдать деньги и постараться стереть из памяти это страшную историю, в которую он был втянут стечением обстоятельств.