Полная версия
Зоопарк
Зоопарк
Елена Демченко
© Елена Демченко, 2021
ISBN 978-5-0051-4112-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
– Медведь.
Я решил записать всё, что произошло со мной, потому что боюсь забыть… Нет, я хочу забыть весь этот кошмар. Но кто-то же должен знать всё.
Сначала я пытался рассказать свою историю окружающим меня людям. В глазах некоторых из моих слушателей я замечал тревогу, а порой и страх и больше никогда не видел их в нашем доме. Другие, внимательно выслушав меня, ни о чём не расспрашивали, а как-то неловко вздыхали и начинали говорить о каких-то посторонних вещах. А я ни о чём другом ни говорить, ни думать не могу. Мой кошмар заполняет меня всего целиком, он живёт во мне, не давая жить мне.
Как это ужасно, когда даже самые близкие люди не верят тебе. Я пытался убедить их в реальности происшедшего, припоминая мелкие детали, которые, как мне казалось, невозможно придумать. Но, встречая их тихий сочувствующий взгляд, я приходил в бешенство. Я хватал их за плечи, за рукава одежды и в истерике кричал, что я не сумасшедший. Мои родители и сестра (чрезвычайно терпеливые люди) нежно и ласково успокаивали меня. В их глазах я видел любовь, но не доверие, которого я ждал.
Однажды я решил, что нашёл человека, который поверил мне. Это был приглашённый отцом доктор. Маленький лысенький старичок слушал меня с явным интересом, задавал вопросы, которые мне очень нравились, ибо именно мои уверенные ответы на них должны были убедить его, а затем и всех остальных, в реальности моих приключений. С нетерпеливым оживлением и восторгом я рассказывал свою историю, а старичок всё повторял «очень интересно» и качал головой. Всю следующую неделю, в ожидании новой встречи, я припоминал подробности своей одиссеи и представлял, как будет удивлён мой новый внимательный слушатель. Но вскоре это «очень интересно» меня стало раздражать. Слова произносились старичком с неизменной интонацией, он выдавал их словно пилюли, которые мне необходимо вовремя принять. Через три недели я не выдержал и, обозвав его болваном, сгрёб в охапку, и выставил за дверь. Старик больше не появлялся в нашем доме, но с его исчезновением пропал и мой последний слушатель.
Пора бы уже и написать, в чём причина моих болезненных переживаний, но никак не могу решить, где же начинается моя история. Может быть, первый намёк на то, что предстояло мне пережить, был дан в тот день моего рождения, когда шумная компания моих друзей (теперь уже бывших друзей или никогда ими не бывших), подъехав к крыльцу нашего дома, достали из багажника огромную коробку, перевязанную красным бантом. Тот день был ещё далёк от начала моей новой жизни, но подарок был знаком из будущего. Я думаю, что Судьба всегда предупреждает человека о том, что с ним произойдёт. Она даёт человеку (если он достаточно проницателен) подготовиться или, быть может, изменить будущее, но мы проходим мимо этих знаков и только позже вспоминаем о холодке, пробежавшем по спине, когда Судьба лишь намекнула о грядущем.
В ящике под красным бантом оказался маленький забавный медвежонок. Весь день его тискали девчонки, а зверёныш сердито рычал и кусался. К вечеру о нём забыли. На следующий день служанка нашла медведя спящим на полу. Вопли испуганной женщины собрали вокруг неё всех обитателей дома. Бедная Настя, желая убрать мохнатую игрушку, подняла медведя, который, недовольно рыкнув, вцепился когтями в её руку.
Этот маленький смешной зверь несколько месяцев жил в доме. Но медведи, оказывается, очень быстро растут, и поэтому в саду сделали вольер, и кому-то было поручено следить за ним. Я редко вспоминал о своём подарке. Иногда, оказываясь рядом с клеткой, мне казалось, что медведь рад приходу своего хозяина. Зверь бережно брал из моих рук морковку и благодарно глядел в глаза. Но однажды, навестив своего медведя, я собрался уходить и вдруг, как будто что-то вспомнив, я обернулся. На меня смотрели глаза дикого зверя, готового разорвать, убить, уничтожить человека, посадившего его в клетку. Вот в этот миг я должен был понять, что вскоре ждёт меня. А может быть, в этот момент Судьба решила, каким именно сделать моё будущее. Встретив мой взгляд, медведь отвернулся, я с тех пор больше никогда к нему не приходил.
Несколько дней спустя уже я сидел в клетке. Как всё произошло? Я еду в машине по горной дороге, а затем, как смена кадров, я уже в прозрачном ящике, в котором предстоит прожить миллион лет. Я не терял сознания (думаю, что не терял, во всяком случае, я в него не приходил, как обычно это происходит после обморока, когда в первый миг не помнишь, кто ты, где и сколько прошло времени, когда пьян от этой пустоты и какой-то восторг кружит голову). Как будто кто-то щёлкнул пальцами – и я уже в другом пространстве. Может быть, так и приходят в иной мир. Одно время думал, что я умер. Кто-то на горной дороге выстрелил мне в голову, и раз – я уже тут. Это явно не был рай. Но, несмотря на весь ужас моего положения, вскоре я понял, что это и не ад. Я был в ином мире.
Напротив меня стояли коричневато-зелёные горки, похожие на заплесневелый шоколадный пудинг. Не знаю, где у них были глаза, но я чувствовал, как они смотрят на меня. Попятившись назад, я упёрся в мягкую стену. И чем сильнее я прижимался к ней, тем настойчивее она выталкивала меня обратно. Взревев, я рванулся вперёд, но как теннисный мячик отскочил от упругой прозрачной стены. Я оказался в клетке, в которой как будто не было стен, но которая не выпускала из себя. Безумный страх охватил меня, кровь ударила в голову, в висках застучало. Не видя ничего перед собой, я стал метаться, натыкаясь на стену, которая ласково отбрасывала меня назад. Обессилев, я упал на пол и заплакал. Нет, я громко, во весь голос заревел. Со мной никогда такого не было, разве что только в далёком-далёком детстве. Слёзы текли каким-то нереальным мощным потоком, перехватывало дыхание, и я громко всхлипывал, глотая воздух. Я чувствовал себя беспомощным ребёнком, которого наказали, и он не может понять за что. Свернувшись калачиком на полу, я то успокаивался, всхлипывая всё реже, то, вдруг вспомнив о своей боли, вновь обливался слезами. Затем я уснул. Хотя трудно это назвать сном. Я провалился в какую-то бессознательную тьму.
Очнувшись, я был тих и спокоен. Сквозь прозрачную стену была видна жёлто-оранжевая пустыня, пересечённая вдали ярко-голубой полосой. «Что-то надо делать», – вертелось в голове, как привязавшаяся глупая песенка. Что-то надо делать. И я стал исследовать свой аквариум. Он был метров пять в длину и три в ширину. Сколько ни прыгал, до потолка достать так и не смог. Пока я определял габариты своего нового жилища, в углу появился поднос с сыром, хлебом и стаканом молока. Это меня чрезвычайно смутило. Я решил, что меня похитили инопланетяне и кормить должны какой-нибудь своей зелёной размазнёй. Но еда была вполне человеческая. Возможно, я стал подопытной крысой в экспериментах нашего (или не нашего) правительства. Может, объявить голодовку, и они меня отпустят? Я продержался целый час (хотя, может быть, прошло минут десять). Молоко оказалось холодным, а хлеб мягким и тёплым.
Страх и жалость к себе вновь охватили меня. Господи, почему я? За что? Как больно. Надо что-то делать. Почему я здесь? Они ставят какой-то эксперимент. Или я просто зверь, попавший в клетку, и они водят своих детей в зоопарк посмотреть на диковинную штучку. Надо показать им, что я не просто зверь, я могу мыслить. Медведь тоже может мыслить. Кто бы сомневался. Но разве нас это останавливает? Что же делать? Что-то всё же отличает меня от медведя? Надо показать им, что я не просто животное. Господи, почему я?
Опять появились шоколадные пудинги. Ходили, смотрели. Я тоже сидел и смотрел на них. Ушли, ничего не сказав, ничего не сделав. Наверное, всё-таки это зоопарк. Тогда почему не видно других животных? Мамочка, забери меня отсюда, пожалуйста. Где же ты? Сердце замирает, и опять текут слёзы. Когда же это кончится?
Попадая в чужую страну, не зная языка, всё равно чувствуешь себя среди своих. Люди думают так же, как ты, и значит с ними можно объясниться. Как договориться с большим и сильным пудингом? Надо показать, что я выше, чем медведь. Объяснить им, что знаю кое-что об устройстве Вселенной: Солнце, вокруг него движутся девять, нет, десять, нет, всё-таки девять планет, наша третья, третья от Солнца. Надо им это рассказать, можно нарисовать.
Если бы со мной был ещё кто-нибудь, было бы легче. Может быть, наш мир исчез, взорвался, и больше нет никого, остался один я во всей вселенной. Опять слёзы. Как жаль себя.
Появилась еда. Может, объявить голодовку? Я и так страдаю, а голодным это будет просто невыносимо. Такой потрясающий аромат. Вкуснейшая лапша. Съев половину, я сообразил, что из лапши можно сделать спасительный рисунок. Я стал выкладывать на полу барельеф из теста. Это занятие меня так увлекло, что, подняв голову, я вздрогнул, увидев рядом своего мучителя. У меня неплохо получилось: Солнце с лучиками, девять кругов-орбит, вместо планет я уложил кусочки картофеля, а Землю отметил морковкой. По-моему, инопланетянина заинтересовал мой рисунок. «Я хочу домой!» – закричал я, тыкая пальцем в морковку. Постояв ещё немного, наблюдатель исчез. Он понял, он отпустит меня. В этом не может быть никаких сомнений. Сейчас он расскажет своим, что я такой же, как и они. Они же не станут держать в клетке брата по разуму. Они пригласят меня к себе в дом или поведут прямо к правительству (кто у них там: сенат или король). Извинятся. Я стану героем. С этого момента начнётся новая эра в истории человечества.
Так было приятно лежать на мягком тёплом полу. Чувство глубокого удовлетворения владело мной. Я сделал то, что должен был сделать человек. Медленно темнело. Я, засыпая, мечтал о судьбе вселенной. Мне приснился солнечный берег и тихое прозрачное море. На пляже отдыхали люди, и я был каждым из них: и всей командой, играющей в мяч, и маленькой, задумчиво улыбающейся девочкой, стоящей у края воды и накручивающей на палец длинный локон. Я был всем этим счастливым и радостным миром, который вдруг вздрогнул, покачнулся и полетел в чёрную бездну. Меня, как волной, накрыл ужас, но это не был обычный страх, скорее трепет перед чем-то (или кем-то) великим. Ужас и восторг. Я проснулся.
Моё нынешнее жильё преобразилось. В углу стояли стул и стол с завтраком, и большая кровать, из-под которой нагло выглядывал белый с розовым цветочком эмалированный ночной горшок. Что это могло значить? Понимать ли мне появление мебели как знак примирения, или они хотят показать, что мне не стоит суетиться и убеждать их в своей разумности, они и так всё прекрасно о нас знают, если уж им известно, на чём мы привыкли спать. И значит я всего-навсего медведь для зоопарка, и нет никакой надежды на спасение. Я вспомнил, как совсем недавно мечтал о встрече двух цивилизаций и услышал истерический хохот. Это смеялся я, упав навзничь, раскинув руки и глядя в тусклое белое небо, я хохотал и не мог остановиться. Через некоторое время со смехом вышло из меня моё отчаяние. Я вдруг успокоился и пошёл завтракать.
Я лежал на кровати и смотрел в бледно-жёлтое безмолвие. Может, это всего лишь декорации. Если бы я был не один. Любой человек рядом с тобой заставляет быть активнее. Ты начинаешь спасать его, спасая себя. Надо что-то делать. Я вскочил на стол и ещё раз попытался достать до потолка. Стена уходила в самое небо. Попрыгав немного на столе, я опять улёгся на кровать. Странно, но тогда я не думал о том, что будет, если я вырвусь из этой прозрачной клетки. Что ждёт меня за упругим стеклом? Ведь там чужой, неизвестный мне мир, который, по существу, та же клетка, только больших размеров. Я не встречу за этими стенами людей, я не знаю, как жить в этом мире. Отчего же так сильно желание вырваться за пределы моего нежного аквариума? Вряд ли это стремление наружу можно объяснить только клаустрофобией.
Я потерял счёт дням (для чего Робинзон Крузо считал дни?). Я то бился в стену, то лежал на кровати и строил фантастические планы побега, но чаще я в полном отрешении смотрел на белое небо. Отчего оно такое тусклое, словно закрыто матовым стеклом? Может, это и не небо, а огромный купол.
Неужели это конец? Жизнь закончилась. Что ж, наверное, то, что я должен был сделать в этой (нет, в той) жизни, я уже сделал. И что я сделал? Да ничего. И жизнь прошла, как взмах крыла большой и вольной птицы. Ха, я тут ещё стихи начну сочинять, или я это где-то слышал. Как тяжело. И опять, уже в сто двадцать первый раз, комок подступает к горлу, и ручьём текут слёзы. Я оказался большой плаксой.
Периодически мимо проплывали чьи-то тени, но я уже не обращал на них внимания. Тусклое, глухое, непреодолимое одиночество поглотило меня. Иногда я вдруг обнаруживал себя сидящим на кровати, раскачивающимся в такт какой-то неведомой силе. Я вспомнил медведя, которого видел в детстве в зоопарке. Он стоял в тесной клетке и раскачивался, переваливаясь с ноги на ногу. Я долго стоял напротив медведя, а он, не замечая меня, всё раскачивался и раскачивался. Может, я превратился в того медведя?
Избавление пришло неожиданно. Однажды я проснулся от мощного толчка. Как будто весь мир вздрогнул, и я полетел с кровати. Сонный, покачиваясь, я попытался встать на ноги, но новый, ещё более сильный толчок кинул меня в сторону, и я почувствовал, как утопаю в вязкой, текучей стене. Вынырнув, я покатился по земле и врезался во что-то пушистое. Ещё не зная, что случилось, я оглядывался вокруг и ничего не видел. В голове шумело, под ногами дрожало. Я не понимал, что происходит, но одно я осознал сразу: я на воле. Я вывалился из своей клетки, и теперь надо бежать. Скорее. Подальше от этого места. Бежать. Бежать.
Я бежал по твёрдому оранжевому песку к сине-зелёной полосе на горизонте. Мне казалось, что я бегу час, два, целую вечность, но не приближаюсь к заветной цели. За мной гнались. Я слышал за спиной чей-то топот и тяжёлое дыхание. Я боялся оглянуться и бежал к лесу, почему-то решив, что там моё спасение. В изнеможении я падал на горячий мелкий песок и ждал, что вот сейчас коричневая беспощадная масса навалится на меня. Вернуться обратно в клетку было бы невыносимо. Этот неожиданный безумный глоток свободы (лишь позже я понял, что это была ещё не свобода) пробудил во мне что-то, что не позволит теперь мне жить в неволе. Я почувствовал себя диким зверем, который будет драться за свою свободу, пока не погибнет сам. Я вопьюсь в них зубами, перегрызу им глотки (или что у них там есть), но никогда не вернусь обратно.
Но вот наконец лес стал приближаться, и я упал, уткнувшись лицом в холодную траву. Тяжело дыша, закрыв глаза, я вдыхал запах земли, моей земли. Может быть, я всё-таки на Земле? Сердце успокаивалось, шум в ушах стихал, и я уже слышал густой шорох деревьев. Я перевернулся на спину. Надо мной голубовато-белое небо, зелёные гигантские деревья с ярко-синими цветами. Трава, небо, деревья – это Земля. Конечно Земля. Какой-нибудь тропический остров. Как я мог думать иначе? Инопланетяне – бред. Проклятые военные экспериментируют с людьми. Я выведу их на чистую воду. Я выберусь отсюда, и все, все газеты напишут об этом. Я не буду молчать. Я смотрел на маленький яркий, голубой кружок на небе, который заставлял меня щуриться. Что это такое? Кстати, где Солнце? Солнца не было. Свет шёл от этого маленького голубого шарика. Опять штучки военных? Признавать то, что это была другая планета, не хотелось. В тот момент, когда я уже почти придумал объяснение, почему Солнце кажется в три раза меньше обычного, кто-то лохматый бухнулся рядом со мной. Я растерянно глядел на серую груду меха, которая тяжело дышала после долгого бега.
Сколько бы человеку ни предъявляли доказательств, опровергающих его выводы, где-то в глубине души остаётся надежда, что, может быть, он всё-таки прав. Да, я прекрасно понимал, что сижу под чужим солнцем, рядом со мной лежит не собака, а существо из другого мира. Но как надеешься, что этому найдётся объяснение. Я сидел и смотрел, как заходит за горизонт маленький белый диск чужой звезды. Рядом, уже спокойно дыша, лежал, возможно, такой же, как и я, беглец. Тихая пустыня впереди и шорох деревьев за спиной. Никто не преследовал нас.
Что же произошло? Может быть, я стал неинтересен своим похитителям, и они решили отпустить меня? Хотя всё было похоже на землетрясение. Упругие стёкла клетки не выдержали мощных толчков и выпустили меня и этого лохматого. Но свободен ли я теперь? Я вырвался из маленького ограниченного пространства в чужой, ещё более пугающий мир. И я вновь пленник, пленник этой планеты.
На краю ночной пустыни было тихо и безмятежно. Как я искал на Земле такого спокойствия и одиночества. Что ж, вот, получите. Какая тебе разница – находится место мечтаний на Земле или на другой планете? Но отчего же так ненавидишь это «райское» место, из которого не знаешь дороги обратно? Я опять оказался в клетке.
Я очнулся после глухого сна, о котором ничего не помнил. Как будто душа, погуляв во мраке, решила всё же вернуться в тело, и оно вдруг ожило. Глядя в пустынное утреннее небо, я вспоминал всё, что произошло со мной в последние месяцы, и слёзы сами собой текли по щекам. Надо что-то делать, иначе жалость к самому себе просто убьёт меня. Я поднялся и пошёл в лес. Лохматое чудовище зашевелилось и побрело за мной. Растения выглядели вполне по-земному. Остановившись около куста с гроздями фиолетовых ягод, я вспомнил, что уже сутки ничего не ел. Какая ностальгия по Земле? Голод – вот самое главное чувство, которое заглушает все остальные и заставляет делать человека то, что, как казалось ему, он не сделал бы никогда. Голод – вот плата за свободу. Я съем ягоды, и будь что будет. Плоды оказались очень сладкие, с приятной горчинкой, как ежевика в сахаре. Я сидел под кустом, блаженно смакуя сочные фиолетовые ягоды, и гадал, как быстро я умру, если они окажутся ядовитыми. «Собака» громко чавкала рядом, поедая и ягоды, и листья. Я тоже пожевал лист, но он был не таким сочным и сладким, но вполне приятным на вкус. Тело моё стало слабым, а душа весёлой, как от молодого вина. Похмелье скоро прошло, а чувство голода осталось. Мы вместе с моим лохматым спутником бродили по лесу и пробовали всё, что растёт. Целый день я мучился ожиданием смерти, но, похоже, в этом лесу всё было съедобным. У меня даже не заболел живот.
К вечеру меня вновь охватил приступ тоски. Одиночество угнетало. И, чтобы заглушить боль, я стал рассказывать о себе серому чудовищу, которое следовало за мной по пятам. Я придумал, что будет легче, если представить, что нахожусь на необитаемом острове на Земле и как Робинзон Крузо должен выжить в этих необычных для себя условиях. И следуя пошлым традициям робинзонады, своего спутника следует назвать Пятницей. Но это имя не прижилось, и я сам не заметил, как стал называть его «Моя Собака». У меня не возникало вопроса: разумно ли существо, живущее со мной? Моя Собака ходила за мной и внимательно выслушивала мои монологи, при этом иногда то ли грустно вздыхала, то ли зевала. Придуманный остров, на котором я теперь жил, был истинным раем, где не надо заботиться о выживании. И это оказалось хуже всего. Если бы я добывал пропитание, строил убежище, где скрывался от хищников и ненастья, то, возможно, у меня не было бы времени мучиться размышлениями о своей несчастной судьбе. Я смаковал пьяные ягоды, думал о тех великих страданиях, которые выпали на мою долю, и плакал от жалости к самому себе. Но, в конце концов, мне надоело мучить себя, и я решил разнообразить вегетарианское меню. В ручье, который я нашёл в первый же день после побега, водилось много всякой живности. Поймав руками кого-то длинного, похожего на угря, я решил его поджарить. Вспомнив школьные уроки, я как первобытный человек начал добычу огня. Полдня я тёр палочку о палочку. Это занятие меня так увлекло, что я уже не думал о том, каков на вкус «угорь». В азарте, до изнеможения я тёр палочки, но огня не было. Я бегал в поисках других, каких-то особых веток, но всё было тщетно. Сопя и потея над будущим костром, когда я уже стал думать, что эти чужие деревья, возможно, вообще не горят, появился бледный дымок. Ещё часа три я добывал только дымок. К вечеру мои старания были вознаграждены. Я сидел у костра и гордо смотрел на зеленовато-оранжевое (не наше) пламя. Пойманную рыбу я не нашёл: то ли она затерялась среди травы, то ли её съела Моя Собака. Всё то время, пока я пытался получить огонь, я ни разу не вспомнил о доме, забыв, что нахожусь на чужой планете. Я чувствовал невероятное облегчение, как будто несколько месяцев носил на спине мешок картошки и вот, наконец, сбросил его, и немного передохнул. Воодушевившись тем, что найден способ избавиться от сводящих с ума мыслей, я решил строить дом. С азартом я мастерил каменные орудия и рубил деревья. Устав, в тупом изнеможении падал на мягкую траву и засыпал, не мучаясь воспоминаниями о доме. Но через несколько дней со мной случилась истерика. Как будто тоска копилась во мне, не находя выхода, и, переполнив меня, рванулась наружу. Я бросился бежать, продираясь сквозь колючие кусты и обливаясь слезами и кровью. Я бежал туда, где начиналась пустыня. Оказавшись на краю оранжевого сухого океана, я почувствовал, как моё сердце замерло, тело стало мягким, и, упав лицом в песок, я затих. Отчаяние, ощутил ли кто ещё из людей то отчаяние, которое охватило меня. Я полагаю, многие испытывали чувство, которое называли отчаянием, но у всех, я уверен, была надежда, пусть даже придуманная ими, нереальная, но надежда. Я же не мог даже вообразить, что могло бы спасти меня. Я оказался в огромной клетке, из которой невозможно выбраться. И вдруг я нашёл выход – смерть. Смерть подарит мне свободу. Перевернувшись на спину и глядя в равнодушное чужое небо, я представил, как всё будет жить, не замечая, что я умер. Ничто не изменится, но меня здесь не будет. Я увидел этот мир со стороны, не пропуская его сквозь себя, как будто покинул своё тело, чтобы взглянуть, что будет после меня. И тут же испугался того, что не смогу вернуться обратно. Любопытство звало идти дальше, но страх остановил меня. Усилие воли – и я вновь жив. Нет, умирать ещё рано. Я встал и пошёл строить дом.
Я всё чаще приходил на пустынный берег и часами смотрел на матовый купол у горизонта. Я привыкал к мысли, что придётся идти туда. Есть лишь один способ покинуть этот необитаемый остров. Может, есть и другие пути, но я знаю только одни двери, ведущие домой, – те, через которые я сюда попал. Проснувшись однажды утром, я понял, что сегодня отправлюсь через пустыню в пугающую неизвестность, которая либо опять бросит меня в клетку, либо отпустит домой. Сложив в изрядно потрёпанную рубашку сиреневые плоды, с узелком и каменным топориком я ступил на оранжевый песок. Пройдя несколько метров, я замер, услышав за спиной протяжный вой. Это был долгий и пронзительный крик, про который говорят: «леденящий душу». С трудом владея собой, я обернулся и увидел Мою Собаку. Она стояла на кромке, разделяющей лес и пустыню, и выла. Я облегчённо вздохнул: «Что, страшно? Мне тоже страшно, но иначе нельзя». Не оглядываясь, я двинулся к цели. Моя Собака со мной не пошла.
Чем ближе я подходил к белому куполу, тем чаще билось сердце, ноги становились какими-то чужими, они подгибались в коленках и не слушались меня. Я боролся с желанием развернуться и бежать обратно к влажному лесу. Что-то внутри под самым сердцем дрожало и звало вернуться в безопасный и равнодушный рай. Но я осознавал, что там сойду с ума, и уговаривал себя идти вперёд. Кругом пустыня, и негде было бы спрятаться, появись тут мои похитители. В какой-то момент, представив, что вновь окажусь в клетке, я готов был повернуть обратно, но, оглянувшись, увидел на горизонте голубовато-зелёную полосу и почувствовал, как устал, и нет больше сил вернуться.
Приблизившись к чужепланетному зоопарку, я обнаружил, что дальше, примерно в километре друг от друга, расположено множество прозрачных куполов. Как гигантские грибы они разбросаны по пустыне. Каждый из них метров тридцать в диаметре и разделён, как апельсин на дольки, перегородками. Сквозь прозрачные стены этих сооружений на меня смотрели невероятные существа. Некоторые из них сидели неподвижно, другие, увидев меня, бросались на стены, которые отбрасывали их вглубь клетки. А что если вся эта планета – большой зоопарк, и, как в провинциальном краеведческом музее, здесь изредка появляются посетители. Я шёл от одного купола к другому, и всё большее отчаяние охватывало меня. Я уже не обращал внимания на разноцветных представителей фауны иных миров, лишь вглядывался в даль, надеясь увидеть жилища аборигенов. Голодный, изнемогая от жары и усталости, я свалился в тени гигантского аквариума. Перекусив взятыми с собой фруктами, я задремал.
