Поклонник

Всё время, пока я говорил, дама смотрела на меня пытливым, вопросительным взглядом, словно в голове у неё были мысли, похожие приблизительно на такую: действительно ли наше поколение так измельчало, или это только кажется на первый взгляд? В наше время молодые люди по призыву коммунистической партии и на волне энтузиазма, с цветами и песнями под гитару отправлялись с перронов вокзалов на поездах в глухую тайгу – строить БАМ; ломили, как лошади, по десять-двенадцать часов в сутки без выходных и премий, забивая шпалы и укладывая рельсы для поездов в светлое будущее, а после работы, не помывшись под душем как следует (да и где в тайге может быть душ?) и не поужинав путью, выпивали бутылку водки в одно комсомольское лицо, и потом юноши с девушками любили друг друга под телогрейками, в брезентовых палатках, не обращая внимания на тучи комаров и на то, что где-то рядом в буреломе рычит голодный медведь, спали по полтора-два часа в сутки, а на следующее утро, свежие и бодрые, шли с песнями: «…Взвейтесь кострами синие ночи, мы – пионэры – дети рабочих…» дальше прокладывать Байкало-Амурскую магистераль (литера «е» поставлена умышленно: предупреждение для чересчур «грамотных» читателей; так же, как и в слове – «пион-э-ры»), чтобы по ней ездили поезда прямо из Москвы до Пекина и обратно – возили гастарбайтеров и челночников для процветания торговли и были счастливы от перевыполнения плана и похвалы комсомольского вожака или бригадира. А сейчас молодёжь шатается по улицам с бутылкой пива или энергетического напитка в одной руке, другой обнимая подружку, нюхает волшебный порошок, курит спайс, после которого «чердак сносит» наглухо, сидит в интернете и «фантазирует» на порносайтах до мозолей на ладонях, а если куда и ездит на волне энтузиазма, то только в мегаполисы мира – пофанатеть на заморских рок-, поп-, кинозвёзд и бултыжных квакеров или бить физиономии на стадионе фанатам выигравшей команды. А чтобы сделать что-нибудь полезное для Родины, например, построить атомную электростанцию или вырыть котлован, – шиш с маком! Стройте и ройте единые росы и либеры демо сами, да ещё припашите Гену с его живоглотами!

– А вы ничего не перепутали, молодой человек, – осторожно, чтобы не задеть моих фанатских чувств, переспросила дама, – особа, о которой вы говорите, в самом деле настоящая принцесса, или вам так кажется? Может, вы попали на удочку наших СМИ? Знаете, полностью им верить нельзя, – там такие работают искусные фокусники! Дэвид Копперфильд – мальчик по сравнению с ними! Такую дешевизну – понимаете, в каком плане, – подсовывают! В каждом глянцевом журнале, в каждом рекламном ролике и каждом гинекологическом кресле, что дальше некуда! Вот в наше время какие были женщины? От одних только имён и фамилий дух захватывало! Регина Збарская, Галина Миловская*, Валентина Те…

– Я с вами абсолютно согласен, – довольно грубо перебил я даму, боясь, что она сейчас пустится на волне памяти в залежи своей молодости, глядя, как от приятных воспоминаний у неё даже слегка порозовели щеки, – и ещё какую подсовывают! Но эта девушка приятное исключение из правил! Она такая реально крутая принцесса, что даже я, простой парень и бывший комсомолец, когда её в первый раз увидел по телевизору, сразу понял, что это не какая-нибудь Золушка из провинции, приехавшая в мегаполис зацепить богатенького крюшона, чтобы выйти замуж в его кухню, – хрю- хрю- бокс в его доме на Рублёвке, похожем на мыловаренный завод. Да вот, я вам покажу фотографию… Разволновавшись, я хотел было достать постер с красивым лицом принцессы, который я вырвал из дорогого дамского журнала стоимостью аж сто пятьдесят рублей (и журнал, как потом выяснилось, когда я его начал листать, оказался – фуфло, и то, что там понаписано-понапечатано – бред сивой кобылы, выкинул такие деньги, только исключительно из-за фотографии любимой девушки), и вдруг – неприятный сюрприз: нет сумки, с какой я приехал в Москву. Черной, цилиндрической, из искусственного материала. Во сне бывают такие казусы, что вроде вещь при тебе, и ты не обращаешь на неё внимания, и даже моментами забываешь про неё, а когда она понадобится, хвать, – а её и нет, словно испарилась. Вот и сейчас, когда сумка вроде ещё минуту назад висела на плече, во всяком случае, так мне казалось, – вдруг исчезла таинственным образом. К тому-же в сумке, кроме постера, лежали более конкретные вещи: полотенце, мыло, станок для бритья (если очень повезёт и я познакомлюсь с принцессой, на что я втайне надеялся, – то предстать перед ней побритым и чистым), трико, тапочки, бутерброды и стихотворение, которое я сам сочинил и собирался ей прочитать. Помню, стихотворение начиналось такими словами:

«Я влюблен в одну девицу,Имя – Пэрис Хилтон ей,Мне уж пятый день не спится,От несбыточных идей,Как с принцессой познакомлюсь,Подарю букет цветов…»,

А дальше от волнения я и забыл слова собственного стихотворения; и как я теперь его полностью прочитаю этой полубожественной девушке, если я потерял сумку? Или я её забыл в метро, глазея на станциях, которые проезжал, на скульптурные фигуры солдат, матросов и рабочих с суровыми бронзовыми лицами, или забыл на эскалаторе, рассматривая красивых женщин в чёрных кавасаки- джоуль (т.е. чулках) на бритых лезвиями «Восток» стройных, мускулистых, игривоветвистых, шагреневожурчистых, тромбозно-костистых ногах. Ах-ах-ах. (А сейчас ноги у некоторых дам, посещающих спортзалы, стали ещё мускулистее. Для кого только, не знай, они их накачивают.)

Поражённый этим неприятным обстоятельством, я пробормотал что-то невнятное и растерянно развел руками. Промелькнула догадка что это продолжение каверзных сюрпризов, впрочем, вполне естественных для таких неординарных, мобильных, ярких сновидений, вспомнив их предшественников: таксиста на перроне, продавщицу сосисок, челночницу с тележкой, словно намекнувших мне, что, парень, не думай, если это сон, всё будет так просто. Ещё в поезде, когда он тянул за собой ночь в Москву, какие-то пьяные пассажиры в тёмно-синей форме непонятно какого ведомства, шатались по вагону, шумели, мешая людям спать. Один из них, явно кавказской национальности, начал приставать к проводнице: «Какой красивый дэвушка, давай пить коньяк с настоящим мущиной!» « Красивый дэвушка» – уставшая смуглая проводница лет тридцати с широким задом, в униформе желдора вяло от него отбивалась. «Мущина, идите в свой вагон!» Но «настоящий мущина» от неё не отставал, наоборот, становился наглее и назойливее. Моя верхняя полка в плацкарте находилась через стенку от закутка проводницы, и я всё хорошо слышал (реальный эпизод из жизни автора: тут уж я ничего не придумал.) Да и не только я: очень пышная дама на нижней полке, ехавшая из самой Сибири, ворочалась и сердито сопела под одеялом, временами выпрастывая жирную ногу в тромбофлебитных шишках, словно хотела кого-то лягнуть. Злилась, что какие-то гундосы мешают спать. И я с ней был абсолютно согласен, сам не мог заснуть, тем более лежал без одеяла и простыни, прямо в джинсах и рубашке на жёсткой полке, и тоже злился, подумывая, слезть, что ли, и нетрезвому приставале, у которого не вовремя засвербило в одном месте, стукнуть по лицу пару раз – остудить пыл. Может, потом, когда подъедем к Москве, проводница заварит мне покрепче настоящего листового чаю, а не пакеточной шняги, и даст подержаться за свой вместительный «престол» (он у неё амбивалентно впечатляющ), чтобы я почувствовал себя увереннее, когда приеду в столицу. Решившись, я стал спускать ноги на нижнюю полку, стараясь не наступить на супердаму, что тоже было непросто, учитывая ее суммарный вес и объём тазобедренной части, раскинувшейся от Аляски до Чукотки, но в этот момент пришла милиция, – видимо, у кого-то из пассажиров тоже лопнуло терпение, – и начала, образно говоря, а может и в самом деле, – крутить руки пылкому ухажёру. Подтянулись товарищи «Гоги» и вступились за него, и шуму с использованием ненормативной лексики как со стороны этих, так и со стороны тех, стало больше, и я подумал: кому-же тогда стучать по фейсу в первую очередь, чтобы они замолкли, потому что скандал начал разгораться нешуточный. Лежавший на другой нижней полке лысоватый грузный мужчина начал вытаскивать биту из чемодана (зачем ему нужна была бита в Москве – тоже не совсем понятно), и я подумал, что у меня есть союзник, если вдруг враждующие организации объединятся и начнут бить меня. Но в этот момент кто-то из ментов вызвал по рации подкрепление (склока и без нас того и гляди грозила перерасти в побоище между ведомством силовым и ведомством непонятно каким), которое не замедлило явиться в количестве двенадцати человек ОМОНовцев, и всех буянивших под дулами автоматов, особенно не церемонясь, положили в проход на линолеум, даже и тех отдыхавших пассажиров, высунувшихся из своих гнёзд из любопытства посмотреть и попавших под горячую руку (мужик, когда увидел ОМОН, засунул свою биту обратно в чемодан, а я запрыгнул на свою полку). Потом приказали всем встать и повели гуськом, с руками, сцепленными ладонями в замок на затылке, как водят уголовников на зоне, – разбираться в головной вагон поезда, – я так понял. Так что я даже и не покемарил хотя бы полчаса, пока доехал до Москвы. И после бессонной ночи, сопровождаемой стуком колёс, скандального кипежа, духоты и тяжёлого запаха плацкартного вагона я чувствовал себя, как космонавт, приземлившийся в аварийном модуле прямо в джунгли Амазонки: может, ещё и поэтому упустил момент исчезновение сумки.

«Я верю вам, юноша, – сказала дама, и пошла к очередному подъезжающему трамваю, и на прощание добавила: – Мой вам совет: если не знаете, куда идти, прислушайтесь, что подскажет ваше сердце!

Отличный совет, подумал я, только моё сердце мне ничего не подсказывало, но мне понравилось, как сказала дама, но не понравился трамвай, похожий на железного динозавра, вынырнувшего из мезозоя или по крайней мере из кинохроники тридцатых годов прошлого века. Выкрашенный, будто наспех, в желтый цвет, с криво наклеенным плакатом на боку: улыбающаяся мужская небритая физиономия и надпись крупными буквами над ней: «Покупайте лезвия для бритья „Восток“! Идеально сбривают не только щетину но и верхний слой эпидермиса вместе с мелкими паразитами под ним! Пригодны так-же для заточки карандашей, разрезания попон, вскрывания вен!» Но ещё больше не понравилась физиономия водителя в кабине трамвая: тёмная, усатая, заросшая чёрной густой щетиной чуть ли не до половины шеи. Такую щетину, подумал я, даже лезвия «Восток» не возьмут!

На меня начали оглядываться спешащие к трамваю люди, а одна высокая, длинноногая блондинка в голубых джинсах, узорных сапогах на высоком каблуке и короткой, едва прикрывающей пупок, то ли меховой куртке, то ли дублёнке, – понимай как хочешь, – из разряда тех дев, что ходят по подиуму в чумовых, напоминающих смирительные рубашки, платьях, тоже посмотрела на меня равнодушным взглядом и села в вынырнувший из-за трамвая такой-же автомобиль, в какой села красивая дама в норковой шубе, только белый. Я вспомнил марку этих авто – «бентли». Некисло вы тут, девчонки, устроились в Москве, лихо крутите импотентов, – сто пудов чаги вам в тарантасы! То есть в бентли. А также в мерседесы, гелендвагены, хаммеры, ламборджини и прочие красивые куртуазные тележки. А интеллигентной пожилой даме, строившей коммунизм, но так его и не достроившей, приходится ездить в трамвае; хоть бы какой-нибудь жулик из новорусских барыг-спекулянтов посадил её в бентли и прокатил до Никитских ворот, девушка сразу бы помолодела лет на двадцать и пригласила бы мэна в знак благодарности жить в палатку в тайге и строить дальше Байкало-Амурскую магистраль прямо до Шанхая, которую не достроили её товарищи в восьмидесятых годах двадцатого века.

Когда девушка втиснулась в нутро автомобиля, но не как до этого жена бизнесмена, а легко и изящно, и закрыла дверцу, на брусчатку упал какой-то блестящий предмет. Мне показалось, что она уронила его намеренно, с расчётом на меня, и когда бентли отъехал, я подошёл, и, нагнувшись, поднял его. Это был кусок картона розоватого цвета, покрытый блестящей плёнкой, типа магнитной карточки. Повертел в руке. Ничего особенного. На обратной стороне отпечатанная типографским шрифтом цифра «48». «Может это визитная карточка, – подумал я. – Тогда почему в неё не вписаны инициалы и номер мобильного телефона? Что за секреты дядюшки Поджера*, укравшего из Метрополитен-опера картину Сальвадора Дали «Аптекарь из Фигераса, которому не нужно абсолютно ничего, кроме бутылки португальского портвейна.«* Я хотел выбросить этот кусок картона, но вспомнив взгляд девицы передумал, и сунул его в задний карман джинсов.

Я почувствовал на себе ещё один взгляд. Водитель трамвая, усатый гарун, воспетый Михаилом Юрьевичем в одной из своих поэм, где его герой отважно сражался с барсом*, исподлобья смотрел на меня. Грубо говоря, – зырил. Словно я прислонился к окрашенной стене, и на куртке остались пятна. Встретившись со мной взглядом, отвернулся, поправил форменную фуражку и, не дождавшись, когда все сядут, а народ ещё прибывал из метро и со стороны памятника, надавил на газ. (Или какое там устройство, приводящее в движение этот реликт городского общественного транспорта – старшего брата того трамвая, в котором в пятидесятых годах прошлого века Кирпич лазил по карманам советских граждан, пока его не поймали Глеб с Володей.*) Трамвай, дёрнувшись, как потрепанный бурями бриг, и заскрипев изношенными частями натруженного тяжёлой вековой работой, железного тела, отчалил от остановки. При повороте, страшно заскрежетав, завалился на правый бок так, что пассажиров кинуло на поручень, и, чуть не перевернувшись, проехал под углом чуть ли не 45 градусов, – из-под колёс сыпались искры, – выровнялся на все четыре (или сколько там у трамвая колёс и все вместе едут до Никитских ворот), и как ни в чём не бывало покатил дальше. В этот момент я даже пожалел, что не сел в трамвай, чтобы доставить себе такое удовольствие, пусть и с некоторой долей риска; в «бентли» меня, я чувствую, всё равно бы не пригласили, как модельную красотку (вон сколько человек стояло, и ни одного не пригласили, а только её… и до этого даму в норке… получается, что мегаполис – рай для красивых женщин… богатые мэны вокруг них крутятся, как мухи около торта, и готовы потратиться, чтобы понтануться в их обществе перед своими партнёрами… вот ещё Пэрис Хилтон приедет… а уж как они будут вокруг неё виться, чтобы понтануться в обществе такой восхитительной дамы… ну, и деньжат тоже наварить, если выгорит дельце), и, вполне вероятно, что в таком автомобиле, а может, и круче, будут возить по Москве Пэрис Хилтон, показывать достопримечательности города, какие показывают провинциалам, заманивая их в автобусы рупором на вокзалах… Может, в первую очередь повезут на Красную Площадь и покажут памятник Минину и Пожарскому, спасшим Россию от поляков 4 ноября 1612 года в смутное время, когда те захватили Москву и хотели сделать из неё Речь Посполитую, Собор Василия Блаженного, Tretyakov Gallery* с самой крутой картиной «Утро в сосновом лесу»*, написанной, отнюдь, не Шишкиным, Можайское шоссе с противотанковыми ежами, где наши парни остановили фрицев, наступавших на Москву и раскатавших губищу взять её к Новому – 1942 году… Но сначала-то они её повезут в ресторан кормить борщом и блинами со сметаной, и после того, как она плотно покушает, и когда её повезут на экскурсию, она будет задавать вопросы, а какой-нибудь гид-переводчик с потными от волнения руками переводить и объяснять ей, даже не врубаясь по-взрослому, какая ему выпала честь разговаривать с такой исключительной леди, и, мечтая только о том, как, отработав программу, приедет вечером в свою панельно-картонную «двушку» в двенадцатиэтажной коробке, которая ещё десять лет назад была общагой от строительного треста на Малой Юшуньской, где мыкались лимитчики – люди второго сорта в столице нашей Родины. Толстая, опустившаяся, потерявшая товарный вид жена с недовольной мордой будет кормить его макаронами с котлетами на ужин. А он, выпив сотку-две водки, начнёт хвалиться, как он классно переводил принцессе фразы и даже целые предложения и вопросы, которые ей задавал какой-нибудь неотёсанный мужлан – московский чиновник, бывший в 80-е годы XX века мастером в СМУ-667 и живший в этой общаге на Малой-Ю, или в 90-е годы новым русским с полукриминальным прошлым и носивший на бычьей шее толстую золотую цепь и красный пиджак и изьясняющийся среди «пацанов» в основном на фене, и рассказывать, какое на принцессе надето розовое платье и какой от неё шел аромат духов. А его супруга, скривив лоснящийся от жира «будильник» (т.е. физиономию), почесав рыхлый, в складках живот, станет критиковать в ядовитых фразах, и скажет, давай посмотрим телевизор, концерт Киркорова с Биланом, а муж её – бывший выпускник института иностранных языков, окончивший его с отличием и подававший в своё время большие надежды, тупо уставившись на бутылку, нальёт ещё, и выпьет, и закусывать уже не будет, и возразит своей «прекрасной половинке»: почему концерт, сейчас футбол начнется по первой, наши с марокканцами играют. Между супругами вспыхнет скандал, жена стукнет переводчика сальной сковородкой по голове; проснётся их маленькая дочка и заплачет, мама-папа, не надо, а то мне страшно; а мама, легко взяв на руки мужа, бросит его, как шваль, на раскладушку в коридоре, закричит на дочку, замолчи, дрянь, такая же будешь, как и твой папка – лузер ничтожный, и усядется широкой задницей в кресло так, что оно заскрипит, смотреть по второму каналу отечественную блевот-попсу…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.