Пыль

– Начни другие отношения. Влюбись еще раз.

– Ты совсем дурак? – заорала Ася. – После того, как мой парень целовался с моей лучшей подругой? Как после этого влюбиться?

Я не стал ни спорить, ни соглашаться – не знал я что говорить.

– Я дура, да?

– Нет. Ты живой человек. И именно поэтому тебе надо назад – живым свойственно руководствоваться эмоциями, чувствами, тянуться к красоте…

– Нет, красота – это не про Игоря.

– Красота – про всё: дерево – красиво, а когда ему обламывают ветки- уродливо, когда ребенок улыбается, на это хочется смотреть, когда он плачет, хочется его пожалеть, а когда плачет женщина, хочется кого-нибудь убить – это называется эстетика. Это закладывается в человека с детства, это одна из самых важных его составляющих, сформировавшись он уже не раздумывает, а тянется к прекрасному и сторонится уродливого. Либо хочет что-то изменить.

– И когда я сформируюсь, когда повзрослею, мне станет проще?

– Нет, проще не станет. Дело в том, что ты уже сформировалась как личность, просто это стало для тебя неожиданностью. Это застало тебя врасплох.

– Значит надо выбираться. – сказала Ася твёрдо. – Я готова выслушать твои предложения.

Мне бы разозлиться, а я любовался этой нахалкой – на стояла слегка подбоченясь и смотрела на меня строго и требовательно, ожидая мои предложения.

– Для начала бы от этих навязчивых задохликов, как-то избавиться, как думаешь. – она кивнула в сторону окна.

– Ну, тебе виднее – ты, как я понял, нашла с ними общий язык. О чем вы говорили, кстати?

– Когда я провалилась, мертвые они словно ждали меня. Но не напали, а просто стояли и смотрели на меня. А звук такой издавали, словно трубы гудят. – Ася замялась. – И в какой-тот момент мне показалось, что я различаю слова… Надежда, мечта и…

Она не успела договорить – дом словно вздрогнул. Я прислушался и мне показалось…

– Они поднимаются по лестнице. – закричала Ася.

Словно взрывная волна подкинула меня с полу на котором я сидел и через секунду я тащил Асю к входной двери. Почему я не захотел выпрыгнуть в окно, не знаю, но что-то внутри меня аж завыло от этой мысли, и я несся по длинному коридору к выходу из квартиры. На лестничной площадке мы задержались лишь на долю секунды, и я увидел, что все мертвые прут по лестнице к нам. Ни секунды не задумываясь я начал поднимался по железной лестнице, которая вела к люку на потолке. Почему-то я был уверен, что дверь на чердак открыта, как и следующая на крышу.

– За мной! За мной! – поторапливал я девушку.

Я называл ее ласковыми словами, ругал ее, обещал и грозил, а она только упрямо сопела в ответ и поднималась, ползла или бежала за мной. Хотя куда там было бежать – крыша довольно быстро кончилась, но я почему-то был уверен, что найду то что мне нужно.

– Вот пожарная лестница! – крикнул я, увидев две железные палки, поднимающиеся над краем крыши. – Лезь первая.

– Лучше бы из окна бы вылезли. – буркнула Ася. – Там высота всего метра четыре: повис на руках и прыгай.

– Нельзя. – отрезал я.

Она посмотрела на меня удивленно, но спорить не стала, а полезла вниз по пожарной лестнице. Внизу никого из мертвых не было, зато крыша довольно быстро заполнялась их серо-зелёными фигурами. “Какие-то они туповатые” – промелькнуло у меня в голове и в следующую секунду я уже перекинул ногу через ограждение и приготовился спускаться.

– Лестница закончилась!

Я посмотрел вниз и увидел, что Ася стоит на последней ступеньке, а между ней и землёй еще добрых три метра.

– Прыгай.

– Ты же говорил, что нельзя.

– Прыгай! – рявкнул я со всей мочи.

Ася прыгнула и ничего не случилось. Я аж заплакал от обиды. Не образно, не “как бы”, не почти, а именно заплакал.

– Не бойся, тут не высоко. – подбадривала меня Аня-Ася.

Наверное, она подумала, что я боюсь высоты. Внутри меня действительно наливался тяжестью страх, но и выхода не было: я самым аккуратным образом повис на руках, держась за последнюю ступеньку пожарной лестнице, прикинул, что я выше Аси и значит лететь мне меньше и разжал пальцы.

Я еще не успел коснуться земли, а уже понимал, что сейчас произойдет то, чего я так боялся – меня выкинет из-за подкладки и я вернусь наверх. Мне кажется, я успел увидеть испуганное лицо Аси, впрочем, её лицо я все время продолжал видеть и тут наверху.

“ Очнулся, наконец” – услышал я чей-то голос над своей головой. – “Вот и славно, вы его, главное, опять не потеряйте” – подключился к нему еще один, а потом еще один – “Дмитрий Николаевич, я клянусь, я понятия не имею, как он умудрился выйти из больницы. Ну, хорошо я, а охрана как его могла пропустить”.

Я попробовал было осмыслить то о чем говорят люди над моей головой, но не смог и быстро бросил это занятие – что-то беспокоило меня гораздо сильнее, но я никак не мог вспомнить что. И еще у меня невыносимо болела голова. Так сильно болела, что я опять отключился. Вернее, я знал, что отключаюсь снова, но когда я делал это в прошлый раз я тоже не помнил. Перед тем как впасть в забытье, моя голова на одно мгновение прояснилась и в этом чистом разуме, прозрачном, как свежевымытое стекло проступило осознание того, что кто-то, где-то очень далеко отсюда, ждёт моей помощи. Но вот кто этот кто-то, где он теперь и какая помощь ему нужна я уже разглядеть не успел и впал в забытьи. И снился мне человек, и храм за спиной этого человека, и были врата в этом храме для этого человека закрыты, и прямо на глазах он превращался в пыль не дождавшись прощения, не дождавшись того, чего он так страстно желал – войти внутрь.

– Артем.

На этот раз кто-то не только разговаривал над моей головой, но еще и за плечо меня тряс. Даже и не тряс, а как-то царапал или поглаживал – я не очень в этом разбираюсь.

– Артем, пожалуйста очнись!

Голос у этого кого-то был женский, знакомый и еще этот кто-то, судя по всему плакал.

– Девушка, не волнуйтесь – он просто спит.

Ага, а вот этот голос я точно слышал. И слышал вчера, когда этот голос оправдывался перед каким-то Дмитрием Николаевичем.

– Сейчас придет Дмитрий Николаевич…

Точно. Я все очень хорошо запомнил. Какое-то время я раздумывал, а не отключиться ли мне еще раз, но я не стал, а напротив открыл глаза. Сделав это я увидел зеленую стену, ибо спал на левом боку, кусок белого потолка, потом постельное бельё, тумбочку, а потом ноги в пластиковых больничных ботах и лицо моей начальницы. Все увиденное я воспринял стоически и даже философски.

– Привет, Аня. – сказал я сдержано, но дружелюбно.

Глава тринадцатая

Какое-то время, меня категорически отказывались выписывать, но Анечка, оказывается, умела быть настойчивой, а связи её матушки с сильными мира сего делали ее практически всемогущей.

– Анна Олеговна, мне уже из главка звонили, из прокуратуры звонили, из мэрии звонили, только из ООН еще не звонили. – сетовал Дмитрий Николаевич. – Я вам как врач говорю, даже клянусь, что все с вашим сотрудником будет хорошо, но я хочу его просто понаблюдать. Здесь медсестры, оборудование…

Но Аня была непреклонна:

– Я его забираю и точка.

– А полиции мне что говорить?

– Он потерпевший, а не обвиняемый. Скажите, что если они хотят с ним поговорить, то пусть вызывают повесткой, но… – Аня сделала невероятно устрашающее лицо. – Он придет с адвокатом, а моя мама пока позвонит в прокуратуру…

– Звонила уже, Анна Олеговна. – Дмитрий Олегович молитвенно приложил руки к белому халату, а когда Аня отвернулась, попробовал задушить себя стетоскопом. – И не один раз. А потом они нам звонили и тоже не единожды. Вас с вашей энергией надо на вражеские города сбрасывать, на страх агрессору. – Бросил в сердцах мой лечащий врач, но этого Аня уже не слышала – она убежала требовать мои личные вещи.

– Вы видимо очень ценный сотрудник, – обратился он ко мне. – Раз ради вас такой цирк с конями устраивают.

Я неопределённо пожал плечами.

– И все-таки, – продолжил Дмитрий Олегович. – Куда вы исчезли? Не помните?

Я снова пожал плечами и головой еще покачал, выражая искреннее сожаление, что ничем не могу помочь.

– Загадочная история, – продолжил доктор. – привозят к нам человека без сознания и пока все вокруг бегают и суетятся, он в присутствие полного штата медработников и охраны, преспокойно встает с каталки, и никем незамеченным исчезает. Вы случаем сомнамбулизмом не страдаете?

И на это я так же пожал плечами.

– А то уж я не знал, что и отвечать господам полицейским. Они пришли осведомиться о вашем состоянии, а я им заявление о пропаже пациента. Правда они же вас и нашли… Как вас к Перерве то занесло – это же другой конец Москвы? Нда… Может и хорошо, что ваша начальница вас забирает – нам спокойнее. Вы только, если почувствует себя плохо, сразу к нам и лучше на скорой. Договорились?

На этот раз я не стал пожимать плечами, а очень убедительно кивнул головой.

– Вот и славно. – подытожил Дмитрий Олегович, ни капли мне не поверив.

Впрочем, Аня уже построила младший персонал и мне были выданы мои вещи, включая телефон и кошелек.

–Звоню тебе вчера, а мне отвечает какой-то лейтенант. Сначала подумала, что тебя в армию забрали. – тараторила моя начальница, пока я разглядывал треснутое стекло на смартфоне. – А еще он почему-то назвал меня Анечкой.

Я с некоторым смущением вспомнил, что она у меня в телефоне так и записана.

– Аня, я, наверное, буду одеваться?

Вещи мои лежали на кровати, но я всё тянул.

– Аня, мне наверное стоит переодеться.

– Конечно, я поговорила с врачом, сейчас принесут бумаги и мы поедем.

Она продолжила смотреть на меня встревоженно и доброжелательно.

– Аня понимаешь, мне немного…

– Ой! – она покраснела и почти побежала к выходу из палаты.

По дороге она столкнулась с Дмитрием Олеговичем.

– Я попрощаться. – сказал он немного неуверенно. И собственно поинтересоваться, а с вами может кто-то побыть какое-то время?

– Я! – пискнула Анечка. – Я буду с ним… Побыть… Присмотреть какое-то время…

Окончательно смутившись, она выбежала из палаты, а я от удивления выронил штаны.

Когда мы вышли из больницы, я был настолько растерян, что выбор между поездкой на метро и вызовом такси, казался мне дилеммой неразрешимой, но выяснилось, что Аня автолюбитель и что она твердо намерена везти меня на машине.

– Да не стоит. – отнекивался я. – Это же через весь город …

Но оказывается, что мы едем не ко мне за МКАД, а к ней домой.

– Я обещала, что буду присматривать за тобой.

Когда я увидел ее решительное сердитое лицо, причем увидел это лицо сильно ниже своего плеча, такая она была миниатюрная, когда представил, как выгляжу теперь сам… Случилось совсем неприятное: я зашмыгал носом, а потом мое лицо сморщилось как прокисший апельсин и я разревелся, как шестилетка. А уж когда она от испуга попыталась гладить меня по голове, я завыл белугой. Вот так мы и стояли на проспекте Мира, сначала оба плакали обнявшись, а потом еще и целоваться придумали. Потом пошёл дождь и мы разлепились, мы смотрели на серое небо откуда лилась на нас вода, смотрели по сторонам, смотрели под ноги, но никак не решались посмотреть друг на друга.

– Пойдём? – то ли спросила, то ли предложила Аня.

А я и не спорил. Тогда она тихонечко взяла меня за руку и повела к машине. И казалось мне, что так, наверное, и правильно, а до этого вечно шёл не в ту сторону, потому что всегда руку выдергивал.

Правда перед входом в ее квартиру меня опять охватили сомнения:

– Ты знаешь… Ты ведь не обязана… – бубнил я, не решаясь переступить порог ее квартиры.

Но женщина, даже если она мала ростом, а это даже и лучше, если мала, она может так посмотреть, так сделать глазами, что будешь ты последним подлецом, если не переступишь порога ее квартиры и не останешься там столько, сколько она захочет тебя там терпеть. И не положено тебе после этого ни воли, ни правды, ни цели, а сможешь ты всего-то зарыться носом в ее теплый живот и вдыхать ее запах, до тех пор, пока не останется в тебе ничего своего, а будет только она, ее мягкость, ее власть, и ее голос. А если тебе повезет, то ты услышишь ее голос, и будет этот тихий стон или шепот или даже просто выдох, твоей наградой и венцом твоих земных дел. Но если ты настолько нахален и уверен в себе, что сможешь после этого поднять голову от подушки и даже встать с кровати, то не моги говорить и не смей задавать вопросов, пока женщина не заговорит первой.

– Что ты ищешь? – спросила меня Аня.

И я замер с грязными своими штанами в одной руке и носком в другой, потому что вопрос который она задала, был теперь вопросом вопросов и ответ на него был немыслим и не возможен. Тогда просто начал рассказывать, всё что со мной случилось за последние полгода.

– Я верю тебе. – сказала она когда я закончил. – Не уверена, что все поняла, но я верю.

И она снова меня удивила.

– Вот тут у меня … – Аня отбросила одеяло, в которое куталась до этого и, в чем мать родила, упорхнула в другую комнату.

Вернулась она с какой-то папкой.

– Японцы в свое время финансировали изучение вопросов времени: туда входили физики, математики, историки – это в свое время была популярная тема – никаких сенсационных открытий они не сделали, но ряд гипотез… Вот что они пишут… Тут на английском… Я своими словами. Они предложили такой термин: “время, наполненное сознанием”, и выдвинули гипотезу, что любое время расширяется и стремится занять больше физического пространства чем ему положено. Проще говоря: настоящее, наполненное сознанием, может стремиться, как к прошлому, так и к будущему – это влияние биосферы, то есть человеческого сознания. Другой вопрос, что они выдвигали разные версии о зарождении сознания и даже предположили, что не человек наполняет время сознанием, а наоборот, но это сейчас не так важно. А вот то интересно – они предположили, что это давление на настоящее со стороны прошлого и будущего должно разрушать непрерывный физический рубеж между ними. То есть они предположили возможность путешествия во времени!

– Не они одни.

– Разумеется, но впервые ученые предложили не создание машины времени, не разработку конструкции, а вариант путешествия, причем физического путешествия, с помощью сознания. Они допустили, существование людей, которые могли бы взламывать границу. Этих людей они называли – медиаторы.

– Как?

– Медиаторы.

– Как для гитары?

– Нет! Не важно – это научный термин. Так вот ты – этот медиатор. Ты, этот сторож в церкви, эта Анна …

–Ася – поморщился я.

Всё мое сознание бунтовало и требовало хоть на минуту забыть о ее существовании, но мозг упрямо напоминал о ней. А тут еще и Аня..

– Ася? Ты говорил Аня.

– Нет ей не нравится это имя.

– Прости, я не хотела.

Она видела, что этот разговор дается мне нелегко и свернула тему.

– Так вот вы – медиаторы. Японцы тогда зашли в тупик и запросили помощи у других стран. Это, видимо вопрос психологии, но среди своих они таких людей не нашли. Многие страны отозвались, и не просто отозвались, а так круто взялись за дело, что все результаты засекретили.

– А ты-то откуда это все знаешь? – я совсем плохо соображал.

– Я же физик по первому образованию и когда-то сильно интересовалась: журналы выписывала, статьи переводила. А потом вся информация вдруг пропала. Я тоже потеряла интерес, но связи у меня остались, и я позвоню сначала маме, а потом будем уже решать.

– А мама причем?

– Мама всегда причем. Извини. – Аня опять выглядела смущенной. – И потом, у мамы связи.

Аня убежала за телефоном, потом принялась звонить, а я стал собирать разбросанные по комнате вещи. Мне бы радоваться, что мне поверили, а я шаркал по паркету, как потерянный и не мог сообразить, что мне надеть сначала – футболку или носки и принимался искать брюки. Ася не выходила у меня их головы, Аня наводила в голове суету, а сам я не мог решить простых вещей. Я в настоящем-то не могу разобраться, а меня в прошлое вечно бросает. А еще Ася и Аня и опять Ася… Я совсем запутался в именах, но этот факт вдруг меня стал пугать, а я не мог сообразить откуда внутри меня опять стал просыпаться страх.

– Помнишь ты рассказывал, что твоя Аня видела тебя идущим к зоопарку? Видимо граница в этот момент физически истончилась, или … Я не знаю как это назвать.

– Помню. – сказал я медленно.

– Ты говорил, что Аня…

– Её зовут Ася. Аня – это ты, а она не любит, когда ее называют Аней и я ее так не называл. Тебе не называл. И истончилась – это же наверняка не научный термин, а ведь ты физик по первому образованию. Правда, когда ты пришла к нам в контору, ты говорила, что искусствовед. Не мне, но я слышал. У меня вообще странная память: я не смог выучит иностранный язык, но какие-то вещи я почему-то запоминаю сразу и навсегда. И еще у меня хороший слух: ты почему-то уточняла у мамы понял ли он.

Женщины, даже если она мала ростом, и даже особенно, если она мала ростом, может так сделать, так посмотреть на мужчину, что будет он последний дурак, если не поймет, что всякие слова уже бесполезны, что он не может уже ни разжалобить, ни пристыдить, не напугать женщину. А скорее всего никогда и не мог.

Я хвастался хорошим слухом, но щелчок замка я пропустил. Впрочем, я и не смог бы ничего сделать. Теперь не смог бы. Аня своим взглядом заморозила меня, сделала безвольной куклой и двое громил входящих в дверь, напрасно примерялись, как бы удобнее меня схватить – у меня не было сил ни бежать, ни сопротивляться. Даже то, что один из громил был тем самым гоблином, убивший своего напарника, не могло меня удивит. Я, наверное, потерял способность удивляться.

Глава четырнадцатая

И вот видится мне дворец или замок, и мелькают в окнах тени, слышится музыка и кажется, что праздник там не кончается никогда, кажется, что если и есть где мне счастье, то найдется оно непременно там. Там, где нарядные кавалеры и их прекрасные дамы танцуют всю ночь напролет, не задумываясь о том, нужно ли им ещё что-то от жизни. Там влюбляются и читают стихи, там вздыхают провожая и смеются встречая. Там нет дня без солнца и ночи без мерцания свечей…

Только что же мне так больно теперь? Почему так пусто у меня внутри и почему эта пустота так болит. Почему я не чувствую рук, и вообще больше ничего не чувствую?

Я сидел на стуле, запястья сдавливала пластиковая стяжка, ни Аня ни двое здоровяков не обращали на меня никакого внимания. Мне почему-то казалось, что не будет ни допросов, ни разговора по душам, ни рассказа о том, как меня мастерски выследили, а будет быстрый переход из настоящего в прошлое, правда на этот раз без возможности вернуться. Меня и самого не интересовало кто и почему меня хочет убить, и спрашивать об этом мне было тоже неинтересно. Хотелось, чтобы все побыстрее закончилось. Еще я вдруг подумал, что вполне возможно после смерти я стану серо-зеленым мертвяком и тогда мы увидимся с Асей. То-то она удивится, подумал я и засмеялся.

– Заклейте ему рот, -бросила Аня. – Раздражает. И давайте лучше заканчивать – мне он не нужен.

И мне действительно заклеили рот. Только зря они это сделали, потому что теперь я не мог издать ни звука. Не то чтобы я собирался просить о чем-то или звать на помощь, но когда в комнату вошел мёртвый, честное слово я бы не удержался и непременно поздоровался бы с ним. Тогда у них, может быть, были бы шансы сбежать, приготовиться, попытаться … Хотя о чем я? Когда гоблин увидел своего убитого товарища, он и пискнуть не смог от ужаса. Второй схватился было за пистолет, но промазал. А может пули прошли сквозь пыльную плоть мертвого, не причинив ему вреда, но в любом случае оба они умерли быстро и очень по земному – он им просто свернул шею. Видимо, борцовские привычки не покинули его. А потом он ушел. Вот просто взял и ушел. Наверное, он хотел только отомстить и это его желание сделало его медиатором и позволило сломать границу времени. Только я ходил в прошлое, а он… Хотя кто его знает, как они видят наше настоящее?

Все закончилось, но мне-то надо было что-то делать. Как минимум развязать руки. Благо один из громил падая разбил зеркало и на полу было полно осколков. Когда я разрезал стяжку, я вдруг понял, что Аню мертвый не тронул и значит…

Зазвонил ее телефон, она по-прежнему держала его в руке. Пули, выпущенные гоблином, прошли сквозь мертвого и убили мою бывшую начальницу. Я опустился на колени, обнял ее голову и замер. Сколько я так сидел, я и сам не знаю, но в какой-то момент звонок ее смартфона вывел меня из ступора.

– Зачем? – спросил я звонившего.

– Вот как …

Человек на том конце быстро соображал, он видимо моментально оценил ситуацию и все понял.

– Я полагаю, моя сотрудница мертва, если вы отвечаете по ее телефону.

– Зачем? – повторил я.

– Хорошо, я отвечу. – звонивший был спокоен и рассудителен. – Что вас интересует?

– Зачем. – повторял я в третий раз.

– Ну что же, я попробую ответить. Как вы думаете, когда начинается история? Вы пока подумайте, а я продолжу. Когда к нам обратились из Японии с просьбой поддержать их исследования, нам удалось убедить их, и все остальные страны, что эту работу и тем более результаты этой работы, надо непременно засекретить. И не потому, что кто-то может украсть наши наработки, а потому что любое открытие в этой области, любой результат наших изысканий не может принадлежать нам. Напротив, он будет принадлежать таким как вы. А ученые, политики, военные смогут только наблюдать. Ситуация такова, что движение в физике сознания, контролируется именно сознанием, а оно есть у каждого – вот что страшно. И любой рефлексирующий нытик, сможет больше, чем все научные лаборатории мира. Со временем нам удалось убедить наших зарубежных коллег, что мы не исследовать должны, а блокировать, пресекать любые исследования в этом направлении. Даже если эти исследования проводит кто-то вроде вас. Потому что единственное, что сдерживает вас и вам подобных – это полное неведение. Пока вы пытаетесь понять, что с вами произошло, мы успеваем принять меры. – мой собеседник усмехнулся. Теперь бы ваше “Зачем” было бы к месту. Ну, да я и сам. Вы представить себе не можете, сколько ваши путешествия могут разрушений принести этому миру. Прошлое должно быть похоронено, раз и навсегда. Мы архивы-то не открываем, а вы можете однажды увидеть нечто такое, что перевернет наше представление о мире вообще: Иисус, сотворение мира, даже прошлые выборы, да дело-то и не в них, а в нашем их восприятии. Это застывшая материя, которую нельзя менять! Наше настоящее таково, каким мы видим наше прошлое. Представьте себе миллионы разочаровавшихся верующих? А?! Да, это пока вы видите лишь пыль, но дальше вы разглядите материю времени, реальные исторические события. Сможете даже вмешиваться в них. Ваша подружка тому пример. Кстати, какие слова она расслышала? Мечта? Надежда? Вы хоть понимаете, что это значит? Для них наше настоящее – это будущее и они хотят его менять! Как мы меняем свое. Пока граница незыблема – это невозможно, но ваши шатания в обе стороны могут натворить очень много бед. Не все из наших зарубежных коллег, нас поняли, но так или иначе, большинство ученых завершили свою работу в этой области и свою научную карьеру вообще. Аня здорово ошиблась, когда захотела проследить за вами. Мы правда с вашей помощью вышли на еще двоих медиаторов, но вас вот почти прошляпили. Впрочем…

Теперь-то я отчетливо расслышал входящих. Я слышал еще их шаги по лестнице, но мне необходимо было чтобы он договорил.

– Спасибо что дождались, но пора ответить на мой вопрос.

В комнату вошел высокий человек в черном пальто. Ни его лицо, ни его сопровождающие меня совершенно не интересовали, так что и говорить об этом не стоит, а вот ответ на загадку мне был нужен. Именно его мне не хватало.

– Прошлое начинается, сразу же за настоящим. Понимаете ли меня, дорогой Артем?

Пуля уже вылетела из ствола, а я все еще сидел перед телом Ани – у меня было полно времени. И только когда моя голова разлетелась, я аккуратно дернул свое мертвое тело за плечи, и граница времени поддалась, пропуская меня на несколько секунд назад.

– Пора ответить на мой вопрос …

Повторил мой собеседник, но в этот раз я уже стоял на подоконнике.

Хотелось бы ему сказать на прощание, что-то важное, угрожающее, но мне он вдруг стал неинтересен, в конце концов, его может и не быть. Он может и не рождаться… А пока я хотел увидеть Асю. Я торопился к ней, падая из окна двенадцатого этажа, чтобы с размаху прорвать границу. Я торопился к ней и хотел увидеть ее сильнее, чем Сократа, Карла Мартелла или Эрика Рыжего. Я торопился к девочке со смешным хвостиком и нелепым платком на шее. Я торопился, хотя знал, что теперь уже не опоздаю. Я торопился, хотя все время человечества и даже больше, было к моим услугам. Я торопился, потому что не был уверен – захочет ли она взять меня за руку. Тут ведь время ничего не решает.