Семь дней, семь ночей

Аня открыла шкаф. На полке лежали две маечки на тонких бретельках, футболка с длинным рукавом, короткая юбочка и шорты. Джинсовая курточка висела на плечиках. Это была вся её одежда. Она, собственно, и не предполагала здесь особенно наряжаться. Да и дома-то она была не слишком придирчива к нарядам. Чем проще, тем лучше. Выделяться из общей компании не хотелось. Да и, если честно, было не на что это делать. Родители её – люди совершенно среднего достатка. При всей непредсказуемости своего возраста и характера, Аня это прекрасно понимала и ничего лишнего для себя не требовала.

Потеребив в руках свои нехитрые наряды, Аня закрыла шкаф и решила пойти в том, что было на ней: в джинсах и футболке с яркой надписью на груди.

Подойдя к зеркалу, она собрала волосы и закрепила их большой перламутровой заколкой. Потом открыла шкаф, взяла курточку и, накинув её на плечи, вышла из каюты.

* * *

Концерт закончился в начале одиннадцатого.

Народ начал расходиться. Кто-то пошёл отдыхать, кто-то решил потанцевать на дискотеке, а некоторые остались здесь, в этом баре.

– Ну что, Анечка, как тебе? – Олег обнял дочь за плечи.

– Тоска… – ответила она, скривив недовольно губы.

– Ну, это ты зря, – возразил Олег. – Очень хорошие музыканты! Особенно тот, что на саксофоне. Как его зовут, не помнишь? – повернулся он к Тамаре, которая сидела за соседним столиком и что-то оживлённо рассказывала нескольким женщинам, внимательно её слушающим.

– Игорь, – не прерывая своего рассказа, ответила Тамара.

– Да, точно, Игорь Волин! – Олег хлопнул себя по лбу. – Понравился тебе Игорь? – он опять обратился к дочери.

– Нормально, – неопределённо ответила та.

На самом деле Игорь ей понравился.

Аня сама никак не могла понять, чем он её «зацепил»?

Как парень, он вообще был не в её вкусе. Невысокого роста, плотного телосложения. Тёмная чёлка, разделённая прямым пробором, длинными прядками закрывала почти всё лицо.

Да какой же он парень? Совсем взрослый мужчина, наверное, где-то за тридцать? Для Ани это была какая-то недосягаемо-древняя цифра…

Но играл он здорово! Она никогда раньше не слышала этой музыки.

С детства родители приучили её к бардовской песне под гитару, в походах у костра или у кого-то дома.

В компании её ровесников звучали совсем другие ритмы. Но сегодня она услышала иную музыку, даже не музыку, а повествование, разговор. И разговор этот был именно с ней. Во всяком случае, ей так показалось. Музыкант словно рассказывал свою историю, и она, Аня, его понимала.

А история была очень грустная. Если бы не сидящие рядом родители, Аня, возможно, даже расплакалась бы.

«Да», – выдохнула Аня, вернувшись из своих мыслей в реальность.

– Ты что-то сказала? – спросил Олег.

– Нет, ничего, – ответила Аня. – Пойду на дискотеку схожу, посмотрю, что там.

– Пойди, пойди, – согласился Олег. – Мы с мамой тут ещё посидим. Только, смотри, аккуратнее там, – не удержался от совета Олег.

– Ладно, не волнуйся! Пить, курить и за борт прыгать не буду, – усмехнулась Аня и направилась к лесенке.

– Ну и шуточки у тебя! – кинул ей вдогонку отец, но она его уже не слышала.

* * *

«Ну, наконец-то, полегчало», – Полина тихонько, чтобы не потревожить только что уснувшего Альберта Мироновича, поправила одеяло.

Сегодняшний приступ поддался не сразу. Такое бывало и раньше, но сегодня был момент, что Полина сама себе показалась совершенно беспомощной перед натиском болезни своего подопечного.

Сердце… Это всегда непредсказуемо. А тем более у человека, имеющего немалое количество других серьёзных заболеваний. А если ещё сюда приплюсовать возраст, чрезвычайное нервное напряжение, отсутствие привычных домашних условий. Да много ещё чего можно было бы добавить, чтобы оправдать такую сложную ситуацию.

Но не в правилах Полины было списывать на обстоятельства возникающие трудности. Она прекрасно понимала ответственность, которая ложилась на неё во время ухода за немощными и больными людьми, а учитывая практически экстремальные условия данной поездки, эта ответственность возрастала многократно.

Полина посмотрела на часы. Второй час ночи.

Она, не вставая со стула, наклонилась к Альберту. Тот спокойно спал, немного похрапывая на вдохе.

Полина протянула, было, руку, чтобы чуть-чуть повернуть его голову на бок, но, боясь разбудить, не решилась этого делать.

Уйти в свою каюту тоже было бы рискованно.

Полина оглянулась назад. Вторая кровать была поднята и надёжно закреплена у стены специальными держателями. Открыть их бесшумно, да ещё в темноте, было практически невозможно.

Очень хотелось умыться холодной водой.

Она посмотрела на приоткрытую дверь ванной комнаты, удерживаемую в таком положении сложенной в несколько раз газетой. Из-под неё пробивалась тонкая полоска света, которая служила им своеобразным ночником.

Полина встала и сделала шаг к ванной комнате.

Альберт чуть шевельнулся, и она снова села на стул.

Облокотившись на столик и подложив под голову руки, она задремала.

До подъёма на теплоходе оставалось шесть часов.

День третий

Ярославль

Ярославль был основан в 1010-м году киевским князем Ярославом (Мудрым) Владимировичем как город-крепость на правом берегу реки Волги при впадении в неё речки Которосль.

– …третий день нашего путешествия. И начнём мы его, как обычно, с зарядки…

Полина открыла глаза. Она прослушала всё объявление до конца, не в силах пошевелиться. Руки и шея так затекли, что она их совсем не чувствовала.

Полина медленно подняла голову и посмотрела на Альберта.

Тот лежал с открытыми глазами и молча смотрел на неё.

– Как Вы себя чувствуете? – спросила Полина, растирая онемевшие пальцы.

– Поля, ты всю ночь вот так просидела? – ответил он вопросом на вопрос.

– Ничего, я привыкла, – она встала и прошла в ванную комнату.

Через несколько минут она уже набирала в шприц лекарство для укола.

* * *

Завтрак на теплоходе проходил в форме «шведского стола».

Первым делом Полина налила чашечку горячего чёрного кофе и, сев на первое свободное место, начала пить маленькими глотками.

Только сейчас она начала чувствовать усталость и непреодолимое желание спать. Даже не спать, а хотя бы просто лечь. Дать отдохнуть уставшим за ночь мышцам.

– Доброе утро, Полиночка! – услышала она над ухом громкий голос Тамары.

– Доброе утро! – ответила она, кивнув в ответ.

– К Вам можно? – спросила Тамара и, не дождавшись ответа, выставила на стол кучу тарелок с разной едой.

«Как она всё это держала в руках? – подумала про себя Полина. – А ведь всё это ещё надо съесть…»

– Сегодня – долгая экскурсия, – словно отвечая на её немой вопрос, сказала Тамара. – Надо хорошенько подкрепиться! Ставь, ставь сюда!

Последние слова относились к Олегу, принёсшему тоже изрядное количество еды.

– Анна, а ты почему ничего не ешь? – переключилась Тамара на дочь. – До обеда сто раз проголодаешься. Мы сегодня к «Синему камню» поедем.

– Никуда я не поеду, – ответила та, медленно жуя бутерброд с копчёной колбасой и запивая его какао.

– Что это значит, не поедешь? – Тамара вопросительно посмотрела на мужа. – Это же «Синий камень»!

Она сказала это таким тоном, словно приглашала посмотреть на прилетевших инопланетян.

– Пойду, возьму что-нибудь, – сказала Полина. Ей совсем не хотелось слушать эту перепалку с утра, но пересесть за другой столик было уже неудобно.

На длинных, накрытых белыми накрахмаленными скатертями, столах были расставлены большие блюда с разной едой. Всё выглядело красиво и аппетитно. Хотелось всего попробовать.

Она положила себе немного геркулесовой каши, пару блинчиков со сметаной, несколько тонко нарезанных кусочков сыра и ветчины, кусочек масла, сдобную булочку, маленькую коробочку малинового джема, налила ещё кофе, теперь уже с молоком, и, поняв, что на этом пора остановиться, направилась к столу.

– В нашем полку прибыло! – оповестила её Тамара, кивнув в сторону подсевших за их столик Снежану и Дениса.

– Доброе утро! – поздоровалась с ними Полина и принялась за еду.

– Ну, так вот, – продолжила Тамара свой рассказ, видимо прерванный приходом Полины, – у этого «Синего камня» чудеса происходят. Исцеляет он от всевозможных болезней. Это издавна было известно.

А история его такая. Более двух тысяч лет назад, когда финны-язычники пришли на Плещеево озеро, там гора была, высотой более 30-ти метров. Они это место и облюбовали. Вода рядом, и окрестности все с горы просматриваются.

А камень этот на самой вершине горы лежал. Они и стали ему поклоняться.

Потом финнов-язычников сменили славяне-язычники, почитавшие языческого бога Ярило, а поэтому святыню своих предшественников они не повредили. Но зато рядом с ним соорудили большой славянский населённый пункт под названием Клещи. Именно на этом месте вырос впоследствии город Переславль-Залесский.

А целительная слава этого камня сохранилась до сих пор. Все туда приезжают, и старые, и молодые. Молодожёнов много. Там все кусты и деревья ленточками завешаны. Каждый оставляет то, что есть под рукой: ленточки, тряпочки, даже кусочки скотча.

– Глупости всё это, – усмехнулся Денис, допивая свой кофе.

– Как знать? – возразила Тамара. Нам, когда по «Золотому кольцу» ездили, соседка наша рассказывала, что дочка её от бесплодия вылечилась. Но мы в прошлый раз не попали туда. Автобус сломался, а пока другой ждали, время экскурсии закончилось. Сейчас надо обязательно съездить. Не упускать же такую возможность?!

– Так Вам-то зачем туда? – бесцеремонно заявил тот.

– Денис, перестань! – осекла его Снежана.

В воздухе повисла напряжённая пауза.

– Извините, – сказал Денис. – Я не хотел Вас обидеть. Просто не верю я в эти штучки.

– А тут не важно, кто во что верит, – примирительно ответила Тамара. – Главное, что камень помогает. А почему это происходит, одному богу известно.

– Ну, наверное, Вы правы, – согласился Денис, видимо, из желания скорее закончить этот бесполезный для него разговор. – Пойдём, Снежик.

Они встали из-за стола.

– Если решите поехать с нами, не задерживайтесь! – крикнула им вдогонку Тамара. – Как причалим в Ярославле, сразу берём такси и уезжаем. Дорога неблизкая. Двести километров в обе стороны.

Полина за время всего этого разговора не проронила ни слова. Вот, если б знать об этом «Синем камне» тогда, двадцать лет назад…

* * *

После завтрака Альберт почувствовал себя немного лучше, но Полина всё-таки настояла на постельном режиме. Завтра в Плёсе они должны будут сойти на берег. У капитана корабля и директора круиза все формальные разрешения на этот счёт были уже получены.

Собственно, завтра наступит тот день, из-за которого и было предпринято это путешествие. Очень трудное, очень болезненное, но такое необходимое для него.

– Как дела? – спросила Полина, заходя в каюту.

– Хорошо. Всё хорошо! – он повернул голову, чтобы лучше её видеть. – Поля, я ведь выдержу? Мне нельзя хандрить, ведь правда? Я должен доехать.

Полина присела перед кроватью.

– Конечно, Альберт Миронович! Вы даже и не думайте ни о чём другом! Иначе, зачем же мы такие трудности преодолеваем? – она улыбнулась и взяла его руку.

Его тонкие длинные пальцы, обтянутые почти прозрачной кожей, мелко-мелко задрожали у неё в ладони.

– Ну, будет, будет, – Полина промокнула покатившуюся по его щеке слезинку, – разве можно так расстраиваться? Вам радоваться надо. Вы ведь здесь уже, совсем рядом. Я не знаю всей Вашей истории, но понимаю, что для Вас это очень важно. А значит, это обязательно будет. Вы ведь на родину едете.

– Да, на родину, – повторил Альберт, переводя взгляд на небо за окном, – на родину… А когда-то я пошёл эту родину защищать, да только неудачно получилось.

Семнадцатилетним мальчишкой на фронт убежал. Знаешь, Поля, до сих пор не могу себе простить, что с мамой не попрощался по-человечески. По-сыновьи. Втихую убежал, как вор какой-то. Жалко маму. Часто вспоминаю её. Молодая была, красивая. Пироги вкусные пекла, – он улыбнулся, глаза немного прищурились, выдавив новый поток слёз.

Полина не стала их вытирать, а просто молча слушала. Возможно, сейчас эта исповедь была для Альберта более важной, чем тысяча уколов и лекарств.

– Ну, вот, убежал, значит. Я хорошо знал немецкий, мама научила… – он опять сделал паузу, глядя на облака и словно читая по ним свою биографию, – попал к разведчикам. А потом – этот страшный взрыв… Как выжил и не помню совсем.

Меня взрывной волной очень далеко отбросило. Наверное, это и спасло мне жизнь. Контузия была сильная, а ранений – только нога немного. Можно сказать, царапина. На войне тогда на такую рану и внимания не обращали. Это как будто сейчас ножом палец порезать.

Я тогда и предположить не мог, чем это ранение для меня обернётся спустя много-много лет.

А тогда, очнулся я – вокруг никого. Взрывы уже затихать стали. Посидел немного, в себя чуть пришёл. Потом слышу, ветка хрустнула. Обернулся – Петька из нашей группы. Еле ползёт, кровью обливается.

Ну, я его кое-как перевязал, и решили мы в лес податься, к нашим. Не знали мы тогда, что фашисты план свой изменили и ударили там, где мы их совсем и не ждали. Много тогда таких, как мы, в окружение к ним попали.

Потом к нам ещё несколько человек присоединились. А потом – плен.

Петьку сразу расстреляли. Он уже совсем идти не мог…

Альберт закрыл глаза. Страшные картины снова ожили перед ним, заставляя снова и снова переживать каждую минуту тех трагических дней.

– Очнулся уже в плену, – продолжил он свой рассказ. – И там меня знание немецкого языка выручило. Всё понимал, что немцы говорят. Чувствовал какое-то моральное превосходство над ними. Развлечение себе такое нашёл. Очень трудно было, Поля. Больно очень. Как выжили? Сам до сих пор понять не могу. Что они с людьми делали. Боже мой! Боже мой!

Поля, в этом кошмаре не только жить, вспоминать о нём страшно. Ни один фильм не сравнится с тем, что мы там пережили. Ты мне веришь? – он посмотрел ей прямо в глаза.

– Да о чём Вы, Альберт Миронович? Как же такому не поверить?

– А вот, очень просто, Поля! – Альберт снова перевёл взгляд за окно. – Очень просто, как оказалось. Почти в самом конце войны нас освободили. Американцы. Как мы радовались! Как мечтали вернуться домой, рассказать всем, что мы там, в этом проклятом плену, пережили. Но не сдались! Не предали! Выжили! – он снова посмотрел на неё. – Как мечтали, как ждали этой минуты!

Я в лагере с одним майором сдружился. Он старше меня был, опытнее. Много чего порассказал мне тогда, глаза на многое открыл.

Так вот, когда освободили нас, он и говорит мне, что нельзя нам домой возвращаться. Мол, не поверят наши, что мы в фашистском плену выжить смогли благодаря молодости и стойкости. А не предательству мерзкому.

Меня тогда прямо в жар бросило! Я, который каждую минуту о своей родине думал, я – предатель?

Дал ему как следует! Откуда силы взялись?

А он кровь сплюнул, смотрит мне прямо в глаза и твердит своё: «Если жить хочешь, оставайся тут!»

Беда в том, что прав оказался тот майор.

Ни за что бы нам не поверили и не простили того, что мы живы остались. В то время только мёртвые могли стать героями. Вот так-то, Поля.

– Я верю Вам, Альберт Миронович, – Полина гладила его дрожащие пальцы. – Столько лет прошло, отпустите эту боль. Ни к чему она Вам. Вы живы остались, у Вас дети, внуки, наверное, уже большие. Вот, завтра родные места увидите.

– Добрая ты, Поля, – Альберт снова улыбнулся, но слёз уже не было. – Рад бы отпустить, да вот, – он показал глазами на ноги, – от этого куда деться? И от того, что вот здесь занозой сидит, не отпускает, – он второй рукой дотронулся до своей груди. – Куда?

– Понимаю, всё понимаю, – Полина аккуратно положила его руку на кровать и встала, – но сейчас у нас с Вами на ближайшие дни есть одно очень важное дело. И мы должны его довести до конца! Вы согласны со мной?

Альберт устало улыбнулся и кивнул головой.

* * *

Вероника сошла на пристань вместе со всеми.

Она видела, как Тамара с Олегом и Денис со Снежаной побежали к стоящим на площади такси. Остальные отдыхающие потянулись к большим экскурсионным автобусам.

Стоянка в Ярославле была долгой. Почти шесть часов. На обзорную экскурсию ехать не хотелось. Вероника была в этом городе уже несколько раз. Правда, тогда это были гастроли. Она любила такие поездки. Иногда она выступала сама, читая стихи, но чаще ездила, как автор. Ей так даже больше нравилось. Сил затрачивалось меньше, а аплодисменты и цветы она получала с лихвой. И за дорогу не платила, и авторские получала, в общем – сплошное удовольствие!

Затем она увидела Аню, направившуюся к автобусу.

«А девица-то с характером! – подумала Вероника, глядя на неё. – Видно не захотела с родителями ехать. Да и они тоже хороши! Шагу не дают ей ступить. Да, собственно, какое мне дело? Но вчера на дискотеке она их явно не ждала!»

Вероника ухмыльнулась, вспомнив лицо Тамары, стремительно подлетевшую к Ане, сидящей за столиком с парнем неопределённого возраста, всё тело которого было разукрашено разноцветными татуировками. Молодые люди пили коктейль и мило беседовали, при этом парень гладил её спину своей разрисованной рукой.

Хорошо, что в баре был полумрак, а музыка так громко играла, что никто из посетителей не обратил внимания на то, каким образом Тамара выразила своё недовольство и приказала Ане идти в каюту.

Вероника с Родионом сидели напротив. Она всё видела и, честно сказать, не понимала реакции Тамары. Как и не понимала того, что делать на теплоходе пятнадцатилетней девушке? Чем развлечься? Сидеть и целыми днями смотреть на одну и ту же картину: река, берег, небо. Одно и то же. Одно и то же. Каждый день. С ума сойти можно!

И опять Вероника задала себе вопрос: зачем ей эта поездка? И опять она не нашла, что себе на это ответить.

* * *

Автобусы один за другим, наполнившись туристами, медленно разворачивались и направлялись вверх от пристани в центр города. Наконец площадь опустела.

Вероника медленно пошла к лестнице, ведущей на набережную.

– Девушка, город посмотреть не желаете? – такси резко затормозило прямо около неё.

– Желаю! – неожиданно для самой себя ответила Вероника и решительно открыла переднюю дверцу.

– Тысяча! За час! – почему-то весело и громко сказал водитель.

– Отлично! – в тон ему ответила Вероника, и машина тронулась с места так же резко, как и остановилась.

– Как Вас величать?

– Вероника.

– Отлично! А я – Ярослав. Не мудрый, конечно, – он засмеялся и безо всякого перехода приступил к рассказу.

– Город Ярославль был основан в 1010-м году киевским князем Ярославом Владимировичем, в народе – Ярослав Мудрый, как город-крепость на правом берегу реки Волги при впадении в неё речки Которосль. Нам скоро тысяча лет! Вот, мы выезжаем на площадь.

Он приостановил машину.

– Это – театр, кстати первый русский театр, основанный Фёдором Волковым, а это – памятник ему. У нас многие знаменитые люди жили: Леонид Собинов, Константин Ушинский, Николай Некрасов, даже Валентина Терешкова – тоже наша землячка! Ну, поехали дальше!

Уже целый час они катались по улочкам этого древнего города, каждый метр которых был наполнен историей, историей самого города, историей людей, живших здесь, любивших, строивших и разрушающих, историей самой жизни во всех её безграничных проявлениях.

– …церковь Спаса на Городу построена в 1672-м году на пологом спуске к низкому берегу реки Которосли, у самой границы Рубленого города, – водитель не хуже профессионального экскурсовода чётко повторял заученные фразы, но Вероника его уже почти не слушала. Информации оказалось слишком много для внимательного восприятия.

– Ярослав, давайте сделаем небольшой перерыв, – предложила Вероника. – Хочется воздуха свежего глотнуть.

– Отлично! – нисколько не смутившись, ответил тот и посмотрел на электронные часы, встроенные на приборной панели.

– Не волнуйтесь, Ярослав, – перехватила его взгляд Вероника, – время простоя считается по общему тарифу.

– Ну, тогда предлагаю совместить приятное с полезным, – и он включил указатель поворота.

Через пятнадцать минут они подъехали к набережной.

– Вот, пожалуйста! Знаменитая беседка на Волжской набережной. Построена в 1841-м году купцом Мякушкиным. Символ нашего города. Ещё её называют храмом уединения или храмом любви. Можете подняться. Там чудесный вид. Вам понравится!

Вероника вышла из машины, разминая затёкшие ноги, и глубоко вдохнула.

С высоты действительно открывался прекрасный вид на реку и на её окрестности.

«Издалека долго течёт река Волга…» – Вероника прислонилась к белой колонне. Почему-то вспомнилось детство. Их деревенский дом-пятистенок.

Родители вечно заняты по хозяйству. Отец был пастухом. Летом его почти и не видели дома. Мать – на ферме, дояркой. Тоже вставала ни свет ни заря. Да и всё домашнее хозяйство на ней было. Забот хватало.

Уже годам к двенадцати Вероника поняла, что из деревни надо бежать. Куда угодно, лишь бы подальше от этого устойчивого запаха навоза, мычанья коров и кудахтанья пёстрых несушек, бесконечно бегающих по двору.

Да какая она тогда была Вероника? Верка! Верка Бражкина, обычная босоногая девчонка послевоенного голодного поколения.

И был у неё в то время свой «храм уединения», на берегу их небольшой речушки, где ветви ив, поникшие до самой воды, густо-густо переплетались между собой.

Если присесть за этой живой изгородью и посмотреть в маленький проём между веток, то река покажется широкой, глубокой и бесконечно длинной. И можно пофантазировать, что течёт она в дальние страны, где всегда светит солнце и много-много разной еды. Где не надо копать картошку, полоть огород, таскать воду из колодца на другом краю деревни. Не надо присматривать за младшими сестрёнками и получать шлепки от вечно уставшей и недовольной матери.

«Эх, было дело…» – Вероника достала из сумочки пачку сигарет, зажигалку и закурила.

Тонкая струйка дыма поплыла и бесследно растворилась в прозрачной вышине, унося с собой все воспоминания о детстве, о родителях, о том, что было с ней, до того времени, когда она стала Вероникой Бражинской, женщиной, твёрдо знающей, чего она хочет от этой жизни и привыкшей к тому, чтобы её желания исполнялись.

* * *

Аня прошла через весь автобус на заднее сиденье. Она уже была с родителями в Ярославле, и экскурсия её мало интересовала. Но вариантов у неё было не так много, а всего три: ехать с родителями на этот чёртов камень, спать целый день в каюте или прокатиться в автобусе. Она решила, что третье «зло» будет наименьшим. Ей сейчас хотя бы полдня необходимо было побыть одной.

Автобус плавно тронулся с места.

– Добрый день, уважаемые туристы, – обратилась к пассажирам женщина-экскурсовод. – Мы рады приветствовать вас в нашем родном городе, городе, овеянном древней историей, ратной славой, городе с богатым культурным наследием…

Рядом с тем местом, где находилась Аня, не было окна, и её сначала забавляло то, как люди, сидящие впереди, следуя словам экскурсовода, словно по команде поворачивают головы то в одну, то в другую сторону.

Потом мысли вернулись в прежнее русло.

Сколько же это может продолжаться? Что за концерт устроили вчера родители в баре? Что их опять не устраивает?

Ну, познакомилась она с Виталиком. Нормальный парень. Такой же отдыхающий, как и они. Чуть постарше, но что тут такого? Весёлый! Анекдоты рассказывал, коктейлем угостил. Танцует здорово! Просто классно танцует!

Она вчера словно опять в своей компании со своими друзьями очутилась. Прямо супер, какой этот Виталик!

Нет, мать пришла, наорала. При всех! Тогда бы уже лучше вообще на цепь в каюте посадили.

Аня нервно передёрнула плечами. Мысли словно накачивали её изнутри гневом и раздражением. Ей хотелось закричать громко-громко на весь белый свет: «Люди! Отстаньте все! Не трогайте меня!»

В следующее мгновение Аня почувствовала, что задыхается. Ей действительно стало нечем дышать. Она, как рыба, открывала рот, но горло словно перетянуло невидимым жгутом, не давая прохода воздуху.

Все, кто был в автобусе, сидели к ней спиной и не могли видеть того, что с ней происходит. А она не могла выдавить из себя ни звука.

Неожиданно автобус остановился.

– Пожалуйста, выходим. Мы сейчас пешком пройдём до Кремля. После экскурсии у вас останется немного свободного времени, но через час пятнадцать минут прошу Вас вернуться к автобусу. Он будет нас ждать с другой стороны, вон на той улице, – экскурсовод указала направление, куда все дружно посмотрели.

Хорошо, что водитель открыл обе двери.

Аня буквально выбежала из автобуса и несколько раз глубоко вдохнула. Стало намного легче.