Явление оракула

Я старался не затоптать следов и шёл рядом с ними. В овраге было заметно, что женщина сильно устала, так как след был более глубокий, а пятка была явственно выражена. После чего она шагнула прямо в стену. Стена была сплошной, без щелей и выемок. Прикинув рост женщины, я увидел большой корень, торчащий в сторону расположенный на уровне её роста. Я потянул за него, предположив, что, то же самое, делала и она. На удивление земляная стена подалась и образовалась небольшая щель. Еще потянув ее на себя, я открыл небольшой лаз, что вёл в глубину горы. Это было явно дело рук человеческих, но рук очень маленьких. Я попытался пролезть в этот лаз, но оружие и снаряжение мешали мне. Я оставил карабин и бинокль с наружи, сбросил патронташ, оставив при себе только нож, который сунул за пазуху. В таком виде я едва протиснулся в лаз, из которого тянуло теплом.

Матерясь и ругаясь, я прополз в глубь горы метров на пять, когда почувствовал, что лаз стал шире, и я увидел свет. Это был электрический свет или что-то подобное электрическому свету. Он был чуть голубоватый и слабый. Горела не лампочка, а светился какой-то кристалл, но всё равно в пещере можно было видеть, хотя с большим трудом. Теперь я находился в довольно большом помещение, которое было всё-таки естественным, но над её благоустройством явно поработали чьи-то руки. Кроме той лампочки, к которой не вели никакие провода, горела ещё одна подобная же, но дальше, в глубине. Я не спешил опрометчиво погружаться в незнакомый мир, сочтя, что осторожность – обратная сторона доблести. Кроме всего прочего, я так и не выяснил до конца, с кем я имею дело. Если бы это был человек, то я бы примерно рассчитал, что ждать от этого чела, но это были непонятные существа с неопределенными возможностями и параметрами. Эти параметры необходимо было определить и рассчитать. Не зря же этих существ так боялся Игорь, который был человеком явно не из трусливого десятка. Если ещё принять во внимание и то, что эта баба хороводилась с волками и даже собрала их в кучу! Это тоже говорило о чём-то. Если добавить к этому всякую ерунду о том, что эта пигалица могла испариться в воздухе – технологии, однако, – туши свет. Да и подземные пещеры, что они оборудовали, поскольку я уже предполагал, что эта дама лазит по этим горкам не одна, явно предполагали этих существ даже более продвинутыми, чем мы.

Размышляя так о всякой дряни, типа этих минимизированных придурков, падших на мою голову, я медленно продвигался вперёд, туда, где маячил второй светлячок кристалла. В принципе он давал достаточно света, чтобы можно было спокойно ориентироваться в пространстве пещеры, но не потреблял такое количество энергии, какое тратят придурошные огни реклам, на которые он чем-то и походил. Темнота, пронизанная блеклым светом, как-то ещё позволяла мне ступать тихо, но в ней я чувствовал неуютно. Пройдя первую залу, что была образована пещерой, я с особой осторожностью приблизился ко второй, которая освещалась таким же образом. Вход в неё был не очень широк и образовывал свод, подобный своду арочных ворот, но невысокий, так, чтобы войти, а точнее – вползти, мне пришлось бы наклониться довольно сильно, но всё равно и тогда пришлось бы сгибать колени, чтобы не зацепиться за этот своеобразный косяк спиной или даже бёдрами, хотя по бокам у меня ещё оставалось достаточно места.

Я остановился в нерешительности. Неожиданно мне в голову пришла мысль, что в данном помещении удивительно сухо, хотя вода здесь присутствовала ранее и в большом количестве. Явно здесь проводились дренажные работы по отводу излишней влаги, но старались оставить это место в таком же виде, как и оно было ранее, чтобы не вызвать излишнее подозрение. Свет в первой пещере, или как я её окрестил про себя втихую, предбанником, включался этими странными гномами, а я склонялся всё более и более к этой версии, при входе. То, что они сильно походили на гномов из фольклора, мне это было понятно, кроме того, в русских сказаниях это были не крошечные существа, а вполне приемлемых размеров для человека, этак метр с кепкой, да и выработки в Уральских горах, которые приписывали этим пигмеям подземного царства, были именно такого размера, а никак не подходили и не подпадали под размеры мышей или крыс, какими их рисуют западные люди. Точно бы этих гномов сожрали кошки или лисицы. Этим тварям наплевать на то, что перед ним товарищ гордого людского рода. Однако, размышляя этак, я решил пролезть, хоть на карачках, во вторую пещеру, хотя разум упорно предлагал убраться от греха подальше. Но любопытство всё же возобладало, да и убираться обратно, так ни в чём не разобравшись, как-то не входило в мои планы. Встав на корточки, я стал потихоньку проползать в эту, то ли нишу, то ли дверь и осторожно выглянул, стараясь не афишировать своё присутствие. Свет во второй пещере был ярче, но в первый момент я ничего так и не заметил. В нём горело уже три кристалла, они находились в точках, которые освещали всё помещение и довольно равномерно, хотя мощность их была примерно равной мощности кристаллов, что торчали в предбаннике. Это помещение уже походило на спальные покои. Три небольших, но на редкость широких кроватей стояло в разных углах пещеры. При желании на них могло улечься несколько человек небольшого роста, так что здесь могло ночевать или отдыхать человек двенадцать – тринадцать людей мелкого сложения, кроме кроватей стояли несколько странных уютных кресел довольно странной формы. В центре стоял то ли камень, то ли ещё чёрт знает какой прибор, но от него явственно тянуло теплом, и я даже заметил, что он даже отсвечивает в некоторых местах матовым светом, создавая некую иллюзию огня. Я, было, хотел протиснуться дальше, но мне помешал камень, который стоял рядом с проёмом, в котором я торчал в интересном положении, что свин на четырёх конечностях. Камень был массивным, а проход довольно узким, даже для той пигалицы, что я видел давеча в обществе волков. Тут мне пришло в голову, что если этот камень придвинуть к этому входу, то, как раз закроет эту щель напрочь, и никто не обратит никакого внимание на то, что за ним есть дыра и нора, и чёрт знает, какие кролики херятся в этой норе. Пока я так размышлял, давать ли мне задний ход не солоно хлебавши или всё-таки выяснить, как эта баба пролезла в эту дыру, которая была маловата не только для меня. Тут я нечаянно, скорее оттого, что устал торчать стоя на карачках, опёрся плечом об этот самый валун непонятно какого предназначения и тот, имея массу никак не менее трех – четырех центнеров, неожиданно плавно и легко стал отъезжать в сторону и несколько наискосок, освобождая проход. Я хотел продолжить своё путешествие в неведомое методом солдата первогодки, как уловил краем глаза какое-то движение слева от себя. Это было едва заметное движение, но старая привычка охотника заставила меня замереть, до выяснения всех обстоятельств. Обстоятельством были два странных существа, явно человеческого вида, мелких размеров. Одно существо было мужского пола, на редкость уродливое, как Карлик Нос в одноименной сказке. Лицо его было с длинным носом нездорового бледного цвета, покрытое то ли прыщами, то ли наростами, поросло маленькой, неряшливой, седоватой бородой, волосы на голове были жиденькие, неопрятные с заметной пролысиной по всему черепу, кроме того, они были то ли прилизаны, то ли примяты, отчетливо проявляя угловатый мощный череп. Сам он имел, хоть рост не высокий, но был удивительно крепко сложен, так что едва ли он уступал в грубой силе мне, хотя я был почти в полтора раза выше его. Одежда была его неопределенного сероватого землистого цвета, на редкость грубо сотканная и ткань по фактуре напоминала чем-то мешковину. Одним словом, страхолюдина в обносках от Диора. Второе существо было пола женского и, как следствие, было более приятное и изящное и, даже, красивое. Впрочем, она даже мне чем-то понравилась. Как говорилось старинным слогом, всё в ней определяло кокетку. Вместо грубого рубища её собеседника, на её плечи было накинут плащ, может накидка из шкуры барса, но именно того цвета, какого я видел эту зверюгу намедни и чуть было не отправил данное редкое животное к его ближайшим родственникам, чьи шкуры пылятся набитыми всякой ерундой в местных музеях. Безусловно, я бы не стал бить данную редкую животину, но дух солидарности с моим другом-родственником Серым, толкнул таки меня на стрельбу с почти предельной дистанции, да ещё без оптики. Этот плащ имел капюшон, под которым я увидел то ли платье, то ли блузку темно-вишнёвого цвета, на котором поблескивало колье из каких-то камней, которые я не мог рассмотреть из-за плохой освещенности, а ещё более из-за того, что мне это было по фигу. Волосы были чернявые, волнистые и не так длинные, но красиво обрамляли её удивительно правильное и красивое личико, которое было смугловатым, может быть загорелым. Красота, по мнению некоторых исследователей, приближение к среднему типу, так что средний тип здесь присутствовал процентов на девяносто с хвостиком. Глазки её были зелёные, в движениях сквозил огонь. Короче, несмотря на то, что эта пигалица была роста маленького, мне премного понравилась, что бывает со мной редко, и в моей жизни случалось этакое, так не часто, что припомнить и пересчитать энные случаи не составляет для меня труда, даже на пальцах одной руки. Сердце моё невольно дрогнуло, несмотря на нелепое положение и явную опасность.

– Ещё чего не хватало, – подумал я и подавил всякие эмоции, вступив на стезю благоразумия, тем паче приближалось время давать задний ход и валить на все четыре стороны, пока эти придурки не заметили меня. Хрен знает, какой там у них ещё камень за пазухой и что этому камню можно противопоставить в моём положении. Впрочем, я всегда знал меру и умел читать сигналы судьбы. Судьба явно притащила меня сюда и эта же судьба удерживала меня на месте. Я быстро успокоился, заглушил сердце и стал прислушиваться и услышал… Точнее я не услышал, а уловил их разговор. Это был даже не разговор, а скорее телепатический обмен образами между данными существами. Один рисовал свои образы, другой толкал свои в обмен, но они иногда произносили какие-то звуки или слова, которые, я, естественно, не понимал. Они не замечали ни меня, ни мои грешные мысли, так как были крайне возбужденны, особенно этот гномик Вася. Он махал своими большими, конечно относительно его тела руками, горячился и наезжал на эту свиристелку. Вкратце, суть его наезда заключалась в том, что этот мелковатый мужичёк обвинял её в чрезмерной любви к мужикам людского рода и не любви к нему такому хорошему. В ответ она рисовала картинки любви с людьми, и то, что те такие мягонькие и слабенькие, и ласковенькие, в отличие от его землеройного червя. Тот в свою очередь призывал её к благоразумию, к тому, что род их и без того не велик, и что та наведёт на них людей. Она успокаивала его тем, что своих любовников скармливает волкам и прочей нечестии, в образе которых я различил и снежного человека и прочих там водяных и леших. Тот продолжал напирать на то, что люди ныне непременно могущественней, чем были пару сотню лет назад, напомнил о том, что и в зверей превращаться, или внушать людям, что перед ними не люди, а звери, уже стало опасно, что вчера её ранили и, что если человек попадёт ей в голову, то она не сможет регенерировать свои органы и тогда ей будут кранты. Что и невидимкой быть становится всё опаснее, так как у этих сволочей человеков появились приборы, которые могут увидеть её и под плащом и невидимость её относительная.

Далее я не стал слушать, поскольку расклад был полный и спорить, а тем паче ждать, пока меня заметят эти вероятно супруги, никак не входило в мои планы. Тем более, они могли уловить мои благородные мысли, как я улавливал их болтовню, и скорее всего они это не сделали только потому, что уж больно яро наскакивали друг на друга эти петухи подземного царства, а мои эмоции таились за каменной глыбой, из камня неизвестной национальности и происхождения, так как мне было просто не до разложения горных пород по полочкам Я дал задний ход и выполз из этой, то ли норы, то ли шикарного входа в опочивальню, но не для меня.

В период этого действа, мне вдруг пришло в голову, что шкура на бабе была золотистого цвета, а я, грешный, глядючи телевизор слышал, что золото, при тонком распылении, дает эффект невидимости. Так этот факт объяснял всё. Когда она напяливала свой капюшон, я её не видел, вполне был объясним этим. А то, что я её видел в золотистом плаще, тоже объяснялся, но уже благодаря устройству нашего зрения, которое просто дорисовывало то, что на самом деле не видели глаза. Тем более капюшон был напылён только сверху и был ясно виден изнутри.

Покинув пещеру, я быстро напялил на себя свою амуницию и… и увидел волков. Штук тридцать их осторожно крались к лагерю, где дрыхли мои сотоварищи по несчастию. Они видимо побаивались нападать в открытую, сохранив свою привычку по возможности это делать скрытно и неожиданно. Если бы я выполз из этой дыры несколько позднее, то мог найти своих компаньонов в качестве первого или второго блюда у этих лохматых друзей моих гномов из окрестных гор и лесов.

Я, встав на правое колено, с упора расстрелял всю обойму в это скопище, состоящее из разноцветных зверей. Те, не поняв откуда по ним стреляют, кинулись в рассыпную, но потом остановились, но обойму я не успел заменить на новую, так что на снегу осталось лежать только три волка, но один из них был ранен видимо в позвонок, так как стал уползать вниз, волоча задние ноги. В это время на вершине появились мои незадачливые приятели и родственник во главе этого едва не съеденного бедлама. Они были ошеломлены столь неожиданной стрельбой, а особливо добычей, коея предстала пред их взорами. Пока они этим занимались, я догнал подранка и добил его выстрелом в голову.

Все были ошарашены, мне же пришлось выговорить Игорю, что тот завалился снова спать, не разбудив никого, зная наперёд, что окружен волками со всех сторон.

Он потупился, видимо понимая, что я прав.

В эту ночь мы так и не выспались, вялые и усталые мы поднялись с рассветом, кое-как позавтракали, и двинулись к машине. Сначала мы топали довольно бодро, но километра через четыре Серёга стал сдавать. Непродолжительный отдых не прибавлял ему сил и к обеду он был уже совсем никакой. Если добавить то, что и у нас был упадок сил, то мы двигались со скоростью парализованного таракана. Обед несколько нас взбодрил, но ненадолго, так что мы не добрались не только до машины, что могли сделать, если бы были полны сил и энтузиазма и не имели на попечении сдыхающего после интенсивных случек с дикой бабой и крайнего истощенного кобелину в лице сотоварища Серого. Так что нам не удалось дойти не только до машины, но и до зимовья, где нам можно было подрыхнуть не опасаясь того, что нас могут сожрать эта голодная свора, что было вполне возможно при этом раскладе.

Но больше всего меня удивил один факт, который не обещал ничего хорошего. Когда мы уходили из лагеря, то из троих убитых волков остался только один. Все решили, что их разорвали другие звери, но я не поленился спуститься к ним и выправил следы. Волки, оказывается, ушли собственным ходом, но перед этим к ним подходила женщина. Следы были те же, что я видел ночью. Оживить она не смогла только того зверя, что я добил в голову. Видимо она пользовалась каким-то лекарством или прибором, что были неизвестны нам. Оживлять мертвых – не самое плохое, что они умели делать.

Кое-как оборудовав стоянку возле скалы, чтобы как-то оградить себя от нападений с тылу, мы соорудили нодью и, поев без аппетита, легли спать. Дежурство было установлено в таком порядке: сначала дежурил Петро, затем дежурил я, следующим дежурил Игорь. Мы тянули жребий, не включив в него Серого, так как тот был весьма плох.

Моё дежурство и дежурство Петьки, прошло спокойно, хотя последний и не верил в то, что нас преследуют волки, но на пути мы несколько раз пересекали их следы, и я даже видел мельком одного из них.

Разбудив Игоря, я лёг с краю под скалой, положив рядом карабин. У костра лежал Серёга, Игорь сел рядом с ним с ружьем в руках и обещал разбудить через два часа Петьку. Под самое утро мне вновь пришлось бы дежурить. Я уснул довольно скоро, но спал чутко, и мне снились разные кошмары. Проснулся я от крика и волчьего рыка. В следующее мгновение, я увидел на месте, где спал Серёга, клубок из тел. Штук шесть волков рвали спальный мешок, который спасал Серго от смерти, и не давал волкам его убит тотчас, но из него летели клочья и через несколько минут звери бы добрались до живых и не тленных его телес, этого любителя любовных утех на свежем воздухе. На Игоре висело два волка. Петро тоже проснулся и ничего не понимал. Наконец он разобрался и стал лапать ружье, которое оказалось, как это положено быть, не в нужном месте и не в нужное время. Я сбил двумя выстрелами нападающих на Игоря волков, выстрелил ещё дважды в сторону темноты, где уже мелькали приближающие другие звери, затем совместными усилиями разогнали остальных, убив ещё трёх штук.

Единственное что я понял, что волки должны сожрать Серегу, а мы только мешали этому. Игорь просто оказался на их пути. Насколько я понял из рассказа последнего, то тот задремал и не заметил, откуда появились звери, он не понял сути нападения, и почему почти вся стая кинулась рвать спальный мешок, а не напала на него, хотя он едва ли успел поднять ружье. Серёга был сильно испуган и довольно основательно покусан. Особенно досталось лицу. Клок мяса был выдран из щеки и болтался на лоскуте, кровь обильно поливала окрестности, Игорь срезал его совсем, прополоскал водкой и перевязал бинтом, что оказался у запасливого Петра, поскольку ни я, ни Игорь не отличались столь цивилизованными привычками и не таскали аптечки с собой в качестве ненужного груза.

Серого трясло от возбуждения и страха, важные органы были не задеты, но по всему телу, как любят выражаться протоколы: были множественные укусы. Правда, это были всего лишь синяки, но синяки таки приличные и кровоподтеки были везде. У него были глаза по огромной полтине, впрочем, и мы тоже были не в лучшем состоянии. Тем паче никто не понимал, что это зверье напустилось именно на него, тем более Игоря было куда приятней жрать, да из нас никто не забрался в спальный мешок.

Уснули мы вновь под утро. Я дважды ещё стрелял по святящимся огонькам глаз, убив ещё двух зверей, после чего те оставили нас в покое. При свете луны убитые были ясно видны на белом снегу. Я ещё не особенно верил в возможность воскрешение зверей, но подозревал, что сие действие вполне возможно. Спал я чутко и почти сразу, после того, как мы легли спать, услышал осторожные лёгкие шаги. Не поднимая головы, я стал смотреть в ту сторону, откуда раздавался ясный шорох. Никого я не заметил, шаги скоро смолкли и совсем неожиданно один из волков встал и, пошатываясь, побрёл в сторону. Затем зашевелился и второй, я потянулся за карабином, но выстрелить не успел, – волк скрылся за бугром. Почти тотчас я услышал удаляющиеся быстрые шаги. Мне показалось, что там что-то блеснуло, я поднял карабин и стал нащупывать мушкой того, кто стал предметом моей тревоги. Холодным разумом я уже вычислил, кто находился у меня на прицеле, но старая привычка охотника – не жечь напрасно патроны – возобладала, да и смерти этой пигалицы я не хотел, пусть она почему-то, скорее всего для сохранения тайны и сокрытия своих грехов, убирала свидетелей. Киллер, блин, хренов. Серого тоже не хотелось отдавать на съедение этим собакам. С этим я и уснул, вспомнив напоследок, что гномик давеча произносил очень часто, именно произносил Айя, что я счел её именем. Проспали мы до утра благополучно, даже не охраняемые более никем, только засунув Серого между Игорем и Петром, я же занял позицию для стрельбы. Волки видимо были сильно напуганы и не решились на повторное нападение.

Утром я осмотрел место, где лежали волки, убитые мной. Те, что были убиты нами у костра, так и остались лежать на месте, куда мы их отволокли ночью, два зверя ушли. Как не намешано и не натоптано было кругом, но мне удалось установить, что подходила к ним эта маленькая женщина, но что было самым любопытным, она подходила и к тем, что мы убили у костра, но ни одного поднять она не смогла. Видимо она могла оживлять только свеженьких покойничков. Это утешало.

Утром обнаружилось, что Серега опух как подушка и был совсем плох, так что мы решили добраться до зимовья, до которого было ближе, чем до машины, и там немного отоспаться и отожраться, а там далее решать, что делать. Петька надеялся, что звери отстанут от нас, когда мы заберёмся в свою крепость, Игорь только улыбнулся на эту глупость, я же откровенно посмеялся над ним, впрочем, незлобно. Напомнил ему, кстати, об аборигенах, которые грелись у костра со своими собачками. Петро так и не понял, кто там куролесил, а я не стал ему ничего объяснять. Впрочем, я не стал это объяснять и Игорю, а тем паче Серому: меньше знаешь – дольше живешь.

До зимовья мы добрались довольно быстро, что было удивительно. Серега скакал борзо, видимо страх повлиял на него самым положительным образом, но и витамины, что мы успели запихать в его истощенный организм, играли в его помятых жилах вместе со ста граммами, что мы употребили. Правда, я выпил не более пятидесяти этих самых граммов из наличествующих пятисот, оставив остальные в полном распоряжении нашей троицы, из которых Серый налегал особенно усердно на водочку.

Придя в стылое зимовье, я залез в последний спальный мешок, кстати, мой, и завалился спать, сказав, что ночь мне предстоит бурная, а им можно будет подрыхнуть в тепле и уюте и безопасности.

Проснулся я под вечер, когда было ещё достаточно светло, но сумрак быстро уплотнялся и густел, переливаясь в черную густоту ночи. Луна всходила несколько позднее, часов в восемь – девять, так что на улицы довольно скоро было темно. Компания, что я оставил у нетопленной печки давече, уже была основательно накачена винными парами. У Игоря в зимовье находился приличный запас спиртного на всю долгую зиму, который, по причине чрезмерного стресса, данная компания решила прикончить.

В зимовье было тепло, даже жарко, на сковороде что-то скворчало, издавая аппетитный запах.

Впрочем, я не разделял всеобщего веселья, проснулся я разбитым, и голова моя болела. На душе висела тяжесть. Плохой сон и усталость сказались на моем физическом состоянии, а особенно на эмоциональном. Кроме того, эти олухи, попав в более менее сносные условия и чувствуя свою некоторую защищенность, не понимали, что запоры весьма ненадежная вещь, и продолжали пить. Если принять во внимание, что они не знали, с кем имели дело, кроме волков, то их можно было понять. Серый уже несколько оклемался и жрал водяру нисколько не отставая от собутыльников. Я перекусил, отказавшись от стопки, которую заменяла закопченная алюминиевая кружка, напомнил своим приятелям, чтобы они остепенились, но все хором заявили, что волки в зимовье не залезут, так что пить можно спокойно. Я ещё немного посидел с ними, поел основательно, так как Игорь раскупорил не только винный свой погребок, но и припасы, что готовил на весь сезон. Всё это я заел салом, пережаренным на сковороде, разбавил его тушенкой, разогретой прямо в банке, с хлебом, так что свиной жир подступил к горлу, и легкая тошнота напомнила о том, что сим не следует увлекаться, хотя на морозе сало всегда шло хорошо, но сейчас было видимо не то настроение.

Я ещё немного посидел, но нужно было идти на стремя. Я изначально знал, точнее чувствовал, что я должен именно это делать. Именно это, а ничто другое. Я был ответственен за этих наивных дураков, которые, мягко говоря, так и не добрались до взрослого состояния. Взяв карабин, бинокль и спальный мешок, что по-прежнему валялся на нарах, я пошёл на улицу. Лучшим местом для засидки была крыша зимовья. Я забрался на чердак, зарылся в мох, которым был устлан потолок, влез в спальный мешок, при этом положив бинокль по левую сторону, а карабин по правую руку и … преспокойно уснул, зарывшись с головой в лохматую собачью шерсть из которого и был сшит этот мой спальный прибор. Я даже не удосужился проверить то, закрыли ли мои приятели дверь в зимовьё.

Проснулся я неожиданно и оттого, что кто-то крупный осторожно бродил вокруг избушки. Шорох был едва различим, но животное, которое пожаловало к нам, было явно не маленьких габаритов. Не медведь ли шатун к нам пожаловал, пришла мне в голову мысль, но додумать эту мысль я не успел, так как зверь, что посетил нас, показался мне на глаза. Он меня не замечал, да и я сначала увидел его тень, что черным пятном сначала возникла на снегу, прямо перед входом в зимовье. Эта тень никак не могла принадлежать медведю, поскольку животное передвигалось на задних ногах, было гораздо массивнее медведя в плечах и имело что-то похожее на горб. Волосатая спина возникла сразу и неоткуда. Просто поднялась из небытия. Я сразу решил, что это местная разновидность снежного человека. Дверь в зимовьё чрезвычайно привлекала его внимание, так что он меня просто не заметил. Видимо он пытался открыть её, потому что я несколько раз видел, что спина то поднималась, то опускалась. Однажды он задел плечом избушку и та заметно зашаталась. В этой зверюге было никак не меньше двухсот килограммов. Так что иметь дело с этим монстром с глазу на глаз мне не хотелось. Я тихонько подтянул карабин к себе, высвободив предварительно руки из объятий спального мешка, снял с предохранителя и, когда тот выпрямился на мгновение, не целясь – разрядил всю обойму прямо ему в грудь. Зверюга рыкнул от неожиданности, отскочил, но, сделав два или три прыжка, ударился грудью о стоящее дерево и упал, забившись в конвульсиях. Я трясущимися руками перезарядил карабин и стал наблюдать дальше, что произойдёт. Меня бил озноб и руки подрагивали. Такую встречу я хоть и предполагал, но не был к ней готов в полной мере. На успокоение моей души и сердца потребовалось минут десять или более, за это время я убедился, что мои приятели не проявили никаких признаков жизни. Я продолжал лежать и ждать продолжения. Я ждал эту маленькую женщину, что усиленно стала портить нам жизнь. К этому времени снежный человек перестал биться и маячил на снегу большой глыбой. Если бы не торчащие руки и ноги, то он бы за эту глыбу бы и сошёл.