Полная версия
Дневник Бриджит Джонс
Хелен Филдинг
Дневник Бриджит Джонс
Моей маме Нелли за то, что она не похожа на маму Бриджит
Helen Filding
Bridget Jones'S DIARY
Copyright © Helen Filding, 1996
This edition is published by arrangement with Aitlen Alexander Accociates Ltd. and The Van Lear Agency LLC.
© Зорина М., перевод на русский язык, 2014
©Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательство «Эксмо», 2014
Планы нa Новый год
Я не должнаВыпивать более четырнадцати порций спиртного в неделю.
Курить.
Выбрасывать деньги на технику для приготовления пасты, мороженого и прочие кухонные устройства, которыми никогда не пользуюсь; книги заумных авторов, которые годятся только для того, чтобы красиво стоять на полке; эротичное нижнее белье – при отсутствии личной жизни смысла никакого.
Устраивать дома кавардак: нужно представлять, что я в квартире не одна.
Тратить больше, чем зарабатываю.
Немилосердно относиться к почтовому ящику: нельзя, чтобы он давился письмами.
Влюбляться в алкоголиков, трудоголиков, ветреных типов, несвободных мужчин, женоненавистников, самовлюбленных идиотов, высокомерных кретинов, моральных паразитов, альфонсов, извращенцев.
Раздражаться на маму, Юну Олконбери и Перпетую.
Переживать из-за мужчин; напротив, нужно всегда быть исполненной достоинства и холодной отстраненности.
Бездумно влюбляться. Надо строить отношения на базе трезвой оценки личности.
Перемывать кости знакомым, вместо этого следует стараться во всех видеть хорошее.
Сохнуть по Дэниелу Кливеру, потому что нет ничего глупее, чем, как мисс Манипенни, втюриться в начальника.
Страдать от отсутствия личной жизни. Необходимо развивать уважение к себе, чувство собственного достоинства и учиться воспринимать себя как самодостаточную женщину, которая полноценна и без мужчины, – т. к. это лучший способ обрести мужчину.
Я должнаБросить курить.
Выпивать не более четырнадцати порций алкоголя в неделю.
Уменьшить объем бедер на 8 см (т. е. на 4 см каждое), сев на антицеллюлитную диету.
Удалить из квартиры инородные предметы.
Отдать бездомным всю одежду, которую не надевала два года или больше.
Заняться карьерой и найти новую перспективную работу.
Начать откладывать деньги. Возм., начать копить на пенсию.
Стать более уверенной в себе.
Научиться стоять на своем.
Правильнее распоряжаться временем.
Прекратить шататься каждый вечер по кафе и вечеринкам, а больше находиться дома, читать книги и слушать музыку.
Отдавать часть заработка на благотворительность.
Быть добрее и помогать другим.
Есть больше клетчатки.
Вставать утром сразу, как проснулась.
Ходить в спортзал три раза в неделю – и не просто чтобы купить сэндвич.
Разложить фотографии по альбомам.
Составить подборки музыки «по настроению»: романтической, танцевальной, буйной, феминистской и т. д., – чтобы не метаться, как очумелый пьяный диджей среди раскиданных по полу кассет.
Сформировать здоровый союз со зрелым и ответственным представителем мужского пола.
Научиться ставить видео на запись.
Январь
Начало хуже некуда
Воскресенье, 1 января
58,5 кг (но это после Рождества), алкоголь: 14 порц. (но это, по сути, за два дня, потому что на 1 января пришлись последние четыре часа встречи Нового года), сигареты: 22, калории: 5424.
Сегодня съедено:
2 упак. сыра «Эмменталь» в нарезке
14 холодных картофелин
2 «Кровавых Мэри» (считаем за еду, потому что там вустерский соус и помидоры)
полбатона чиабатты с сыром бри
листья кинзы – полпакета
шоколадное ассорти: 12 (лучше со всеми рождественскими сладостями разделаться одним махом и завтра начать новую жизнь)
13 канапе с сыром и ананасами
1 порция тушеной индейки, с горохом и бананами
1 порция торта «Малиновый сюрприз» (шоколадный бисквит, консервированная малина, центнер взбитых сливок, украшен морожеными вишнями).
Полдень. Лондон. Моя квартира. Уф. Меньше всего на свете мне сейчас хочется садиться за руль и ехать на новогоднюю индейку к Юне и Джеффри Олконбери в Графтон-Андервуд. Джеффри и Юна Олконбери – лучшие друзья моих родителей и, как постоянно напоминает мне дядя Джеффри, знают меня еще с тех пор, как я голышом бегала по лужайке. В один из августовских выходных в 8.30 утра мне позвонила мама и выудила у меня обещание приехать. Воспользовалась она для этого хитрым обходным маневром.
– Здравствуй, доченька. Звоню узнать, что тебе подарить на Рождество.
– На Рождество?!
– Ты же хочешь что-нибудь необычное?
– Нет! – завопила я. – То есть… извини, я просто…
– Может быть, тебе подарить колесики для чемодана?
– У меня же нет чемодана.
– Вот! Тогда можно подарить тебе чемодан – и сразу с колесиками. Такой, как у стюардесс.
– У меня, вообще-то, есть сумка.
– Доченька, ну куда годится эта зеленая холщовая торба! Ты с ней похожа на впавшую в нищету Мэри Поппинс. Другое дело небольшой аккуратный чемоданчик с выдвижной ручкой. А сколько всего в него влезает! Тебе какой: синенький с красненьким или красненький с синеньким?
– Мама. Сейчас полдевятого утра. Лето. Жара. Мне не нужен чемодан как у стюардессы.
– У Джули Эндерби есть такой. Она им ужасно довольна.
– Кто такая Джули Эндерби?
– Ты что, не помнишь Джули? Дочка Мейвис Эндерби. У нее еще большая должность в «Артур Андерсен»…
– Мама…
– Она всегда с ним в командировки ездит…
– Мне не нужен чемодан на колесиках.
– Знаешь что, давай-ка мы с папой и Джейми все вместе скинемся и купим тебе отличный большой чемодан – и с колесиками!
В изнеможении я отвела трубку от уха, размышляя, в чем кроются истинные причины этой рождественско-багажной ажитации. Когда я снова поднесла трубку к уху, мама говорила: «… а еще в них бывает специальное отделение для шампуньчиков. Другим вариантом у меня была магазинная тележка».
– А ты что хочешь на Рождество? – в отчаянии спросила я, жмуря глаза от яркого августовского солнца.
– Ах, что ты, – сказала она беззаботно, – у меня есть все что нужно. Кстати, доченька, – вдруг зашипела она, – ты ведь в этом году приедешь на новогоднюю индейку к Джеффри и Юне Олконбери?
– Вообще-то я… – тут я стала судорожно соображать, чем же могу оказаться занята, – наверно, буду первого января работать.
– Ну, это не страшно. Можешь подъехать и после работы. Кстати, я тебе говорила? Там будут Малькольм и Элейн Дарси и с ними Марк. Ты помнишь Марка, доченька? Он успешный адвокат. Куча денег. Разведен. Начало в восемь.
Боже. Опять какой-нибудь странно одетый любитель оперы с идиотской прической.
– Мама, я тебе уже говорила. Не надо меня ни с кем сводить…
– Ну хватит, приезжай, доченька. Юна и Джеффри устраивают у себя Новый год с тех пор, как ты голышом бегала по лужайке. Ты обязательно приедешь. И чемодан как раз пригодится.
23.45. Уф. Первый день нового года иначе как кошмаром не назовешь. Просто не верится: я опять начинаю год в односпальной кровати в родительском доме. В моем возрасте это просто унизительно. Интересно, они учуют, если я покурю в окно? После встречи Нового года я маялась дома похмельем, в итоге сдалась и решила все-таки поехать на индейку, хоть было уже поздновато. К тому моменту как я добралась до дома Олконбери и нажала на кнопку звонка, проигравшего мне целиком мелодию башенных часов, все признаки похмелья по-прежнему сохранялись: тошнота, головная боль, кислый привкус во рту. К тому же я еще не отошла от приступа ярости, который охватил меня по дороге, когда вместо шоссе М1 я по невнимательности выехала на М6 и, чтобы повернуть назад, мне пришлось доехать чуть ли не до Бирмингема. Я давила на педаль газа изо всех сил, пытаясь дать выход своей злобе, а это оч. опасно.
И вот я покорно смотрю, как за стеклянной дверью вырисовываются очертания Юны Олконбери – волнистое стекло очень причудливо их исказило, – и она, в костюме цвета фуксии, набрасывается на меня.
– Бриджит! А мы уж думали, ты совсем пропала! С Новым годом! Чуть было без тебя не начали.
В одну секунду она успела поцеловать меня, взять мое пальто, повесить его на вешалку, стереть с моей щеки помаду и заставить меня почувствовать себя ужасно виноватой.
– Извините. Я выехала не на то шоссе.
– Не на то шоссе? Ох, ну что же нам с тобой делать? Пойдем!
Она провела меня через стеклянные двери в гостиную и закричала:
– Слышите, она выехала не на то шоссе!
– Бриджит! С Новым годом! – поприветствовал меня Джеффри Олконбери, наряженный в желтый свитер с ромбами. Он игриво подошел ко мне и обнял так, что другая на моем месте вызвала бы полицию.
– Кхм-кхм, – произнес он, краснея и подтягивая брюки. – А с какой развязки ты выезжала?
– С Девятнадцатой, но потом был объезд и…
– С Девятнадцатой! Она выезжала с Девятнадцатой! Да ты с самого начала удлинила себе дорогу на час! Ну, пойдем я налью тебе выпить. Как на любовном фронте?
О господи. Почему женатые люди не понимают, что таких вопросов нельзя задавать? К ним же никто не подбегает и не орет: «Ну, как семейная жизнь? Сексом еще занимаетесь?» Всем же известно, что, когда тебе за тридцать, личная жизнь предполагает уже куда меньше беззаботности, чем в двадцать два. Честный ответ на такой вопрос скорее прозвучит так: «Вчера мой женатый любовник заявился ко мне в симпатичной маечке и поясе для чулок, признался, что он гей (варианты: сексуальный маньяк, наркоман) и поколотил меня искусственным членом». А вовсе не «отлично, спасибо!».
Врать я не умею, поэтому смущенно промямлила «все хорошо», и он пророкотал:
– Так у тебя по-прежнему нет парня!
– Бриджит! Что же нам с тобой делать? – засуетилась Юна. – Вот нынешние девушки! Прямо не знаю. До бесконечности нельзя откладывать! Часики-то тикают!
– Да. Как может женщина дожить до твоих лет и не выйти замуж? – пророкотал Брайан Эндерби (муж Мейвис, бывший президент клуба «Ротари» в Кеттеринге), подняв бокал с шерри.
К счастью, меня спас папа.
– Как я рад тебя видеть, Бриджит, – сказал он, беря меня под руку. – Мама чуть не всех полицейских Нортхемптоншира поставила на уши и отправила прочесывать местность в поисках твоего расчлененного трупа. Ну-ка, покажись мне, красавица. Как чемодан?
– Огромный донельзя. А как щипчики для волос в ушах?
– Прекрасно! Щиплют.
В общем, пока все шло нормально. Я чувствовала бы себя виноватой, если бы не приехала. Вот только Марк Дарси… У-у-у. Все последние недели я только и слышала от мамы: «Ты ведь помнишь семью Дарси, доченька. Они приезжали к нам, когда мы жили в Бакингеме, и вы с Марком резвились в детском бассейне!» Или: «Ой, а я говорила, что к Юне на новогоднюю индейку приедут Малькольм и Элейн Дарси и с ними Марк? Он только что вернулся из Америки. Разведен. Хочет купить дом в Холланд-Парк. С женой горя натерпелся. Японка. Очень жестокая нация».
А потом опять будто в первый раз: «Ты помнишь Марка Дарси, доченька? Сына Малькольма и Элейн? Он очень успешный адвокат. Разведен. Элейн говорит, он все время работает и бесконечно одинок. Похоже, он приедет к Юне на новогоднюю индейку».
Не понимаю, почему бы ей просто не сказать: «Доченька, трахни Марка Дарси на столе с индейкой. Он страшно богатый».
– Ну, пойдем познакомимся с Марком, – пропела Юна Олконбери, не успела я отхлебнуть из бокала. Когда тебя против воли сводят с мужчиной, это унизительно, но когда тебя прямо тащит к нему Юна Олконбери, а у тебя при этом от похмелья раскалывается голова и ты чувствуешь на себе взгляды целой толпы друзей твоих родителей, это уже больше чем унижение.
Богатый разведенный адвокат – оказавшийся довольно высоким – стоял у книжного шкафа спиной к собравшимся и изучал корешки книг: основную часть там составляли труды по Третьему рейху в кожаных переплетах, которые Джеффри выписывает в «Ридерз Дайджест». Как забавно, вдруг пришло мне в голову, что фамилия у него Дарси и он в одиночестве и с высокомерным видом стоит вдали от общего веселья[1].
– Марк! – позвала Юна голосом доброй феи из сказки. – Кое-кто хочет с тобой познакомиться.
Он повернулся, и я увидела, что его безобидный синий свитер на деле являет собой джемпер с узором из желтых и голубых ромбов – какие любят носить пожилые спортивные журналисты. Мой друг Том часто говорит, что можно сэкономить кучу времени и денег, если обращать внимание на мелкие детали. Белые носки, красные подтяжки, серые мокасины, свастика – часто этого достаточно, чтобы сделать вывод: не стоит записывать номер телефона и раскошеливаться на дорогие обеды, потому что перспектив никаких.
– Марк, это Бриджит, дочь Колина и Пэм, – сказала Юна, вся затрепетав и порозовев. – Бриджит работает в издательстве. Верно, Бриджит?
– Совершенно верно, – подтвердила я таким голосом, будто Юна ведущая на радио и я звоню, чтобы передать привет своим друзьям Джуд, Шерон и Тому, брату Джейми, коллегам по работе, маме с папой и, наконец, всем гостям, приехавшим на новогоднюю индейку.
– Ну, молодежь, оставляю вас одних, – проворковала Юна. – Скучно вам, наверно, с нами стариками.
– Да нет, что вы, – неуверенно возразил Марк Дарси и попытался улыбнуться, что не очень ему удалось. Юна звонко хохотнула, закатив глаза и приложив руку к груди, и оставила нас одних. Повисло молчание.
– Я… э-э-э… вы читаете… Читали ли вы что-нибудь интересное в последнее время? – спросил он.
Боже, только не это.
Я стала лихорадочно вспоминать, когда в последний раз читала что-то достойное. Сотруднику издательства читать в свободное время – все равно что мусорщику, придя вечером с работы, нюхать ведро с отходами. Так. Я наполовину прочла «Все мужчины с Марса, все женщины с Венеры» (Джуд мне дала), но вряд ли Марк Дарси, хоть он явно и странный тип, готов будет согласиться, что он марсианин. И тут меня осенило.
– «Ответный ход» Сьюзен Фалуди! – победоносно воскликнула я. Хо-хо! Вообще-то я ее не читала, но как будто и читала, потому что Шерон только про нее и поет. Да и все равно риска никакого, потому что этот паинька в ромбах сто процентов и знать не знает про пятисотстраничный феминистский трактат.
– Да? – удивился он. – Я читал ее, когда она вышла. Вам не кажется, что эта книга… весьма предвзятая?
– Ну, я думаю, не слишком… – промямлила я, мучительно соображая, как бы сменить тему. – Вы встречали Новый год с родителями?
– Да, – с готовностью ответил он. – Вы тоже?
– Да. То есть нет. Я встречала в Лондоне с друзьями. Теперь вот легкое похмелье, – быстро и нервно затараторила я, чтобы мама с Юной не подумали, будто я настолько не умею общаться с мужчинами, что даже с Марком Дарси не могу поговорить. – И считаю, что чисто технически планы на новый год невозможно начать воплощать в жизнь прямо с первого января, вы согласны? Потому что первое января – это же продолжение тридцать первого декабря, и те, кто курит, продолжают это делать еще с тридцать первого: не могут же они резко бросить с двенадцатым ударом часов, когда у них в организме столько никотина! И на диету садиться первого января не стоит, потому что есть в этот день нужно все, что необходимо и когда необходимо, чтобы быстрее прошло похмелье. Мне кажется, куда разумнее начинать следовать новогодним принципам со второго января.
– Наверно, вам нужно что-нибудь съесть, – проговорил он и неожиданно ринулся к столу, оставив меня одну у книжного шкафа. А все смотрели на меня и думали: «Так вот почему Бриджит не замужем. Мужчинам с ней и минуту провести противно».
Но, что самое ужасное, Юна Олконбери и мама на этом не бросили своих усилий. Они все время заставляли меня обходить гостей с подносами и угощать шерри и маринованными овощами, надеясь, что наши с Марком Дарси пути снова пересекутся. В итоге они до того обезумели, что, когда я очутилась в метре от него, Юна Олконбери, будто спринтер, рванула к нему и сказала: «Марк, обязательно запиши телефон Бриджит, чтобы вы могли в Лондоне пообщаться».
Я густо покраснела. Теперь Марк решит, что это я ее подговорила.
– Уверен, что у Бриджит в Лондоне и так насыщенная жизнь, миссис Олконбери, – сказал он.
Хм. Нет, я, конечно, не хочу, чтобы он записывал мой телефон, но и не хочу, чтобы все вокруг узнали, что он не хочет. Я опустила глаза и увидела, что на ногах у него белые носки с узором в виде пчелок.
– Не желаете ли огурчик? – предложила я, демонстрируя, что подошла к нему по серьезной причине, связанной с овощами, а не с телефонами.
– Нет, спасибо, – ответил он, с легкой тревогой глядя на меня.
– Уверены? Может, оливку? – не отставала я.
– Нет, не нужно.
– Маринованного лучку? – продолжала я. – Свекольный кубик?
– Хорошо, спасибо, – согласился он и в отчаянии взял оливку.
– Приятного аппетита, – победоносно произнесла я.
В конце вечера я увидела, что его мама с Юной в чем-то пылко его убеждают. Потом они отконвоировали Марка Дарси ко мне и практически дышали ему в шею, когда он натужно произнес: «Не надо ли отвезти вас в Лондон? Я остаюсь здесь, но моя машина может вас забрать».
– Что, сама? – спросила я.
Он уставился на меня.
– Господи! У Марка служебная машина с водителем, глупышка! – улыбнулась Юна.
– Спасибо, очень мило с вашей стороны, – сказала я, – но один из моих поездов будет ждать меня утром.
2.00. Ну почему я никому не нравлюсь? Почему? Даже мужчина в носках с пчелками находит меня ужасной. Ненавижу Новый год. Всех ненавижу. Кроме Дэниела Кливера. Ладно. На столике у меня лежит гигантская шоколадка «Кэдбери», оставшаяся с Рождества, а еще маленькая подарочная бутылочка джина с тоником. Сейчас все это заглочу и выкурю сигарету.
Вторник, 3 января
59 кг (ужас, я на пути к ожирению – за что мне это, за что?), алкоголь: 6 порц. (отлично), сигареты: 23 (оч. хор.), калории: 2472.
9.00. Ох. Как не хочется тащиться на работу. Примиряет с этим только мысль о том, что увижу Дэниела, но даже это нежелательно, потому что я жирная, на подбородке у меня прыщ и единственное мое желание – сидеть на диване, поедать шоколад и смотреть по телевизору рождественские программы. Как несправедливо, что сначала тебя насильно заставляют участвовать в рождественском марафоне с его невыносимыми финансовыми и душевными нагрузками, а потом, когда ты уже втянулся, Рождество у тебя самым грубым образом отнимают. Я только-только почувствовала, как хорошо, что нет обычной рутины и можно сколько угодно валяться в кровати, кидать в рот что захочешь и пить спиртное без ограничений, хоть по утрам! И вдруг все, как собаки по команде, должны вернуться к строгому распорядку.
22.00. Бр-р. Перпетуя (она старше меня по должности и потому считает себя моей начальницей) была сегодня в самой противной и высокомерной своей ипостаси. Чуть не до посинения разглагольствовала об очередной квартире в полмиллиона фунтов, которую она на пару со своим богатым и напыщенным любовником Хьюго собирается купить. Этот вальяжный тон! «Окна там на север выходят, но с освещением что-то очень хитрое придумано».
Я с тоской глянула на нее. Ее обширный тяжелый зад обтягивала красная юбка, а добавлял объема нелепый жилет в полоску. Какое счастье от природы обладать такой самоуверенностью! Да если бы Перпетуя габаритами была как «Рено Эспас», ее бы это ни капли не заботило! Сколько часов, месяцев, лет потратила я на переживания из-за своего веса, а Перпетуя все это время спокойненько выбирает в дорогих магазинах светильники с фарфоровыми подставками в виде кошечек. Но все равно источник счастья ей недоступен. Ведь научно доказано, что счастье приносят не любовь, не богатство и не власть, а преследование достижимых целей: а что есть диета, как не преследование достижимой цели?
По дороге домой в знак несогласия с окончанием Рождества я купила упаковку уцененных праздничных шоколадок и бутылку игристого вина за три фунта шестьдесят девять пенсов, то ли норвежского, то ли пакистанского, в общем из тех краев. Все это я жадно проглотила при свете елочных огоньков, добавив к трапезе парочку пирожков, остатки рождественского торта и сыр. Смотрела по телевизору нудный сериал, воображая, что это рождественская передача.
Однако сейчас я чувствую стыд и отвращение. Я прямо ощущаю, как из меня лезет жир. Ладно, ничего страшного. Иногда нужно пасть на самое дно злоупотребления жирной едой, чтобы потом, будто птица феникс, восстать из ада лишних калорий очищенной и прекрасной, как Мишель Пфайффер. С завтрашнего дня начинаю строгую спартанскую программу красоты и здоровья.
М-м-м-м… Вспоминаю о Дэниеле. Обожаю его озорную сексуальность, притом что он оч. успешен и умен. Сегодня он так всех смешил: рассказывал, как его тетя приняла подаренную его мамой подставку для скалки за искусственный пенис. Оч. забавно было. Еще спросил меня, что мне подарили на Рождество, – в заигрывающей манере. Не надеть ли завтра черную мини-юбку?
Среда, 4 января
59,4 кг (просто ЧП, похоже, жир с Рождества хранился у меня в теле в специальной капсуле и теперь постепенно из нее высвобождается), алкоголь: 5 порц. (уже получше), сигареты: 20, калории: 700 (оч. хор.).
16.00. На работе. ЧП. Только что по мобильному звонила Джуд, вся в слезах. С десятой попытки ей дрожащим голосом удалось рассказать, что она чуть не разрыдалась прямо на совещании (Джуд – глава отдела фондовых операций в «Брайтлингз»), скрылась в туалете и теперь не может выйти, потому что глаза у нее как у Элиса Купера, а косметички при себе нет. Ее приятель Поганец Ричард (эгоист, патологически не способный к серьезным отношениям), с которым она встречалась полтора года, бросил ее, после того как она спросила, не хочет ли он с ней вместе поехать в отпуск. Что еще от него ждать-то было? Но Джуд, конечно, во всем винит себя.
– Я чересчур отдаюсь отношениям. Я просила слишком многого из слабости, а не по необходимости. Если бы можно было повернуть время вспять!
Я тут же позвонила Шерон, и на половину седьмого в «Кафе Руж» было назначено экстренное заседание. Надеюсь, мне удастся ускакать без помех со стороны чертовой Перпетуи.
23.00. Шумный выдался вечерок. Шерон сразу пустилась излагать на примере Ричарда свою теорию «морального паразитизма», который среди мужчин за тридцать распространяется со скоростью лесного пожара. По мере того как женщины переходят с третьего десятка на четвертый, утверждает Шерон, баланс сил понемногу меняется. Даже наиболее самоуверенные из нас начинают терять присутствие духа и подвергаются первым приступам экзистенциального страха: умереть в одиночестве и быть найденной три недели спустя рядом с любимой овчаркой, наполовину съевшей твой труп. В голову одна за другой лезут мысли о синих чулках и кошелках. Сколько ни молись на Джоанну Ламли и Сьюзан Сарандон[2].
– А всякие там Ричарды на этом страхе и играют, – пыхала Шерон. – И долой обязательства, зрелость, честь и естественное развитие отношений между мужчиной и женщиной!
Мы с Джуд уже начали шипеть на нее: «Ш-ш-ш, ш-ш-ш», – и все глубже вжимались в стулья. В конце концов, ничто так не отталкивает мужчин, как воинственный феминизм.
– Да как он смеет говорить, что со своей просьбой ты зашла слишком далеко? – разорялась Шерон. – Да как у него язык поворачивается?
Я мечтательно задумалась о Дэниеле и осмелилась предположить, что не все мужчины такие, как Ричард. Тут Шерон начала долгое перечисление примеров морального паразитизма, от которого страдают наши подруги: одна встречается с мужчиной тринадцать лет, а тот отказывается обсуждать даже совместное проживание, другая побывала четыре раза на свидании с парнем, и тот ее бросил, потому что четыре раза – это уже чересчур серьезно, еще одну ухажер три месяца страстно просил выйти за него замуж, а потом, когда она наконец согласилась, дезертировал и проиграл ту же пьесу с ее лучшей подругой.
– Но недолго им радоваться, это только сейчас мы так слабы! Потому что мы первое поколение женщин, которые отказываются идти на компромиссы в любви и стремятся к экономической самостоятельности! Да пройдет каких-то двадцать лет – и пусть они только попробуют начать свои штучки: мы расхохочемся им в лицо! – гремела Шерон.
В этот момент в кафе вошел Алекс Уокер, коллега Шерон по работе. С ним была шикарная блондинка – раз в десять привлекательнее его. Он прошагал к нам, чтобы поздороваться.
