Дорога до звёзд. Новое утро жизни

– Однако и ты не лишён честолюбия, твой характер не приведёт тебя к добру.

– Всё так скучно и занудно.

Устав от их бесконечных споров, Юнона ушла принести чай. Муж проводил её задумчивым взглядом.

– Как она, хоть немного успокоилась? – Голос Фредерика переменился, в нём слышалось неподдельное участие.

– Такое, увы, не забудется… – Артур тряхнул головой, точно отгоняя тяжкое воспоминание. – Может ты что-то узнал, о госпоже Гравей, я тоже ищу, разумеется, втайне от Юноны, я не хочу давать ей ложных надежд, но пока всё безуспешно.

Фредерик лишь качнул головой, нет, никакой зацепки у него не было:

– Пока нет, но я не теряю надежды, – Фредерик пытался говорить, как можно более уверено. – Я уверен, должна же быть какая-то зацепка, не могла же она просто так раствориться в воздухе.

Артур посмотрел на него глазами человека, потерявшего всякую надежду:

– Госпожа Гравей заменила мне родную мать, я верю, она хотела, чтобы я женился на её дочери. Так почему же, когда мы вернулись из свадебного путешествия, мы не нашли её в нашем доме, и не только её, не осталось ничего не из её вещей, ни даже её портрета!

– Артур, она была матерью не только тебе и Юноне, но и мне с Ивой… – договорить Фредерик не успел, в комнату вошла жена Артура с подносом, на котором стоял аккуратный чайник и три чашки. От молодой женщины не ускользнуло, как резко сменили свои выражения лиц мужчины, но взяв себя в руки, она сделала вид, что не заметила этого. Она знала, о чем говорили они.

Фредерик принял чашку поданную девушкой, его рука при этом нервно скребла подлокотник кресла. Это не укрылось от взглядов молодых супругов, их друг был сегодня необыкновенно рассеян. У Юноны вскоре сорвался весящий в воздухе вопрос:

– У тебя что-то случилось? Ты чем-то обеспокоен?

–Нет, что ты ровно ничего не произошло в последние дни.

– Враньё! – Артур улыбнулся Юноне. – Что-то непременно случилось, ты встревожен, да, да ты плохо умеешь скрывать, твою душу переполняют какие-то чувства.

– Да успокойтесь, вы, со мной всё хорошо.

– Ну, ну.

На некоторое время у Фредерика прекратили выпытывать его тайны, но вскоре, как бы невзначай он сам перевал неприлично затянувшееся молчанье.

– Я вот, впрочем, зачем пришёл, Юнона, тебе не нужна горничная или какая-нибудь иная служанка.

– Нет, ты же знаешь, мы всегда сами справляемся с домом. Вот твоя тётушка…– оба молодых человека заулыбалась. Милюзетта – тётушка Фредерика, несмотря на то, что была фей, содержала около сотни человек прислуги и вообще любила всякую роскошь. – Она бы взяла девушку. А, впрочем, о ком ты говоришь?

– Ничего особенного, вчера, в переулке, какого-то захолустного городка, я нашёл молодую девушку. Она, бедняжка, едва не замёрзла и была уже при смерти.

– Это ужасно!

– Но я спас её и теперь её ничего не угрожает.

– Но кто же она, кто?

– Вот тут начинается самое интересное, она высокородная графиня, наследница богатого состояния. Но, увы, её опекун хотел выдать её за кого-то подозрительного типа, разумеется, против её воли. Девушке удалось бежать. Однако несчастья преследовали её. Вот и вся её история.

– И какой же она показалась тебе?

– Горда, в этом она настоящая и прирождённая дворянка, однако по природе напротив скорее скромна, добра, кротка, порядочна. Кажется, умна и образованна.

Он был смущён вопросами девушки, которые любопытным градом сыпались на него, но так не к чему и не приводили. Юнона и Артур теперь вряд ли устроят судьбу Милидии.

Но Фредерик ошибся. Юнона, приглянувшись с мужем произнесла:

– Пожалуй, я бы хотела иметь компаньонку, и девушка о которой ты говоришь, вполне подойдёт. Я обучу её чародейству.

– Тогда договорились. Сегодня вечером я приведу её Вам.

Он исчез.

– Он влюбился – серьёзно произнесла девушка.

– Бесспорно – Артур поцеловал жену – Однако, что в этом плохого, в каждой жизни должна быть милая девочка – и он поднял её на руки.

Глава 4. Печаль воспоминаний.

Милидия с благодарностью приняла предложение Фредерика и уже к вечеру оказалась в новом доме. Молодой волшебник сопроводил её, спешно простился со всеми и пообещал заглянуть на следующей недели.

Юнона объяснила Милидии, ей обязанности, однако добавила основное время она посвятит обучению волшебству.

– Ну а теперь иди, отдохни, милый друг, да я хочу стать для тебя не госпожой, а учителем и другом.

– Вы очень добры и великодушны, сударыня.

– Юнона, просто Юнона. Доброй ночи.

– До свидания, – Милидия склонилась в глубоком безупречном реверансе, точно фрейлина некой королевы.

Юнона лишь улыбнулась ей, искренне надеясь, что улыбка снимет напряжение с её ученицы. Графиня попыталась улыбнуться в ответ, но сделала это неуверенно и глаза её при этом страдали. «Так улыбаются обыкновенно те, кому до смерти больно». – Отметила про себя Юнона Риверс, проводив удаляющуюся в свою спальню девушку долгим взглядом.

« Я буду защищать её и буду добра с ней», – решила молодая женщина. – « Если судить по тем сведеньем, что предоставил о ней Фредерик, она так молода и чувствительна, но уже так много страдала. Странно, почему мы с Артуром вначале решили, будто Фредерик в неё влюблён. Зная его, ему бы понравилась девушка яркая, жаждущая жить, а эта совсем другая. Вряд ли между ними может что-то быть. И всё-таки он хотел позаботиться о ней, едва ли не впервые решил подумать о ком-то, кроме собственной персоны. Да и в ней что-то есть, какая-то необъяснимая глубина, которую она скрывает за своей маской недоверия к людям. Почему же я так хочу, чтобы она стала хоть чуточку счастливее? Наверное, из-за мамы», – ответила молодая женщина сама себе. – « Она всегда помогала всем, просто не могла, не умела быть равнодушной, и меня воспитала такой. Мама, мамочка, что же с тобой случилось, как же мне не хватает тебя!»

В серых глазах Юноны навернулись слёзы.

« А ещё я просто очень хочу с ней подружиться», – призналась Юнона сама себе. « Я всегда мечтала, чтобы у меня была подруга. Фредерик и Артур всегда были друг у друга, а у меня никогда не было подруги девушки. Ива, конечно, была, но с ней так трудно бывает порою».

Вошёл её муж и обнял её за плечи. Без слов Артур понял, о чём думала его жена:

– Как тебе показалась эта девочка? – спросила его Юнона.

– Очень замкнутая, не поймёшь, что у неё на уме, – Артур был сдержан в своей оценке. Милидия не очень понравилась ему, девушка явно боялась его, да и Фредерика тоже, поэтому с ней было трудно общаться. – К тому же выглядит очень болезненной.

– Да, вид у неё крайне нездоровый, я беспокоюсь за неё.

– Думаю, не стоит, она выглядит так, лишь из-за своего хрупкого сложения, – Артур улыбнулся и поцеловал Юнону в щёку. Может быть в конце концов не так уж плохо, что его жены теперь появится ученица и компаньонка, это хоть немного отвлечёт её от тех тяжёлых воспоминаний, что связаны у неё с исчезновением матери.

***

Милидия не хотела спать, ей было и грустно, и страшно. Ей казалось, что она стоит на пороге перед дверью, которая откроет ей новый прекрасный мир. Но прошлое, каким бы оно ни было это её прошлое. А всегда грустно расставаться с чем-то своим. Это прошлое создало её для настоящего, и тем чем она стала она обязана только ему. Ну а завтра, что будет завтра. Вдруг, всё это до последнего окажется волшебным сном, которого никогда не было и не будет на деле. Казалось ей, что она стоит в темноте, а вокруг летает маленький мотылёк – счастье. Схватить его грубыми руками и всё, он погиб, погонишься за ним, раздавишь его неловким движением. Так что же делать? Может протянуть руку и ждать, пока мотылёк начнёт доверять тебе и сам захочет сесть к тебе на ладошку. Хотелось задержать дыхание и зажмурить глаза, чтобы случаем не спугнуть счастье.

Встав с постели Милидия села на подоконник и отодвинула шторы. Свет луны ворвался в комнату, но смотрела она на звёзды. Далёкие и прекрасные, они никогда не оставляли её равнодушной. Они заставляли её думать о них, думать о прекрасных мирах, что скрываются там, в ночном небе. Звёзды заставляли её грустить, но они же и дарили ей надежду.

Что-то болезненно укололо в груди, и к горлу подступил кашель. Девушка закрыла рот рукой, и привычным жестом попыталось подавить его. Разум подсказывал, что стоит уйти от окна и вернуться в постель. Она в последний раз взглянула в окно и попыталась соскочить на пол. Босые ноги коснулись ледяного пола, и она сделала несколько шагов. Её снова накрыл приступ кашля, от которого Милидия пошатнулась. Должно быть, простуда вернулась из-за ночи, проведённой на улице.

«Только бы госпожа и господин Риверс не заметили моего состояния», – в испуге подумала молодая графиня. Она укуталась в одеяло, но её всё равно морозило. Холод шёл изнутри её самой, из её груди и её сердца. Это был яд воспоминаний, которые отравляли её жизнь.

«Если завтра они увидят, что я не здорова, они рассчитают меня и выставят на улицу. Я слишком сильно боюсь оказаться на улице, я боюсь остаться одна… Я ведь обещала себе ничего и никогда не бояться, а теперь боюсь…»

Она снова откашлялась. Такого рода тяжёлые мысли пульсировали в её голове и не давали уснуть. Лишь ненадолго, под утро она заснула, но едва лучи солнца стукнули в окно и ударили в глаза, Милидия поднялась с постели, убрала её, оделась и привела себя в порядок, затем спустилась вниз в гостиную. Там до завтрака, пока не вышли хозяева, она читала одну из книг, которые дала ей госпожа Риверс накануне для обучения. Ей было интересно, но из-за плохого самочувствия, информацию девушка воспринимала плохо. Юная графиня дрожала и куталась в свою шаль, но та совершенно не согревала.

Вошла Юнона. На рыжеволосой девушке было свободное домашнее платье, её лицо было свежим, она расцветала всем своим видом, точно экзотический цветок. Услышав её шаги Милидия нервно дернула плечами, повернула голову в сторону вошедшей хозяйки и быстро поднялась, приветствовав её реверансом.

– Ох, полно, милая, прошу тебя да оставь ты этот этикет и веди себя естественно, – Юнона ласково улыбнулась ей.

– Да, конечно, – с придыханием прошептала Милидия.

– Ты рано встала, хорошо ли тебе спалось?

– Да, благодарю вас, госпожа Риверс.

– Юнона, – она поправила её молодая женщина, окинув недоверчивым взглядом. – Что-то не очень похоже, – вполголоса добавила она. – Милидия, может тебе нездоровится?

– Нет, госпож…, – она тут же поправилась, – нет, Юнона.

– Ладно, пойдём к завтраку, сегодня у нас с тобой ещё столько дел запланировано. – И госпожа Риверс вновь улыбнулась ей.

За завтраком Артур и Юнона расспрашивали графиню о её предпочтениях относительно музыки, литературы, искусства. Также они пытались оценить её познания в науках, и, кажется, остались довольны её начитанностью и хорошим образованием. Однако Юнону не покидало беспокойство за здоровье Милидии, которая почти ничего не ела и отвечала тихим, слабым голосом. Да и её муж будто бы тоже обратил внимание на болезненный вид их подопечной. Не выдержав, госпожа Риверс дотронулась ладонью до бледного лба юной графине.

– Так я и думала! – Она недовольно всплеснула руками. – Артур, похоже, у Милидии поднялась температура.

– Но, госпожа Риверс, со мной, правда, всё в порядке.

– Тебе нужно немедленно подняться в свою комнату и лечь в постель, – безапелляционным тоном выговорила хозяйка дома, – и я ведь кажется, просила тебя называть меня по имени.

– Но, Юнона, вы.., ты, же сама говорила, что у нас сегодня много дел.

– На сегодня у тебя только одно дело, Милидия отдохнуть и поскорее поправиться, – ласково выговорила госпожа Риверс, приобняв свою ученицу за плечи и, намереваясь увести из столовой.

– Юнона, может, стоит пригласить Иву, чтобы она осмотрела Милидию. – Обратился к жене Артур, когда девушки уже выходили.

– Думаю, пока не стоит, надеюсь, у Милидии всего лишь обычная простуда и я сама справлюсь с её лечением, – ответила ему молодая женщина.

Когда девушки поднялись в комнату Милидии, Юнона проследила за тем, чтобы её подопечная переоделась и легла в постель. Затем она подкинула в камин поленьев, угли в нём едва тлели.

– Чтобы померить температуру возьми градусник подмышку и подержи минут десять, хорошо, – по лёгкому взмаху ладони в руках у волшебницы возник термометр.

Милидия лишь слегка кивнула, не решаясь поднять глаз на госпожу Риверс. Она действительно чувствовала себя отвратительно, но стыдилась этого. Она не понимала своего состояния, не могла его осознать. Юнона и Артур, да и Фредерик тоже, кажется, искренне заботились о ней и желали ей добра. Но она всё равно не доверяла им, боялась их.

Точно догадавшись о её чувствах, Юнона положила ладонь ей на лоб и начала гладить по тёмным, рассыпавшимся по подушке волосам. Нерешительно, Милидия подняла на неё свои огромные глаза и сдержано улыбнулась.

– Почему ты меня боишься, тебя кто-то сильно обижал раньше? – Ласково, но прямолинейно спросила её госпожа Риверс.

– Я не боюсь вас, тебя, – юная графиня запиналась на каждом слове.

– Хорошо, вернёмся к этому разговору, когда ты немного освоишься и поправишься, – Юнона забрала у своей ученицы градусник. – Действительно, тридцать семь и восемь, у тебя лихорадка. Сейчас сделаю тебе тёплый чай и принесу лекарства, а тебя попрошу остаться в постели, хотя бы пока температура не спадёт, договорились.

Юная графиня лишь кивнула, она будто бы не до конца осознавала происходящее. Госпожа Риверс вышла.

Милидия закрыла глаза и задумалась. Она действительно была нездорова и к тому же уже давно. Любой сквозняк, любое переутомление или изменение погоды вызывали обострение болезни. У неё часто случались мигрени, а в самом начале осени она сильно простудилась. Тогда она только начала работать гувернанткой в доме маркиза де*Бернар. Хозяин, бывший в то время дома, заметил её состояние и вызвал врача, однако Отранс де*Бернар, его жена и мачеха ученицы Милидии, вычла из жалования учительницы за визит доктора, и за лекарства. Тогда Милидия провела в постели лишь три дня, а по истечению этого времени, маркиза заставила её вернуться к занятиям с Адель. И если бы только к занятиям, ещё одной из обязанностей девушки было присутствовать на всех светских вечерах, которые Отранс устраивала почти каждый вечер и по нескольку часов играть для её гостей на фортепьяно и петь. И Милидии был прирождённый талант к музыке и мастерство, приобретённое годами тренировки. До чего же неприятно было ей растрачивать свой дар на посредственные, новомодные песенки на потеху гостям маркизы.

В ту осень почти не было ни одного дня, когда бы Милидия чувствовала себя здоровой. Нередко ближе к вечеру у неё начинался жар, и обыкновенно в гостиную маркизы она приходила очень бледная, с лихорадочным румянцем. Однако выдавать свою болезнь, Милидии было запрещено. Госпожа де*Бернар ещё во время её первой простуды выговорила ей за это и сказала, что если такое повторится, то она рассчитает болезненную, бесполезную гувернантку.

Вскоре вернулась Юнона с лекарствами и чаем.

– Спасибо, ты, – Милидия послала ей ещё один смущенный и недоверчивый взгляд огромных карих глаз, так не похоже было поведение госпожи Риверс, на поведение её предыдущей хозяйки, – ты очень заботливая.

Юнона не ответила её, а лишь ласково улыбнулась и в очередной раз провела своей теплой ладонью по её голове.

– Отдыхай и поправляйся, – произнесла она, выходя из комнаты.

***

Она чувствовала на себе чей-то взгляд…

Нет, это был не взгляд Адель, которая играла у фонтана с падшей листвой.

Нет, это был не взгляд тех двух молодых людей, что стояли в отдалении и беседовали. Одного из них она знала, это был бедный молодой поэт, безнадёжно влюблённый в маркизу Отранс де * Бернар. Кажется, он хотел поговорить с нею, Милидией о чём-то. Что же, слушать она умела. А второй, второй, его спутник, он даже не смотрел в её сторону, ему не было до неё никакого дело. Какое ему может быть дело до маленькой серой мышки. Она тоже не удостоила его взглядом. Так и прошли они в тот день мимо друг друга, небесами друг другу назначенные.

Но этот взгляд из ниоткуда, он убивал её, он истязал её в тот день. Она чувствовала незримое присутствие кого-то ещё в тот день в парке, в самом конце осени.

Сейчас во сне она помнила все свои движения в тот миг. Вот она снимает перчатку и поправляет вуаль на шляпке, вуаль, что скрывает ото всех, от всего мира её печаль. И она поднимает глаза и взглядом встречается с глазами самого дьявола. А ведь она никогда не верила в дьявола, хотя и была всегда доброй христианкой. Верила лишь в Бога, в любовь и в милосердие.

И в тот миг взгляд ещё одного человека, человека, что появился на миг и также мгновенно пропал, притянул её и вовлёк в некий треугольник. Третьей вершиной этого треугольника были глаза молодого спутника поэта. Над ним кружил тот же злой рок, что и над ней. И он тоже видел, видел того человека. Как и она, он видел его с самого раннего детства. Этот взгляд являлся ей, принося в её жизнь смерть. Грусть и страдание пронзили сердце несчастной девушки. В душе её поселилась боль всего мира, боль каждого. Но этот замкнутый круг, что увлек её в пламя чувств и эмоций, обещал ей блаженство и свободу. Он высвобождал в ней неистовую, доселе неведомую страсть, страсть проклятой любви.

***

Открыв глаза, она увидела обеспокоенное лицо госпожи Риверс.

– Ты беспокойно спала, Милидия, – выговорила она. – Тебе стало хуже, может, Артур прав, и мне стоит пригласить Иву или другого врача?

– Не нужно, – Милидия подняла на неё печальные глаза. – Это лишь сон, мне приснился дурной сон.

Точно не веря, Юнона дотронулась ладонью до её лба, а затем неуверенно произнесла:

– Хорошо, но если завтра тебе не станет лучше, я вызову доктора, так продолжаться дальше не может.

И госпожа Риверс вышла из комнаты.

***

Но чем в это время занимался взбалмошный юноша. После того, как он устроил судьбу графини де*Шеврез, первым его желанием, было вернуться и снова с нею встретится. Но он поборол его. Не хватало ещё влюбиться! Вот вздор! Какая-то маленькая, худенькая, бледненькая, чудная гордячка-графиня? С чудесными, томными, карими глазами… Потом Артур и Юнона, наверняка, что-то заподозрили, и очень не хочется выслушивать колкости ещё и с этой стороны. Ему столько всего открыто, он может общаться с интересными людьми, либо сам может что-то создавать, открывать, просто фантазировать или сочинять. И в один миг всё это приобрело, туманный, блеклый, гаснущий оттенок. Скучно, неестественно казалось теперь всё прошедшие. А будущие, обещающие быть счастливым и солнечным, упорно и строптиво не желало наступать. Хотя зачем и кому вообще нужно это будущие. Ему ведь неплохо было и в прошлом, до появления этой причудливой девушке. Опять она!… Нет, надо перестать думать о ней, надо обязательно чем-то заняться. Молодой человек снял с полки книгу. Читал едва ли более получаса, а потом запустил ей со всего размаха, со всей силы в стену. Каким в книге всё казалось ненатуральным, неправильным, а жизни текла, текла везде, но не здесь, не в его собственном доме. Да, в книге была жизнь, красивая, приключенческая, но не его, а значит отчуждённая. Приключения… Да это верное средство. Как было бы хорошо вдруг стать капитаном великолепного корабля, да, так что бы ветер разбрасывал во все стороны его золотистые волосы, чтобы мокрые, солёные брызги попадали на лицо, чтобы где-то на уровне горизонта летели, взывая к небесам, серебристыми стрелами добрые и прекрасные дельфины. Вокруг только белые, как снег, огромные паруса, облака и море, бескрайнее и бесконечное. А может лучше отправиться в далёкие джунгли, да, там будет более чем достаточно приключение. Но какая отрада, на вершинах диких, холмов, где не ступала нога человека встретить рассвет и проводить солнце. Ну а можно ещё придумать что-то вообще из ряда вон выходящие. Например, путешествие на дно моря к красавицам русалкам, или уменьшиться, и открыть прекрасный мир с феями и эльфами, где ему всё подвластно, и всё создано им, его мыслью, его воображением. А разве есть что-то неподвластное волшебникам? Он обозлился сам на себя. Глупо, конечно ему подчинится всё, стоит только захотеть. Он может повлиять даже не чувства и мысли других людей. Например, почему бы не поэкспериментировать с этой Лидией-Милидией. Вот пусть бы она немедля влюбилась в него по уши. Пусть бы сохла по нему, с ума сходила. Ну и куда денется вся её надменность?

Фредерик даже заулыбался, так понравилась ему эта мысль. Прекрасно, так ей и надо, ну а потом, влюбляться полезно, особенно таким барышням, пусть побегает за ним, но он будет непреклонен.

Но вдруг ему в самом корне стала противна эта затея. Это неправильно, нечестно, пусть уж если его полюбят, то только ради него самого. А не из-за обмана чувств. Да, это настоящий обман, и он губителен для сердца и для души пылкого юноши.

***

Как давно это было…

Фредерику было пять или шесть лет. Он был учеником самого сильного волшебника всех времён. Мальчик очень заинтересовал Тальфа Аренс, так звали могущественного мага.

Это был страшный человек, глаза его казалось, горели огнём, извергали лаву и метали молнии. В огне рыжих волос его, неестественно красно-карих глазах, смуглости лица и неправильности черт, казалось можно рассмотреть олицетворение всех стихийных бедствий. Его боялись все, кроме его ученика. Да, Фредерики в детстве проявил свой свободолюбивый характер. Он не боялся этого огненного чудовища в людском обличии. В озорном мальчике было столько противостояния, а его прыткость не украшало ничто. Каждая отрицательная черта Тальфа искривлялась в верную сторону в его ученике. В этом ребёнке жизнь била, словно бурная река, он был вечным искателем, путешественником, ему прочили будущие первооткрывателя. Но при своём таланте он жил для людей. Да, у него была прекрасная, чистая, благородная душа, понимание добра и зла. Тальф же, напротив, жил только для себя, служил своим страстям и желаниям. Да, желание быть лучшим, честолюбие, чувство превосходства над другими съедают сердце.

Тогда, совместными усилиями Совету Волшебников удалось остановить злого гения. Его заточили в башню, которую за это назвали Чёрной. Злодей, тогда чуть не погубил своего ученика, в котором до этого видел будущего приемника. Но, самое удивительное, ведь, он боялся мальчика…

***

Фредерик очнулся от неприятных воспоминаний. Нет, так дальше нельзя. И опять всё из-за этой крошки.

– Что с тобой, ты очень бледен? – Он услышал над собой голос Артура. Из-за своих мыслей он и не заметил, как господин Риверс вошёл в комнату. Подняв на Артура глаза, Фредерик молча приветствовал его кивком головы.

«Ведёт себя почти так же, как и Милидия. А ведь это Фредерик, тот самый Фредерик, привыкший всегда держать судьбу в узде» – невольно подумалось Артуру.

– Ты не здоров? – Снова спросил Фредерика его друг, присаживаясь в кресло напротив.

– Нет, с чего ты взял, – Фредерик мотнул головой.

– Сейчас резко похолодало, многие простужаются, – Артур ненадолго умолк, а затем как бы невзначай добавил, – да вот и Милидия, тоже слегла с температурой.

Фредерик резко дёрнулся, поднял глаза на Артура и возбуждённо выговорил:

– Она заболела? Что с ней? Это серьёзно? Ты пригласил врача к ней? – Молодой человек, неожиданно даже для самого себя поднялся с кресла, но тут же опустился в него, осознав и устыдившись своего неуместного, как показалось ему, возбуждения.

От Артура это не укрылось. «Он никогда не стал бы так волноваться, будь она ему безразлична. Да, мы не ошиблись с Юноной в тот первый раз, в день, когда Фредерик привёл её к нам. И что же будет дальше?!»

– Успокойся, у неё всего лишь простуда, да и Юнона от неё не отходит. Думаю, через несколько дней Милидия поправится, и мы приступим к её обучению. Должно быть, она была не здорова, ещё, когда ты её нашёл, да и неудивительно, она такая хрупкая, а столько пережила за последние месяцы. Кроме того, кажется, она долго терпела не самое лучшее обращение к себе.

– Почему ты так решил Артур? – Всё ещё не в силах совладать со своими чувствами Фредерик теперь метал гневные взгляды. Это тоже не укрылось от проницательных глаз его друга.

– Очень уж она замкнутая и нелюдимая, даже Юнону будто бы боится, – точно невзначай бросил господин Риверс.

– Что же, – Фредерик взял, наконец, себя в руки, – уверен, твоя жена позаботится о ней должным образом, – он постарался придать равнодушие своему голосу.

– Да, Юнона занята почти лишь ею, – заметил Артур с деланным раздражением. – А я вот заскучал и решил тебя навестить.

– Что же очень мило с твоей стороны, – не без сарказма заметил Фредерик. – Не хочешь сыграть в шахматы или в бильярд, поразвлечься так, сказать.

– С удовольствием.

И они прошли в кабинет Фредерика. В этот день игра у хозяина дома не ладилась. Фредерик, привыкший всегда выходить победителем, сегодня без конца проигрывал своему другу…