Кофеманка

Но нет, Андреас действительно прилетел, позвал ее на ужин в хороший ресторан, и там представил ей свою невесту Хелен. Сельме пришлось ещё сидеть с ними целый вечер и делать вид, что она не так уж и расстроена и совсем не собирается плакать от того, что очередная её мечта рухнула на самое дно! После этого Андреас ещё звал ее выпить кофе или съездить на экскурсию, но Сельма тверда сказала:

– Ну уж нет! Я сильно занята в эти дни, к тому же все наши встречи не имеют смысла.

Где-то через полгода от Николь, дочки Андреаса, пришла смс-ка, что ей очень нужно поговорить с Сельмой. Они созвонились. Николь почти рыдала в трубку:

– Ах, Сельма, ты не представляешь, как отец до сих пор любит тебя! Полгода назад у него обнаружили болезнь и он, испугавшись, что начнет угасать, станет слабым, больным и ненужным тебе, придумал вот такой план. Что он якобы встретил женщину, которую полюбил, и поэтому не может быть с тобой. Вот подумай сама, если бы он по-настоящему встретил какую-то тёлку, – Сельма немного поморщилась от молодежного сленга, – то разве он прилетел бы к тебе? Он спокойно жил бы с ней в Германии или отправился на острова. Но нет, он хотел увидеть тебя, пока у него есть силы летать, пока он не начал свою терапию, не потерял волосы и пока он вообще был способен думать и говорить.

Сельма с трудом понимала, о чем так сбивчиво говорит Николь. Местами она переспрашивала какие-то фразы, пытаясь понять английские слова, произносимые с немецким акцентом, но в целом все было похоже на то, что у Андреаса раковая опухоль, ему осталось жить максимум пару лет и кажется полгода от этого срока уже прошло!

– Понимаешь, Сельма, – продолжала тараторить Николь, – мы же не знали, что он виделся с тобой летом и наврал тогда про Хелен! Мы реально думали, что он улетел по работе, к тому же Хелен – это его бизнес-партнер, она помогла ему заключить контракт с издательством, сейчас он работает над книгой, и мы были уверены, что его поездка связана с этим.

Сельма положила трубку, присела на край дивана и разрыдалась. Её сердце пронзила страшная боль: за то вранье и нелепую встречу, что устроил Андреас с "невестой Хелен", за то, что он не сказал ей правду про болезнь, как будто не доверял ей, что она сможет любить его, пораженного и ослабленного онкологией и лечением, и за то, что времени осталось так мало… Стоп! Но сейчас же двадцать первый век на дворе! Медицина давно справляется со многими видами онкологий. Неужели не существует лекарств, чтобы ему помочь? Тем более в Германии!

– Нет, Андреас, я буду бороться за тебя, я так просто тебя не отдам!

Стиснув зубы, молясь и заклиная Бога о здоровье Андреаса и их счастье, Сельма бросилась в ближайшее консульство за визой и билетами на самолет.

Этот месяц в ожидании документов показался ей равным целому году – как можно оставаться дома, заниматься привычными делами, ходить на работу, делать покупки, зная, что где-то там угасает жизнь любимого человека? Какая глупость – посвящать рутине те дни, что на вес золота!

Когда Сельма прилетела в Дюссельдорф на этот раз, в её сердце, как на перекрестке, столкнулись сразу два воспоминания: то певрое чувство, наполненное романтикой и предвкушением новой жизни, когда она переехала к Андреасу в первый раз, и то горькое разочарование, что осталось после ссоры с любимым. Ох, какими же мелкими были те размолвки! Сельме даже стало смешно: она обиделась, что Андреас не купил сыра на завтрак. Да главное, чтобы он мог жить, видеть солнечный свет, дышать, ходить, она сама будет покупать этот несчастный сыр хоть каждый день!

Андреас встретил ее в аэропорту. Чуть осунувшийся, с синяками под глазами, натянутой до бровей шапке, что скрывала новую стрижку "под ноль", но в глазах – тот же интерес, свет любви и восхищения Сельмой, что она заметила еще тогда, на Новый год, когда они впервые познакомились в отеле.

Они обнялись и стояли так наверное целую вечность. У Сельмы даже навернулись слезы на глаза от охвативших ее чувств: вот теперь она снова с тем Андреасом, в которого влюбилась тогда, три года назад! Он взял ее за руку и, прихрамывая, направился к машине, чтобы отвезти ее домой.

– Ты хромаешь? Что с ногой? – с заботой в голосе спросила Сельма, но Андреас лишь отмахнулся.

– Последствия от химиотерапии, но сейчас я не хочу говорить об этом… Все будет хорошо, – успокоил он Сельму, как будто опухоль была у неё, а не у него.

Трудно себе представить, но для того, чтобы начать жить, нужно сначала умереть! Эта фраза теперь постоянно крутилась в Сельминой голове. Потому что с того момента, как Сельме стало известно про болезнь Андреаса и его возможную смерть, их отношения действительно возродились!

Иногда Андреас с самого утра выходил из дома, чтобы купить Сельме букетик свежих цветов, сам готовил ей завтрак или обед, когда были силы, чтобы встать. В те дни, когда его навещали друзья, Сельма специально уходила в свободную комнату, чтобы они могли пообщаться, не отвлекаясь на нее. Она брала книгу, которую привезла с собой, и читала, не требуя от Андреаса внимания к себе. А он, пообщавшись с друзьями и прощаясь с ними в коридоре, нежно обнимал Сельму и оставался таким счастливым и наполненным радостью целый день.

По воскресеньям к ним в гости приходила Николь. Андреас очень оживлялся, доставал настольные игры, сам варил своим девочкам кофе и они проводили время втроем, как будто были настоящей семьей. Сельма уже могла неплохо говорить на немецком – понемногу занимаясь каждый день и практикуя его с соседками-старушками, которые были приветливы и останавливались перед домом, чтобы узнать, как дела у Сельмы и Андреаса – она выучила основные фразы и не чувствовала себя так одиноко, как в первый приезд. Хотя Николь отлично болтала по-английски, Сельме хотелось, чтобы они втроем могли поговорить на родном языке Андреаса и сталь еще ближе друг к другу.

Еще Сельма полюбила свои одиночные прогулки по лесу. А рядом с домом был совершенно роскошный лес с запахом перегнившей листвы, грибов и еловых веток. И каждый раз, наблюдая, как лучик солнца проглядывает через плотную крону деревьев, Сельма как будто согревалась этим лучём и в ее сердце загоралась надежда на то, что Андреас непременно выздоровеет и все будет хорошо.

По вечерам они вместе готовили ужин, запекая в духовке курицу с овощами или варили спагетти и поливали их соусом, выключали свет, зажигали свечи и сидели весь вечер, разговаривая обо всем на свете, танцевали медленные танцы, переходящие в ночи любви.

Но вот однажды, за одним из таких ужинов, Сельма осторожно поинтересовалась, не получится ли у них поехать куда-будь летом, да хотя бы к ее родителям в Анталию? Взгляд Андреаса как-то потускнел, он пробурчал что-то вроде: "Да-да, возможно", и Сельма поняла, что он то ли не верит в свое выздоровление, то ли чувствует, что ему не хватит сил на эту поездку. И то и другое означало лишь то, что самочувствие его ухудшалось, несмотря на терапию и все усилия врачей.

Сельма пыталась отвлечь Андреаса от грустных мыслей и иногда просто умаляла его выбраться в центр города, чтобы побродить по красивым улочкам, украшенным огнями, помечтать с ним о тех днях, когда он оправится от болезни и они смогут путешествовать или завести собаку и жить в какой-то северной стране на берегу моря. В такие дни они очень любили посидеть в одном маленьком уютном кафе, где ближе к вечеру разжигали камин, Андреас заказывал себе горячий шоколад, Сельма брала капучино с корицей и они сидели, взявшись за руки, наслаждаясь моментом, когда можно было просто слушать приятный блюз или джаз и вдыхать терпкий аромат кофе с шоколадом. В такие минуты казалось, что их счастье продлится бесконечно, что болезни вообще не существует, а Земля крутится исключительно для них двоих!

Но постепенно силы стали оставлять Андреаса все чаще. И ему стоило больших усилий вставать и хотя бы немного работать. Изредка к ним домой приходила медсестра и колола какие-то лекарства, в эти дни Сельма старалась уходить на прогулки, потому что Андреас был подавлен и она понимала, что ему не приятно от того, что она видит его слабым и больным. А когда она возвращалась, лекарство давало временное облегчение и Андреас поднимался с кровати и садился за компьютер – ему надо было дописать книгу, которую заказало издательство, пока они были в разрыве.

Сельма вспомнила, как во время первого визита не верила в то, что удача повернется к ним лицом. Сколько раз у Андреаса срывались важные сделки, но он твердил:

– Я чувствую, что скоро ко мне приплывет "крупная рыба"! – Но время шло, а они сидели на мели.

Тогда, три года назад, Сельма решила, что глупо ждать больших заказов, работая на самого себя. Андреас не хотел возвращаться в офис, а Сельма устала отказывать себе во всем, лишь бы у них хватало денег для оплаты этой небольшой квартирки. Потом они поссорились из-за продуктов для завтрака и она улетела домой. И вот она сидит опять у Андреаса дома, у него появился тот самый заказчик, о котором тот так сильно мечтал, но жить ему осталось считанные месяцы – где в жизни справедливость?

В те же дни Сельме позвонила мама:

– Сельма, дорогая, приезжай хоть на несколько дней в Анталию, отец ложится в больницу! Один его глаз почти совсем ничего не видит, доктор прописал ему лекарства, которые вообще не помогли. Отец был в отчаянии, мы ничего не говорили тебе, чтоб не тревожить. Но вот появился лучик надежды, если операция пройдет успешно, то глаз можно будет спасти! – Мама тяжело дышала в трубку. Хотя состояние отца было безусловно легче, чем у Андреаса, но когда человеку уже 75, то даже небольшая операция может привести к летальному концу – маме было страшно.

Поговорив с Андреасом, они приняли решение, что если Сельма полетит на 3-4 дня, ничего не случится. К тому же, оставшись один, Андреас еще плотнее сможет заняться книгой и наконец завершит ее. Они будут созваниваться каждый день, и эти четыре дня пролетят незаметно. Да и в крайнем случае Николь присмотрит за отцом, вызовет врача, тем более, что в Германии действительно хорошая медицина.

В результате поездка Сельмы растянулась на две недели, операцию для Сельминого папы переносили два раза, а когда она снова вернулась в Дюссельдорф, Андреас был уже в палате интенсивной терапии. Врачи ввели его в искуственную кому – произошло обострение, поэтому его подключили в аппарату искуственного дыхания и кололи лекарства и день, и ночь.

Сельме было страшно. Очень страшно. Её охватывало чувство бессилия: в палату не пускали, она не могла взять Андреаса за руку, не могла обнять, прошептать "Я тебя все еще люблю" – эти слова согрели бы и наполнили его истерзанное сердце.

Через три дня Андреаса не стало. Сельма с трудом вспоминала, как приехала его бывшая жена, с которой у Андреаса сохранились хорошие отношения, Николь, какие-то друзья по работе, два бывших одноклассника, которых Сельма видила в свой первый приезд в одном из баров, куда они заходили с Андреасом, гуляя по городу, и бизнес-партнер Хелен, очень грустная и какая-то помятая. Может она тоже была влюблена в Андреаса? Голова Сельмы совсем ничего не соображала, просто эта мысль почему-то мелькнула внутри. Они организовали все вопросы, связанные с похоронами – Сельма, как иностранка, точно не смогла бы с этим справиться. И потом на кладбище, которое выглядело, как красивый ухоженный парк, Хелен отвела Сельму в сторонку, высказала слова участия и объяснила ей, что последним желанием Андреаса, когда он подписывал контракт с Хелен о книге, было то, что все свои гонорары он передает ей, Сельме, и хочет, чтобы все сборы от книг, все премии и проценты оставались у нее. Она вручила Сельме какую-то пачку с документами, заверенными у нотариуса, там были договоры, расписки, еще какие-то важные бумаги на немецком языке. У Сельмы потемнело в глазах и сжалось сердце – до последнего дня, до последнего вздоха Андреас думал о ней!

Она схватила папку с документами, ни к кем не попрощавшись, очень быстрым шагом, иногда переходящим в бег, бросилась в парк, примыкающий к кладбищу, чтобы побыть там наедине с собой. Мысли об Андреасе стучали в ее голове. Превозмогая боль, ослабевший от болезни и от терапии, котороя тоже подтачивала его, Андреас, иногда по ночам, дописывал свою книгу о практиках здоровья – это ли не парадокс? – чтобы сделать ей, Сельме, последний подарок. Она не выдержала, упала на коление в траву и зарыдала в голос. Это был рев дикого зверя – израненной птицы с переломанным крылом, тигрицы, нашедшей в логове растерзанных детенышей, и дикой собаки, которую избили палками деревенские мужики. Сельма рыдала, опустившись на землю и из самого сердца как будто вытекала ее боль.

Прилетев в Анталию, спустя месяц, мы встретись с Сельмой. Она чуть похудела и была как-то сосредоточенно-серьезна. Непривычно было видеть ее в темно-сером плаще, цвета мокрого асфальта ботинках, без ярких кулонов и оранжевых шарфов. Мне не хотелось задавать ей лишних вопросов, я итак видела, как много ей пришлось пережить. Но Сельма улыбнулась мне своей приятной улыбкой, взяла под руку и сказала:

– Пойдем! – Мы сели в её машину и поехали на оживленную туристическую улицу, с которой открывался вид на море. Сельма припарковалась около одного здания, где на первом этаже была большая стеклянная витрина и табличка "Сдается". Она уверенно вошла на террасу, повергулась ко мне и произнесла:

– Ты же не будешь против, если это место мы назовем "Andreas coffee"?!