Запоздалые цветы. Непридуманные истории

Кирилл Петрович несмело нажал на кнопку дверного звонка, которым никогда не пользовался. Дверь тотчас же распахнулась. Перед ним, как мимолётное видение, в чёрном строгом костюме, оттенённом светло-кремовой блузкой, и на высоких шпильках, приуроченных к бежевым лакированным туфлям, возвышалась восхитительная и соблазнительная белокурая женщина. У Кирилл Петровича, в который уже раз за сегодняшний день, возникло трепетное чувство непонятного волнения.

Он несмело переступил порог своей собственной квартиры. Из кухни доносился аппетитный, давно забытый, запах домашней кулинарии. А в гостиной, покрытый розовой скатертью, стол, на котором горели свечи, был празднично сервирован на две персоны.

– Наташенька, ни день рождения ли у вас сегодня? – весело предположил Кирилл Петрович.

– Ой, вы уж извините, что я тут похозяйничала у вас без спроса. Просто очень хотелось покормить чуткого и отзывчивого мужчину чем-нибудь вкусненьким и домашним, о которых у него, судя по всему, остались лишь одни воспоминания, – скороговоркой проворковала Наташа.

– А ещё, Кирилл Петрович, – добавила она, – похоже, что у меня сегодня, действительно, день рождения, только не моего ангела, а день рождения жизненного этапа, начало которому положили вы.

– Ну что ж, Наташенька, тогда и выпьем за вступительную увертюру этого этапа, – торжественно произнёс Кирилл Петрович, разливая по хрустальным фужерам, неизвестно откуда взявшееся, хорошо выдержанное, грузинское вино «Саперави».

Добротное вино подействовало практически мгновенно, наполняя Наташу внутренним жаром и раскрепощая, хорошо запрятанные в глубинах подсознания, необузданные желания. Скованные продолжительной неустроенностью мысли стали приобретать былую непринуждённую окраску и трансформировались в мурлыкающую тираду:

– Пожалуйста, простите меня, Кирилл Петрович, я, наверное, очень глупая девочка, но мне кажется, я умру, если сейчас же не поцелую вас.

Кирилл Петрович хотел высказаться в духе того, что умирать вовсе необязательно. Но не успел этого сделать, так как Наташа быстро поднялась из-за стола и, на ходу скидывая остроносые шпильки, повисла у него на шее, осыпая его изумлённое лицо страстными поцелуями. Он оторопел от неудержимого напора Наташиной страсти, от неописуемого и сладкого аромата бархатной и обволакивающей, давно позабытой, женственности. Её мягкие чувственные и податливые губы обжигали и гасили последние остатки какого-либо противодействия. Кирилл Петрович прошёл «Крым, рым и медные трубы». Но сегодня эти самые медные трубы излучали неповторимую и таинственную мелодию зарождающейся любви к его новой работнице и коллеге. Он старался осторожно выскользнуть от её цепких объятий, напрягая при этом последние душевные силы. Но и они покинули его, когда Наташа припала своими мягкими губами к его загорелой шее, и он случайно прикоснулся к, вздымающимся и стремящимся выскочить из- под тонкой блузочной ткани, упругим девичьим грудям.

Кирилл Петрович проснулся с первыми рассыпчатыми лучами восходящего, ещё розоватого, солнца. Изумрудные шапки вершин Пятигорья нахально заглядывали в распахнутое окно, взирая на нескончаемую вертикаль стройных Наташиных ног. Кирилл Петрович с умилением смотрел на, открывшееся перед ним, девичье очарование, к которому он осторожно прикоснулся сегодняшней ночью. Он вдруг понял: всё, что произошло до рассвета между ним и Наташей, ему не приснилось. Это было не заурядное романтическое приключением, не начало быстротекущего курортного романа и не беспорядочной связь с красивой женщиной. Это стало предвестником перемен в рутинной цепочке его однообразной, жизни.

Кирилл Петрович быстро водрузил своё поджарое тело в любимые, цвета морской волны, джинсы и в белую футболку и привычно захлопотал над приготовлением чёрного кофе, засыпанного в золотистую джезву. Мистические мысли хаотично бороздили мозговые извилины Кирилл Петровича. Вдруг одна из них, словно пробившись через каменное ограждение, пронзила всё его естество. Он чётко осознал, что эта ночь отнюдь не означала незапланированный всплеск мужских гормонов. Его аналитический ум, отбросив всё лишнее, однозначно выхватил из вороха всего ненужного единственный аргумент. И этот аргумент назывался любовью. Нежданной, нерастраченной, свалившейся, как свежий снег на непокрытую голову, любовью. Кофе давно вскипел и небольшими коричневатыми струйками медленно стекал на газовую горелку. А Кирилл Петрович продолжал мучительное дифференцирование своих воспалённых мыслей, пока не пришёл к непреклонному выводу, что чувства, которые пришли к нему сегодня, он никогда ранее не испытывал. Засыпая новую порцию кофе в полуобгоревшую джезву, Кирилл Петрович понял, что к нему, к великовозрастному мужчине, безвозвратно подкатывающемуся к полувековому юбилею, пришла любовь, которую можно смело классифицировать как первую.

– Кирилл Петрович, – послышался из спальной комнаты мелодичный голосок Наташи, – куда вы пропали и бросили меня на произвол судьбы.

– Милая моя, сдаётся мне, что я тебя не бросил, а наоборот приобрёл и, кажется, на всю оставшуюся жизнь, – едва слышно прошептал Кирилл Петрович.

Однако, оторопевшая и мгновенно побледневшая, Наташа, чётко расслышав каждое его слово, на затянувшемся полувздохе промолвила:

– Желанный и любимый мой, Кирилл Петрович, я уверена, что у вас было немало женщин, но никто и никогда не любил и не будет любить вас так пылко и самозабвенно, как я. Доверьтесь мне, пожалуйста, и мы будем с вами счастливы.

У Кирилла Петровича перехватило дыхание от избытка, нереализованной в своё время, нежности. Едва справившись с собой, он снова впал в какую-то экспрессивную прострацию, увидев распростёртые к нему руки полностью обнажённой Наташи. Он крепко прижал, обмякшую и купающуюся в его объятиях, белокурую фею к себе и нарочито беспечным тоном произнёс:

– Вот и договорились, милая. А сейчас, марш в постель, куда через несколько секунд будет доставлен утренний кофе. И вот ещё что, с этого момента – мы взаимно влюблённая пара, поэтому немедленно переходим на ты. Я для тебя – уже немолодой Ромео, которого зовут просто Кирилл. Ну а в служебной обстановке, я – твой начальник, Кирилл Петрович.

Перед тем как слиться в долгом и затяжном поцелуе, Наташа всё-таки успела промолвить, обнажая свои лингвистические познания, фразу, которую Кирилл Петрович запомнит надолго:

– Любимый мой, Кириллик! Да будет тебе известно, что твоё имя, в переводе с греческого, означает господин или повелитель. С этой исторической минуты и до конца жизни ты – мой повелитель и господин, с этой минуты я вручаю себя тебе навсегда.

Сплошная лихорадка будничной рутины растворялась во взаимном влечении Кирилла и Наташи. Их чувства обоюдного тяготения друг к другу разгорались всё сильнее и сильнее, возносясь по немыслимой восходящей линии, по которой они парили в свободном и сказочном полёте. Непомерно увлечённые друг другом, они не замечали любопытных взглядов своих коллег, которые, как водится в настоящем производственном коллективе, на каждом углу обсуждали искромётное зарево их пылающего романа. Неизвестно сколько времени продолжались бы эти пересуды и кривотолки, если бы сердобольная секретарша Ирина Алексеевна, набравшись смелости, как то не выпалила:

– Уважаемый Кирилл Петрович, простите меня великодушно, мы с вами много лет работаем вместе, поэтому, если вы сами ничего не замечаете, то осмелюсь доложить, что только ленивый не обсуждает ваши отношения с Натальей Николаевной Черкасовой.

Кирилл Петрович вздрогнул и неожиданно для себя промолвил:

– Ирина Алексеевна, я вас очень прошу сообщить вверенному мне коллективу, что в очень скором времени Наталья Николаевна изменит свою девичью фамилию Черкасова на, хорошо известную вам, фамилию вашего шефа Ладыгин.

Кирилл Петрович сидел в удобном кресле воздушного лайнера, всецело погружённый в свои нелёгкие думы. Через час самолёту надлежало приземлиться в сочинском аэропорту Адлер. Кирилл Петрович так и не придумал, как начать разговор с женой о бракоразводном процессе. Он не слышал, как миловидная стюардесса настойчиво просила его пристегнуть привязные ремни перед посадкой, как самолёт слегка качнуло при прикосновении шасси к взлётной бетонке. Кирилл Петрович продолжал размышлять, что он скажет своей Светлане, с которой прожил более двух десятков лет и воспитал свою любимую и непревзойдённую Танюшу. Он вспомнил их неказистую комнатку в университетском общежитии, где они коротали счастливые мгновения после свадьбы. Он восстановил в памяти труднопроходимые тропы, желтеющей в синей дымке, Колымы, которые они со Светой прошагали в поисках рудных месторождений. Кирилл Петрович никак не мог вычеркнуть из своего жизненного баланса стремительно пролетевшие годы, начинённые бурной и бесшабашной молодостью. И все это время он был вместе со Светой. Светлана была заметной, выделяющейся среди своих университетских подруг, красивой девушкой. Но эта броская красота, которая притягивала, как яркий маяк одинокий корабль, отдавала едва заметным холодком. От неё исходил, неприметный поначалу, налёт какой-то хорошо замаскированной сдержанности и настороженности. После рождения Татьянки Света незаметно превратилась из стройной изящной девчушки в среднеупитанную породистую женщину, которые за километр привлекают мужчин своими хорошо обозримыми округлыми и завлекающими формами. Вместе с формами изменилось или просто проявилось внутреннее содержание Светланы. У темноволосой и ироничной Светки, наделённой, как казалось Кириллу Петровичу, непреходящей романтикой неисхоженных троп, появилось какое-то обывательское отношение к окружающей повседневности. Она быстро сообразила, что работать в конторе удобнее и теплее, чем заниматься полевой разведкой невидимых ископаемых. Нет, разумеется, когда Кирилл Петрович возвращался из дальних маршрутов, его ждала вкусно приготовленная еда и по-хозяйски расстеленная постель с обязательно взбитыми подушками. Но даже в этой постели в минуты долгожданного интима, о котором грезилось на заоблачных холодных перевалах, Кирилл Петрович не ощущал, что от его супруги исходят искры душевного тепла. Между ними не пробегал тот самый химический катализатор, который бы мог ускорить или хотя бы ощутимо продвинуть искреннее и неподдельное влечение друг к другу. Они жили скорее по привычной необходимости, чем по истинному притяжению родственных душ. Все эти годы Кирилл Петрович много и тяжело работал. В тяготах и лишениях непростой жизни полевого исследователя он упорно собирал материал для кандидатской диссертации, которую впоследствии успешно защитил. Как следствие этому, быстро продвигался по служебной лестнице, пока, наконец, к неуёмной радости Светланы, не был назначен начальником геологической экспедиции в курортном городе Сочи. Кирилл Петрович не очень понимал смысл расхожей фразы «знал бы прикуп, жил бы в Сочи». Зато его Света в этом прикупе разобралась весьма профессионально. Уже через полгода после переезда, она отыскала в посёлке Красная Поляна, расположенного в пятидесяти километрах от Сочи, добротный двухэтажный дом, который по сходной цене уговорила купить своего мужа. Дом находился в живописном ущелье, окружёнными заснеженными вершинами кавказских гор. Его окружали вечнозелёные вековые сосны, чередующиеся коричневатыми прожилками белоствольных, тянущихся к ярко-синему небу, берёз. Светлана полюбила этот дом больше жизни, и сейчас, когда самолёт уже совершил посадку в сочинском аэропорту, Кирилл Петрович подумал, что его, пока ещё законная жена, по сути, променяла его на этот особняк. И, наверное, именно поэтому они уже пять лет не живут вместе, потеряв незримую связь, определяющую достойное бытие нормальной семьи.

На аэровокзальной площади Кирилл Петрович на удивление быстро поймал, разрисованную красными шашечками, таксомоторную «Волгу», которая, взвизгнув тормозами, стремительно помчалась к Красной Поляне. Проезжая мимо одного из высотных административных зданий, Кирилл Петрович увидел на электронном табло, высветившуюся зеленоватым неоном, сегодняшнюю дату. Календарь показывал 23 сентября. Это был день осеннего равноденствия, начало астрономической осени. Вместе с тем, это был день рождения Светланы, ей исполнилось 44 года. Кирилл Петрович прикинул, что совсем некстати сегодня объявлять Свете о разрыве их супружества. С другой стороны, оставаться ещё на один день в Красной Поляне не входило в его планы. Кирилл Петрович был полон решимости не оттягивать неприятный разговор с женой и сразу расставить все точки в проблемах, которые могут при этом возникнуть. Не успев придумать что-либо определённое, Кирилл Петрович увидел вдруг возле на небе появились уютного придорожного ресторанчика лоток, за которым продавали букеты цветов. Попросив водителя остановиться, он купил для Светланы, пылающую красным заревом, охапку свежих роз.

Уже через час Кирилл Петрович стоял возле вечнозелёной кустарниковой изгороди, которая окаймляла, построенный им из сибирской лиственницы, роскошный дом. Неожиданно на него накатило, несвойственное ему, гнетущее волнение, связанное с неотвратимым разговором с женой. Стараясь погасить его, Кирилл Петрович вытянул из помятой пачки сигарету и закурил, выпуская причудливые дымовые колечки в сторону летней веранды. Но беспокойство и тревога не покидали его. Под стать его мрачному настроению на небе появились свинцовые тучи. Они незаметно сбрасывали дождевые капли на кленовые листочки, успевшие уже впитать опьяняющий запах наступившей осени.

Кирилл Петрович затушил, успевшую истлеть до самого конца, сигарету и решительно нажал на бронзовую ручку входной двери своего дома. Дверь оказалась не запертой. В центре гостиной возвышался, накрытый на двух человек, малахитового цвета, стол. На краю стола Кириллу Петровичу бросилась в глаза большая керамическая ваза, в которой алели точно такие же розы, как он держал в своих дрожащих руках. Над сплетением салатниц, селёдочниц, тарелочек и соусниц возвышалась пузатая бутылка марочного армянского коньяка «Арарат».

– Неужели это всё для меня, неужели Светлана предвидела или, ещё хуже, почувствовала, что я приеду в день её ангела, – мелькнуло в голове у Кирилла Петровича.

– Виталик, заканчивай уже свои водные процедуры, стол уже давно накрыт, пора начинать праздновать мой …, – Светланин нежный голосок, который становился более чётким по мере её продвижения из спального будуара в гостиную, неожиданно осёкся на полуслове. Она вдруг увидела своего мужа, стоявшего в напряжённой позе со свежими розами в руках. Света прикрыла припудренное лицо руками. Она изумлённым взором, не отрываясь, смотрела на Кирилла Петровича, которому показалась, что его милая супруга находится сейчас в состоянии транса. Полновесные, эллипсоидальной формы, груди Светланы нервно вздымались в глубоком вырезе голубого пеньюара. Немую сцену прервал громовой бас грузного мужчины, вышедшего из ванной в розовом махровом халате. Он деловито пророкотал:

– Всё, дорогой Светик, я готов праздновать твои две четвёрки до позднего вечера, не отходя от замечательного стола, что ты приготовила.

В обладателе экстравагантного пёстрого халата Кирилл Петрович признал своего бывшего заместителя по хозяйственной части Виталия Сергеевича Ананьева, который, надо отдать ему должное, не потерял самообладания и патетически произнёс:

– Кирилл Петрович, какой сюрприз, сколько лет, сколько зим, прошу вас к нашему столу.

Беспардонная наглость Виталия Сергеевича, как ни странно, не разозлила и не вывела из себя Кирилла Петровича. Наоборот, он даже успокоился, пришёл в себя, подумав при этом, что действие развивается, как в плохом водевиле, по принципу: чем хуже, тем лучше. Вслух же он деловито отчеканил:

– Неуважаемый Виталий Сергеевич, у вас есть всего пять минут, чтобы привести себя в надлежащий вид и немедленно покинуть стены, пока ещё, моего, дома.

Светлана за всё время не проронила ни единого слова. Бесцветные слёзы, размазывая тушь на ресницах, ниспадали на голубой пеньюар, оставляя на нём мокрые прогалины. Кирилл Петрович мельком взглянул на свою жену и, с трудом подбирая нужные слова, взволнованно произнёс:

– Произошло то, что давно должно было произойти. В этом в абсолютно равной степени виноваты и я, и ты. Поэтому, буду немногословен. Я пишу заявление на развод, которое ты завтра отнесёшь в суд, полагаю, ты возражать не будешь. Относительно раздела имущества проблем не будет: я оставляю тебе дом, зловещая тень которого виновна в нашем разладе.

Светлана молчаливо кивала головой, соглашаясь во всём, что говорил её, можно сказать, экс-муж, и продолжала беззвучно плакать. Кирилл Петрович налил себе рюмку любимого коньяка, быстро влил в себя живительную влагу, обвёл расширившимися зрачками квадратуру своего бывшего дома, и, словно прощаясь с ним, грустно проговорил:

– Ты помнишь, Светлана, рассказ Антона Чехова «Цветы запоздалые». Он начинался словами «Дело происходило в одно тёмное, осеннее „после обеда“ в доме князей Приклонских». Наш же с тобой роман заканчивается почти теми же словами «Дело происходило в одно тёмное, осеннее „после обеда“ в доме геологов Ладыгиных».

Кирилл Петрович приблизился к Светлане, быстро и отрывисто поцеловал её, и, мгновенно отстранившись, вручил пламенеющие розы, грустно проронив на ходу:

– Я дарю тебе, Света, запоздалые цветы, прощай и, кстати, с днём рождения.

На следующей день ночным поездом Кирилл Петрович вернулся в Пятигорск. Прямо на перроне, отыскав телефонный таксофон, он позвонил Наташе.

– Милая моя девочка, – прокричал он в телефонную трубку, – на белом свете существуют две субстанции: это моя жизнь и ты, но тебя я люблю больше; ты сделаешь меня самым счастливым человеком, если не откажешь мне надеть на твой нежный пальчик обручальное кольцо.

Телефонная трубка молчала, из её верхней части прослушивались судорожные вздохи и негромкие рыдания.

– Наташа, Наташенька, родная, что с тобой, я люблю тебя, я еду к тебе, – Кирилл Петрович яростно бросил трубку, которая, не коснувшись рычага, сиротливо качалась из стороны в сторону в сквозном привокзальном пространстве.

Уже через четверть часа взволнованный Кирилл Петрович входил в свой рабочий кабинет, процедив на ходу удивлённой Ирине Алексеевне:

– Пригласите ко мне Наталью Николаевну, и как можно быстрее.

Через несколько минут Наташа бесшумно вошла в кабинет, и покрасневшими глазами вопросительно смотрела на Кирилла Петровича. Делая заметное усилие над собой, она тихо прошептала:

– Кириллочка, мой ненаглядный, мне ничего не приснилось и не послышалось, я правильно поняла твои волшебные слова?

Кирилл Петрович быстро подбежал к Наташе, крепко обнял её за хрупкие плечи и поспешно расшифровал, сказанное ранее по телефону:

– Ненаглядная моя Наташенька, я очень хочу, чтобы ты стала моей женой, я прошу твоей руки, которую не выпущу из своей до конца жизни.

Сгорающая от любопытства, Ирина Алексеевна увидела через замочную скважину, стоящего на коленях Кирилла Петровича и Наташу, нежно целующую его в, склонённую перед ней, голову.

Через два месяца Кирилл Петрович получил по почте решение сочинского суда о расторжении его брака со Светланой. Буквально на следующий день он потащил Наташу в городское бюро записи гражданского состояния, которое тремя неделями позже официально зарегистрировало их бракосочетание. По обоюдному решению пышных торжеств по этому случаю решили не устраивать. Свадьбу отметили в уютном пригородном ресторанчике, незаметно прилепившегося к подножью горы Машук. Ввиду пикантности сложившейся ситуации, своей дочери Кирилл Петрович решил пока ничего не сообщать, отложив это на неопределённое будущее. На свадьбу были приглашены только виновники торжества: Наташа и Кирилл Петрович. Когда, далеко не юный, жених наполнил фужеры шампанским, Наташа, приложив пальчик к его губам, готовым произнести здравицу, радостно провозгласила свой тост:

– Милый мой Кирюша, ещё совсем недавно я считала, что самым счастливым днём моей жизни был день окончания университета, сегодняшний день принёс мне намного больше счастья, и я хочу, чтобы таких дней у нас было много, за тебя и за твою Наташку.

Однако радостная и возбуждённая Наташа ещё не догадывалась, что через год на её долю выпадет ещё один, не менее счастливый, день. Это будет день рождения её первенца, маленького черноволосого малыша, которого она с любимым мужем Кириллом назовут Никита.

…Прошло пять лет. Душистый запах одесской белой акации окутал розовую балюстраду приморского ресторана. За столиком, покрытым красно-шашечной клеёнкой, сидели две нарядные красивые женщины. В стройной брюнетке можно было узнать Татьяну Кирилловну Ладыгину, а в слегка располневшей блондинке – Наталью Николаевну Ладыгину. Закадычные подруги, которые ещё не знали, что являются однофамильцами, встретились по случаю пятилетия окончания университета. За столиком в бело-голубом матросском костюмчике гордо восседал ещё один человечек, трёхлетний симпатичный карапуз Никита Кириллович Ладыгин. Татьяна умилённо посматривала на Наташкиного сынишку, обнаружив в его облике до боли знакомые черты, принадлежащие то ли известному актёру, то ли мужчине, которого она когда-то встречала. Мужественный и суровый геолог, Кирилл Петрович Ладыгин, имеющий самое непосредственное отношение к этой обворожительной троице, так и не нашёл душевных сил поведать своей дочери о значительных изменениях, произошедших в его непростой жизни. Так уж получилось, что это должна была осуществить Наташа, и сделать это надо было именно сейчас. Дрожащими от волнения руками она разливала по прозрачным бокалам всё тоже светлое «Мартини» и, осторожно выстраивая нужные слова в приемлемую фразу, тихо промолвила:

– Танечка, ты не представляешь, как я тебе благодарна, что ты меня вызволила их карпатского ада, в котором я пребывала несколько месяцев.

– А ещё, я тебе по гроб жизни обязана, – поспешно выпалила Наташа, – что встретила твоего отца, которого полюбила навеки и за которого вышла замуж, а также…

Наташа, не переводя участившегося дыхания, хотела продолжить свой жалостливый монолог. Но взглянув на раскрасневшееся от прихлынувшей крови нежное лицо Татьяны, на потемневшие светлые зрачки её выразительных глаз, на сплетённые, вокруг аритмично бившегося сердца, ухоженные руки, мгновенно осеклась на полуфразе.

Слегка оправившись от внезапного шока, Татьяна рассеянно оглядывалась вокруг себя, словно искала надёжную и неуязвимую опору, которая придала бы ей жизненные силы продолжить своё бытие в этом порочном мире. И она тут же нашла этот защитный оплот, когда в поле её бокового зрения попал маленький Никита. Она не поверила своим глазам: обворожительное личико Никиты, как две капли воды, дублировало благообразное лицо её любимого папочки, Кирилла Петровича Ладыгина. Таня бросилась к Никите, стремительно подхватила его на руки и крепко прижала его к груди. Она стремительно помчалась на мерный звук, журчащего совсем рядом, аккорда морского прибоя. Таня опустила Никиту на землю, и они, взяв друг друга за руки, побежали по прибрежному золотистому черноморскому песку, оставляя на нём поочерёдно большой и совсем маленький след. Бирюзовая волна медленно накатывала, на их песочные отметины, но Таня и Никита, словно убегая от неё, весело мчались по берегу, наступая на розоватые блики заходящего солнца.

Пропавшая без вести

Допотопные ходики, доставшиеся Виктору по наследству от деда, не спеша отсчитывали ночное время. Сегодня Виктор неистово желал, чтобы их стрелки, которые показывали третий час ночи, вопреки всем законам диалектики, начали двигаться назад. Согнутая в полумесяц, яркая луна беспардонно заглядывала в раскрытое окно, рассыпая желтоватые отсветы на посапывающего, трёхлетнего Дениску, сына Виктора и Елены. Леночка до сих пор не вернулась с работы, то есть не совсем с работы, а с какой-то вечеринки, которые сегодня принято называть корпоративными. Лена занимала ответственную должность директора городского архива. То ли по долгу службы, то ли в силу своего коммуникабельного характера Елена считала, что ничто так не сплачивает и не сближает производственный коллектив, как совместное застолье не в обыденной обстановке уютного ресторанчика или пикник на лесистом берегу загородной речушки. Да и повод для этого сегодня был весьма значительный: настольный календарь показывал восьмой день, только что наступившей, весны. Это был хлопотный для мужчин – Международный женский день. Вот и Виктор сегодня подсуетился. Он бессмысленно блуждал по парфюмерным и галантерейным отделам центрального универмага, в которых, обезумевшие от бестолковой гонки, мужики могли приобрести только дешёвую и безвкусную бижутерию. В беспорядочных лабиринтах торговых секций Виктор наткнулся на Люсю, лаборантку кафедры философии, где он преподавал диалектический материализм. В затемнённом лестничном пролёте торгового центра вертлявая Люся подвела его к толстощёкой спекулянтке, у которой он приобрёл для Леночки по сходной цене французские духи «Шанель». На самом деле цена была не такая уж и сходная и составила чуть ли не весь гонорар, который он вчера получил за цикл своих статей в толстом журнале «Вопросы философии».