Полная версия
Золотой город. Возвращение мирров
башни. Мальчишки тоже молчали, боясь потревожить взрослых. Художник шел рядом с кузнецом, полностью доверяя своим спутникам.
– Не знаю, где мне остановиться сегодня, – заговорил юноша и вопросительно посмотрел сначала на кузнеца, а затем на мальчишек. – Хотя я молод и здоров, но изрядно устал за один этот день, да ещё час под лучами палящей Роцией сделал своё дело. Два часа отдыха мне бы не помешали. Неужели и в самом деле единственное место, где можно отдохнуть, это замок в крепости?
– Нет, конечно же, нет, – поспешно ответил кузнец, отвлечённый от своих горьких мыслей.
Он был готов помочь незнакомцу. Однако вести к себе художника было слишком опасно. К единственному в городе кузнецу часто наведывались слуги мэра, и дом его был под особым контролем.
Тем более теперь, когда дочь его объявлена невестой главы города, рассчитывать на спокойную жизнь не приходилось. Конечно, к его семье теперь будут более снисходительны, но всё же надо вести себя осторожно.
– Мой племянник Сид поможет тебе. Он отведёт тебя туда, где ты сможешь спокойно отдохнуть, сколько тебе будет необходимо. Только сначала скажи мне, кто ты и как тебя зовут?
Художник сам удивился тому, что столько времени разговаривает с человеком, а до сих пор не познакомился с ним. Юноша снял шляпу и улыбнулся, вспомнив, наконец, о долге вежливости:
– Я странствующий художник, давно оставивший свой пустой дом и почти забывший своё имя, уж очень редко меня спрашивают об этом. Когда идёшь по пустой дороге или по узкой, едва заметной тропинке в лесу или бредёшь совсем без дороги, то окружающие птицы и звери не обращают на такие вещи внимания. Они просто принимают или не принимают человека. Мне редко приходится встречаться с людьми, а тем более знакомиться с ними. Но когда-то давно в моём маленьком родном городке соседи и друзья называли меня Арни – художник.
Так они познакомились и дважды обнялись, как требовали древние законы мирров, издавна обитавших в здешних местах.
******
ТЕТУШКА ЦИЛИ
Сид, племянник кузнеца, схватив художника за рукав, повлёк его на одну из ближайших улиц к маленькому домику. Остальные ребята с вещами Арни побежали следом, боясь отстать. Пока они шли, Сид всё время говорил:
– Тебе не стоит ходить в замок. Тут недалеко домик тётушки Цили. Она ко всем добра и живет совсем одна. Когда мы прибегаем к ней, она угощает нас всякими сладостями, которые готовит для самого мэра Пирра.
Бежавшие рядом ребята тоже не упускали возможности что-нибудь сказать и по своей обычной привычке перебивали друг друга, желая вставить хоть слово.
– Она будет очень рада такому гостю, – говорил один, а следом уже неслось:
– Тётушка Цили ждёт возвращения своего сына, который уже много лет сидит в башне. Его посадили очень давно, когда мы только ещё учились говорить.
Ребята так подробно поведали художнику о тётушке Цили и её жизни, что, когда весёлая дружная ватага подошла к маленькому, неприметному домику, Арни почти всё знал о его хозяйке. Сид тихонько постучал в дверь. Скоро она со скрипом распахнулась, и на пороге художник увидел старую женщину с добрыми глазами и ласковым взглядом.
– А вот и мои маленькие помощники! – тихо заговорила тётушка, протягивая ребятам корзинку с лежащими в ней тёплыми, аппетитными, душистыми булочками с поджаренной нежной корочкой. Ребята обступили женщину, принимая угощения, а двое из них вбежали в дом и вынесли оттуда большие вёдра, чтобы побыстрее принести воды и присоединиться к своим товарищам.
Хозяйка угощала ребят вкусными булочками и нежно гладила их по взъерошенным пыльным головкам, совсем не замечая стоящего немного в стороне молодого человека, который с интересом наблюдал за этой доброй старушкой и ребятами.
Затем художник открыл свой загадочный ящик, достал лист бумаги и уголь. Внимательно глядя на тётушку, он быстро-быстро стал водить по листу углем. Арни лишь иногда поднимал глаза, сравнивая
рисунок с оригиналом, и вновь продолжал рисовать. Не прошло и пяти минут, а юноша уже отложил в сторону уголь, глядя на завершённый портрет. С листа смотрела старая женщина с добрыми глазами. Ребята уже доедали булки, а Сид всё рассказывал тётушке Цили о госте, который только сегодня появился в городе и ещё не знает, где ему переночевать.
Только теперь старушка заметила молодого человека в необычной голубой шляпе и зелёном, с желтой подкладкой плаще.
Она была удивлена его нарядом, а главное лицом, которое многими чертами напомнило ей ее сына, давно заточенного в городской башне.
От такого сходства она не могла вымолвить ни слова.
Арни почувствовал, что говорят о нём, и подошёл поближе, протягивая тётушке её портрет. Женщина взяла протянутый ей лист и посмотрела на него, как в зеркало, но не узнала себя.
– Кто эта женщина? – спрашивала она художника, ещё не понимая, что держит в руках свой собственный портрет.
Художник, который привык уже ничему не удивляться в этом мрачном городе, всё-таки был очень поражён и взволнован, услышав такой вопрос. Он стал объяснять, что на листе её портрет. Любопытные мальчишки, ещё ни разу не видевшие художников и их работы, молчали, так они были удивлены, посмотрев на рисунок. Затем они наперебой стали говорить, что эта женщина и есть тётушка Цили. Они с восхищением смотрели то на рисунок, то на Арни.
Увидев свой портрет и услышав, что говорят мальчишки, тетушка Цили закрыла лицо руками и тихо заплакала.
Плакать в Пиррштаде не запрещалось, к слезам здесь давно привыкли. За время правления Пирра многие из горожан исчезли, и никто не мог ответить, жив пропавший или нет. Потому тетушка не стеснялась своих слез. Мальчишки еще теснее обступили её и стали успокаивать, гладя уставшие морщинистые руки. Ни художник, ни мальчишки не знали, почему плачет эта добрая женщина, но им очень хотелось, чтобы она успокоилась. А тетушка стояла, держа свой портрет, и слёзы текли по её щекам. Она думала о своей нелегкой жизни. Ей пришлось много испытать с тех пор, как забрали ее единственного сына. Ещё ни одной ночи, ни одного дня не провела она спокойно. Ни разу с тех пор она не подумала о себе, ни разу не подошла к зеркалу, ни разу не была у соседей и очень редко покидала свой маленький дом, боясь пропустить возвращение сына. Даже когда звонил колокол, она оставалась у себя и не шла на площадь. Вся её жизнь превратилась в одно ожидание.
Прошло несколько минут. И вот тётушка в последний раз тяжело вздохнула, вытерла горькую слезу со щеки, успокоилась и пригласила молодого человека в свой маленький дом.
Художник вошел и остановился, не решаясь идти дальше.
Комната, куда он вошёл, действительно была маленькой и тесной, но очень уютной, с огромной пылающей печью и столом, обсыпанным мукой. Хотя вещей здесь было немного, но они хорошо заполняли всё пространство и были расставлены с такой любовью, что казалось, внеси ещё одну вещь, и она окажется лишней и ненужной, а вынеси что-то, и в комнате станет пусто.
Тётушка стояла рядом и смотрела на гостя, сравнивая его со своим сыном. К своей радости, она находила в его лице, фигуре все больше похожего. Такой же высокий и черноволосый, спокойный и уверенный.
– Много лет назад мой дом был большим и красивым, – сказала она. – В нем царили любовь и радость. Гости не покидали его. Но с тех пор минуло много лет. Не видя людей, он стал маленьким и больным, как я сама. Вечерами мы кряхтим вместе в ожидании самого дорогого человека.
Кровать моего сына сейчас пуста, и я буду рада, если она даст силы доброму человеку так же, как давала силы моему Рею. Ты добрый юноша. Я это поняла сразу, как только увидела тебя.
Входи и оставайся здесь, сколько будет необходимо.
В комнату вошли ребята. Они принесли вещи художника: поставили ящик, как дорогое сокровище с массой тайн, и осторожно положили мешок. Сид подал знак ребятам, и все, крикнув, что прибегут ещё раз позже, когда сделают свои дела, убежали, понимая, что гостю надо отдохнуть и набраться сил.
Тётушка проводила художника наверх по узкой скрипучей лесенке в комнату сына, такую же маленькую и уютную. Здесь было всё только самое необходимое и простое: кровать, стол, стулья, да серые стены. Они придавали комнате достаточно печальный и унылый вид, но всё остальное было убрано с любовью и нежностью, во всём чувствовались добрые руки любящей матери.
Тётушка часто приходила сюда и сидела, разглядывая знакомые вещи, или глядела в маленькое окошко на улицу. Вид из окна давно изменился, и не было уже того маленького Рея, который сидел у неё на коленях и засыпал под её тихое пение. Она очень страдала и скучала без него. Теперь ей остались только его вещи, которых он касался своей рукой, и они были для неё ценнее самых дорогих сокровищ.
Всё здесь было уныло и спокойно. Только одно яркое пятно привлекло и удивило художника: огромный красный цветок стоял на
подоконнике и, распахнув алые лепестки, закрывал собой почти всё окно. В этом городе Арни ещё ни разу не видел ни зелёного куста, ни травинки. Все было закрыто каменным панцирем. И вдруг в этой маленькой комнатке настоящее чудо – живой цветок, который казался ещё прекраснее на фоне бесцветной каменной стены, находящейся перед домом тётушки.
Увидев алый бутон, Арни понял, что лучшего места для ночлега ему не найти, чем в доме у милой и доброй женщины. Ещё одно обстоятельство обрадовало его: комнатка находилась на втором этаже, и как ни высока была серая стена, но она не могла закрыть неба, которое невозможно было увидеть из маленьких окошек первого этажа. Свет – главное, что нужно художнику. Здесь было все, что нужно для отдыха и работы, и Арни остался очень доволен.
Уставший юноша поблагодарил тётушку за доброту и удобно расположился на небольшой кровати. Из-под воротника выпорхнул сияющий Клик и подлетел к алому, пылающему цветку. Весело щебеча, он присел на край горшка.
Арни уже спал глубоким, спокойным и безмятежным сном,
таким, какой бывает только у честного человека. Давно не приходилось ему так хорошо и спокойно отдыхать, лежать на мягкой и тёплой постели, укрываться не плащом, а тёплым одеялом.
******
СОН
Он сидел на краю скалы, с восхищением озирая тихую долину, очень напоминавшую его родные места. Легкий ветер качал ветви деревьев и ласкал кудри волос. Все дышало покоем и тишиной. Зеленое море листьев окружало долину. Внезапно скала стала расти. Она, как гигантское растение, тянулась вверх все быстрее и быстрее. Ему пришлось схватиться руками за обломок скалы, но острые грани обрезали его пальцы, а холодный, колючий ветер сорвал его с вершины и бросил вниз, как лёгкое перышко, толкая в спину на дно огромного ущелья. Скалы стремительно сближались, желая поглотить его. Вдруг все засияло золотом, и луч Роции мягко пронзил его грудь, оставляя
бархатный шлейф с легким ароматом. Арни продолжал падение, но плащ, прикрывающий тело, стал разворачиваться и превратился в огромные полупрозрачные крылья. Он приближался к огромной паутине, которая увеличивалась и росла, распуская свои коварные нити. Арни отчаянно взмахивал руками, не желая попасть в эти сети. Но уже ничто не могло его остановить. Неожиданно паутина превратилась в серую крону огромного дерева с сухой, потрескавшейся корой из змеиных серебристо-черных шкур.
Теперь Арни, как огромная птица, парил меж странных, опаленных огнем ветвей. Он взмахивал своими легкими голубыми крыльями, кружился в воздуховороте, но тело не слушалось и вращалось все быстрее. Внезапный ветер стал рвать его крылья и обдал лицо охапкой серых, опавших листьев, превратившихся вмиг в огромных серых бабочек, которые стали его воздушным коконом.
Он по-прежнему падал, но вращение его замедлилось.
Неожиданно огромные крылья бабочек, окружавших его, стали трескаться и осыпаться, а их тела удлиняться, подобно сосулькам.
И вот уже они превратились в темных червей, сползающихся к основанию огромного дерева, оплетающих его своими телами, медленно поднимающихся по коре вверх. Продолжая падение, он заметил, что от дерева отходят тысячи нитей.
Арни упал на одну из таких нитей, и внезапно она свернулась в спираль, как паутина. Он пытался кричать, но путы тесно сковали его грудь, и не было возможности даже шептать. Он висел меж небом и землей в стороне от ствола. Между корней дерева, он заметил огромного серого паука, очень странного и напоминающего человека.
Крупное тело с длинными руками стояло на тонких паучьих ногах, слегка раскачиваясь на нитях корней.
Арни собрал все силы и сжал кулак. Тут же рука его начала наполняться теплом, а путы лопнули.
В следующую секунду стали рваться все нити вокруг дерева, оплетая уже страшного паука, повисшего головой вниз в огромном коконе. Голова его то белела, то чернела, а потом, надувшись, как пузырь,
лопнула, оставив в воздухе лишь сизый дым. Наконец Арни, почувствовав свободу, взмахнул крыльями и стал подниматься вверх к голубому, манящему небу. С каждым взмахом ветки дерева обламывались и осыпались вниз серым пеплом, из которого появлялись разноцветные бабочки, и все вместе они летели, как огромное светящееся облако.
******
ДОКЛАД
МЭРСКИЕ НОВОСТИ
Как никогда рано утром в замке происходила беседа мэра города со своими подданными.
Пирр восседал на троне, огромном и мягком, выслушивал доклад Советника по внутренним делам и капитана городской стражи, которые докладывали о последних новостях. Новости обычно были всегда одни и те же, и мэр впадал или в гнев, или в радость.
Советник рассказывал обо всём подробно, не упуская ни одной мелочи. Хитрый и изворотливый, в привычной для всех монашеской одежде, он говорил тихо, но так, чтобы Пирр мог слышать каждое слово. Обычно его доклады были чёткими и сухими, но сегодня голос звучал взволнованно, и он сам казался как будто бы ниже ростом. Это не ускользнуло от пронизывающего взгляда мэра, который не терпел, когда от него что-то скрывают. В такие минуты он был особенно нетерпелив и жесток.
– Что произошло, Советник? – ещё улыбаясь, но с некоторой тревогой и озабоченностью спросил Пирр, желавший сейчас же знать всё, что творится в его городе и крепости. – Какие несчастья нависли над моей головой? – и его взгляд стал прожигать грудь советника, отчего у того выступил на лбу пот и слегка закружилась голова.
Тревога мэра была не напрасна и оправданна. Сегодня Советнику донесли, что в городе появился незнакомый человек очень странной наружности, с вещами, говорящими о том, что их владелец, по всей видимости, достаточно состоятелен, а быть может, и богат. Яркая одежда подтверждала это. Его заметили дважды: вначале у ворот города, потом на городской башне рядом с одним из стражников. Затем следы его затерялись, и ни один доносчик не мог доложить, где он находится сейчас. Это последнее известие особенно взволновало Советника. Он не мог даже предполагать, где находится и что замышляет этот незнакомец. Именно поэтому он, Кривой Монах, решил не скрывать от своего господина то, что узнал о незнакомце, а всю вину за нерасторопность он собирался свалить на доносчиков, бестолковых, как вся городская стража.
Рассказ Советника сильно встревожил Пирра. К тому же, он и сам точно знал: произошло что-то страшное. Сегодня в самый приятный момент обеда внезапно его пронзила страшная боль, сковавшая все тело. Несколько минут он не мог выйти из оцепенения. Кроме того, духи замка трепетали и донесли, что один из истуканов-охранников пал жертвой незнакомца. Пирр долго молчал, и в зале для приёмов установилась мёртвая тишина, такая, что Советник и стоящие у двери стражники боялись дышать, напряженно ожидая, что скажет мэр.
Пирр не мог сосредоточиться и начал рассуждать вслух о том, кем может быть этот человек и почему он не нанёс визит в крепость.
– Может быть, он странник? Почему тогда он не представился мне? Если родственник кого-нибудь из горожан, тогда понятно, а если нет? Может, враг и решил взбунтовать весь город? – мэр обжёг пронизывающим взглядом Советника и капитана, ожидая ответы на свои вопросы.
Капитан думал о том же и молчал, стараясь найти правильный ответ.
– Необходимо его схватить и обезвредить, – воскликнул он, найдя, как ему казалось, лучшее решение.
– Хорошо! – воскликнул в ответ мэр. – Но как вы его схватите, если не знаете, где он находится?
– Я отправил на поиски лучших сыщиков нашей секретной стражи, – доложил Советник, желая смягчить гнев своего господина.
– Чтобы уже сегодня я знал, кто он, его имя, зачем он появился в моем городе! – закричал неожиданно Пирр, вспоминая сегодняшнюю боль и тревогу.
– Будет исполнено, – отчеканил стоявший рядом с Советником капитан городской стражи, вытянувшись в струнку, насколько ему позволял толстый живот, и развернулся на каблуках, желая удалиться исполнять приказ. Но не успел он сделать и шага, как был остановлен мэром.
– А для начала приведите ко мне того стражника, который был сегодня на городской стене у башни.
– Он уже здесь и ждет вашего приказа, – ответил Советник, показав тем самым, что он не зря ест свой хлеб и носит такое высокое звание.
Пирр, желая, как можно быстрее увидеть стражника, приказал немедленно привести арестованного к нему. Капитан вышел и через минуту появился вновь в сопровождении двух стражников, ведущих безоружного воина, который шел медленно, едва передвигая ногами и низко опустив голову. Его светлые волосы закрывали худое лицо, не похожее ни на жадов, ни на вотров, которые были главными наемниками в гарнизоне Пиррштада.
Мэр внимательно смотрел на арестованного и молчал, потом жестом приказал стражникам остаться у двери, а к себе подозвал Кривого Монаха, желая в случае необходимости посоветоваться с ним. Арестованный юноша остался стоять в центре зала, боясь поднять на мэра глаза. По его виду чувствовалось, что он признает за собой вину, и Кривой Монах понял, что если правильно с этим юношей говорить, то он может многое рассказать и сам поможет найти незваного гостя. К тому же, он единственный, кто знал незнакомца в лицо и в случае необходимости смог бы его узнать, даже если тот сменит одежду. Именно этого и боялся Кривой Монах.
Все ждали, что скажет мэр, но он молчал, не зная, как начать разговор. Затем топнул каблуком, что говорило о высшей степени его раздражения. Неизвестность его пугала. Он пристально смотрел то на Советника, то на арестанта. Под его взглядом все замерли, боясь проронить хотя бы слово.
Мэр резко щелкнул два раза пальцами, и все находившиеся в зале преклонили колени, низко опустили головы.
Пирр поднялся с трона, озирая всех присутствующих, а затем удалился в тайный бархатный зал за узкой и маленькой дверью. В нём он бывал в самые тревожные и тяжелые для себя минуты.
******
ТАЙНЫЙ ЗАЛ
Бархатный зал, темный, без окон, был самым секретным помещением в крепости. Он освещался только двумя факелами у дверей. Зал наводил ужас на всех слуг. Они больше боялись не казематов, а именно этой небольшой комнатки, в которой обитали духи. Никто, даже самые ближайшие помощники, не бывали в тайной комнате. Странные, пугающие звуки, шипение, иногда переходящее в свист, и шуршание, часто доносившиеся из нее, подавляли волю. Все просто каменели, оказавшись рядом с черной, обитой блестящей змеиной кожей дверью.
Пирр вошел в комнату, и дверь глухо закрылась. Небольшое помещение внутри напоминало ажурную железную клетку в каменном мешке.
Витые металлические жгуты замысловатой формы опоясывали все пространство зала, обитого черным бархатом, и поблескивали в вечном полумраке. Во всем зале не было мебели, лишь огромная чаша из черного гранита стояла в центре. Над ней на витых цепях висело огромное чугунное кольцо. Мэр еле слышно подошел к центру зала, как будто боялся кого-то спугнуть, и легко провел рукой о край чаши. Тут же тусклый пучок света упал на дно чаши, и через секунду послышалось шуршание.
Уже через миг все кружева металлических прутьев ожили, превратившись в ужасных тварей, которые, шипя, стали кружиться над головой Пирра, часто взмахивая перепончатыми, едва видимыми на просвет крыльями. Их огромные крючковатые клювы широко открывались, издавая шипящие звуки, напоминавшие змеиные крики. Духи замка ожили и, переливаясь, червями и змейками падали со стен на пол, открывая тайные знаки в витых прутьях решетки, а затем они
стали сползаться к центру и заполнять черную чашу.
Черные змеекрылы, покружив над головой Пирра, сели на чугунное кольцо, как химеры. Их длинные хвосты свесились почти до самого пола. Кольцо над головой мэра качалось. Он оказался в кругу черной клетки из тел бессловесных тварей. От хвостов исходили вибрации. Пальцы Пирра тряслись. Вскоре пустая чаша напоминала кипящий сосуд. Все шевелилось и шипело. Над чашей витал пар, раздавались стоны, и вскоре стали вполне различимы письмена, которые с каждой секундой накалялись и внезапно загорелись холодным светом. Символы переливались и плавились, наполняя комнату странным потрескиванием и гулом.
Мэр, наклонившись над чашей, окунул свои костлявые, с длинными пальцами руки в самую гущу шипящих тварей и прошептал магическое заклинание:
О Еынреч ИхудЕтиурад ЕнмТсалв И ОвтсещугомЕтиурад Енм ЫлисЕтиурад Юовс УтищазПирр наслаждался. Ноздри его длинного носа раздувались от волнения. Время и пространство исчезли…
Когда Пирр вышел из оцепенения, его любимцы стали исчезать, превращаясь в глухой сизый дым со сладким запахом, разлившийся по всему залу. Пирр поднял голову вверх, продолжая шептать заклинания, начертанные на темных стенах. Дым вместе со стонами, струясь, стал исчезать в круглое отверстие потолка. Только после этого Пирр покинул тайную комнату.
*****
ДОПРОС
В парадном зале все так и стояли на коленях с низко опущенными головами, боясь шелохнуться.
– Подойди ближе, – ласковым голосом обратился Пирр к молодому стражнику.
Такой тон мэра немного успокоил юношу, и он подошел ближе, все еще не решаясь поднять свой взор. Пирр наблюдал за ним и думал, как продолжать допрос, чтобы он больше походил на простую беседу.
– Как тебя зовут? – всё тем же тоном начал он свой допрос.
– Грет – Простак, – ещё более успокаиваясь, ответил стражник.
– Скажи, Грет, кем был человек, который посетил тебя сегодня на крепостной стене?
Совсем успокоившись, стражник отвечал:
Я увидал его в толпе.Он говорил, как будто пел.Я приказал тогда молчать!А он стал дерзко отвечать,Как очень знатный господин.Я на посту стоял один.Уже хотел подать сигнал,Но пред звездой я сразу пал.Речь Простака очень поразила мэра и Кривого монаха. Даже не сами слова, а то, как они были сказаны. Но Пирр пока не отвлекался от главного и продолжал допрос.
– И что же это за звезда, что помогла незнакомцу оказаться на башне?
Грет продолжил:
Звезда – ваш символ! Ваша честь!И на штандарте нашем есть!И он сказал, что важный гость,И, если в нем взыграет злость,Он мне в начале, шлем пробьет,Ну а потом бока намнет.Мэр и Советник с широко раскрытыми глазами смотрели на городского стражника, глупого и бестолкового, как они думали. Их очень поразило то, как легко и складно выражал свои мысли юноша. Пирр схватился за знак, висящий у него на груди, и поднес к своему лицу. Диск засиял и осветил голубым цветом его пухлые щеки с узкими щелочками глаз.
«Как мой личный знак мог оказаться в чужих руках? – думал мэр, разглядывая серебряную медаль со змеей и ящерицей. – Неужели этот юнец не врет и действительно видел в чужих руках символ власти?»
Речи пленного очень огорчили Мэра. Он сидел, покачиваясь на
троне, как маятник. «Скорее всего, этот глупый вояка все напутал, и в куске стекла увидел то, чего на самом деле быть не может, – размышлял Пирр. – Но как складно он врет».
Эта мысль его успокоила и даже обрадовала. На это были причины, о которых никто не догадывался.
Не так давно мэр Пирр решил взять в жены дочь кузнеца, а Плэй был единственным мастером, который мог делать все, начиная от тюремной решетки и кончая мечами и пушками. Именно по этой причине Пирр хотел, чтобы Плэй работал под присмотром охраны в крепости. Взяв в жены его дочь, он хотел ввести в крепость всю семью Плэя и быть уверенным, что ни один горожанин не будет вооружен.
Элли, дочь кузнеца, была самой красивой девушкой города. Пирр решил сделать свое предложение к девушке в изысканно благородной форме. Он хотел доказать ей, что в его груди бьется гордое сердце, не только воина и жестокого властелина, но и благородного вельможи.