Фантастическая сага

– Ремонт окончен, – сказал профессор Хьюитт, вытирая руки о тряпку. – Теперь мы можем опять вернуться в тысяча пятый год.

– Поехали, – сказал Барни, протягивая руку к своему бумажнику.

Несмотря на то что для Ньюфаундленда день был солнечным, он казался мрачным после калифорнийского солнца, и воздух был значительно прохладнее.

– Когда мы покинули студию, профессор? – спросил Барни.

– В двенадцать ноль три, в понедельник. И пожалуйста, без жалоб. Мне удалось отремонтировать времеатрон за удивительно короткое время, если принять во внимание тот ущерб, который был причинен этим микроцефалом, идиотом от музыки.

– Никаких жалоб, профессор. Мне начинает казаться, что у нас еще есть шанс закончить съемки картины вовремя. Я только что встретил в студии самого себя и сам видел, как я доставил коробки, на которых было написано «Викинг Колумб».

– Это совершенно невозможно!

– Легко сказать, однако, может быть, вас ожидает такой же шок, какой испытал я сам. Я сказал мне, или он сказал мне, или черт знает кто сказал, чтобы я передал вам вот это. Вам это о чем-нибудь говорит?

Профессор взглянул на лист бумаги и широко улыбнулся.

– Ну конечно! – сказал он. – Как я мог забыть об этом! Это же совершенно очевидно, все как на ладони. Как это я ухитрился не заметить! Насколько все это просто!

– Может быть, теперь вы снизойдете до объяснений? – нетерпеливо спросил его Барни.

– На этом чертеже представлены два путешествия во времени, причем интереснее всего малая дуга справа, потому что именно она объясняет, откуда взялся второй Барни Хендриксон с коробками отснятого фильма. Да, можно все еще закончить и доставить готовый фильм до назначенного срока.

– Как? – спросил Барни, напряженно глядя на диаграмму, ровным счетом ничего не понимая.

– Теперь вы закончите съемки, и время, которое вам потребуется после назначенного срока, не имеет никакого значения. Когда картина будет завершена, вы будете находиться в точке Б этого чертежа. Точка А – этот тот момент во времени, когда нужно представить готовый фильм. Вы просто возвращаетесь к моменту перед А, доставляете фильм и затем попадаете обратно в Б. До чего же потрясающе просто!

Барни стиснул пальцами лист бумаги.

– Поправьте меня, если я что-нибудь неправильно понял. Вы хотите сказать, что я могу закончить фильм после назначенного срока и затем вернуться во время перед этим сроком и доставить фильм?

– Совершенно верно.

– Мне это кажется безумием.

– Только глупцам разумное кажется безумным.

– Я предам забвению ваше замечание, если вы ответите мне на один вопрос. Этот лист бумаги с чертежом, – Барни потряс им перед носом профессора, – кто начертил его?

– Откуда я могу знать, ведь я только что его увидел.

– Тогда подумайте вот над чем. Мне передали этот листок утром в понедельник перед входом в кабинет Л. М. Теперь я показываю его вам. Потом я собираюсь спрятать его в бумажник и носить с собой до тех пор, пока съемки фильма не будут завершены. Затем я перемещаюсь назад во времени для того, чтобы доставить картину Л. М. У дверей его кабинета я встречаю прежнего себя, достаю из бумажника чертеж и передаю его себе, чтобы он был положен в бумажник, и так далее. Вы видите в этом какой-нибудь смысл?

– Конечно. Мне кажется, нет никаких оснований для беспокойства.

– Ах никаких оснований? Но ведь если все это так, значит никто не делал чертежа! Он просто путешествует в моем бумажнике, и я передаю его самому себе. Ну-ка, объясните это! – закончил он, торжествуя.

– В этом нет никакой необходимости, объяснение кроется в самом чертеже. Этот лист бумаги представляет собой самостоятельно существующее временно́е кольцо. Никто не делал этого чертежа. Он существует потому, что существует, и это вполне достаточное объяснение. Если вы хотите понять, что к чему, позвольте проиллюстрировать на примере. Вам известно, что у любой бумаги есть две стороны. Однако если вы возьмете полосу бумаги, повернете один ее конец на сто восемьдесят градусов и соедините концы, то перед вами окажется кольцо Мебиуса – полоска только с одной стороной. Она существует. Сколько бы мы ни твердили, что это невозможно, ничего не изменится. Факт налицо. То же самое можно сказать о вашем чертеже – он существует.

– Но… откуда он взялся?

– Если вам так уж нужно это знать, то можно сказать, что он взялся из того самого места, куда делась пропавшая сторона кольца Мебиуса.

В мозгу Барни мысли завязались в тугой узел и концы их свободно болтались. Он смотрел на чертеж до тех пор, пока у него не начали слезиться глаза. Кто-то ДОЛЖЕН БЫЛ сделать его. И каждый кусок бумаги ДОЛЖЕН БЫЛ иметь две стороны… Дрожащими пальцами он уложил чертеж в бумажник, спрятал его в карман и подумал, что, может быть, ему удастся забыть обо всем, что произошло.

– Мы готовы к прыжку во времени, как только будет дана команда, – сказал Даллас.

– К какому прыжку во времени? – спросил Барни и, моргая, уставился на стоявшего перед ним трюкача.

– Прыжку в следующую весну тысяча шестого года, о котором мы говорили полчаса назад. Продукты переданы Оттару, группа все упаковала и погрузила и готова сняться с места, как только последует команда. – Даллас указал на длинную цепочку грузовиков и трейлеров.

– Ах да, в следующую весну, ты прав. Скажи, Даллас, ты знаешь, что такое парадокс?

– Испанский цирюльник бреет всех мужчин в городе, которые не бреются сами. А кто же тогда бреет самого цирюльника?

– Примерно в этом духе, только еще похлеще.

Внезапно Барни вспомнил о забинтованной руке. Подняв к лицу свою правую верхнюю конечность, он внимательно осмотрел ее с обеих сторон.

– Что случилось с моей рукой?

– Мне кажется, она в полном порядке, – сказал Даллас. – Может, хлебнешь глоточек?

– Это не поможет. Я только что встретил самого себя с окровавленной повязкой на руке, и этот «я» не хотел даже сказать, как это произошло и серьезно ли это. Ты понимаешь, что это значит?

– Конечно. Очевидно, тебе нужно приложиться разочка два.

– Независимо от того, что думаешь ты или твой кореш из каменного века, алкоголь не разрешает всех вопросов. Значит, я – уникальное явление в природе, ибо я – садомазохист. Все остальные, жалкие кретины, ограничиваются тем, что являются садистами по отношению к другим. А вот я получаю удовольствие оттого, что являюсь садистом по отношению к себе самому. Ни один нервнобольной не может похвастаться подобным заявлением. – Барни вздрогнул. – Пожалуй, мне стоит промочить горло каким-нибудь горячительным.

– Бутылка у меня с собой.

Горячительное оказалось рыночным сортом дешевого виски, на вкус напоминало муравьиную кислоту, и его струя настолько обожгла пищевод Барни, что заставила его забыть о временны́х парадоксах и собственных садомазохистских наклонностях.

– А ну-ка, Даллас, отправляйся и посмотри, ладно? – сказал он. – Прыгни в март тысяча шестого года и узнай, появились ли уже индейцы. Если Оттар скажет, что еще не появились, то прыгай на неделю вперед, и так до тех пор, пока не увидишь их, а тогда сообщи мне.

Барни отошел в сторону, платформа на неуловимое мгновение исчезла, затем снова опустилась на траву в нескольких футах поодаль. С нее спрыгнул Даллас и подошел к Барни, проведя ладонью по черной щетине.

– Проф считает, что мы отсутствовали десять часов, – сказал Даллас. – Это значит, сверхурочные после…

– Ну ладно, ладно! Что вы узнали?

– Они возвели стену из бревен, и получилось точь-в-точь как форт в картине про индейцев. В начале марта все было спокойно, но во время нашей последней остановки, двадцать первого, они заметили пару индейских лодок.

– Неплохо. Ну что же, давайте тронемся. Скажи профу, пусть принимается за переброску всей съемочной группы в двадцать второе марта. Все готовы? Все налицо?

– Бетти проверила списки и говорит, что все о’кей. Мы с Тексом устроили поголовную проверку: все здесь, сидят в трейлерах, кроме шоферов, конечно.

– Какая там погода?

– Солнечная, но прохладно.

– Сообщи об этом людям, пусть оденутся потеплее. Я не хочу, чтобы вся группа схватила насморк.

Барни пошел к своему трейлеру за пальто и перчатками. Когда он вернулся к головной машине, началась переброска. Он поднялся на платформу и оказался в 1006 году. Стояла великолепная северная весна. Слабый солнечный свет не мог справиться с холодом, и в низинах, и у бревенчатой стены лежал снег. Поселение викингов теперь ничем не отличалось от форта в одном из вестернов. Барни подал сигнал водителю пикапа, который только что приехал на машине времени.

– Подбрось-ка меня к ним, – попросил он.

– Следующая остановка форт Апашей, – сострил шофер.

Несколько викингов уже шли к холму, куда прибывали машины съемочной группы. Пикап проехал мимо них и остановился около узкого входа, где из стены было вытащено бревно и образовалась щель, в которую мог протиснуться человек. Когда пикап затормозил, из щели вылез Оттар.

– Придется сделать ворота в этом месте, – сказал ему Барни. – Большие двойные ворота с деревянным брусом внутри вместо засова.

– Никуда не годится, слишком широко, слишком легко пробраться внутрь. Вот как надо пролезать.

– Эх, не видел ты хороших фильмов!..

Но Барни вдруг осекся при виде Слайти, которая протиснулась в щель вслед за Оттаром. Она была не подкрашена, одета в платье не первой свежести, на плечи ее была накинута шкура карибу. В руках Слайти держала ребенка.

– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросил Барни, чувствуя, что количество сюрпризов, выпавших на его долю за один день, более чем достаточно.

– Я тут давно, – ответила Слайти и сунула палец в рот младенцу, а тот стал причмокивать.

– Послушай, ведь мы только что прибыли, откуда же взялся ребенок?

– И впрямь чудно́! – начала она, хихикнув в подтверждение своих слов. – После того как мы прошлым летом приготовились к отъезду, я почувствовала себя в трейлере такой одинокой, что решила отправиться на прогулку. Знаешь ли, подышать свежим вечерним воздухом.

– Нет, не знаю, и, кажется, не желаю знать. Ты хочешь сказать, что, вместо того чтобы вернуться со всей группой, ты провела весь год здесь?

– Именно это и произошло, я так удивилась. Я пошла на прогулку, встретила там Оттара, одно за другим, сам знаешь.

– На этот раз знаю.

– И не успела я понять, что случилось, как все уже исчезли. Я перепугалась. Сказать по совести, я плакала, наверно, несколько недель и забеременела, потому что у меня не было с собой противозачаточных пилюль.

– Значит, это твой? – спросил Барни, указывая на младенца.

– Да, правда, симпатичный? Мы даже еще не придумали ему имени, но я его назову Снорри Храпун, как зовут того гнома в «Белоснежке», потому что он вечно храпит.

– Никакого гнома по имени Снорри не было, – сказал Барни, мгновенно оценив ситуацию. – Послушай, Слайти, теперь уже назад не поедешь, ничего не переменишь, я имею в виду ребенка и все остальное, и, в конце концов, ты сама виновата, что не осталась в трейлере.

– Что ты, я никого не виню, – сказала она. – Когда я попривыкла, все это оказалось не так уж плохо, да и Оттар все время говорил мне, что вы вернетесь следующей весной, и оказался прав. Единственно, чего мне хочется, так это поесть как следует. Здесь едят так, что боже упаси! Мне кажется, большую часть зимы я питалась исключительно виски и бисквитами.

– Сегодня вечером у нас будет большая вечеринка в честь тебя, Оттара и ребенка. Бифштексы и вино, полный комплект.

Снорри поднял рев.

– Сейчас же посажу Чарли Чанга за работу, – сказал Барни. – Мы включим ребенка в сценарий. Этот фильм будет полон сюрпризов.

Собственное замечание напомнило ему о раненой руке, он посмотрел на нее, еще раз подивился, где это могло случиться и при каких обстоятельствах, затем засунул ее глубоко в карман для большей безопасности.

Глава 17

Копье с каменным наконечником пробило насквозь борт моторной лодки и вонзилось в деревянный настил на дне.

– Я так и оставил его здесь, чтобы не затыкать дыру, – объяснил Текс. – Еще несколько дротиков упало рядом с нами, но мы уже отплывали от берега.

– Они, наверно, были уж очень поражены или что-нибудь вроде этого, – сказал Барни. – Может быть, их напугал звук мотора.

– Мы подходили на веслах.

– Все равно должна быть какая-то причина. Дорсетские индейцы – очень миролюбивое племя, вы сами могли в этом убедиться в прошлый раз.

– Может быть, им не понравилось, что их родственников порубили на куски, когда они прибыли с миролюбивыми намерениями? – высказал предположение Даллас. – На этот раз мы не стремились к драке, а они с самого начала встретили нас копьями. Если бы мотор не завелся с первого раза, нам пришлось бы организовывать похороны на море, или попасть в котел к туземцам, или что-нибудь в том же духе. Мы с Тексом на обратном пути обсудили этот вопрос и решили, что должны получить за битву фронтовую прибавку…

– Отметьте это в своих табелях, и я постараюсь сделать, что смогу, но сейчас не приставайте ко мне с такими глупостями. – Барни попытался выдернуть копье из лодки, но оно засело крепко. – У меня есть дела поважнее. Картину почти закончили, кроме совершенно необходимого и исключительно важного эпизода – битвы с индейцами. Мы должны снять эту битву, и, согласитесь, будет несколько затруднительно снимать битву с индейцами без индейцев. В нескольких милях от берега, на льду, находятся две тысячи индейцев, я посылаю вас с товарами, подарками и бисером, чтобы вы могли нанять эти две тысячи, а что от вас получаю? Одни оправдания!

Доводы Барни не произвели сколько-нибудь заметного впечатления на трюкачей, и Даллас кивнул на копье. Вдруг воздух огласился медным воплем.

– Почему им надо завывать обязательно здесь? – рявкнул Барни.

– Насколько я помню, это ваше собственное распоряжение, – сказал ему Текс. – Насчет того, что берег – единственное место, где они не будут мешать людям своим дудением.

Одетая в черное процессия гуськом под грохот барабанов спустилась на берег. Впереди шел Спайдермен. Музыканты держали в руках инструменты и складные стулья и были закутаны в экзотические шарфы, оленьи меха и шкуры карибу.

– Вытаскивайте лодку на берег – и пошли отсюда, – распорядился Барни.

– Я – за, – проворчал Даллас. – Их репетиции кого хочешь прикончат.

Спайдермен, заметив Барни, затрусил к нему по песчаному берегу, прижимая к груди свою трубу. Его красный нос резко выделялся на болезненно бледном лице.

– Барни, нам необходим зал для репетиций! – взмолился он. – Этот свежий воздух угробит нас как пить дать. Кое-кто из моих парней не вылезал из помещения по нескольку лет.

– Ничего, пусть прочистят легкие.

– Им больше нравятся прокуренные.

– Ладно, попробую…

– Враг на горизонте! – крикнул Текс. – Взгляните-ка – отряд особого назначения!

Это было удивительное зрелище. Из-за островов в устье залива одна за другой входили лодки дорсетских индейцев, все больше и больше, пока вода не почернела от них. По мере того как лодки приближались, видно было, как над каждой лодкой что-то мелькает в воздухе, и слышалось нарастающее гудение.

– Не похоже на дружеский визит, – заметил Текс.

– Может быть, у них мирные намерения, – сказал Барни без малейшего энтузиазма.

– Хочешь пари? – презрительно предложил Даллас.

– Ну хорошо, тогда мы занимаем… как это называется?.. оборонительную позицию. Что вы предлагаете?

Текс ткнул пальцем в Далласа.

– Он старший, поэтому пусть отдает приказания.

– Хорошо! – рявкнул Даллас. – Убрать всех гражданских с берега, сообщить Оттару, чтобы он запер свой форт, а все киношники пусть отправляются в лагерь. Там мы выстраиваем автомашины кольцом, трейлеры – внутри и раздаем оружие всем мужчинам, которые были на военной службе. Затем сидим и ждем. Текс, загоняй гражданских в лагерь.

– Вроде неплохо, – согласился Барни. – Но вы, кажется, забыли, что мы приехали сюда для съемки фильма? Пусть Джино со своей камерой расположится на вершине вон того холма, с которого видно все происходящее. И мне понадобится другой оператор с ручной камерой внутри форта, который мог бы снять нападающих индейцев, когда они приблизятся вплотную. – Он перебрал в уме всех возможных кандидатов на должность второго оператора и пришел к неизбежному, хотя и неприятному выводу, что он был единственным, кто мог с этим справиться. – Наверно, мне придется остаться там с Оттаром и его молодчиками.

– Если тебе так уж хочется, – сказал Даллас, задумчиво глядя, как музыканты повернулись и быстрым шагом двинулись обратно. – Джино со своей камерой расположится в кузове грузовика. Грузовик поставим на вершине холма, и в кабине будет наготове шофер. Поскольку грузовик окажется между берегом и лагерем, его будет прикрывать Текс с дробовиком, я поручаю ему командование. Если он скажет – отступать, грузовик отъедет в тыл. А я пойду с тобой в форт Оттара.

– Ну что ж, неплохо придумано. Пошли.

По мере того как все больше и больше лодок появлялось из-за островов, движение передних замедлялось, словно индейцы накапливали силы для атаки. Но так или иначе это дало возможность людям на берегу подготовиться к обороне. Когда в лагере претворили в жизнь указания Далласа, он и Барни вскочили в джип и затряслись по кочкам, держа курс на поселение викингов. Даллас вооружился револьвером, за плечом у него был пистолет-пулемет, на ремнях крест-накрест он повесил гранаты, а на заднем сиденье джипа уложил какие-то зловещего вида металлические ящики. Как только джип въехал в форт, за ним закрылись огромные двустворчатые ворота, и длинный деревянный засов опустился на место. Стоя на подмостках для стрельбы, Барни увидел, как на вершину холма задним ходом въехал грузовик.

– Отчего такой шум? – спросил Оттар.

– Не имею ни малейшего представления, – пожал плечами Барни. – Смотри, они наступают!

По заливу будто волна прокатилась – это лодки из кожи сомкнутым строем двинулись вперед.

Барни установил свою тридцатипятимиллиметровую камеру на верху бревенчатой стены и начал снимать наступающие широким фронтом лодки. В это мгновение облака разошлись и солнечные блики заиграли на лопастях бесчисленных весел и на летящих брызгах. Это была мрачная, впечатляющая картина. Черные лодки и одежды гребцов создавали впечатление армады тьмы. По мере того как лодки приближались, какой-то необычный, внушающий страх шум становился все сильнее и сильнее, и Барни прилип к камере и продолжал снимать, радуясь, что он так сильно занят. Он был уверен, что, если бы не работа, он обратился бы в паническое бегство.

– Я когда-то уже слышал такой шум, – сказал Даллас. – Что-то вроде свиста, только не такой громкий.

– Не припомнишь ли где? – спросил Барни, поворачивая объектив на турели, чтобы снять крупным планом одну из лодок первого ряда. Она была уже совсем близко.

– Ну да, в Австралии. У них там есть туземцы, так называемые аборигены, и один из туземных шаманов вращал над головой жезл, привязанный за веревку, и от этого получался такой шум.

– А, конечно. Многие примитивные племена используют подобный бич. Считается, что он обладает волшебными свойствами. Теперь я начинаю понимать, почему при этом получается такой звук. Очевидно, в каждой лодке есть специальный индеец, который вращает бич над головой.

– Мое волшебство одержит верх над их волшебством, – сказал Оттар, взмахивая топором.

– Не напрашивайся на неприятности, – предупредил Барни. – Мы должны, если это только возможно, избежать кровопролития.

– Что?! – воскликнул потрясенный Оттар. Дух викинга взыграл в нем. – Они хотят воевать – пожалуйста. У нас нет трусов.

Он свирепо уставился в лицо Барни, ожидая ответа.

– Они высаживаются, – сказал Даллас, вставая между двумя мужчинами.

Теперь все сомнения относительно враждебных целей визита исчезли. Как только лодка касалась берега, гребцы вытаскивали ее на песок и брали из нее копья, луки и мягкие колчаны, наполненные короткими стрелами с каменными наконечниками. Барни сконцентрировал все внимание на крупноплановых съемках. Джино, стоявший на холме, должен был заснять всю панораму и все вооружение в деталях.

– Оттар, – сказал Даллас, – прикажи своим людям укрыться и не высовывать головы.

Оттар что-то проворчал, но отдал соответствующее распоряжение. Викингам было нелегко примириться с необходимостью обороны, но даже викинги не были самоубийцами. Количество атакующих превышало количество обороняющих форт по крайней мере в двадцать раз, и драчливым норвежцам приходилось принимать в расчет такое превосходство.

Над головой просвистели первые стрелы, и дротик воткнулся в стену прямо над камерой Барни. Он быстро присел и просунул объектив в щель между бревнами. Это значительно сузило его поле зрения, однако было несравненно полезнее для здоровья.

– Оружие трусов, – пробормотал Оттар. – Трусливые собаки! Разве так сражаются?!

Со злости он грохнул топором о щит. Викинги презирали лук и стрелы и верили только в рукопашную схватку, которая наводила ужас на противников.

Когда все лодки достигли берега и были разгружены, боевые действия зашли в тупик. Дорсетские индейцы окружили бревенчатую стену, пытаясь проникнуть внутрь. Некоторые из них пробовали карабкаться на стены, однако смертоносные топоры викингов, молниеносно отсекавшие головы и руки, охладили их пыл. Нападающие размахивали оружием и кричали тонкими пронзительными голосами, которые заглушал свист рассекающих воздух бичей. За спинами воинов, в тылу, стояла маленькая группа индейцев. Даллас указал на нее.

– Кажется, это вожди или кто-то вроде этого. Одеты по-другому, в меховые куртки с лисьими хвостами.

– Они больше смахивают на шаманов, – отозвался Барни. – Интересно, что они замышляют?

Индейцы развили бурную деятельность, похоже было, что они выполняли указания людей в меховых одеждах. По их требованию воины бежали к ближайшему лесу и возвращались, нагруженные сучьями.

– Неужели они хотят проломить стену? – спросил Барни.

– Наверно, еще хуже, – задумчиво ответил Даллас. – Скажи, эти дорсетские парни знакомы с огнем?

– Должно быть; Йенс говорил мне, что в развалинах их домов были найдены очаги и зола.

– Именно этого я и боялся, – мрачно заметил Даллас и указал на основание стены, где уже возвышалась гора сухих веток и сучьев.

Все копья, мечи и топоры викингов оказались совершенно бесполезными; гора продолжала расти. Еще через минуту из группы вождей в тылу вырвался человек и побежал через кричащую толпу воинов с горящим факелом в руке. Копья, бросаемые викингами, градом сыпались вокруг него, но, приблизившись к горе из сучьев, он размахнулся и швырнул факел. Описав в воздухе огненную дугу, пылающий факел упал на вершину сушняка, тот затрещал и вспыхнул.

– Я могу положить конец этому прямо сейчас, – сказал Даллас, наклоняясь, чтобы открыть стальные ящики, стоявшие перед ним.

– Нет, – сказал Оттар, опустив руку ему на плечо. – Они хотят драться – пожалуйста. Мы сами справимся с костром.

– Может быть, но при этом вас всех прикончат.

– Ну что ж, мы тоже кое-кого прикончим, – сказал Оттар, со зловещей улыбкой спрыгнув с подмостков. – Кроме того, Барни нужны хорошие кадры битвы с индейцами.

Барни заколебался, однако он не мог не обратить внимания на спокойный, невозмутимый взгляд Далласа.

– Конечно, мне нужна картина, – выпалил он. – Но не ценой жизни людей. Пусть Даллас прекратит все это.

– Нет, – твердо сказал Оттар. – У тебя будет хорошая битва для твоего фильма. – Он громко рассмеялся. – Не будь таким грустным, мой старый друг, мы сразимся и за себя тоже. Скоро вы уедете, и, когда мы останемся здесь одни, нам хочется, чтобы эти варвары уже знали, что такое викинги в бою.

В следующее мгновение он исчез.

– Он прав, – заметил Даллас. – Но если дела у них пойдут плохо, мы должны быть готовы прийти на помощь. – Он открыл самый большой ящик и достал оттуда громкоговоритель и моток изоляционного провода. – Я хочу установить эту штуку вдоль стены, как можно дальше отсюда, насколько хватит провода.

– Что это?

– Громкоговоритель для кердлерной установки. Посмотрим, как будут чувствовать себя индейцы, когда услышат этот рев.

Оттар собрал всех своих воинов перед воротами, доверив охрану стен женщинам и подросткам. Две женщины стояли у ворот, готовые распахнуть их по сигналу Оттара, и Барни, потрясенный, увидел, что одной из этих женщин была Слайти. А он-то думал, что Слайти находится в безопасности, в лагере! Он крикнул, чтобы она вернулась, в то самое мгновение, когда Оттар поднял над головой топор, и его слова потонули в реве сотни глоток викингов. Ворота широко распахнулись, и из них вырвался отряд норвежских воинов. Женщины поспешно заперли ворота на засов.