Великий Инквизитор и поколение Z. Утёк III. Проверь свой IQ

Великий Инквизитор и поколение Z

Пролог

В ожидании конца света трудно занять себя чем-то полезным. Можно, конечно, например, провести акт, тот самый, который ведет иногда к продолжению рода. Хотя перед концом света, если честно, продолжать свой род – занятие совершенно бессмысленное и бесполезное.

Зато приятное.

Я даже поднялся с жесткой кушетки и стал пристально вглядываться в полумрак комнаты, надеясь в золотисто-желтом свете ядовитой луны увидеть отблеск звездной Венеры. Увы. Никаких соблазнительных силуэтов наподобие плодовитой Сикстинской мадонны, ни с ребенком на руках, ни без, я не заметил. Более того, я вообще никаких силуэтов не заметил. То есть, в комнате я находился один.

Из чего следовал неопровержимый вывод: задуманное совершить не удастся. Оставалось лишь через распахнутую форточку глазеть на луну, похожую на обглоданный алкашами сыр.

А что еще делать в ожидании конца света?..

Стоп!

Кажется, настало время признаться: никакого конца света на самом деле я не ожидал. Зачем же тогда написал об этом? Сейчас поясню.

Доподлинно известно, что современный читатель может осилить только три первых предложения любого художественного произведения. Да и то не всегда. А лишь в том случае, когда самое первое из них чем-то зацепит, удивит, поразит…

Вот почему я так необычно начал свой выдающийся роман: "Перед концом света трудно занять себя чем-то полезным". Тот, кто это прочтет, одолеет и весь первый абзац, то есть, все три предложения, заключенные в нем.

И этим мое авторское самолюбие будет полностью удовлетворено!

Ибо более трех предложений в книжках читают одни идиоты, а больше одного абзаца пишут одни графоманы. Если вы читаете эти строки, значит, вы идиот. С чем я вас и поздравляю! И себя, разумеется, тоже. Надеюсь, вы простили мне эту вынужденную ложь. Тем более, что в ней я сам чистосердечно признался. Зато в награду за терпение и верность (согласитесь, верность – это и есть идиотизм), я торжественно клянусь, что впредь буду вешать (извините, вещать) вам одни абсолютные истины.

В подтверждении чего заверяю, что факт любования мною обглоданной луны, и то обстоятельство, что луна в ту безысходную ночь действительно выглядела, как обглоданная, – чистейшая правда.

Правда, впрочем, и то, что в конце «Пролога» неполная, ущербная луна почти полностью скрылась за черным гребнем ночного уснувшего леса.

Тюрьма или лазарет?

Лишь под самое утро мне удалось забыться тяжелым, свинцовым сном. Когда я с трудом разлепил глаза и взглянул в зарешеченное окно, то никакой луны на небе уже не было. Да и самого неба тоже, только лес и облака. Никогда прежде мне не приходилось наблюдать таких облаков. "Наверное, они приплыли из Абакана", почему-то подумал я. Облака были совершенно неподвижны, огромные белые глыбы нагло лезли прямо в окно, и лишь у их основания зеленела узкая полоска леса. Словно кто-то наложил в огромную чашку с зеленой каймой большие куски мороженного и предлагал мне это угощение.

Я вежливо отказался. Хотя, чего греха таить, люблю полакомиться сладеньким и вообще не дурак потрескать чего-нибудь вкусненькое, но сейчас никаких позывов к еде я не чувствовал. И это было странно.

Я лихорадочно стал соображать. Признаюсь, обычно это мне удается с трудом, соображать – не самая сильная особенность моего организма. Но куда деваться, иногда приходится думать. Обстоятельства вынуждают. После не свойственного мне умственного напряжения, удалось установить, что в данной комнате, смахивающей то ли на тюремную камеру, то ли на больничную палату, я провел уже несколько месяцев. Причем, провел в полном забытье и пришел в себя лишь минувшей ночью. Судя по всему, за окном было лето. А до того, как я сюда попал, улицы города были завалены сугробами…

Улицы города… Да, мне удалось вспомнить, что прежде я жил в большом городе-миллионнике, и за окном моей квартиры никакого леса не было. И окна там были без решеток…

Где я нахожусь? Кто, когда и зачем меня сюда заточил? От бесплодных дум начала болеть голова, и я переключил сознание на другие свои не менее важные органы.

Ощупывая внутренним взором сердце, легкие, печень, селезенку, желудок, я с удивлением обнаружил, что все они функционировали идеально, намного лучше, чем до того, как я здесь очутился. И даже позвоночник, который частенько доставлял мне хлопоты, стал мягким и гибким, как змея. Орган же, расположенный ниже живота, я исследовать поленился. Зачем! Судя по тому, как настойчиво минувшей ночью мне в пустой комнате мерещились всякие соблазнительные образы, он, этот орган, тоже пребывал в полной боевой готовности. Впрочем, я и раньше на него не жаловался.

Похоже, это все-таки была больница. Может, я попал в аварию, потерял сознание, и меня привезли сюда и основательно отремонтировали? Однако на теле не было никаких следов от травм, а возле прикроватной тумбочки – никакой медицинской аппаратуры. А если не больница, тогда что – тюрьма? Не зря же все окна забраны железными решетками. Словно боятся, что я приду в себя и сбегу. Нет, на камеру тоже не похоже. Я уже осмотрелся – комната была просторной и светлой, с туалетом и ванной, даже кой-какой мебелишкой обставлена.

За массивной, обшитой коричневой кожей дверью послышались чьи-то шаги, а вскоре – и скрежет ключа в замочной скважине. Ну вот, сейчас все узнаю.

В комнату вкатились два незнакомых мне существа. Один сухонький, лысый мужичок, похожий на швейцара. Квадратная челюсть другого выдавала в нем грузчика или телохранителя.

– Собирайтесь, господин Голо-Граф, вас ждут, – произнес швейцар бесстрастным голосом.

Я неуверенно стал озираться по сторонам в поисках загадочного голого графа, на всякий случай заглянул даже под кушетку. Но там тоже никакого графа не обнаружил, ни голого, ни одетого. Последнее усилие было избыточным, поскольку я еще ночью досконально обследовал свое новое место обитания и убедился, что в нем никого кроме меня не обитало. Швейцар молча следил за моими телодвижениями и терпеливо ждал, чем они закончатся. Телохранитель недовольно пыхтел, однако тоже молчал, видимо, он был не главным в этом тандеме.

– Извините, но никакого голого графа здесь нет, и никогда не было, – сообщил я своим гостям.

– Не голый граф, а Голо-Граф, – последовал ответ.

– Голо-Граф?

– Именно.

– А-а…

Наконец-то, я допер, что господин Голо-Граф – это я. Правда, меня так еще никто не называл. Хотя помню, после службы в армии, я захотел поступить на философский факультет МГУ, но нужна была характеристика из воинской части, и мне ее прислали с запиской сержанта-черпака, который почему-то назвал меня «Графом». Зачем он так написал? Непонятно. Он был младше меня призывом, то есть, еще только «черпаком», а я уже «дембелем», и он не знал, как ко мне обращаться. Вот и написал «Граф». И в этом был свой резон, потому что три буквы из четырех совпадали с моим именем. Я тогда еще подумал, "а граф-то голый".

Возможно, мои дотошные гости как-то прознали про тот давний случай или, может, даже залезли в мои мысли, потому так странно и обратились ко мне. Ладно, Голо-Граф так Голо-Граф, Хорошо, еще не Порно-Граф или не Граф-Оман, что было бы обиднее, хотя и точнее.

Я не стал больше испытывать терпение швейцара и телохранителя, и мы, выйдя из комнаты, отправились туда, где меня, оказывается, уже ждали.

Когда мы оказались на свежем воздухе, моему взору открылась удивительная картина. Стало понятно, что я находился на территории какого-то странного объекта, явно не больничного городка и не тюрьмы. На опушке живописного леса за высоким забором прятались несколько десятков различных сооружений. Небольшие темно-желтые домики с плоскими коричневыми крышами подковой упирались в причудливый двухъярусный дворец, построенный из дерева и черного непроницаемого стекла. По краям дворца располагались два красивых здания поменьше. За ними виднелся еще один забор, внутренний, за которым находились еще какие-то объекты. Ко дворцу вела ухоженная, выложенная красной брусчаткой, зеленая аллея. По ней я сейчас и вышагивал в сопровождении почетного караула.

В просторном холле, удобно усевшись в мягкие кресла, сидели два важных господина.

Один, облаченный в черный халат, похожий на японское кимоно с драконами, был, мягко говоря, почтенного возраста, а если говорить прямо, выглядел совсем скверно. Редкие кучеряшки на лысом черепе скрутились в спираль, всклоченная борода, бывшая когда-то черной, изрядно покрылась пеплом. Бульдожьи ноздри большого мясистого носа жадно и трудно, как испорченный пылесос, всасывали воздух.

Второй господин тоже был не молод. Жидкие волосы аккуратно прилизаны, сухое бесстрастное лицо не выражало ни единой эмоции. Выглядел он настоящим денди. Светлый классический костюм-тройка с черной бабочкой, в руках трость из слоновой кости с золотым набалдашником. Так одевались в Лондоне и Париже в 30-х годах XX века – в памяти всплыла картинка из исторического журнала.

– Здорово, пацаны! – вежливо, в соответствии с детства привитым мне дворовым этикетом, поздоровался я.

Однако пацаны не ответили на это учтивое приветствие. Они даже не подняли свои ленивые задницы из глубоких кресел, словно утонули в них навечно.

– Меня зовут Грэй Иванович, – прогнусавил толстячок в кимоно. – А это мистер Гарри, он здесь самый главный босс.

"О, Гарри, Гарри, Гарри, ты не наш, а ты с другого, Гарри, океана", закрутились в голове слова из популярного пионерского шансона. Но петь я не стал, решил сначала представиться.

– А я… я мистер Голо-Граф, – вспомнил я свое новое имя и уточнил: – Прошу не путать, не Граф-Оман и не голый граф, а Голо-Граф.

– Мы знаем, – успокоил меня любитель драконов, гостеприимно указуя своей мохнатой дланью на пустующее кресло.

Я не преминул воспользоваться столь любезным предложением, и завязалась светская беседа.

Как 14-й Далай-лама

Перво-наперво Грэй Палыч извинился за похищение. Да, меня похитили. Оказывается, мой организм излучал электромагнитные волны, которые свидетельствовали о его неблагополучии. Эти импульсы были настолько сильными, что их смогли уловить сотрудники научно-исследовательской лаборатории программно-аппаратного обеспечения, которую создал мистер Гарри – вот куда я попал! В общем, меня привезли сюда и основательно подлечили.

Какие милые люди!

– Как вы себя чувствуете? – заботливо спросил Грэй.

– Спасибо, замечательно! Теперь вы отвезете меня обратно домой?

– Не торопитесь. Ваш реабилитационный курс еще не окончен.

– Как долго он продлится?

– Трудно сказать, – Грэй шумно забрал своими большими ноздрями воздух и раздумчиво произнес: – Видите ли, мы обнаружили, что вы обладаете неординарными экстрасенсорными способностями. Вы ничего такого необычного за собой ранее не замечали?

– Замечал, – не задумываясь, ответил я. – Я хорошо ем и хорошо совокупляюсь. И еще могу хорошо выпить.

"Мог, раньше", нужно было добавить мне, но я забыл или поленился добавить.

– Да, это, конечно, здорово, – скривил губы в жабьей улыбке Грэй Иваныч. – Но я несколько о другом. Если вы не против, мы сейчас проведем один маленький эксперимент.

– Не против, страсть как люблю всякие эксперименты. Маленькие и большие.

Грэй перевел взгляд на босса, который молчал на протяжении всей беседы и лишь мерно, словно маятник, покачивался в своем кресле. Сейчас он также не произнес ни слова, а только, выбиваясь из заданного ритма, сильнее обычного качнулся вперед.

– Недавно у нас произошел очень неприятный инцидент, – обладатель японского кимоно вновь обернулся ко мне. – Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что во время установки мебели в эту гостиную – приемную для гостей, один из рабочих, как мы подозреваем, спрятал здесь флеш-накопитель с очень важной информацией. Никакой он оказался не мебельщик, а вражеский лазутчик, по заданию конкурентов охотящийся за секретными разработками нашей лаборатории. Мы вычислили «крысу» и вели за ним наблюдение, во время ремонта, когда было отключено видеонаблюдение, он здесь находился один, и больше спрятать флешку ему было негде. Мы проверили все варианты, досконально обыскали его самого и буквально каждый сантиметр гостиной. Но пропажа так и не нашлась. Как я не напрягал свою энергетику, у меня ничего не получилось. Старею… Вся надежда теперь только на вас, мой друг.

– Что я должен сделать?

– Найти эту флешку.

– Каким образом?

– Используя свои экстрасенсорные способности.

– Как это? – опять не понял я.

– Обычно я закрываю глаза и стараюсь сосредоточиться на поставленной задаче. Решение, то есть, в данном случае местонахождение искомого предмета, должно явится само.

Я откинулся в кресле, прикрыл глаза и добросовестно пытался сосредоточиться. Но никакие предметы, включая искомых, мне не явились. Я ведь, кажется, говорил уже, что соображать и сосредоточиваться – это не для меня.

– Ну как, видите что-нибудь? – с нетерпением в голосе спросил Грэй.

– Нет, – честно ответил я.

– Как же так, мы возлагали на вас такие надежды, – растерянно протянул мой протеже.

Мне стало его жаль – он так верил в меня, и чтоб не огорчать Иваныча, я решительно объявил:

– А я и так знаю, где находится эта флешка.

– Знаете?! Так показывайте же скорее, где она, – возбужденно вскричал Грэй.

И даже главный босс шумно заерзал в кресле. Я подошел к черному роялю, который прятался за кустиками кактуса в углу комнаты, отодвинул его заднюю стенку и достал искомый предмет. Да, это была она, маленькая белая флешка!

– Э-э, мистер, как эта вас там…

– Голо-Граф, – подсказал своему шефу Грэй Иваныч.

– Да, да, мистер Голо-Граф, как эта вами удалось? – наконец-то я услышал голос мистера Гарри, он был визгливым, как скрип не смазанной двери деревенской бани. – Скажите-ка, ви конкретно видеть, кто прятал флешку или ви видеть толко место?

– Ни то, ни то другое.

– А что тогда ви видеть? – не унимался главный босс.

Мне стыдно было признаваться, и я промолчал.

– Нашему другу еще трудно анализировать свои новые ощущения. Ему нужно время, чтобы освоиться в новой роли, – поспешил мне на помощь Грэй. – Но обратите внимание, как быстро, используя дар ясновидения, он нашел искомый предмет. Похоже на то, как знаменитый 14-й Далай-лама в свое время отыскал зубы своего предшественника.

Если честно, никакого ясновидения я не использовал и ни о никаких далай-ламах, тем паче об их зубах, слыхом не слыхивал. Просто мне вспомнился случай из моей прошлой жизни: я прятал тайные любовные письма (флешек тогда еще не было) именно там, за задней стенкой рояля.

Но разве можно было в этом признаться моим новым друзьям! А вот вам, моим верным читателям, признаюсь – ведь я же обещал говорить вам одну только чистую правду.

И еще мне почему-то показалось, что эту злополучную флешку за рояль засунул сам мистер Гарри, и потому так настойчиво вопрошал, видел ли я воришку в своих видениях. Это был мой первый экзамен, который, как сообщил мне Грэй Иваныч, я блестяще выдержал.

Рябчиков жуй…

Мой коллега и опекун Грэй Иваныч вызвался меня провожать. Когда я направился было по главной аллее к своему домику, он придержал меня под локоток:

– Нет, нет, мой друг, теперь вы будете жить в другом месте. Вы блестяще выдержали экзамен!

Грэй свернул на боковую дорожку и привел меня к внушительного размера сооружению, сложенному из сосновых бревен. Мы вошли внутрь, и мой провожатый устроил экскурсию по дому.

Большая зала с мягкой мебелью и камином. За высокой аркой – рабочая кухня, оборудованная всевозможной кулинарной техникой. Три уютные спальни с изысканными ложами любви. Рабочий кабинет с компьютерным оборудованием и стеллажами бумажных книг. Но самое главное – это спортивно-оздоровительный комплекс: тренажерный зал, сауна и плавательный бассейн. Причем, бассейн не игрушечный, а стандартного размера 50 на 20 метров, где можно даже олимпийских чемпионов готовить.

– Вот здесь будет проходить ваша реабилитация, – сообщил Иваныч.

– Не хило, – искренне восхитился я.

Особенно мне понравилась «качалка» с подвесной боксерской грушей.

– Я живу в таком же блоке, с другой стороны аллеи, – похвастался Грэй и грустно добавил: – Только спортсмен из меня уже никакой. А вы молодчик! Столько пролежали в неподвижности, а мышцы даже не одрябли. Но для обретения формы потребуется месяца два-три усиленных тренировок. Вам нужен фитнес-тренер?

– Мне бы лучше тренершу, знаете, такую сисястую, большую, – шутка, пожалуй, получилась пошловатой, и я быстро сменил тему. – Я сам себе тренер, я обычно быстро восстанавливаюсь.

– Древняя скифская кровь воина, – то ли позавидовал, то ли потроллил новоиспеченный сосед.

– Когда переехал не помню, наверное, был я бухой, – продекламировал я внезапно пришедшие на ум слова из популярной некогда песенки одного скандального питерского музыканта и нанес несколько пробных ударов по боксерской груше.

– Да, кстати, – оживился экскурсовод, – ваш переезд неплохо бы отметить.

– Можно было, конечно, – неуверенно пробормотал я, глотая слюну, – но я ведь не пью.

– Как не пьете? Сами же хвастались, что мастер по этому делу, – Грэй совершил характерный щелчок по горлу.

Видно, горло у него сильно пересохло.

– Это раньше было. А теперь не пью… Кажется.

– Да мне тоже нельзя, но по такому случаю, думаю, можно.

– Разве только немного белого бакарди, – согласился я в надежде, что этого редкого сорта рома в моем новом доме не окажется.

Мы отправились на кухню, Иваныч открыл холодильник… Все мои надежды рухнули… И душа понеслась в рай.

– Ты счастливчик, ты увидишь новый мир, – после литра отборного крепкого рома Иваныч заметно охмелел и, отбросив условности, перешел на "ты".

– Я уже видел "Новый мир", и… этого, как его, – память стала с непривычки (давно не пил) подводить, я стал заикаться и с трудом подбирать нужные слова: – Ну это, в "Новом мире"… один день… Ивана Денисыча… Вот.

– Ты че лепишь! – выпучил на меня свои лупоглазые глаза мой тоже не совсем трезвый собутыльник. – Какой еще Денисыч? И кто его пустит в новый мир! Даже на один день не пустят. Фак-ыт! – Иваныч даже икнул от возмущения.

– Не Денисыча, а Солжени… Солженисыча, – выплел я, наконец, переставшим мне подчиняться языком эту труднопроизносимую фамилию, правда, не ручаюсь, что получилось точно.

– Какого еще Сыча? Никаких Сычов… э-э, Сычев… э-э, Сычей… Короче, никаких Сыкунов! – Иваныч тоже запутался и пригрозил кому-то пальчиком, хищно раздувая ноздри.

– Один день Денисыча Александра Солженисыча, – поправил я собственную ошибку, но, кажется, опять не удачно, зато угадал с рифмой.

– Какой там день, даже ни на минуту… А ну-ка постой! Ты про этого… Солженицына, что ли? А-а, понял, не так туп, как выгляжу. Понял, понял! Журнал "Новый мир", рассказ "Один день Ивана Денисовича". Так?

– Так! – радостно закивал я головой в знак стопудового согласия.

– Нобелевский лауреат… Он ведь умер уже давно. Но если б был и жив, то все равно его не взяли бы.

– Куда? – я совершенно потерял нить разговора.

– Куда, куда! Я тебе битый час толкую – в новый мир! Не в журнал "Новый мир", а в другой, реально новый мир. Понял?

– Нет.

– Давай тогда выпьем.

– Давай.

Иваныч раскупорил еще одну бутылку рома, разлил по зеленым фужерам. Закусили ананасом.

– Вот смотри, – дожевывая гнилыми черными зубами сладкий плод, продолжил свои объяснения мой неугомонный просветитель. – Ты литературой увлекаешься, я приведу тебе пример из поэзии. Про ананас. Знаешь такой стих Блока: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день наш последний приходит, буржуй"?

– Маяк…, – меня тоже потянуло на икоту.

– Что, маяк?

– Не Блок, а Маяк… Маяковский.

– Это не важно.

– Но ты, Иваныч, еще одну ошибку допустил, – я даже не заметил, как мы перешли на "ты".

– Какую?

– Ты сказал "день НАШ последний приходит, буржуй".

– Правильно.

– Нет, неправильно. В оригинале: "день ТВОЙ последний приходит, буржуй".

– И что?

– Вместо «ТВОЙ» ты сказал "НАШ".

– И что это меняет?

Я начал соображать, но, как обычно, ничего не получилось. Напрягать мозги у меня никогда не получается.

– Не знаю. Слаб умом, – был вынужден признаться я.

– Смотри… – взялся было разъяснять Иваныч.

Но я его остановил:

– Не гони, Иваныч, «ямщик, не гони лошадей». Давай еще по одной, а то мозги напрячь не получается.

– Может, пока тормознемся? А то зачастили.

– Не капай мне на мо́зги, не говори навзрыд, не капай мне на мо́зги, душа еще болит, – дурашливо и фальшиво пропел я.

– Понял, – легко согласился Палыч, – без сто грамм здесь и правда ничего не разберешь.

Выпили, закусили. Ананасом. Рябчиков не было, наверное, их слопали буржуи.

– Вот смотри, – пошел на второй заход Палыч. – Блок написал…

– Маяковский.

– Какая хрен разница! Блок! Маяковский! – стал выходить из себя Палыч. – Ты можешь помолчать?

– Могу.

– Вот молчи и слушай. "День ТВОЙ последний приходит, буржуй" – это пролетарская версия. Дескать, ты, буржуй, пока кушай своих рябчиков, ананасиков жуй, но скоро мы отправим тебя в могилу. Так?

– Так.

– А вот другой вариант, секретный: "День НАШ последний приходит, буржуй". То есть, пролетарии вроде как сами признают, что скоро наступит их последний день. Буржуи, как жевали рябчиков и ананасов, так и будут продолжать их жевать, а вот пролетариям скоро наступит хана. Понятно?

– Как это?

– А вот так. Это и есть новый мир. В нем не будет ни больных, ни убогих, ни униженных, ни оскорбленных.

– Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе.

– Пушкин?

– Некрасов.

– Как точно сказано! – с плаксиво-трагической ноткой в голосе пролепетал знаток поэзии золотого века и шумно засопел.

По толстым, изрезанным глубокими морщинами щекам старика потекли крупные слезы. Я налил снова. Иваныч выпил, не закусывая. И размазывая слезы кулаком по лицу, грустно признался:

– Я скоро умру. Я тяжело болен, у меня рак.

Иваныч наполнил свой фужер до краев, и опять быстро его осушил.

– А вот ты, мой друг, доживешь до той прекрасной поры. Сто процентов! Некрасов писал не про тебя, а лишь про меня.

Я думал, что Иваныч сейчас тут же заснет за столом, уронив голову на свои тяжелые кулаки. Действительно, он прикемарил, но совсем на чуть-чуть, минутки на две. Очнувшись, сразу взял себя в руки и произнес длиннющий монолог.

Не все умные мысли из его мудреной речи я понял и запомнил, – тоже ведь принял на грудь будь здоров (если б бакарди гнали не из опилок, то чтоб нам было из двух, трех, четырех бутылок). Однако то, что застряло в памяти, я попытаюсь вынести наружу и донести до тебя, мой верный читатель.

Как ни печально, эскулапы отпустили Грэй Иванычу всего два-три месяца жизни. Рак – это серьезно. И ему срочно нужно было найти человека на свое место. Иваныч, если верить его словам, был едва ли не правой рукой самого мистера Гарри, поскольку занимался организацией астральной безопасности психосферы своего хозяина. Оказывается, есть и такая. Я плохо представляю, что это такое, но Иваныч какими-то оккультными путями, подключив электроволновые приборы поиска, вышел на меня. Видите ли, мой мозг, как выяснилось, способен улавливать какие-то низкочастотные колебания, а это означает, что я способен чувствовать, видеть и слышать то, что обычный человек не чувствует, не видит и не слышит. Хотя я ничего такого за собой не замечал, и вообще вся эта эзотерика – для меня темный лес и китайская грамота. Но мистер Гарри, опять же по словам Иваныча, и шагу не ступал без советов своей домашней Ванги, экстрасенса, астролога, звездочета – назовите это как хотите.

О своем боссе Иваныч говорит только с раболепным придыханием, он для него почти что Бог. Во всяком случае, мистер Гарри, – один из самых влиятельнейших людей планеты, он имеет титул Рыцаря Командора Ордена Британской Империи. Правда, над ним еще кто-то стоит, но это уже точно не люди, а Боги. Так сказал мне Иваныч.

Мистер Гарри занят каким-то глобальным ультрареволюционным проектом, который переустроит всю жизнь на планете Земля, а может и во всей Вселенной. Для осуществления этого плана во многих развивающихся и в развитых странах уже созданы специальные научно-исследовательские базы. Недавно, выкупив огромные земельные массивы, мистер Гарри построил такие лаборатории в Украине и России. Для того чтобы было удобней работать с местным персоналом, выучил русский язык (да, я заметил, что по-русски господин Гарри говорил с заметным акцентом). И вообще он полиглот – владеет 37 языками и наречиями, включая говор бушменов южной Африки. Но у его босса много врагов по всему миру. Один из самых опасных – международная террористическая организация «Аль-Кул». Буквально на днях террористы подбросили жуткий плакат – лоб мистера Гарри на нем пронзен окровавленный стрелой.