Новая погоня

Гера. Поэтому никаких перекуров! Больше никаких остановок и привалов! Погоне – зеленый свет и вечное движение!

(Из двигателя мотодельтаплана неожиданно начинают сыпаться с треском искры.) (С тревогой глядя на Алека.) Эй, чувак, что там стряслось?

Алек (в отчаянии). Движок загорелся! Гера, я падаю!

(Мотодельтаплан охватывает пламя, раздается пронзительный ноющий звук сорвавшегося в пике самолета, за дельтапланом тянется шлейф дыма. Свет гаснет. Слышен треск ломающихся веток и крики Алека. Затемнение.)

(Чертыхается.) Какого черта! Сломаны мои крылья…

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

3-й день погони

Полузатемнение. Ночь. На заднике – картинка лесной дороги, проходящей по вершине оврага. С одной стороны дороги вознеслись громадные черные силуэты деревьев, с другой – крутой обрыв, на дне которого притаилось болото. Смутно различаются очертания дивана-мотовездехода – повернутый под некоторым углом вправо, он слабо высвечивается в центре сцены. Мерцают тускло фары и красный крошечный огонек сигареты. За рулем Гера, слева Алек.

Алек. Чего встали?

Гера (сквозь зубы, не вынимая изо рта сигареты). А хрен его знает… Ни черта не видно. Стремно как-то. Даже руки вспотели… Мало того, что ночь такая зверская – фары не тянут, вязнут в этой жуткой тьме; глаза сильно слезятся от постоянного напряжения. Так еще и дорога, как назло, – сплошь чертовы коряги и ямы… А овраг? Как мы в него не влетели?

Алек (встрепенувшись, вытягивает перед собой руку, указывая в передний правый угол сцены). Гляди – огни!

Гера (всматривается в указанном направлении). Где?! Что за огни? Откуда в этой гиблой глухомани могут взяться огни?!.. То тебе померещилось, следопыт хренов.

Алек (все больше загораясь). Да нет же, вон, гляди!

Гера (наконец замечает). Вон те, что ли, слева от черных кустов? Так то ж задние фонари! "Дэу" или "шевроле", хрен его разберешь…

Алек. Выходит, они так же, как и мы… Хорошо, хоть не одним придется заночевать здесь. (Озирается.) Ну и лесок! Мрак! Покруче, чем в ужастиках, будет. Бр-р!

Гера (приподнимается, перегибается через руль – кричит). Эй, мужики! Что за остановка, не в курсе?

Голос Вадима (приглушенный – из-за кулис). Авария.

Гера. Авария? Где?

Голос Вадима. Да вон там, в самом узком месте. Вроде три тачки столкнулись. Или две, а третья в овраг упала. Точно никто не знает. Короче, застряли надолго.

Гера. Черт! Мать их! Нам же останавливаться нельзя. Ни на минуту! Уйдет ведь Немая!

Алек. Погоди, может, как-нибудь объехать можно?

Гера. Как-нибудь в такой тьме можно только глаз себе выколоть. Ты что, не видишь, слева лес? Наверно, столетний – вон какие стволы здоровенные, как бочки. А справа – болото и овраг. Куда прикажешь ехать?.. (Пауза.) И потом, что ты привязался ко мне со своим объездом? Ты ж летчик-залетчик! Где твои хваленые крылья, а?

Алек (с досадой). Так я ж тебе говорил уже: клапан накрылся. А без клапана движок на мотоплане ни в какую не запускается.

Гера (усмехается с издевкой). Угробил крылышки-то. А был бы сейчас твой фигоплан на ходу, мы бы не кукарекали понапрасну в этом дремучем вертепе; раз бы – и воспарили красиво над лесом! Вмиг бы выбрались из этой проклятой чащобы.

Алек (рассуждает сам с собой). Но это, возможно, нам и на руку…

Гера. Что на руку? То, что мы тут застряли до утра? А то и больше, пока менты с эвакуатором не приедут!

Алек (прикладывает к уху руку с телефоном – где-то глухо раздается звонок). …Она где-то рядом. Ее придыхание… Я различу его среди тысяч вздохов и стонов.

Гера (насторожившись). Ты про Немую? Так она здесь?! Вот это уже интересно. (Хлопает Алека по плечу.) Давай, чувак, пеленгуй ее!

Алек. Сейчас… Вот… Голос ее стал значительно чище… Уже можно разобрать отдельные слова… Я слышу ее!

Гера. Ну?! Что там? Что болтает ее душа?

Алек. Она… (Пауза.) Бред какой-то.

Гера. Ты давай не комментируй, а лучше повторяй за ней. Вслух повторяй, что там несет душа Немой.

Алек. Она говорит, что невероятно устала…

Гера. Это хорошо, что так говорит. Видно, загнали мы ее все-таки, дрянь такую!

Алек. …Говорит, что силы непрерывно тают. Уходят силы из нее с немыслимой скоростью…

Гера. Не-ет, так дело не пойдет. Она сейчас сдохнет сама, а мы тут топчемся понапрасну. Это наше дело, нам поручено кончить ее! Что это она возомнила о себе? Кто дал ей право со своей жизнью так поступать? Нет, ты мне скажи, она знает, что самоубийство – это грех?!.. (Пауза. Осененный внезапной мыслью.) Стоп. А что если она – там… где авария? В самой гуще?! Пока мы тут торчим, как два идиота, ее тело сейчас в кровище и смертельных увечьях. А душа вот-вот отлетит!

Алек (раздраженно). Да не ори ты так! Ты ж сбиваешь меня с настрою… (Снова слушает телефон.) Ее душа. Тяжело дышит. Как загнанная собака…

Гера (с облегчением). Фу-ух, слава богу! Дышит – значит, жива.

Алек. …Жалуется, что если сейчас же, в течение ближайших 10–15 минут, не зарядить ее сердце, то ей каюк.

Гера (потрясенный новостью). Что? Что ты сказал?

Алек. Не понимаю… Говорит, что если сердечную батарею не зарядить солнечным светом, то ее и в самом деле ожидает близкая физическая смерть. Душа грозится умереть…

Гера. Что, у Немой сердце на солнечной батарее?! Это что ж выходит, она такая же… Она как сестра мне, а я на нее облаву устроил?! Нет, об этом я не договаривался, не за тем я согласился на эту погоню…

(Алек продолжает напряженно слушать телефон; неожиданно меняется в лице, словно услышал нечто неординарное.)

Алек (с тревогой). Гера. Слышишь, Гер? Гера!

Гера (взволнованно). Да что ты заладил, как попугай, – Гер да Гер! Тут такая девчонка пропадает. Сестра моя. Дороже родной сестры будет. Я даже готов пожертвовать ей своим сердцем. Пусть забирает! Хоть сейчас! Едем, где ты засек ее душу?

Алек. Успокойся, Гер. Это не ее душа, не Немой женщины… Ты ей ничем не поможешь.

Гера. Не успокаивай меня! И не отговаривай. Раз я решил – значит, так тому и быть. А не хочешь ехать со мной… (С презрением.) Слушай, а может, ты трус? Испугался этого гребаного леса?

Алек. Гера… это твоя душа.

Гера. О чем ты? Не догоняю.

Алек. Немая тут ни при чем. Это твою душу я слушал сейчас. Понимаешь, случайно набрал твой номер…

(Пауза.)

Гера. Скотина, да я тебе за это, знаешь, что…

Алек. Потом, потом ты мне скажешь, что ты мне за это сделаешь. А сейчас экономь, береги силы. Видать, батарейка твоя порядком подсела. А, Гер? (Пауза.) А рассвет-то, черт, еще не скоро.

Гера (вмиг сникает). То-то я чувствую, что руль рук не слушает. Все норовит то в пень повернуть, то в овраг отправить нас… Что ж так хреново?

Алек. Я сяду за руль, ты не переживай.

Гера. Ты зачем… ты какого хрена подслушал мою душу?!

Алек. Прости, я же…

Гера. Теперь мой черед. Дай мне свой телефон. И не вздумай что-нибудь утаить от меня. Тогда будем в расчете.

Алек. Ничего у тебя не получится. Ты не сможешь. Для тебя моя душа – потемки. Как этот лес. Любая душа для тебя – дремучая тайна. Только у меня одного дар такой – знать потаенное, заповедное, что кроется в душе человеческой. Знакомой и незнакомой.

(Гера приставляет пистолет к голове Алека.)

Ты что делаешь, псих?! Если ты меня сейчас убьешь, кто поведет мотовездеход?.. У тебя силы на исходе, ты, того и гляди, скоро концы отдашь; кто тогда продолжит погоню, кто разделается с Немой?

Гера (тыкает в голову Алека пистолетом). К черту Немую! Я требую реванша, я хочу услышать твою душу. Душонку! У-у, догадываюсь, какое это низкое, грязное созданье! (Протягивает Алеку свой телефон.) На! Звони себе… Живо! Я хочу слышать твою душу!

Алек (в отчаянье). Но ты не сможешь! Тебе не дано…

Гера. Придурок, ты будешь слушать. Сам себя слушать! Запеленгуешь свою душу с моего мобильника и мне во всех деталях, во всех подробностях расскажешь, как ты низко пал, если посмел покуситься на самое святое – на душу. На душу товарища! (Пауза.) Ты как дьявол… Ты страшней дьявола. Давай, звони!

(Алек набирает на Герином телефоне свой номер. Раздается звонок в телефоне Алека. Дрожащей рукой он прикладывает к уху телефон Геры.)

Алек. Я… Моя душа… Она снова хочет быть маленькой. Сходить по-маленькому. Затем забраться в теплую постель, и чтоб рядом – мама. Молодая, ласковая. А у меня температура и кашель. И мама обо мне заботится: встряхивает градусник, в стакане чай с малиной, у изголовья ночная лампа в бархатном колпаке, обогреватель урчит – воздух в спальне греет. И мне уже хорошо, никуда не нужно бежать, не надо больше гнаться, не надо бояться и никого… И пугать никого не надо, угрожать смертью никому не надо. Просто сомкнуть веки, слушать нежный мамин голос и представлять себе, как это будет со мной… Сколько всего ждет меня еще в моей жизни…

(Не замечает, как, обессиленный, Гера безмолвно падает головой на руль.)

Я верю своей маме, верю ее теплому голосу, что звучит сейчас в телефоне: меня ждет только хорошее. Судьба будет благосклонна ко мне; я не подведу свою маму, ей ни разу в жизни не придется испытать стыд из-за меня…

(Замечает недвижимое, обмякшее тело Геры.)

Что это с тобой?.. Нет-нет, куда ты?! Ты этого не сделаешь со мной, не бросишь! (Наклоняется над Герой, пытается привести его в чувство.)

Сейчас, сейчас я тебе помогу. Я быстро, вот увидишь, мы успеем добраться вовремя. Нам же еще ту дуру надо прикончить…

(Свет меркнет. Затемнение.)

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Утро следующего дня

Полузатемнение. Перед рассветом. Лесная дорога, вершина оврага. Высвечивается лишь центр сцены. В круге света стоит Ксения. Позади автомобильное колесо, искореженный лист металла.

Ксения. Он позвонил мне, сказал, что уже выехал в Большовск. И пообещал забрать к себе через неделю, когда снимет квартиру и решит какие-то дела. Но я не могу ждать неделю, я без него и дня не могу прожить!.. Я тут же все бросила, ничего не сказала маме, взяла такси и поехала ему наперерез; таксист показал мне эту дорогу… Я так надеялась догнать его, но вместо этого очутилась здесь. (Оглядывается.) Я отпустила такси, а сама решила остаться. Он бы сказал, будь он сейчас рядом, что я поступила глупо, легкомысленно, безрассудно. Но я не могла иначе, ведь там… (Всматривается в лесной мрак.) Неподалеку, случилось несчастье. Авария. Сперва я даже подумала, что это с ним… Сердце так защемило, и я решила, что он попал в беду… Но потом оно отпустило, немного поныв, затихло – и сразу отлегло… (Пауза.) Ведь он… он дорог мне. Я бы, наверно, не пережила, если б с ним что-нибудь случилось. Пусть и не очень серьезное. Все равно боязно за него ведь он такой уязвимый… Его отсутствие, его боль, его… смерть – они бы слишком много для меня значили… (Пауза.) Пустота… Я только обрела опору под ногами, только стала различать запахи ветров и оттенки рассветов – и вдруг пустота. Пустота… (Пауза.) Что мне тогда, покончить с собой? Покончить с жизнью? В отместку за свою везучесть. За свою неуязвимость?.. Или одеться в рубище и пойти куда глаза глядят? Подставляя голову и спину побоям и проклятьям. Вымаливая, выпрашивая у неба вернуть его мне… Какой аргумент? Почему небо должно вернуть его мне? Но как же иначе… Я люблю его – вот и все. Вернее, любила. Нет, вздор, что я несу! Ведь я не знаю, кто там разбился. Кого нашла на этой глухой лесной дороге злая судьба. (Пауза.) Не дай бог, он бы и вправду угодил в это месиво, от которого смердит даже сюда. Я бы не выдержала тогда, я бы сорвалась, и никто бы меня тогда не остановил. Не сумел бы убедить, что я должна покориться судьбе, унять строптивый свой нрав, покончить с собственной гордыней… Раз и навсегда покончить с мечтой… (Пауза.) Но разве бы я так могла? Отказаться от всего этого? Моего?.. От самой себя, выношенной здесь, в сердце, и здесь, в душе, – разве бы я когда-нибудь от себя отказалась?!.. (Пауза.) Да я бы скорей стала шлюхой! Вышколенной, искушенной, блистательной шлюхой! От моего вида, от того, как я одеваюсь и умею держаться в обществе, женщины сгорали б от зависти, а у мужчин срывало бы крышу… Змейки бы лопались на их похотливых штанах. Я сама утопила бы в похоти свое горе и гордость свою… (Пауза.) Боже, о чем это я?.. Как тихо, как страшно здесь. Я ненавижу ночь. Прямо демонический лес. Не приведи Господь, выскочит кто-нибудь и затащит меня в черную чащу. А там ведьмы, упыри… И все же здесь не так плохо. Что-то подсказывает мне, что та беда, что произошла здесь, – еще не моя беда. Это радует… Каким бы благочестивым и воспитанным ни был человек, он всегда остается истинным эгоистом, если вдруг кто-то посягает на его счастье… На мою любовь… (Пауза.) Эта авария. Она знак для меня свыше, предупреждение, чтоб я была готова к самому худшему… Вот еще! Не будет по-вашему, за кого вы меня принимаете?! Чтобы я отныне жила в вечном страхе, что мою любовь совсем скоро постигнет та же участь, что и тех невезучих, угодивших в аварию? Не на ту напали! Я не верю никаким предсказаниям!.. Какими бы они правдивыми ни были. Я не хочу… Я буду сопротивляться, я буду счастливой наперекор! Я не пропущу напрасно ни одного радостного мгновения, ни одного рассвета, ни одной чашечки кофе, ни одного пирожного… (Пауза. Оглядывается с таким видом, будто видит окружающие ее предметы и местность впервые.) Боже, как получилось, что в этой аварии выжила я одна? В этой ужасной мясорубке – лишь одна я жива… Почему же тогда никто не идет сюда, не заберет меня отсюда – почему?! Где милиция, мать ее?! Где спасатели, маньяки, лешии, дикие медведи – где?!.. Почему он, наконец, не ищет меня, не спешит мне на помощь? (Пауза.) Любовь моя, это так важно для меня – жить среди живых. Снова быть вместе с тобой. (Долгая пауза. Свет становится ярче, постепенно наполняя собой всю сцену – спереди и сзади, слева и справа от девушки. Высвечиваются за ее спиной подернутые туманной дымкой стволы деревьев.) Светает… Как быстро светает. Все страхи позади. Я снова свободна.

(Слева нарастает гул автомобильного двигателя, слышны неразборчиво мужские голоса.)

Голос Вадима. Спасибо, мужики, помогли дорогу расчистить. А то я уж думал, придется здесь до утра куковать. (Обращается к кому-то поблизости.) Гляди-ка – девушка. (Кричит Ксении.) Девушка, давайте мы вас подве… Ксения – ты?! Как ты здесь оказалась?!

(Ксения поворачивает голову в ту сторону, откуда ее окликнули. Улыбается сквозь слезы – улыбается все шире и радостней.)

Ксения (утирая слезы). Эй, я здесь!.. Я не плачу… (Смеется от счастья.) Так мы едем? (Резко гаснет свет. Ревет мотор на повышенных оборотах, сквозь шум пробивается счастливый девичий смех – и тут же все стихает.)

СЦЕНА ПЯТАЯ

11-й день погони

Утро. Осень. На задник проецируется диапозитив с видом Большовска – громадного города-миллионника. Урбанистический пейзаж: высотные здания, роскошные витрины магазинов и ресторанов, представительные офисы, яркие неоновые рекламные вывески; лимонная, позолоченная или отливающая свежим марганцем листва редких деревьев, чудом выживших в царстве камня и стекла. Под углом слева направо уходит вдаль широкий проспект, плотно забитый автомобилями, в шесть рядов движущимися в ту и другую сторону. Над проспектом эффектной аркой перекинулся грандиозный Центр торговли; по наружной стене Центра ходит лифт – прозрачная кабина его вознеслась на несколько метров над городом. На уровне кабины к заднику примыкает возвышение, имитирующее саму кабину. Кабина лифта пуста.

Утренний час пик. В заторе, в гуще сотен автомобилей (посреди сцены, являющейся продолжением проспекта), застрял диван-мотовездеход. Он стоит вполоборота задом к авансцене. В мотовездеходе неразлучные Гера и Алек.

Гера (сидит за рулем лицом к заднику, по обыкновению курит). Вот и Большовск. Черт подери, как же долго мы сюда гребли!

Алек. Ага, вместо трех дней на дорогу ушла неделя. Но теперь все позади, да, Гера? (Привстает в кабине, озирается по сторонам, в глазах – восторг, страх и благоговение.) Что за город! Фантастика!..

Гера. Рань какая, а машин уже – море! А мы торчим. Завязли наравне со всеми. И неизвестно, когда эта пробка рассосется.

Алек. …Ух и домища! Никогда таких не видел. Вон тот, как наша водонапорная башня. А этот – видишь? – как три, а то и больше будет…

Гера (с презрительным превосходством). Ты что, никогда в большом городе не был?

Алек. …А людей-то, людей, посмотри, – тьма! Того и гляди, схватят за руку, затянут в свою толпу и растопчут…

Гера. Дурак, кому ты здесь нужен! Запомни, чем больше город, тем свободней ты в нем. Ты здесь на фиг никому не нужен; здесь никто никому на фиг не нужен. Больные, одинокие люди, которые не замечают друг друга в упор. Одна пустая видимость этот человеческий муравейник.

Алек. …А машин! Черт, сколько тачек! Знаешь, я как-то смотрел телек, там какой-то автозавод показывали. Громадный, длиннющий конвейер! С него все сходили и сходили новые тачки. Так здесь, небось, тысячи таких конвейеров включены. Нет, в самом деле – сколько машин! А какие марки – закачаешься! "Крайслеры", "кадиллаки", "порше", "ягуары"…

Гера. Хм, да ты, как я погляжу, спец в этих делах. Рубишь, значит, в тачках.

Алек. Когда-то очень интересовался. Пацаном еще. Мечтал. Бредил даже. Какую-нибудь из этих иномарочек прикупить. Пока… (пауза) тот "опель" меня не снес. Я после этого словно прозрел. Сразу же ополчился, возненавидел эти вылизанные буржуйские корыта… Убийцы. Строят из себя аристократок, а на самом деле лишь чье-то больное тщеславие тешат. В глотку гордыни чьей-то заглядывают, лощеные задницы раскатывают…

Гера. Эко ты зол на них. Не преувеличивай, приятель. Для кого-то тачка и вправду роскошь. Точней, как обязательный элемент в их роскошном хозяйстве. Как двести лет назад у помещика было. Помнишь, читал историю? Обязательно хоромы должны быть офигенные, на зависть другим, куча крепостных крестьян, породистый жеребец, а то и два. Прикинь, конь-"мерс", кобыла-"ауди", жеребенок-"пежо". Ха-ха-ха! (Хохочет.)

Алек. Плевать! Мне наплевать, что там было двести лет назад!..

Гера. Ты прав, я тоже ненавижу большой город. Куча людей, куча бездельников; дома загораживают небо; небо какое-то неживое, так низко над землей, вздыхает тяжело, того и гляди, испустит дух и рухнет мне на голову…

Алек. …Почему какие-то фраера могут кататься на шикарных тачках, а я должен изо дня в день охотиться…

Гера. …Этот сумасшедший город; улицы, словно намазанные медом, – отчего на них столько народу? А машин? Ведь не проехать, не пройти. Когда бы я ни приехал в большой город, всегда одно и то же – заторы, пробки, ДТП…

Алек. …Кто скажет, отчего они поступают так, а я должен делать иначе? Почему они пируют, жируют, а я только и делаю, что охочусь… на Немую?..

Гера (с расстановкой, строго). Миссия у тебя такая, приятель. Погоня. От нее ты вряд ли отвертишься. В отличие от них – ведь им лишь бы яйца насиживать в их кондовых авто. Да они тебе в подметки не годятся! У них нет и никогда не будет того, что есть у тебя, – погони!.. (Пауза.) А Немая… Немая женщина – твой крест, понял?.. И мой тоже.

Алек (кричит воображаемым прохожим). Да кто им дал право вертеть моей судьбой, как кому втемяшится в голову?! Кто этот лихой чувак?!

Гера. Заткнись! Все, довольно истерик и нытья. Сыт по горло твоими причитаниями. Пойди, глянь лучше, длинный там хвост? Долго нам еще здесь торчать?

Алек (с опаской). Куда еще идти, зачем?

Гера (пренебрежительно). Да ты что, трусишь? Тебя аж трясет всего, тьфу! Эх, не вовремя твой птахоплан подкачал! Сейчас бы взлетели спокойненько над этими понтовыми улицами – и только б нас и видели! Что ж твои крылья такие хлипкие? Такие падучие!

Алек (огрызаясь). Нечего мои крылья с грязью смешивать! И вообще, это тебе положено крылья иметь, а не мне. Ты ж у нас человек-погоня… А я – человек-уши.

Гера. Всего-то? Ты – человек-ухо? Кто тебе такой бред сказал? Ты – человек-погоня. Мы оба человеки-погони!.. (Усмехается.) С крыльями и без.

Алек (снова отрешенно, потерянно). Здесь столько машин. Громадные, роскошные – "мерседесы", "кадиллаки", "лексусы"… (Начинает заговариваться.) Вот бы мне сейчас крылья, я бы над городом, мне бы крылья, вот бы я полетел… Не в добрый час я ангелом перестал быть.

Гера. Ну вот, снова, что ли, заладил? По новому кругу? Пока ты будешь тут труситься и прогибаться перед чужой удачей и роскошью, Немая уйдет от нас. Оторвется так, что мы ее никогда не догоним.

Алек (вторит рассеянно). Мы ее никогда не догоним.

Гера. Тьфу, не каркай! Быстро ноги в руки – и вперед, в начало колонны! Выполняй приказ! Через десять минут доложить! (Толкает его в плечо.)

Алек. Да пошел ты!.. Ну и пойду, черт с тобой. (Спрыгивает с мотовездехода. Снова озирает город ошалелым, завороженным взглядом.) Этот город просто невыносим… Но как же он потрясающе красив! (Уходит, скрывается за правыми задними кулисами.)

Гера. Сходи, сходи, разомнись. А заодно припугни этих лощеных дятлов. Глядишь, с перепугу начнут быстрей шевелиться; быстрей из этой пробки чертовой выберемся. (Пауза.) А я пока прилягу. (Устраивается поудобней в диване-мотовездеходе, кладет ноги на капот.) На солнышке оттянусь. Надо ж, здесь еще и солнце бывает. Вон какое сегодня солнце – на славу! Будто не осеннее вовсе. На таком солнце хорошо не только батарейки заряжать, а вообще. Пикничок там сообразить, шашлычки пожарить, деток на природу вывезти, мяч с детьми погонять… Да, с детьми. Только где их, детей-то, теперь возьмешь… (Пауза.) Хм, помню, и день примерно такой, как сейчас, стоял. И солнце такое же было клевое – распахнутое настежь, кроткое, готовое поделиться с нами последним теплом. У мамы с утра хорошее настроение было. Солнце потому что стояло супер, поэтому и настроение ништяк… Она собрала какие-то бутылочки, сверточки, одела, укутала меня – я тогда был еще совсем карапуз, – и мы пошли в горы. Тропинка круто лезла в гору, я упрямо – за ней. Помню, мой первый подъем давался мне с трудом; я несколько раз упал, зашиб коленку о камень, но от мамки старался не отставать. Зато когда мы поднялись – нет, не на вершину, до вершины еще нужно было переть и переть; не всякому взрослому мужику удавалось с первого разу взять ту вершину… (Пауза.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.