По закону меча. Мы от рода русского!

Олег смолк. Пончик уселся, поерзал и напомнил, не выдержав:

– И что здесь?

– Язычество здесь, – усмехнулся Сухов. – Во всей своей красе. Ей-богу, устал я от него. До тошноты. Помню, читал про дубы, посвященные Перуну, мечтал посмотреть в натуре… Посмотрел. Да ты и сам их видел – на каждом суку по человеку висит, птицами обклеванному, а земля у корней черная, жирная – ее кровью поливают… И как же это «святое место» смердит!

– Да уж, – сморщился Пончик, – хоть нос зажимай…

– И это ж постоянно, – продолжил Олег, – всегда и везде. Для Хорса мы девушку топим в реке. Чтобы Водана ублажить, пленных потрошим, да так, чтобы самих обрызгало кровью жертвенной – на счастье… М-мерзость! Знаешь, так порой хотелось убежать от этого, скрыться, а куда? Язычество – это ж не что-то отдельное, для капищ предназначенное, оно повсюду, вся жизнь по его правилам разложена – дома, в лесу, на море, на службе конунгу! Это как на зоне – не верь, не бойся, не проси. И захочешь по-иному жить, а не можешь – на волю ход заказан!

– А ты не пробовал в церковь сходить? – несмело спросил Пончик. – Поставишь свечку, и вся жертва – без крови и кишок. И не воняет там…

– Ты крестился, что ли? – спросил Сухов с удивлением.

– Да меня еще в школе крестили, – смутился Шурик. – Я отбивался, кричал, что не хочу, что мне стыдно перед ребятами, а мама упросила-таки. Для меня, говорит, крестись, пусть мне спокойней будет…

– Ох, не знаю, Понч… Понимаешь, креститься-то легко. Любой поп рад будет язычника обратить, вот только где я веру возьму? Нет ее во мне!

– Олежка, да тут никто не верит! Они все просто знают, что Бог есть, и принимают это без доказательств. Весь спор из-за того, какой Бог или боги истиннее…

– Им легче, а мне как раз доказательства по-давай…

– Зачем? – неожиданно спросил Шурик.

– Как это – зачем?

– Зачем тебе нужны доказательства? Чтобы установить истину? Но кто же верит в истину? Ее положено знать! А Бог – это не закон природы…

– Слушай, – спросил Олег заинтересованно, – а ты сам-то веришь в Бога?

– Честно?

– Честно.

– Я хочу верить в Него, но у меня это плохо получается. И я придумываю окольные пути – представляю себе Господа как Мировой Разум, или как Гомеостазис Мироздания… Так проще, понимаешь? Это я могу понять, с этим мне легче смириться… В Альдейгьюборге всего одна церквушка, но я не то что хожу туда – я убегаю в храм. Успокоиться чтоб, сил набраться, прийти хоть в какое-то равновесие. В Питере мне это было не нужно, а здесь тянет…

– Ох, не знаю, Понч… Я сейчас как в чистилище – отмываюсь от крови и слизи. От язычества вроде как отступился, к вере истинной шагу не сделал. Пока. Да и какая истина? Под каким знаком эту истину искать? Под крестом? Под полумесяцем? Под звездой Давидовой?

– Ты таки немножечко еврей? – ухмыльнулся Пончик.

– Молчи, смертный… Пошли лучше рыбу ловить.

* * *

С великим трудом наколов рыбину на самодельную острогу, Олег вывалял улов в золе, чтоб солоней было, обмазал глиной и запек в костре. Блюдо получилось пресноватым, зато питательным.

Привалившись к теплому песчаному склону, Сухов задумался. 2007-й… За все эти годы он редко вспоминал свое прошлое, которое теперь стало будущим. Просто некогда было заниматься ерундой. Служба в дружине отнимала все его время и силы. Но он никогда не раскаивался в своем выборе. Недаром время сие называли «военной демократией». На всем Севере – от Рейна до фиордов, от Дуная до Волги – правили конунги, князья, рейксы, кунингасы и прочие, могущие собрать дружину, чтобы беречь мирное население и не давать спуску чужим. Брать за эту услугу дань, а для пущей славы ходить в походы за пределы подведомственной территории.

Уже сама принадлежность к дружине почетна, ибо не всякого берут гриднем, а лишь самых лучших – сильных, храбрых, умелых. На гридней заглядываются все девушки, старейшины здороваются с воинами, ибо те и защищают народ, и правят им.

Эти вещи он учил в школе, повторил пройденный материал, когда увлекся ролевыми играми с исторической реконструкцией. Но то были именно игры, развлечение для людей из 2007-го, которые кое-как разбираются в средневековом вооружении, но имеют смутное представление о нравах той поры, о житье-бытье.

И только угодив в век девятый, Олег почувствовал разницу. Только здесь, погрузившись в раннее Средневековье по самое «не хочу», он понял, до чего же безопасным было его «родное» время.

Отправиться на пикник за город. Спуститься на байдарках по реке. Ехать в одиночку по пустынной трассе. Все это было возможно и здесь, в «эпоху викингов», но мало кто решался на подобное, ибо вместо шашлычков тебя самого могли нанизать на меч, а вольного путника обратить в раба.

Здесь купцы сбивались в огромные караваны по пять тысяч человек, нагружая товаром целые табуны лошадей и стада верблюдов. Тут каждая вшивая деревня была обнесена крепким частоколом, и каждый дом по очереди выставлял дозор.

Да что говорить о гражданских, когда и самим воинам не давали покою – набеги кровожадных соседей случались постоянно. Впрочем, русы тоже не ангелами числились…

В начале века русы под водительством Бравлина конунга грабили Эгину, Амастриду, Фессалоники, Таврию. В 845-м варяги брали на щит Севилью. Об этом в истории остались горестные строки, писанные ал-Якуби: «В город Исбилию вошли в 229 году хиджры поганые, называемые ар-Рус, которые захватывали пленных, грабили, жгли и убивали…»

Да и стоит ли перечислять? Мало было крепостей и богатых градов на европейских берегах, кои не испробовали русского меча!

И быть причастным к этой славе, самому копить силу, занимаясь «греблей и фехтованием», было приятно. Еще лет десять такой жизни, и он мог бы выбиться в ярлы, собрал бы свою дружину, обзавелся бы парой лодий… Или двумя парами. А на старости лет заделался бы купцом, отправился бы с караваном в Индию, в Китай…

А теперь что? Какое время на дворе? К кому тут примкнуть? Какому сюзерену служить, славу плюс злато-серебро добывая? У него даже меча нет! Все, нажитое воинским трудом, все исчезло, растворилось в прошлом. Или в будущем…

– Паруса! – завопил вдруг Пончик, подпрыгивая. – Олег, гляди! Там паруса!

Сухов вскочил и приложил ладонь козырьком ко лбу. С севера шли лодьи под полосатыми парусами.

– Наши, да? – прыгал возбужденно Пончик.

– А что, ты уже рад остаться в прошлом?

– Все лучше, чем в плен к кочевникам угодить!

– Тоже верно… Тащи водорослей посвежее! Дым пустим!

– Щас я!

Олег и сам бросился собирать горючий материал, подкидывая в костер все, что давало пламя. Повалил дым, серым столбом поднимаясь в небо. Заметят или не заметят?

Пончик приволок охапку водорослей и вывалил их в костер.

– А это точно наши? – осторожно спросил он.

– Видишь, какие паруса? В белую и синюю полоску. Бывают еще в белую и красную. Их шьют из разных тканей, так лучше. И шьем только мы или нурманы. Так что либо варяги пожаловали, либо викинги. Но кто бы пропустил в наши реки чужаков? Значит, варяги…

Сигнал был замечен – одна из лодий повернула к берегу. Медленно, очень медленно она вырастала в размерах. Олег жадно разглядывал приближающийся корабль, но никаких особых отличий от виденных ранее не замечал. Тот же развалистый корпус, изящно переходящий в завиток кормы и в высокий форштевень, увенчанный зубастой и рогатой головою. Тот же широкий парус, оттянутый десятком шкотов, те же ряды весел, с идеальной точностью загребавших воду, и ряды круглых щитов, вывешенных по бортам.

Парус поник, заколыхался, вздуваясь и опадая, и его спустили. Гребцы прибавили ходу.

Шагах в двадцати от берега огромный загорелый мужик в шлеме и кольчуге уперся в борт ногой, затянутой в кожаные штаны, и проревел:

– Кто такие?

Олег сложил руки рупором и прокричал:

– Гридень я! Купцов сопровождал! Буря случилась великая, наш корабль затонул, спаслись только мы! А это друг мой, лекарь знатный!

Мужик сделал знак гребцам, и те подвели лодью к самому берегу.

– Меня называют светлым князем Инегельдом Боевой Клык, – представился он, – и гридни мне нужны. Если они гридни! Ну-ка…

Пощелкав пальцами, князь принял протянутый ему меч и перебросил его Олегу. Сверкающая полоса отточенной стали мелькнула в воздухе, но Сухов не сплоховал, ухватил клинок за рукоять и занял боевую стойку – вполоборота, меч острием вверх.

Инегельд высадился, проплюхал по мелкой воде и вдруг из неуклюжего создания превратился в стремительного и опасного бойца. Его тяжеловатый полуторный клинок завертелся с бешеной скоростью – казалось, сам Шива обрушил на Олега удары одновременно со всех сторон, сверху и снизу.

Сухов устоял. Князь был воином изрядным, и нанести ему удар, сделать выпад Олегу недоставало ни сил, ни умения. Весь его талант меченосца уходил на то, чтобы не допустить чужое лезвие к коже, не дать ранить себя. Он изнемогал, выкладываясь полностью. Еще немного, и…

Боевой Клык внезапно отшагнул и резко отвел меч в сторону, опуская его к земле.

– Годится! – пробасил он. – Звать как?

– Олег Вещий, – брякнул Сухов.

Инегельд весело загоготал, а за ним и все гребцы-молодцы грохнули.

– Ты только великому князю нашему не говори своего имени, ладно? – попросил Клык, утирая глаза.

– Виноват я, что ли, если прозвали так? – пробурчал Сухов и поинтересовался: – А кто великий князь ваш?

– Халег[37] Ведун, – гордо сказал Инегельд, – наследник Рюрика и пестун сына его Ингоря, владетель Альдейгьюборга и Ногарда.

«Десятый век!» – щелкнуло у Сухова. Раньше Ногарда-Новгорода просто не существовало. Узнать бы еще год… Когда там Олег помер? И тут Сухова окатило – знать, не он та историческая личность, что сбиралась отмстить неразумным хазарам и обречь их села и нивы пожарам за буйный набег! Ну и слава богу… Легче жить без ответственности перед будущими поколениями.

– Ладно, полезай на борт, – велел Боевой Клык. – Ивор! Освободишь весло для новенького!

– С радостью, – спокойно сказал невысокий парень с узким лицом и длинными белыми волосами, собранными в два «хвоста».

– А я? – закричал Пончик. – А меня?

По лодье снова прокатился смех.

– Лекарь нам тоже надобен, – решил светлый князь. – Залазь!

Пончик вскарабкался на лодью быстрее Олега и устроился в самом широком месте – у мачты. Там уже сидел какой-то оборванец в грязной чалме, уныло перебирая четки из деревянных бусин.

Сухов перекинул послушное тело через борт и занял место Ивора, взял в руки теплую рукоять весла, отполированную мозолистыми ладонями.

– Весла на воду! Поворот!

Лодья плавно развернулась.

– Парус ставить!

Полосатое ветрило захлопало, раздуваясь и принимая в себя попутный норд.

Пончик повозился, пооглядывался и начал знакомиться с экипажем.

– Ты по-нашему разумеешь? – спросил он унылого в чалме.

Тот кивнул.

– Звать как?

– Саид я…

– А меня Шур. А чего ты тут делаешь?

– Плыву…

– Да это понятно, что не летишь. Ты тут кто?

– Толмач я…

– Переводчик, значит. Ага. С какого?

– С арабского…

– Еще яснее. Я смотрю, тут много лодий плывет…

– Шестнадцать. Светлый князь в поход собрался и сын князя с ним на пару.

– Ага… Понятно… И куда ж они все намылились?

– Ширван грабить…

– Ух, ты… А год какой сейчас, не скажешь?

Унылый Саид очень удивился, даже четки перебирать перестал.

– Двести девяносто девятый год хиджры, – ответил он.

– Хиджры?

Пончик нахмурился. Черт, как же ему совместить обычное летоисчисление с этой хиджрой? Нужна понятная обоим веха… О! В 861-м убили халифа Ал-Мутаваккиля.

– А скажи мне, досточтимый Саид, в каком году его святейшество Ал-Мутаваккиль отправился к Аллаху?

Поглядев на Пончика с интересом, Саид ответил. Шурик посчитал, проверил еще раз, потом подполз к Олегу поближе и прошипел:

– В девятьсот двадцать первый нас занесло! Малость не докинуло до дому!

Олег кивнул только. Он старательно греб, не глядя на тех, кто греб впереди него, не оборачиваясь назад. Придет время, и он узнает всех, кто с ним в одной лодье…

Глава 3. В которой Олег получает новое прозвище

Для ночевки русы выбрали берег севернее Дербента. В этих местах степные просторы ужимались до узкой полоски приморской низины. Она то снежными проплешинами солончаков покрывалась, то прорастала ярко-красным покровом солянок, почти вплотную подходящих к морской воде. Пушистые кусты пряно пахнущего тамариска оживляли пески пляжей. А дальше к западу вскидывались зеленые, пока еще не выгоревшие предгорья, изрезанные синими вилюжинами ущелий. По кручам ссыпались кусты татарника, редкие сосенки и можжевельник. В предгорных низинах путались в лианах замшелые рощи с густым подлеском из кизила и терна, а на травянистых лужайках дыбились могучие ореховые деревья.

К подножиям жались убогие кутаны – нижние укрытия для чабанов и овец. Загоны строились из камня, из него же складывали круглые убежища типа юрт. Здесь отары спасутся, когда спустятся с горных пастбищ – уж очень любили барашков тутошние волки. А кавказских тигров стоило опасаться и мелкому рогатому скоту, и пастухам – кто их знает, полосатых? Баранинкой придут полакомиться или человечинкой закусят?

Варяги подтащили лодьи поближе к отмелому берегу и канатами привязали к вбитым кольям. Песок пляжей был настолько плотен, что не оставлял следов. Загорать на таком не тянуло, да и времени не было для солнечных ванн – половина воинов занялась укреплением лагеря и стоянки кораблей, а остальные отправились на охоту, убредая по густой и высокой траве – жирные фазаны вспархивали из-под ног и падали, сбитые стрелой, а то и дубинкой. Славный выйдет ужин!

Олегу выпало строить оборонительное сооружение. Вооружившись деревянной лопатой со стальным набоем по режущему краю, Вещий вместе с сотнями новых товарищей копал ров, ограждающий лагерь, и накидывал землю на вал, где на глазах вырастал частокол. Фортификаторы переговаривались:

– Тилен! Подмогни-ка, тут каменюка…

– Щас я!

– Да ты на вал сыпь!

– А я куда?

– На сапоги мне!

– Ништо…

– Вот огрею по хребту лопатой, тогда узнаешь, што или ништо!

– Поддень!

– Да поддел я. Тут корни какие-то…

– Ивор! Кинь топор!

– Держи!

– Подруби.

– И-эх! Готово!

– Кормить нас скоро будут?

– Так ты ж уже ел!

– Да когда это было?

– Копай, давай! Тут осталось-то…

Тяжелая работа горячила мышцы, а множественное шарканье и перестуки грели дух – Олег был в общем строю, он участвовал в походе, «не отрываясь от коллектива». Князь даже презентовал ему персидский меч караджур. Что еще нужно для счастья? Доспехи бы… Ну, это дело наживное. Дураком надо быть, лентяем или трусом, чтобы в военном походе не разжиться золотишком! А за золото любую сталь купишь… Сухов усмехнулся – здорово его эпоха «перековала». А что делать? Жизнь такая… Как кочевнику прослыть героем в глазах девушек? Ему надо украсть коня или отбить от стада пару-другую коровенок – это уголовное деяние расценивается как подвиг. А русу как добиться почета и уважения? Да по тому же сценарию – сходить в поход и вернуться с добычей. И ведь что интересно, разбоем это никто не считает. Грабят-то чужих, а они все – вне закона. Зато, не дай бог, пришибешь своего или ограбишь соседа – мигом виру стребуют, в разор введут. Таков языческий закон. Правда, даже убийцу не предадут смерти, самое большее – изгонят на тридцать лет и три года. Такие вот правила бытия у варваров: со своими – по закону, с чужаками – по понятиям. С другой стороны, после падения Рима вся Европа скатилась к варварству. Здесь все так живут – и степные народы, и оседлые, и короли, и папы римские, – тянут все, что плохо лежит, а то, что уложено хорошо, берут с боем. Нехорошо выделяться…

Часа через два лагерь был укреплен, и его внутреннее пространство, защищенное от внешнего мира, вспухло десятками шатров из кож или войлока. Разгорелись костры, поплыли запахи каши и печеной дичи.

К костру Олег подсел с чувством исполненного долга. Пожилой рубака по имени Турберн Железнобокий сунул ему полную миску каши и плюхнул сверху фазанью «голяшку».

– Ешь… – проворчал он.

– Всегда готов, – ухмыльнулся Олег, доставая ложку из-за голенища. И пошел наяривать.

Хмыкнув, Железнобокий подложил ему добавки. Сухов и ее схомячил. И почувствовал, что жить – хорошо! Уже в полной темноте к костру подошел князь Инегельд.

– Турберн? – гуднул он.

– Тута я, – донеслось в ответ.

– Ага…

Боевой Клык подстелил плащ и устроился на песке, вытянув ноги. Рядом присел на корточки Саид.

– Разговор есть, – веско сказал князь.

Олег привстал, чтобы уйти, но Клык остановил его жестом.

– Раз ты с нами, – молвил он, – мне таиться не с руки. Халег! – кликнул он.

– Иду! – донеслось из темноты.

Меж костров и согбенных черных фигур прошел Халег, сын Ингоря, совсем еще молодой парень, типичный царевич из сказок – белокурый, краснощекий, курносый и лопоухий.

– Садись, – предложил ему Клык, уделяя место у костра.

Княжич сел и придал лицу выражение скромного достоинства. Из полутьмы, запутанной светотенями, вышли еще трое свободных ярлов, присоединивших свои лодьи к княжеским.

– Короче, – начал Инегельд. – Надумал я Дербент брать. Как его у вас называют? – поинтересовался он у княжича.

– Дербень, – сказал Халег и ухмыльнулся во все тридцать два зуба.

– Во-во… Саид там проживал как-то. Ну, чего молчишь?

– Дарбанд вам не взять, – встрепенулся толмач. – Ни в жисть! Знаете, как арабы нарекли его? Баб-аль-Абваб, то бишь «Ворота ворот»! Дарбанд перегораживает узкий проход между горами и морем – это город-забор, город-засов. Две стены его, высокие и крепкие, тянутся с горных склонов до берега почти четыре версты, а поперек Дарбанд пройдешь, сделав полтыщи шагов…

– А с гор не обойти? – деловито спросил Халег.

– Это невозможно! – замотал головой Саид. – На западе стены замыкает цитадель-кухендиз, а дальше в горы, аж на сорок верст, уходит Горная стена, усиленная десятком квадратных крепостей с круглыми башнями по углам…

– Мы не собираемся лазать по горам! – нетерпеливо вмешался ярл Вуефаст Дорога. – Ты лучше скажи, как к этому Дарбанду с моря зайти.

– Тамошняя гавань тоже защищена прочными стенами из камня, – заторопился Саид, – они уходят в море большим полукругом, оставляя для кораблей проход, запираемый цепью…

– Цепью, говоришь… – протянул Клык. – Цепь – это плохо…

– А богат ли Дарбанд? – поинтересовался ярл Олав Лесоруб. – Может, не стоит и возиться?

– Дарбанд – великий город! – ответил Саид с придыханием. – Он больше Дамаска или Иерусалима, там завязываются торговые пути с востока и запада, севера и юга! Это очень богатый город.

– Значит, будем брать, – удовлетворился Олав.

– Так я ж говорю… – начал Саид проникновенно, но Боевой Клык оборвал его.

– Мы уже слышали о неприступности Дербента, – сказал Инегельд. – Его не взять хазарам и гузам, только мы – другие. И Дербент будет нашим! Слышь, Турберн… Как думаешь, ежели нам с гавани начать?

– А иначе никак, – пожал плечами Железнобокий.

– Знаешь, какая у меня думка? Хочу к Дербенту ночью подойти…

– Думка хорошая, – признал Турберн, – но цепь…

– Да видали мы эти цепи… – отмахнулся Клык с пренебрежением. – В Миклагарде такие же и в Херсоне. Там у них вороты стоят вроде тех, что у нас по волокам расставлены, только не деревянные, а из железа. Ими ту цепь и натягивают – между двумя башнями, когда надо. А когда не надо, опускают на дно. Можно и дербентскую цепь опустить…

Турберн выставил мосластый палец и сказал внушительно:

– Это если кто изнутри стражу снимет и открутит вороты.

– О! – просиял князь. – Я к тому и веду. Знаю я, что на лодьях хватает пушного и прочего товару. Ежели его собрать в кучу, можно в Дербент наших отправить под видом купцов. Они там все, что надо, разузнают, со стражниками разберутся и опустят цепь. И мы в Дербенте!

– Дело говоришь, княже, – оценил Турберн затею. – А кто пойдет?

– Желающих я найду быстро, – хмыкнул князь. – Сам-то как?

– А чего ж не сходить? – ответствовал старый варяг. Его глаза блеснули в свете костра. Как Олегу показалось – хищно. – Сходим.

– И кого б ты взял с собой?

– Ивора. Свена. Стегги. Воиста… Да найдется кого взять! Загвоздка в том, что из наших мало кто говору сарацинскому внемлет…

– Вот! – увесисто сказал князь. – То-то и оно… Хм. Слышь, Олег, ты ж вроде купцов в Абесгун сопровождал… Как по-сарацински будет «здрасте»?

Сухов вздрогнул, выходя из задумчивости, и ответил, не думая:

– Салям алейкум! Только это не здоровья пожелание, а мира.

– Слыхал? – ухмыльнулся Клык. – Берешь?

– Такие люди нам нужны, – сказал Турберн и хлопнул Олега по плечу. – Со мной пойдешь.

– Так точно! – ляпнул Сухов, но Железнобокий не обратил на его слова внимания.

– Тогда укладывайтесь, – приказал князь, – подниму с первым светом.

– Лошадей бы сыскать, – закряхтел Турберн. – Не переть же на себе весь товар! Да и приметен пеший…

– Я Саука, сына Тааза, в степь послал с молодцами, – успокоил Клык ветерана. – Саук из гузов, в лошадях знает толк.

– Эт точно, – повеселел Железнобокий и строго скомандовал: – Спать всем!

Олег противиться не стал – за день умаялся так, что телом ворочал лишь силой воли. Завернувшись в кошму, он уснул почти мгновенно.

* * *

Разбудило его конское ржание. Лошади отаптывались по ту сторону частокола, фыркали недовольно. Турберн проговорил что-то, Олег со сна не разобрал, что именно, зато расслышал ответ.

– Кони добрые, денег не жалко, – донесся резкий голос, «джокающий» по-гузски. – У аланов сторговали…

– Да ты целый табун привел, – недовольно сказал Железнобокий. – Куда столько?

– Как куда? Верховые надо? Надо! Вьючные надо? Надо! Куда ж без них? И запасные тоже надо!

– Надо ему… – продолжал ворчать Турберн уже больше для порядку. – А кормить их чем?

– Сами отыщут.

– А седел где столько набрать?

– Да они оседланы! Десять седел и еще три, этого хватит.

Олег сел, потянулся, протер глаза. Вдали над спокойным морем серело небо, обещая зарю. Сухов вздохнул. Все хорошо в службе воинской, одно плохо – вставать приходится рано.

– Турберн! – жизнерадостно прогудел князь. – Все ругаешься? Чем опять недоволен?

– Коней ему много! – пожаловался Саук.

– Тебе не угодишь! – по-прежнему жизнерадостно вострубил Клык. – То мало ему, то много… Одного для меня седлайте, я с вами двинусь.

– А лодьи? – строго спросил Железнобокий.

– Халег поведет. Верно говорю?

– А то! – гордо откликнулся Ингорев сын.

– Собираемся, грузимся и едем. Хватит сидеть.

– Поесть бы… – робко высказался огромный Малютка Свен.

– В дороге полопаем, – отрезал князь. – Все, по коням!

Олег влез в седло и помахал Пончику. Тот ответил и несмело улыбнулся, а Сухов подумал, что попрощался с единственным человеком, близким ему. Были у него друзья-товарищи, да где они сейчас? Ошкуй, Олдама, Валит… Если они и живы теперь, то им всем под сотню лет. Вряд ли в этом времени найдешь таких долгожителей… А каково Пончику? Он же любил свою Чару. И что ему делать? Искать возлюбленную? А найти кого? Древнюю развалину, маразматичку беззубую? Вот ужас-то…

«Зато мы с Пончем все те же!» – утешил себя Олег. Не допрыгнули до своего времени? Ну, что ж теперь делать… Не сейчас, так потом. Знать, есть сила некая, что заботится о равновесии в природе, о гомеостазисе мироздания, и стремится та сила сохранить баланс меж временами, тащит провалившихся в прошлое назад, в будущее… Вот только не всегда дотягивает.

Десяток варягов двигались без спешки, постепенно одолевая узкую и опасную Каспиа виа, как римляне называли дорогу между морем и горами Кавказа. В поводу бойцы-купцы вели вьючных лошадей, груженных мехами, моржовой костью и воском – все без обману! Саук, сын Тааза, скакал поодаль, подгоняя табунок запасных коней. Запасные брыкались и встряхивали пышными гривами, но не разбегались далеко, чуяли близость хищников. А еще им нравились соленые сухарики, которыми их угощал гуз.

– Турберн! – взревел князь и оскалился в приливе добрых чувств. – Говорил я тебе, что заново дюжину заведу? Говорил?

– Было такое, – согласился Железнобокий.

– Во! Доконали аланы Шибрида Двуглавого – Саук встал на его место. И Олег еще…

– Тогда это не простая дюжина, князь, – подал голос Сухов, – а «чертова».

– Это как?

Ругнувшись про себя и на себя, Олег выкрутился:

– Дюжина – это когда двенадцать, а я – тринадцатый. Стало быть, чертова дюжина.

– А почему чертова? Черт – это кто?

– А-а… Ну, это так говорится. Черт – это… э-э… див такой. Или тролль.

– Мне нравится! – ухмыльнулся Клык.