Качалка

Леонид Овтин

Качалка

Часть 1

1

– Слышь, Тема, а если Аскольду поляну накрыть, он меня реально накачает?

– Накачает, – с удрученной ухмылкой ответил Тема. – Главное – накрыть ему поляну!

Вовчик нервно отпустил ручку двери "Клубика Рубика", вытянулся, сжав челюсти.

– Я те сказал, есть у меня лавэ! Есть!

– Да верю. Верю! Есть у тебя лавэ. Лавэ – это ведь не бабайка. Оно существует. У кого-то меньше, у кого-то больше. Не в лавэ дело, Вованчик… Входи, чего на улице базарить.

Войдя в заведение, два тинэйджера подошли к барной стойке. Заказали по коктейлю и мороженому.

– Не пришел еще. – Заключил Артем, побегав глазами по клубу. – Ну, сейчас придет. Он каждую пятницу здесь, к одиннадцати, плюс-минус.

Аскольд пришел после полуночи. Вованчик и Тема, уже слегка захмелевшие к тому времени, говорили о новом ситкоме. Но как увидели Аскольда, идущего под ручку с размалеванной девицей, сразу замолкли. Долго смотрели на бодибилдера.

– Надо же, в пальто разрешили зайти… – усмехнулся Вован. – Нам бы хрен позволили.

– Конечно. Мы ведь не пешки Гуманоида. Знаешь Гуманоида?.. Не знаешь. Это…

– Тихо! – Вован положил руку на плечо друга, тревожно показал глазами на Аскольда.

Атлет что-то доказывал подошедшему к нему человеку в цветном костюме. Человек упорно не соглашался с Аскольдом, даже легонько толкнул его девушку.

Девушка смерила хама презрительно-снисходительным взглядом. Сказала Аскольду: – Асик, объясни ему нормально. Он только так понимает.

– Уваливай отседова со своей шалавой! – не унимался делач в цветном костюме.

Атлет сжал кулак, но не позволил ему двинуться в челюсть обидчика. Изобразив на скуластом лице нечто среднее между чувством омерзения и веселости, мягко выдавил: – Нет, она не шалава, это ты уже не так видишь…

– Чё!?

– Ничё. Прости если че не так… Просто, давай, не надо ругаться, а…

– Я знаю, ты лизун и мямло!

– Я?.. – Как можно мягче процедил Аскольд, нервно сжимая челюсти. – Нет, это я здесь такой… А за клубиком я другой. Не веришь? Проверь!

– А че мне выходить за клубик. Я здесь проверю, – с размаху "цветной костюм" ударил кулаком в грудь атлета. Рука отскочила как от жесткой резины. Аскольд снял пальто. Делач сразу изменился в лице. Он ожидал увидеть заплывшего толстяка, а перед ним предстал реальный Геракл. С широченными плечами, бицепсами под шестьдесят сантиметров и ногами, похожими на бычьи, если не считать икр, немного уступающих размерами бедрам.

– А че ты пальтицо снял?

– Чтоб тебе удобнее бить было… – Бодибилдер саркастически ухмыльнулся. – Я ведь такой – лизун…

Тихий хохот сидящих за столиками вокруг немного отрезвил алкаша. Он быстро сменил растерянную гримасу на глупую усмешку.

– Ну че, давай фанеру проверю…

Кто-то со смехом крикнул: "Аскольд, сильно его не трогай". Это напрягло человека в цветном костюме.

– Давай… Нет, стойка у тебя некая растерянная. Стань в боксерскую стойку – чтобы бить нормально. – Аскольд помог делачу принять подобающую позу для драки. Сам отошел на два шага, выпятил грудь: – Вот, теперь – бей, давай…

– Да ланна, – "цветной костюм" с улыбкой меланхолика махнул руками, отвернулся. Тут же резко развернулся, саданул кулаком бодибилдеру в живот.

В этот раз удар был хороший. Но Аскольд почти не шелохнулся. Казалось, кулак хама въехал в некую мягкую резину, специально спрятанную под джемпером качка.

– Это реально, пресс? – "цветной", не скрывая глубокого удивления, малохольно улыбался, в глазах его светилась невесть откуда взявшаяся трезвость и душевность.

– Реально, пресс. Но я и помахаться могу… Если хош!..

– Помахаться – это предложение. – Недолго подумав, ответил делач.

Смешки и шепотки утихли. Посетители смотрели на атлета и делача серьезно: последний на глазах превращался из негодяя в настоящего джентльмена. Обняв бодибилдера, подвел его к столику. Подозвав официанта, сделал заказ. Почтительно попросил Аскольда сесть за стол. Сам сел напротив него.

– Во-первых, давай для начала помиримся… – "Цветной" подвинул стакан с виски качку. Разбавив виски апельсиновым соком, поднял свой стакан. – Так я говорю?

– Вообще-то, я и не ссорился. Ну, давай помиримся, если хош. – Аскольд с теплой улыбкой чокнулся с новоиспеченным товарищем.

Пригубив виски с соком, человек в цветном костюме галантно представился: – Я – Валерий Сорокин. Меж делом – Валерон.

– Я – Аскольд Кононов. Меж делом – Аскольдеон… Шучу. Ха-ха.

– Махаться, говоришь, умеешь? Как Брюс Ли?

– Нет, как Брюс – не умею. Но вообще, могу помять при надобности.

– Нет, Аскольд, давай сурьезно. Я ведь всю кашу заварил – чтобы поглядеть на твою боевую координацию.

"Вряд ли" – едва не вырвалось у Аскольда. Если бы я ему показал хоть немного свою боевую координацию, у него были бы как минимум средние телесные повреждения. И он не настолько глуп, чтобы этого не понимать.

Аскольд считал так, поскольку Валерон имел среднее телосложение, да и маневренность его ударов и расхлябанность в моменты, когда нужно было быть собранным и решительным, выдавала в нем человека без особых бойцовских способностей.

– "Гераклион" знаешь?

– Знаю. Часто туда захаживаю.

– В качестве зрителя?

– Да. В качестве участника не могу – сам участник, только в "Паддинге".

– Ты – профи-билдер? – скорее не спросил, а заключил Сорокин. – Угу. Значит, твои дела – танцевать, мускулики показывать…

– Да. – Не сразу ответил культурист. Было заметно, как его внутренне передернуло. Чтобы не выдать желания морально подавить собеседника, Аскольд отхлебнул виски. Как можно мягче добавил: – Только так танцевать, чтобы выиграть танцульки. Не у всех это всегда получается.

– Ну, это понятно, – Валерий одобряюще закивал. – Это я так все называю. Все, акрамя бойцовских соревнований. Для меня – позирование, тягание железа, гимнастика – все танцульки. Ты уж прости, Аскольд, за жаргончик.

– Все норм, – Аскольд усмехнулся одними губами. Глаза его устало и с некоторым пренебрежением сверлили заискивающе улыбающегося делача. – У меня тоже жаргончик бывает.

– Понятно, в общем, Аскольдик. Ты, значит, постоянно в режиме – тренинг, протик, отдых, сауна, и снова тренинг, и все сызнова. И бои тебе только помехуют. Правильно кумекаю?

– Правильно. Но если дело стоит овчинки, могу режим нарушить.

– Вот ожидал от тебя это услышать. Мне такие билдики нужны для выступлений. Ну, не просто билдики, а чтобы махнуть хорошенько могли. И если руками и ногами – получать будут как положено, хоть и выигрывать ничего не будут. Ты хочешь помимо своего железного пресса вот такой пресс иметь? – Валерон пересчитал невидимую пачку денег перед лицом Аскольда. – Хочешь?

– Вообще-то, уже имею. И пресс, и пресс "зелененьких", и фазендочку. Но, денежный пресс лишним не бывает.

2

Войдя в тренажерный зал, Саныч неприятно напрягся. Кружка с кофе в его руке дрогнула. Причиной тому был атлет, выполняющий присед с тяжеленной штангой. Точнее, даже не сам атлет и тяжеленная штанга, а тот факт, что тяжеленной она стала довольно быстро.

Не прошло и года, как Кирилл Охтин пришел в "Аполлон". На первой тренировке приседаний уверенно выполнил пять повторений со штангой весом пятьдесят килограмм. У него была анатомия приседальщика – короткие ноги, приземистость. Но присед почему-то шел у Кирилла плохо. За два месяца он приблизился к восьмидесяти килограммам, при этом слегка нарушив и без того не филигранную технику. А вот теперь, спустя без малого десять месяцев, дошел до двухсот… Нет, даже более. Тренер пригляделся к блинам на грифе. Быстро посчитал в уме. Да уж, нормалек! Двести двенадцать килограммов!

Василию Александровичу не нравилось, когда атлеты без особой надобности начинают "химические" курсы. А этот атлет, судя по его фигуре и весу на штанге, подсел и на анаболики, и на жиросжигатели. От лишнего веса Кирилла не осталось практически ничего, только небольшое утолщение в области талии, небольшой жирок внизу грудных мышц и пухлые щеки. Все части тела у него догнали прежние размеры, но уже за счет сухой мышечной массы. То есть, если по приходу в "Аполлон" Охтин имел бицепсы под пятьдесят сантиметров, которые отталкивали своей неэстетичностью, то теперь они, наоборот, вызывали зависть, поскольку были красивой формы, сепарированы, и при почти тех же пятидесяти сантиметрах.

– Сколько повторений бомбанул?

– Пьять! – Атлет с победной улыбкой поднял руку с растопыренными пальцами.

– Здоровый бык. А как вообще работаешь?

– Так и работаю. – Кирилл, не переставая улыбаться, шумно дышал, ожидая от тренера дальнейших ободряющих комплиментов. – Каждый раз – как последний.

– Хм… – тренер задумчиво отхлебнул кофе. – Каждый раз – по пьять, чтоль?

– Ну, бывает и по трить, а бывает и по восьем.

– Но каждый раз – до упора, в общем?

– Агась, товарищ тренер. Каждый раз – как в последний… Что? Не так чего работаю?

– Не стоило бы, Кирилл Леонидович, – с нежной улыбкой тренер потрепал опечаленного атлета по плечу. – Чтобы последним разом не стал очередной раз – не надо каждый раз до упора. Шажки назад надо делать. С ними будет прогресс. Обязательно. И здоровьице сохранишь. Тебе ведь годков уже под сорокет.

– Ну да.

– Ну вот, надо уже серьезнее попечься о здоровьице.

– Ну а счас че делать? Мне Мишутка задал на сегодня – вот, пять до упора. Потом скинуть десятку – и опять до упора…

– Погоди-погоди… Кто с тобой работал, пока меня не было?

– Он самый.

– Мишка Манцуров? – Саныч недоумевал, почему Охтин так доволен своим наставником по бодибилдингу.

– Да. Думаешь, не правильно работал? Саныч, погляди на меня, – Кирилл продемонстрировал тренеру бицепсы, затем повернулся спиной, напряг широчайшие. Кивнул на стойку с тяжеленной штангой: – И вон туды глянь… И здоровьице у меня что надо… Нет, я серьезно. Спроси у всех бабеток города.

– Это, конечно, здорово – что здоровьице крепкое, – сухо заключил тренер, допивая кофе. – Надеюсь, хоть в делах интимных Мишка-фишка с тобой не работает?

Кирилл хохотнул. Отошел от штанги, с которой собрался выполнить очередной подход.

– Нет. Здесь я бы сам ему помог.

– Хоть это ладно. Ну, будем работать?

– Будем, – атлет шумно выдохнул, двинулся к штанге.

– Нет, погоди… Кирилл Леонидыч, приседов на сегодня хватит!

3

– Я те говорю, Ванек, это бройлерная, – Яков, переодевая штаны, оглядывался на дверь – чтобы случайно не зашел кто из посетителей спортзала и не услышал его нелестное мнение. – Вообще, каждая более-менее элитная качалка – бройлерная, потому что выращивает цыплят-бройлеров.

– Ну, не знаю, не знаю, – Ванек опустил руку с дезодорантом, которым собирался пшыкнуть подмышками. – Я лично сюда ради иммунитета хожу. А эти бройлеры – пусть качают мясо. Один хрен оно у них растает.

На самом деле Иван думал по-другому. Он считал всех элитных бодибилдеров своего рода бизнесменами, которые, вместо товара, торгуют своим телом.

Себя с Яковом он считал негодными для серьезного атлетизма. Во-первых, лет уже под пятьдесят, во-вторых, худосочные и практически без мышц. Такие если и растут от штанги, то очень медленно и вырастают максимум размера на два, – это Иван знал от Саныча.

Слава богу, хоть один грамотный тренер честно и внятно разъяснил им, почему не стоит серьезно браться за "железо". Только непонятно, почему этот честный и простой Саныч работает с профи – ведь там нужен не столько опыт, сколько "химия". А с анаболиками растут все, даже такие как Яков и Иван.

Размышления Ивана прервал Вован. Войдя в гардероб, паренек бросил сумку на скамейку, рядом с сидевшим на ней Яковом, не глядя протянул руку Ивану. Делая вид, что не замечает парня, Ванек поправил шнуровку на кроссовках.

Очень хотелось сделать парню замечание, но вроде как нельзя – потому что он уже вроде как элитный. Такой же безуспешный качок, но будущий профи – потому что на прошлой тренировке скорешился с элитным атлетом и начал брать у него консультации по тренингу. Ясное дело, что вскоре он начнет брать у него консультации по приему анаболиков, и, спустя годик-другой, будет таким же цыпленком-бройлером.

Яков, также неприемля легкого пренебрежения парня, не подал ему руки. Но сделал это дерзко – посмотрел на парня как бы непонимающе, потом указал пальцем на приоткрытую форточку: – Окошечко открытое те не мешает? Не май-месяц всетки…

– Ну да, есть риск грипповируснуться, – Вован, не совсем понимая нагловатый тон мужчины, рассеянно усмехнулся. Закрыл окно.

"Почему они так брезгуют моим обществом? – подумал тинэйджер, присаживаясь на скамеечку и с потаенным недовольством глядя на поспешно выходящих Ивана и Якова. – Неужель потому, что я треню с Аскольдом? Им разве это надо? Неужели такая зависть к подопечным самого видного качка города? Или, может, считает, что я пренебрегаю ими – потому что они работяги?"

Войдя в зал, Яков и Иван вскочили на "дорожки", неспешно начали бег. Увидев, как в двери появился Аскольд, Яков, будто зачарованный, замедлил бег и смотрел в упор на качка, пока тот не поприветствовал его привычным кивком с улыбкой. Иван щелкнул друга по плечу, полушутя-полусерьезно обозвал фанатиком.

– Иди ты, – беззлобно буркнул Яков, ускоряя бег. – Я просто гляжу, он уже реально прожаренный.

– Ага, реально шашлык. Бройлерный шашлык.

Яков снова замедлил бег, собирался сказать что-то товарищу, но, заметив в дверях другого громадного атлета, передумал. Атлет отличался от Аскольда азиатскими чертами лица и был чуть пониже ростом.

Подойдя к двум товарищам на "дорожках", бодибилдер также учтиво кивнул, но без малейшего намека на радость и веселость.

На лице Ивана, уже подуставшего от легкого бега, появилась гримаска – нечто среднее между легким удовлетворением от физического напряжения и недоумением. Михаил Манцуров, конечно может не обращать внимание на фитоняшек, которых видит уже не первый год, и на новичков, которые выглядят комично, выполняя упражнения с неподходящими для своей силы весами. Но кроме беззаботности было в лице бодибилдера нарочитая серьезность, которая смешила не только завсегдатаев-любителей, но и привыкших к нему коллег и даже тренеров.

– Ты в курсе, они будут бороться в "Паддинге"? – почти шепотом сказал другу Яков.

– Прямо бороться?

– Ну, Конь уже четырежды мистер Паддинг, а этот – ни разу. А считает себя великим билдером, ха-ха.

– А чего ж он так считает?

– Да просто знаешь, есть такая психическая хворь – графомания. У него, знаешь, кликуха в своем кругу – Мишка-фишка.

– Да ты че, – Иван невольно остановился. С неподдельным изумлением поглядел на друга: – Даже кликуху элитного профи знаешь? Откедова, дружочек?

– А я в гардеробе приснул нечаянно. Проснулся поздним вечером. Тут такая кухня была. Саныч… Знаешь, старпер, который персонально тренирует?.. Называл раз десять Мишку фишкой. Это я спал, не слышал – может, он его еще как называл. Я, вообще, наверно, много чего не услышал. А еще знаешь, что? – Яков остановил тренажер, огляделся по сторонам. Шепотом продолжил: – Аскольд сидит с пятнадцати годков на "колесах". Это я те отвечаю! Это не Саныч, это Гуманоид сказал. Он сюда иногда заходит. Мне реально свезло. Только опорожниться хотелось. Приперло в самый вот такой момент. А выйти нельзя было… Че ты похохатываешь?!

– Ну да, еще че доброго, грохнут. – С усмешкой ответил Иван, разгоняя тренажер.

– А почему нет, Ванек! – друг, нервно дернул плечами, почти перешел на крик. – Почему нет?! Это ведь за семью печатями. Ты их послушай – они ведь все потребляют минимум, да и то, только медицинскую фарму! Смешно?! А ты иди, спроси у Мишки-фишки! Или у Аскольда! Иди!

– Да пусть они хоть навоз потребляют, – усмехнулся Иван, слезая с беговой дорожки. – Мне-то что. Я не буду ни колоть, ни жрать, ни тягать железо как они. Я не билдер. А ты прав…

– Да, я реально слышал. Они полчаса кумекали. Прямо в зале.

– Да нет, – Иван усмехнулся, щелкнул ребром ладони по макушке друга. – Ты прав в том, что лучше быть в дерьме, чем мертвым.

– Ну, это смотря в каком, – Яков, похохатывая, тоже слез с тренажера. – Если в своем – физиологическом, так это ладно. А вот если в своем – моральном, так уж лучше хай застрелят. Ладно, постебались – пойдем, бицулю качнем.

4

– Чего метусишься, сынку? – Николай Петрович взъерошил чижик Артема, который сидел за ноутбуком и напряженно стучал по клавишам. – Позвони своему Вовчику… А, у тебя же поломан телефончик. Купи себе новый, сынку.

– Уже заказал.

– А чего рвешь-мечешь?

– Да вот не отвечает, баклан!

– Набери с моего.

– Папандос, ну ты как скажешь чё, – Артем еле сдержался, чтобы не перейти на крик. – Я что, наизусть номера помню!

– Номера друзей – должен помнить! – с вкрадчивой усмешкой возразил отец, присаживаясь на диван рядом с сыном.

– Должен-должен, – тихо пробурчал тинэйджер, раздраженно щелкая пальцами по монитору. – Ничего я им не должен.

– Это ты себе должен, сынку. Себе!

– Папандос, ты уже две пятерочки поймал. У тя поколение динозавров – поколение боязной культуры!

– Чего-чего? – пырснул смехом Николай Петрович, удерживая за руку вскочившего сына. – Какое-какое поколение?

– Ну, вы кланялись друг перед другом. А так нельзя… Ладно, без обид, Петрович… Не, ну пусти, мне надо в думающий кабинетик!

– Погоди. – Отец усадил сына рядом, проникновенно посмотрел в глаза: – Ты так считаешь? Правда, считаешь, что мы друг перед другом выстилались?

– Ну, как-то так…

– Как-то так, – Николай Петрович усмехнулся, глядя как горделивая мина сына мгновенно сменилась виноватой улыбкой. – А как так можно было дела делать? Ведь надо и якшаться, и в то же время друг от дружки не зависеть…

– Ну, так и работали. Как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь.

– Так-так, – после тяжелой заминки глухо буркнул отец. – Значит, мы просто лебезили друг перед дружкой. А всамделишно не дружбанили. Так?

Сын неопределенно пожал плечами.

– Выходит, так. Ты с Вовиком так же сябруешь?

– Чего-чего?

– Дружишь также со своими друзьями?

– С друзьями – может и как-то так. Но вот с Вовиком реально крепко дружим. Ну, а номер не помню – потому что, ты ж знаешь, я плохо запоминаю… – Артем повернул голову в сторону булькнувшего ноутбука. – О, погоди, папандос, он ответил.

Прочитав сообщение, тинэйджер повернулся лицом к отцу, который почему-то глубоко задумался. Легонько толкнул Николая Петровича в плечо: – Петрович, напомни-как свой номер телефона. Я ему напишу, чтоб на твой звякнул.

Продиктовав номер, отец вышел на балкон. Открыл окно. Поежившись от приятного весеннего ветерка, закурил сигарету. Сделав пару затяжек, ушел в комнату.

– Ну, ты скоро? Я уже два часа с ней сижу как олень!

Услышав слова Вована, доносившиеся из смартфона, Николай Петрович улыбнулся уголками рта. Тяжело опустился в кресло.

– А ты не сиди как олень. – По-деловому возразил Артем. – Сиди нормально.

– Не получается!

– Чего так?

– Да она какая-то фригоза.

– Так ты ж ее не крути. Ты просто общайся… Чего молчишь? А, понял. Тоже не получается. Ха-ха!

– И дамы для вас ничегошеньки не стоят… – шепотом промолвил отец, резко вставая с кресла.

Бросив недовольный взгляд на сына, Петрович снова вышел на балкон. Закурил потушенную сигарету. Прикрыл дверь балкона, оставив маленьку щелку – чтобы слышать, когда сын закончит разговаривать, но не слышать, что именно он говорит.

Артемке уже двадцать один. Взрослый молодой мужчина. Молодой. И уже взрослый. Всё впереди. А он всё еще вьюнош. Надменный, ни о чем серьезно не задумывающийся вьюнош!

Резко воткнув сигарету в наполненную окурками пепельницу, Николай Петрович вернулся в комнату. Подвинул кресло к диванчику, на котором играл в компьютерную игру сын. Усевшись в кресле, шумно положил ладони на подлокотники – чтобы отвлечь Артема от игры. С беспечной улыбкой сказал: – Это вот так вы и с дамами говорите – крутите!

– Это он. Я ему говорю: сначала про погоду, про житие-бытие. Или про качалку хоть. А он – сразу в койку… Тупак, да?

– И это – твой лучший сябр?

– Кто-кто? – поставив игру на паузу, сын скорчил надменно-недовольную гримасу. – Колька-Петькин-сын, ты чё на бульбашинском языке всё трещишь?

– Каком-каком?! – с неожиданной резкостью пробасил отец. – На бульбашинском?! Ты, сын, кажется, будущий экономист?

– Так точно, – не сразу ответил подавленный Артем. – Экономист. Помочь, отец?

– В чем ты поможешь? – отец привычно усмехнулся, но сразу же стал снова крайне серьезным. – Ты наших реальных товарищей считаешь бульбашами! А у них, кстати, товарищ экономист, заводы и колхозы пашут будь здоров! Не сравнить с нашей продвинутой Рашей!

– Ну да. Могет страна. Петрович, ты не в настрое сегодня? Может, пивни чего-нибудь? – сын вскочил с дивана, сделал шаг в сторону бара. – Принести?

– Могет страна, говоришь? – тяжелым полушепотом переспросил Николай Петрович, глядя куда-то мимо сына.

Артем, мгновенно убрав с лица улыбку, медленно сел на место.

Почему такой тяжелый вопрос? И почему – ему? Сыну! Студенту-второкурснику! Хочет ввести в свои дела с бульбашами?.. Почему же так мучает, прямо не скажет? Хочет просто подавить? Ну, что ж, Петрович… Давай, попробуй!

– Ага, папандос. Ты прав. Страна колхозников – могет. Вот и колхозы держатся, и заводы.

Отец повернул голову, словно от резкого легкого удара. Посидел недолго в раздумье. Затем встал с кресла и неспешно направился к бару.

– Вот, правильно, – тинэйджер, глядя как отец вынимает из бара бутылку виски, расплылся в широкой улыбке. – И два фужерчика достань, Петрович.

Петрович, будто послушный бармен, достал два фужера. Наполнил их до половины. Один подал сыну. Другой сразу же осушил залпом.

– Эй! А чокаться!?

– Не буду с тобой чокаться, – с деланным укором ответил уже подобревший отец. – Ничегошеньки ты не понимаешь.

– Чего это! Я нормально учусь. У меня по экономике пятак на горизонте… Ай, ну скажи-скажи: да-да, еще только на горизонте! Нет? Не скажешь?

– Скажу. Экономист ты, может, и хороший…

– Не "может", а реально хороший. Папиан, давай-ка за это выпьем?

– Хорошо, – согласился Петрович, наполняя фужер. – Хороший экономист. Но ты, ежкин ты кот, должен быть хорошим социологом!.. Что? Ни разу не слышал такого слова? Или оно – только для бульбашей?

– Да нет, слово слышал…

– Ну а чего тушуешься? – отец пстрикнул крайне озадаченного сына по макушке. – А, ты не учишься на социолога? Так?

– Ну, да…

– Так вот имей в виду, сынку, на социолога учиться надо в обществе. В делах. В работе. Ну и самообразование, конечно. Вы ведь проходите в универе психологию, социологию, диалектику?

– Проходим. – Не сразу ответил Темка, нерешительно поигрывая наполненным фужером. – Буду, значит, проходить от и до. Договорились. Ну, всё? Сделка заключена?

– Не "сделка", а "за общую заинтересованность". – Отец встал, торжественно поднял фужер. – Или не интересно?

– Да нет, всё норм. Интересно.

– Тогда вставай. Чокаться будем.

Подождав, пока нервно улыбающийся сын поднимется и вялой рукой протянет фужер, Петрович многозначительно повторил: – За общую заинтересованность!

Старый бизнесмен и юный экономист звонко соприкоснулись фужерами. Петрович снова залпом осушил сосуд. Взял из бара "каракатицу" с конфетами. Вкинув в рот конфету, опустился в кресло. Со смехом наблюдая, как сын с трудом опорожняет свой сосуд, повернул к себе открытый ноутбук.

– Сынку, это что за мадам из Персии?

– Это Вован, – со смехом ответил Артем, глядя в монитор. – Ну, это, в смысле, его левак. Ну, фейк… Папан, ты че, слово "фейк" не знаешь?

– Знаю. А на фига, сынок?

– Ну, он с Асколей якшается. С моей помощью, конечно же.

– А на фига, сынок?

– Ну, не говорите, Николай Петрович. – Артем, уже немного повеселев от виски, откусил половину конфетки. Походил по комнате, жестикулируя и подбирая нужные слова. – Вот мы, благодаря этой мадам Эржебет, узнали, как Аскольд себя чувствует после тренировки. Нам трещит: "У-ух, как же я, мать твою, устал!" А сам летит на крыльях любви к Эржебет… Его прямо жалко стало – что лететь было не к кому… У нее ведь как-раз тогда были гости из Калмыкии… Ха-ха.

– Ну и на фига, сынку?

– Да просто поржать. Великий атлет. Великий практик и теоретик. В зале корчит из себя трудоголика, падающего в обморок от нагрузки. Говорит: "Теперь отдых, отдых, правильная пища, проточная водичка" А сам…

– А вы вроде как его видели в клубешниках?

– Так он говорит, что просто по делам заходит. А если до поздна – так это в межсезонье, или просто терки потереть. А шалавы – так, для проформы. Не одному же в притоне появляться. А ты, дорогой отец, вижу, не в теме вообще?