Навклер Виал 6: Обязанности верных

Широкий выбор тканей доказывает, что Саганис торгует с множеством городов и народов. Тут действительно сходятся торговые пути со всех сторон света.

Видя цветные ткани, Хенельга постаралась скрыть грусть. Друзья пытались сделать ей подарок, купив у тиринского купца яркую ткань. Подарок погиб во время путешествия. Гибель корабля, долгий путь через враждебные земли, а затем рабство – тут уж не сберечь свое.

Аристогитон обнялся с хозяином мастерской, указал на рабыню и попросил об услуге. Быстро переговорив об этом, граждане переключились на другие вопросы, забыв о рабах. А те уже занимались, подбирая ткани для Хенельги.

Выбрали скромный темно-синий льняной отрез. Хенельга удивилась, что ей не подобрали желтый или другой яркий оттенок. Спокойные цвета для матрон, а не рабынь.

Сняв мерки, Хенельгу оставили в покое. Она не знала, чем заняться, потому скромно стояла в сторонке. Все же, это мастерская, а не лавка, где торгуют тканями. Пришлось ждать, прежде чем вынесли гиматий. По мнению Хенельги ей принесли готовую одежду, но оказалось, что это заготовка.

Широкие рукава предполагалось скреплять бронзовыми пуговицами. Излишком ткани можно покрыть голову, полотно удерживается фибулой – пока вместо нее использовалась булавка. Одеяние закрывало ноги от любопытных взглядов. Не хватало только сандалий. Аристогитон предполагал заказать обувь позже. Не сражу же на рабыню тратить десятки монет.

Одеяние достойной женщины. Хенельга чувствовала себя в нем неуверенно. Непривычная на ощупь ткань пугала. Это не шерсть, тяжелая и грубая, а легкий лен, который словно струится и стекает по плечам.

Мастер и хозяин обменялись репликами, сетуя, что рабыне не хватает женственности.

– Но мальчиком я бы не советовал ее наряжать, – пошутил мастер.

– У меня мыслей таких не было! Как скоро будет готово?

– Пару дней, не больше.

Хенельга вернула привычную длинную тунику. В тяжелой ткани, слишком широкой для нее, свободнее. Ничто не ограничивает, не сковывает.

К сожалению, магазин стал единственной целью путешествия. Увидеть другие постройки акрополя Хенельга не сумела. Хозяин возвращался той же дорогой.

Гоплит на воротах не сменился. Он проводил даная и рабынь задумчивым взглядом. Любопытство разбирало паренька. Хенельга подумала, что хозяин намерено выбрал этот день и это время, чтобы его свита попала на глаза парня.

Тогда не случайно, что она увидела воина в качественной броне, а не простого гоплита.

Воин перевел взгляд с Аристогитона на Хенельгу, прищурился.

Как положено рабыне, Хенельга тут же потупила взор.

Все это показалось ей странным. Если это был знакомый Аристогитона, так почему он не приветствовал воина, не остановился с ним поговорить? Данаи ведь любят поговорить. Даже наткнувшись в пути на могильный столп, останавливаются, чтобы поговорить с мертвецами.

– Как тебе эта лавка? – спросил Аристогитон у Хенельги.

Она не ожидала, что хозяин начнет задавать ей вопросы. Смогла выдавить из себя одно слово.

– Чудесная, согласен. Самая крупная в Саганисе, а торгуют тем, что в Тритогении не сыщешь. Этот лен – ты касалась ткани из самого Кемила! Это золото, свернутое в рулон. Сколь много мореходов сгинуло, чтобы доставить его. И нет такого в Тритогении, нет! Ты, Фриза, имеешь честь стать частью богатейшего города!..

Хенельга кивала, не перебивая господина. Пусть болтает, можно не прислушиваться. Иногда в его речи проскальзывали мелочи, которые тут же привлекали внимание женщины.

– Друзья поражены твоим мастерством. Я не смею более скрывать такое чудо в своих стенах. Мне приходится сотрудничать с архонтом по вопросам снабжения Саганиса. Его весьма впечатлили твои скульптуры.

Он говорил, что Хенельга укрепляет славу Саганиса. С ее помощью удастся прославить полис. Удастся превзойти Вирент.

Аристогитон уже грезил собственной мастерской, в которой будет начальствовать женщина. Это заявление удивило Хенельгу, она даже осмелилась перебить хозяина, спросив:

– Разве не будет неприлично, что женщина станет мастером?

– Оставь. Это все ерунда. Кто бы ни работал в мастерской, пусть хоть раб, хоть варвар. Или женщина. До тех пор, пока мастерская приносит прибыль, не станут люди вмешиваться в работу. Ты ведь понимаешь, что нам всегда приходится задумываться о прибыли. Не потому что мы такие любители презренного металла. Такова жизнь. Наше отечество – торговый полис. Репутацию следует поддерживать.

У меня есть друг, зовут его Назелис, он сможет организовать предприятие. Я лишь как акционер выступлю. Ты мастер. Сама выбирай помощников. Твои навыки требуют, чтобы ремеслом занимались женщины? Так пусть!

– Нет, это наша семейная традиция…

Аристогитон не слушал, «успокаивая» рабыню. Он расписал красочные перспективы, как из мелкой мастерской постепенно вырастает целое предприятие. Мастерские резчиков займут квартал. Приблизятся к Священной улице. Вотивные предметы из Саганиса станут ценить везде в Обитаемых землях.

– Надо договориться со жрецами! – вдруг понял Аристогитон. – На ближайших играх мы сможем поговорить со святыми людьми.

– Мы?

– Я и мои друзья. Наша компания из девяти человек образовалась давно. Сегодня у нас пирушка, и ты, кстати, приглашена на нее.

Хенельга встретила это заявление с холодным спокойствием. Понятно, зачем приглашают женщин на мужские попойки. От хозяина не укрылось, что рабыня не оценила «подарка» и тут же заметил:

– Ты приглашена не в качестве флейтистки или танцовщицы, не в качестве гетеры. Мои друзья хотят познакомиться с той, из рук которой вышли все эти изделия. Наши пирушки наполнены не шумом музыки и сладострастными вздохами, коим открывает путь чрезмерное, варварское употребление вина! Нет! Ты услышишь музыку слов, что никогда не знала, коснешься света мудрости, лишенной в той глухомани, из которой происходишь…

Они уже давно добрались до особняка, где проживали, но Аристогитон продолжал бахвалиться любовью к мудростям. Чтения, декламации, разбавленное на три четверти вино и все в таком благородном, высоколобом духе.

Хенельга не спорила, выслушала хозяина и улыбнулась, когда он закончил.

– Согласна? – он обрадовался, словно действительно спрашивал ее мнения. – Так замечательно же! Тебе следует подготовиться к вечеру, эти рабыни помогут привести тебя в порядок. Пока твой гиматий не готов, придется взять что-нибудь из сундуков со второго этажа. Уверен, покопавшись в них, удастся найти и лен, и шелк. Цвета? Любые! Какие приглянутся.

Толкнув дверь калитки, Аристогитон быстрым шагом пересек двор, забыв о рабынях. Женщины робко пересекли порог, переглянулись, не зная, что делать.

– Наверное, это был приказ? – робко сказала одна.

Враждебности к Хенельге они не испытывали, хотя и пришлось делиться своими тряпками.

На втором этаже, где женская половина дома, рабыни осмелели и теперь не сутулились. Они постарались пройти мимо хозяйской спальни незамеченными. Хенельга боялась столкнуться нос к носу с хозяйкой. Узнав, что замыслил ее муженек, та наверняка взревнует. А нет ничего хуже этого. Человеческие эмоции и так способны нарушить всякий план, а уж ревность и безумие господ – уничтожат безвольных.

Обошлось, хозяйка занималась шитьем на террасе второго этажа, а не отдыхала в темной спальне.

Мельком взглянув в сторону спальни, Хенельга удивилась, как подобная темная с низким потолком каморка может быть объектом вожделения данайских мужчин. И кровать простая: деревянная коробка, с наброшенным поверх тюфяком и одеялом.

Из спальни доносился запах пыли, старого дерева, лакового покрытия. Не слишком соблазнительная атмосфера.

По наивности своей Хенельга полагала, что хозяева должны жить в лучших комнатах. Но зачем, если они приходят сюда просто переночевать.

В соседней комнате – большой, просторной с широкими окнами, находилась одна кровать. На ней по очереди спали служанки. У стены стояли сундуки с добром. Цветные, раскрашенные сундуки – для вещей хозяйки, а простые, естественно, для рабынь.

Здесь же находился столик, за которым хозяйка совершала утренний туалет.

Хенельгу усадили на кровать. Рабыни занялись ее волосами, лицом, руками. Результат Хенельга смогла рассмотреть в бронзовом зеркале. Одна сторона зеркала отполирована, а на другой располагался рельеф матерью богов, чье прикосновение дарует плодородие и людям, и животным, и земле.

С помощью женских инструментов рабыням удалось скрыть недостатки Хенельги. Свинцовые белила добавили свежести обветренной коже, тушь подчеркнула большие глаза, светло-красная помада вернула блеск губам и скрыла бледность.

Выбрали простую прическу – волосы убраны в узел, чтобы открыть шею. Спорное решение, учитывая рост и крепость плеч Хенельги.

Из сундука рабыни добыли серый гиматий из тонкой шерсти. Одежду пришлось подшивать под Хенельгу. Рабыни спорили, какие выбрать сандалии. Сошлись на самых простых. Все равно край гиматия закрывал стопы. Синий пояс стянул талию, лишив возможности дышать, зато подчеркнув грудь.

Туалет завершился, когда на уши Хенельге повесили тяжелые серьги на клипсах, а беленые руки украсили браслетами.

– Лучше тебе остаться здесь, чтобы не смазать белила, – посоветовала одна из рабынь.

– Нет, тут ее увидит хозяйка. Пусть идет во двор.

– Точно! Но сиди под балконом, в тени.

Хенельга поблагодарила женщин и спустилась на первый этаж. По лестнице пришлось идти медленно, поддерживая край гиматия. Понятно, почему женщины редко покидали второй этаж. По узким, коварным ступенькам в такой одежде не удастся быстро спуститься.

Помня указания рабынь, Хенельга нашла место в углу сада. Свежий воздух бодрил, снимал напряжение. Расслабиться в этих проклятых тряпках Хенельга не могла. Вспоминала о тех туниках, что носила в Циралисе.

Не верилось, что все женщины данаев носят такое? Безумие. Работать невозможно! Это еще одна из черт данаев. Они настолько кичатся богатством, что освободили женщин от работы. Данаи могут содержать их просто для любования и размножения.

Такое объяснение показалось Хенельге безумным, что, впрочем, не безумнее всего остального.

Найти положение, чтобы пояс не сдавливал и не душил, не получилось. Ложиться нельзя. На деревянной скамье нет подушек, сидеть больно. Лубяные завязки сандалий натерли кожу.

Хенельга сходила с ума от сковавшего ее неудобства.

Ждать пришлось до вечера.

Лишь солнце начало скатываться за горизонт, скрывшись за высокими пиками Рифинских гор, как появился Аристогитон. Выглядел он веселым. Лицо раскраснелось, не от вина, а от предвкушения. Данай не считал нужным скрывать эмоции.

Найдя Хенельгу в саду, чуть не мертвую от усталости, хозяин схватил ее за руку и поднял на ноги.

– Ты готова? Вижу, готова! Идем, наш путь неблизкий, а я знаю, как вы женщины, неспешны.

«Снял бы с меня эти тряпки, я бы показала тебе, как спешно я откручу твою голову» – злорадно подумала Хенельга.

Но даже на злость не нашлось сил.

Мысль скользнула и унеслась.

Шли в сумерках. Раб с факелом указывал дорогу, приноравливаясь к походке провожаемых. Хенельга старалась запомнить дорогу, пока не поняла, что это бесполезно. Вокруг только серые заборы, с которых облетает побелка.

Фасады едва видны из-за заборов. Каждый такой особняк сам по себе крепость. В них могут укрыться защитники города, если вовремя не бросить факел на солому.

Огонь – он приведет город к гибели. Огонь, пришедший с моря. Печально, что придется бросать Саганис в жертву огню, но иного пути Хенельга не видела.

Особняк не производил впечатления. Простой вход, небольшой двор, а за домом сад, где началось пиршество. Аристогитон обманул, собравшихся все же развлекали девицы в легких одеяниях. Флейтистки и танцовщицы, словно цветы и венки на головах пирующих, служили украшением. Вид полуобнаженных женщин не распалил мужей.

Разговоры велись в основном вокруг торговых дел. Монологи разбавляли паршивыми декламациями. Эти люди следовали моде и постоянно сочиняли. К счастью, до издания своих виршей они не додумались.

В кругу друзей не находилось достойных критиков. Кроме Хенельги и других рабов, но они помалкивали, зная, что их мнение свободным ничуть не интересно.

Пирующие расположились на трех больших ложах. Аристогитон находился по правую сторону от хозяина на почетном месте. Хенельга сидела перед ложем на жестком табурете, ее колени упирались в столешницу.

Гостей баловали скромным угощением. Из кратера лилась вода с одной, двумя каплями вина.

Хенельга приглядывалась к хозяину дома. И первая, и вторая молодость прошли у него. Время и ветер смели с его головы все волосы, а оставшиеся выбелило. Этот человек не утратил зоркости глаз и ясности ума. На все вопросы он отвечал сразу, почти не задумываясь.

Торговлю он вел на юге, его суда заходили в Виорент, пересекая канал. С севера данай вывозил соленую рыбу и зерно – основной продукт экспорта Саганиса. Ни янтарь, ни меха, ни рабы так не ценились, как зерно. У этого товара только один недостаток – огромные объемы.

Обеспечение южных полисов едой основная обязанность колоний.

Разрастающееся население, готовящееся к войне, потребляло сотни тысяч медимов зерна. Один полис мог съесть корабль за день!

К сожалению, имени этого человека Хенельга не узнала. Пирушка друзей, которые друг друга знали, а рабыню никто не подумал знакомить со свободными. Она была предметом, что украшала стол. Возможно, Хенельга сейчас смотрела на своего нового хозяина.

Наконец, речь зашла и о ней.

– Вот мое сокровище, что боги послали в великой милости своей в мой дом, – сказал Аристогитон, указывая пальцем на женщину.

– Что ж, ее тело подстать тем творениям, что ты нам преподносил, – отметил один из гостей.

Он достал подвеску, на которой болтался священный карп. Хенельга узнала свою поделку. Как забавно, но именно священная рыба Мефона теперь находилась на шее даная. Скорей бы он вышел в море, эта подвеска станет камнем, что утянет его на дно во дворец Хозяина.

– Да, творить прекрасное прекрасным невозможно, – говорил другой.

– Напоминает мне коня, что своей формой отличен от человека…

– Естественно!

– А значит, конь не идеальное существо. Однако же, он прекрасен в беге своем, а как мы радуемся, видя двойку несущихся к финишу победителей.

– Заслуга в победе не только у тягловых животных, как фаланга без стратега, они не пришли бы к финишу первыми.

– Потому венком награждают возницу, а не коня.

– Потому и мы наградим нашего друга венком, – провозгласил хозяин дома, поднимая кубок, – того самого друга, готового разделить успех с равными. Он пробудил спящий в женщине успех.

– Право же, я только раскрыл ее таланты, – скромничал Аристогитон.

Как бы он ни спорил, но венок из местных цветов стал украшением его головы. Пирующие принялись петь песнь, прославляющую богиню Победы. Хенельга украдкой закатила глаза.

Не сказать, что ее смутила слепота данаев, но их общая окостенелость буквально сводила с ума. Значит, она всего лишь лошадь, которую мудрый хозяин поставил под ярмо. Сама лошадь до такого счастья не додумается.

Злости Хенельга не чувствовала. Узкий пояс не позволял ей появиться. Пояс придуман, чтобы держать спину прямо, поддерживал грудь.

Закончилась песнь, осушены кубки, пирующие продолжили беседу:

– Славная удача, подарок богов, почему ты дал ей имя Фризия? – спросил хозяин.

– Полагал, что она из окрестных варваров, – ответил Аристогитон, принимая кубок.

Виночерпий закончил раздачу и вернулся на место. В разговор мужей он не вмешивался, хотя и был свободным, но самым молодым среди них. Он встретился взглядом с Хенельгой и тут же отвел его.

Видать, потянуло на экзотику.

– Нет, местные не искушены в искусстве резьбы.

– Согласен, хотя их поделки тоже неплохие. Звериный стиль мне очень нравится.

– Пусть так. Дальше нашего славного Саганиса эти обереги не идут. Виорент не интересуется ими. Лишь рипены, купленные в качестве стражей, приобретают их.

Аристогитон кивнул, рассказав, чему стал свидетелем. Сколь чудные он изделия не привозил на юг, на них смотрели не как на самобытные изделия, а как на жалкие потуги повторить творения цивилизованных людей.

Всё, находящееся за кругом земель, есть тьма и грязь.

Варвары, использующие золото и серебро для брошей и амулетов, оскверняют благородные металлы.

– Потому наши собратья покупали их на вес, как металл, – закончил Аристогитон и добавил, подумав: – впрочем, я не остался без прибыли.

– Южане не жили в наших холодных краях, им не понять, – успокоил лежащий справа друг и поднял кубок. – За Саганис и его граждан!

Выпили, на время беседа прекратилась. Внимание граждан Саганиса переместилось к столу.

– И ты угощайся, Фриза, – разрешил Аристогитон.

Хенельга благодарно кивнула и взяла одну маринованную сливу. Долго ее мусолила, прежде чем съесть. Иначе бы не удалось протолкнуть через сжатый пищевод.

– Благородство души в неблагородном теле, – заметил данай.

– Даже варвары не чужды красоты. Их женщины понимают, как следует вести себя под взглядом мужей.

Хотя само по себе присутствие на пирушке уже неприлично. Она рабыня. Пусть изображает матрону, коль считает это необходимым.

Гости не удивились бы, начни Хенельга пожирать все, что находилось на столе, с жадностью волка.

Хенельга неспешно пила разбавленное вино. Ей наливали не из общего кратера, а принесли отдельный кувшин с напитком. Смесь крепче, чем у свободных.

– Красивая одежда едва ли сделает ее похожим на человека, – подал голос один из друзей.

– Фризийские рабыни в красивом гиматии лучше, чем без оного, – возразили ему.

– Не станет ли ее внешний вид оскорблением?

– О том я и желал спросить вас, друзья, – вздохнул Аристогитон. – Понимаю, что дарить намерен ее талант, боюсь, оскорбить достойного человека. Не каждый способен оценить подарок, со стороны как он будет выглядеть?

– Не беспокойся, я заранее предупрежу его, – махнул рукой хозяин пирушки, – в нашем возрасте уже не радуют сюрпризы. Мы жаждем внимания.

– Именно это я и намерен сделать, друг мой! – воскликнул Аристогитон, поднимая киаф.

– На том и сговоримся. За удачу! За удачу нашего друга! Пусть боги и каждому из нас преподнесут такой неожиданный подарок!

После возлияния, закрепившего сделку, Хенельгу увели. Ее показали благородному собранию. Более присутствие рабыни не требовалось. Мужчины желали отдохнуть, освободившись от назойливого внимания женщин. Даже рабыни могли нарушить чистоту их общения. В саду остались лишь прислужники, заботящиеся о господах.

Оказавшись снаружи, Хенельга ослабила пояс и вздохнула полной грудью. В животе булькало выпитое вино, которое все же ударило в голову. Никого во дворе, дом спит. Свет доносился с кухни, где на остывающих углях дожидался своей участи праздничный ужин.

Хорошая возможность, чтобы сбежать.

Хенельга отогнала мысль. Ей нужна удобная одежда, накопленные деньги и что-нибудь в качестве оружия. Искать все это здесь, бессмысленно.

Да и в голове шумело. На трезвую голову сбегать безопаснее.

Никто не наблюдал за женщиной. Хенельга пробралась на кухню, где стащила каравай и кусок сыра. Пока рабы обслуживали господ, сделать это не составило труда. Утолив голод, наконец-то, удалось избавиться от опьянения.

Пусть Виал часто ее баловал вином, все же это состояние не нравилось Хенельге. Она не отказывалась от подарков патрона, хотя в душе чувствуя опасность зелья. Само питье ей очень нравилось, но выпитое приводило в состояние, похожее, на болезнь. Менялось сознание и тело, происходили метаморфозы, о которых постоянно толковал Виал.

В кругу друзей изменения не приводили к плохому. Здесь же, в душе начал гореть огонь, более не сдерживаемый дурацким поясом. Хватило бы легкого касания, чтобы огонь вырвался наружу.

Гости пировали долго, наступил новый день. Хенельга успела остыть и встречала господина легкой улыбкой. Аристогитон пошатывался, глаза блестели, а голос стал низким. Теперь он говорил медленно, речь стала понятной. За полетом мысли этого человека теперь удавалось поспевать.

– Пойдем, счастье мое, – Аристогитон взял Хенельгу под локоть и повел на выход.

Перед ним возник раб с факелом, который проводил их до дома.

Аристогитон еще распинался о перспективах, мечтать о которых не мог ни один раб. Хенельга слушала его вполуха, занимаясь на кухне тем, что собирала еду в узелок. Кроме того, ей понадобится несколько ножей, подходящие для самозащиты.

Настоящего оружия найти не удастся. Придется пользоваться бытовыми предметами.

Из одного угла в другой ходила Хенельга, оставляя на кухонном столе припасы.

– Твои умения найдут применение в мастерской, – повторил Аристогитон, закатив глаза к задымленному потолку, – нашем совместном предприятии. Уверен, что архонт Фокл согласится вложить в мастерскую свои средства. Слава Саганиса его извечная тема для дум. И тебе, моя девочка, это принесет пользу. Не только любимым делом ты будешь заниматься. Рано или поздно упорный труд принесет тебе свободу, сможешь выйти замуж, а твои дети даже станут гражданами!

Хенельга остановилась, словно прислушивалась к болтовне хозяина. Она заметила метлу, чей черенок вполне можно переделать.

Сбив прутья, Хенельга принялась остругивать черенок.

– О, тебе уже не терпится взяться за работу! Похвально, похвально, но все же отдохни, моя удача. Побереги свои ручки. Их еще предстоит показать архонту Фоклу. Скоро праздник, он будет рад увидеть, как ты творишь этими пальчиками столь прекрасные изделия.

Аристогитон встал, не боясь ни ножа, ни заостренной палки, приблизился к Хенельге. Взяв ее за руки, хозяин крепко их сжал и улыбнулся.

– Ты станешь прекрасным подарком для него.

– Каким еще подарком? – только тут Хенельга обратила внимание на болтовню хозяина.

Моргнув, Аристогитон сказал:

– Подарок для архонта и его сына. Я же весь вечер описывал, каким будет наше будущее.

– А, понятно. Я рада.

Хенельга не двигалась, ожидая, пока хозяин отпустит. Сейчас вино говорило за него, мешает уснуть. Он уже выговорился, зов плоти отвлечет и уведет из кухни. А потом он уползет в свою спальню. В общем, надо только дождаться, помеха сама уйдет.

– Рада? Ты должна быть счастлива! Счастлива за хозяина, за Саганис и даже за себя! Я дарю тебе свободу…

Аристогитон осекся, но свидетелей его слов поблизости не оказалось. Освобождение рабов у данаев проходит без глупых процедур, принятых у западных варваров. Хозяин отпускает раба, когда ему захочется и ни сенат, ни государство в целом не смогут заставить его платить за милость.

– Моя помощь в твоем предприятии принесет тебе свободу, уважение в обществе.

– Замечательно.

– Именно ты станешь основателем мастерских резчиков в Саганисе. Прославишься во всех Обитаемых землях!

В глазах хозяина читалось сомнение.

В свои-то слова он верил, но не видел отклика в глазах рабыни. Как бы ни пыталась Хенельга, она не могла заставить себя мыслить, как раб данаев. До поры туман скрывал ее мысли от взоров господ, а сейчас – словно в насмешку, – бог вина, славный Лиэй, так изменил восприятие Аристогитона, что данай смог увидеть истину.

Вино не ослепило его, а придало ясности рассудку.

Хозяин увидел набор ножей, узелок с едой и небольшой кувшин с вином на столе. Увидел заостренный черенок в руках рабыни.

– Что все это значит?

– Я ухожу, – вздохнула Хенельга, – мне тут надоело.

– Ты моя собственность, ты не можешь уйти.

– Я же из варваров, забыл? – она попыталась улыбнуться.

Говорить надо так, чтобы собеседник услышал то, что желает. Тогда ты сможешь его перехитрить.

В этот раз знания, приобретенные у Виала, не помогли. Винный бог вмешался, отравив своим зельем глухого и слепого гражданина. Вино способно не только развязывать языки, могущества изменяющего зелья хватит, чтобы сделать свободного, гражданина тем же варваром. Пусть на время, пока длится опьянение.

– Мне надоело, я тебе помогла, но мне пора уходить. Я здесь оставалась, чтобы перезимовать. У нас в степях лютые зимы. Пора вернуться в нашу хижину, на кочевья…

– Ты не из фризийцев, – возразил Аристогитон, отступив на шаг. – Не из рипенов.

– Ты же сам дал мне имя.

Он уже не слушал, медленно отступал. В сердце Аристогитона возник страх. Не понимая ситуацию, он пришел в ужас. Мозаика сама собой собралась, в уме возник ясный образ.

Внешность, умения женщины, а так же ее знание языка. На данайском она говорила лучше колонистов. В ее речи чувствовался акцент, а диалект она использовала пифенский. Но в славном полисе не встречаются подобные варвары. Она издалека.

Аристогитон взглянул на рабыню, зажмурился и открыл рот, чтобы позвать домашних. Пусть схватят шпионку! Свяжут! Перережут ей глотку! А после прикопают в саду.