«Времена были нескучные!..» 1 том

Парамон понял, что так он ничего не добьётся:

– Ну, ладно, я тогда пойду, раз ты говорить не хочешь. Не буду тебе душу бередить.

– Погоди, друг! Да, правда, очень неприятно об этом вспоминать, но мне уже давно не с кем об этом поговорить.

– А ты хочешь поговорить? Зачем тебе об этом вспоминать? Сердечные раны долго заживают, но рубец остаётся навсегда. Зачем ты хочешь бередить рану опять?

– Понимаешь, я убежал от неё, из родительского дома убежал, но не от себя. Я ведь в случившемся виню только себя. Если она так поступила, значит во мне что-то не так.

– ?!..

– Да-да, извини. Ты же ничего не знаешь. Обо всём по порядку. Я родился и вырос в семье врача. Наш дом находился в Турове. Отец мой пользовал все окрестные сёла, и жили мы неплохо. Мне взяли учителя, месье Дюфре. Этот француз обучил меня наукам и языкам. Отец скопил сумму денег и отправил меня в Европу. Два года я жил в Гамбурге. Там я познакомился с одним русским. Он выполнял некие поручения тайного характера. Он и предложил мне сопровождать его в его миссии. Я знал языки тех стран, где он как раз чаще всего пребывал. Назвался он князем Шаховским. За услуги предложил мне очень неплохое вознаграждение. Я, конечно, согласился. Мне, мальчишке, такая перспектива очень льстила. Если бы я тогда знал, чем это обернётся!

Целый год мы ездили по Европе. Много насмотрелись, иной раз, едва ноги уносили. Пережили любовные приключения, дуэли. Были ограблены и жестоко избиты, но всё это ничто по сравнению с моим несчастьем.

Когда мы вернулись в Россию, князь пригласил меня к себе погостить ненадолго, отдохнуть, завязать полезные знакомства. Я согласился. Через несколько дней мы были в великолепном имении. Неделя пролетела незаметно. Пришло время возвращаться в родные пенаты.

Вернувшись домой, я был поражён тем, что ждало меня там. К месье Дюпре приехала дочь, звали её Элиз. Она была красавицей, от роду ей было шестнадцать лет. Я много женщин повидал в Европе. Даже стыдно сказать, болел срамной болезнью из-за юношеской неразборчивости, но фигура Элиз не шла ни в какое сравнение ни с одной из виденных мной красавиц. Надо ли говорить, что я сразу влюбился. А когда мне удалось с ней поговорить, и она продемонстрировала свой тонкий ум и образованность, я был очарован совершенно. Родители встретили меня горячо. Им не терпелось поговорить, расспросить, рассказать, просто смотреть на сына, но я был невменяем: ничего не видел, ничего не слышал, отвечал невпопад. В голове у меня были только мысли о ней. Я искал любую возможность остаться с ней наедине.

Надо сказать, что девушка тоже оказывала мне знаки внимания. Я ловил на себе её взгляды. Сидя рядом за столом, она касалась своей рукой моего колена. Можешь себе представить, что чувствовала моя молодая плоть. Но на что я мог надеяться, даже думать об этом было неприлично. Я довольствовался теми редкими минутами, когда после обеда в гостиной шла неспешная беседа, и мы с Элиз часто садились близко на диванчик, едва касаясь друг друга коленями. Но однажды случилось то, о чём я даже мечтать не мог. После ужина я вышел в сад подышать свежим воздухом. Медленно шёл я по дорожке вдоль кустарника жимолости. В голове теснились мысли, надо было как-то разобраться с самим собой. Вдруг из-за кустов я услышал своё имя:

– Кузьма, – шёпот сразу унесло лёгким вечерним ветерком.

Я замер. Мне, наверное, послышалось. Но шёпот повторился:

– Кузьма, иди сюда. Это я – Элиз.

Я ломанулся через зелёную изгородь. Там стояла она. Нежный румянец играл на её щеках, грудь вздымалась, в глазах играли чёртики.

– Что Вы здесь делаете? – спросил я у Элиз.

Девушка подошла ближе, потом вдруг метнулась как кошка, обвила мою шею руками и впилась в мои губы страстным поцелуем. О, друг мой, это было что-то необыкновенное. Ни один поцелуй, который я знал раньше, не имел ничего общего с этим. Голова моя закружилась, земля стала уходить из-под ног. Ещё секунда, и мы упали бы вместе, но тут она отпрянула, улыбнулась и побежала к дому. Я попытался догнать её. Мне казалось, что теперь мы имеем полное право появиться в гостиной вместе, держась за руки.

– Погоди, не время, – сказала она, убегая.

Ты не представляешь, что я чувствовал в тот момент. Время остановилось для меня. В доме маменька что-то говорила мне, но я только тупо кивая, пошёл в спальню, искал глазами Элиз, хотел видеть её, чувствовать её запах, но её нигде не было, и я лёг спать. Сил не было. Дом успокоился, погрузился в сон. Звуки стихли, тишина стала оглушительной. Долго ворочался я на постели, думая, вздыхая, опять думая. Хотел встать, чтобы почитать книгу, но сразу распрощался с этой затеей. Не сразу заметил, что в комнате стало светлее. Я посмотрел в окно и увидел там полную луну, она как будто улыбалась мне во всю свою ширину. Но свет был не оттуда. Я оглянулся: у двери со свечой в руках стояла она. В длинной белой рубахе, простоволосая, освещенная божественным светом, Элиз была прекрасна. Шёлк струился по её телу и красноречиво подчёркивал её великолепные формы. Я вскочил с постели, подошёл к ней, хотел поцеловать, но замешкался, я не знал, как она к этому отнесётся. Мне казалось, что она ангел, а его нельзя осквернить своими плотскими желаниями. Но тут ангел задул свечу и потянул меня за руку к ложу. Не успел я сообразить, что происходит, как был немедленно ослеплён. Передо мной стояла совершенно обнажённая Элиз. Освещённая лунным светом, она казалась нереальной, неземной, космической. Приблизившись ко мне, девушка начала гладить меня по голове, по лицу. Её руки плавно опускались всё ниже и ниже. Я не знал, что мне делать, я, честно говоря, струсил. Я был обескуражен, но плоть оказалась сильнее меня. Я сорвал с себя мешавшую рубаху, и вот мы оба, как Адам и Ева, оказались в первозданном виде. Секунду мы смотрели друг на друга, а из окна на нас смотрела и улыбалась Луна. Поцелуй последовал незамедлительно. Я был уже искушённым в любовных делах, но то, что я чувствовал сейчас, было абсолютно новым, неизведанным. Я иначе в своих мечтах представлял себе нашу первую близость, и это очень отличалось от того, что происходило с нами в тот момент. Я не знал, правильно ли я делаю, но точно знал, что назад дороги нет, что я никуда её не отпущу. Я очнулся, когда мы уже лежали на постели. Мне показалось, что я сильно прижал её, что ей больно. Элиз тяжело дышала и постанывала. Я стал осыпать её тело, волосы поцелуями. От волос пахло чем-то сладковатым и пряным. Нежная шея, гладкие плечи, два бугорка груди, коричневые соски напряглись. Я заметил, что по её телу пробежала дрожь. Элиз поглаживала меня по спине, но вдруг вцепилась в неё ногтями, это мои поцелуи достигли плоского живота. Дальше было то, что раньше я считал запретным, дрожь снова пробежала по телу любимой, стоны стали громче, дыхание чаще. Моя плоть неистовствовала, я был готов ко всему, но что-то меня останавливало. Элиз своим телом сказала «да». Лёгкий пушок щекотал мои щёки, лицо. «Да, иди ко мне, любимый», – произнесла Элиз. Терпеть стало невозможно, когда её рука коснулась моей изнемогающей плоти. Следующие несколько минут были вычеркнуты из жизни. Мысли были далеко, остались только мы, наши тела, дыхание, стоны. Я пришёл в себя только, когда моя плоть извергла саму себя. Элиз издала продолжительный стон. Её руки отпустили, наконец, мою спину, тело обмякло.

Я был на седьмом небе от счастья. Позже стало приходить осознание. Что же теперь будет? Я воспитан в строгих правилах, распутство не мой конёк. Да, в Европе я не ограничивал себя в удовольствиях, но там было другое. Я покупал любовь за деньги тех, кто готовы были вступить в эту финансовую сделку. Я никому ничего не обещал, о чувствах даже не шла речь. Близость же с Элиз показалась мне стыдной, распутной. Она обязывала меня сделать дальнейшие шаги. Не то, чтобы я был против, но как-то всё неожиданно.

Я обнял Элиз, поцеловал в румяную щёку. Кожа её была тёплой, нежной, слегка пахла молоком, мёдом и чем-то ещё необъяснимым. Она ровно и легко дышала, белая упругая грудь вздымалась. Луна упрямо светила в окно, как будто подглядывала за нами. Звёзды подмигивали и улыбались. Прежние мысли вдруг ушли, стало легко и спокойно. Моя рука скользнула вниз по телу Элиз. Казалось, она спала, но стало заметно, как напряглось тело, соски увеличились, затвердели, дыхание Элиз стало неровным. Я понял, что она готова принять меня снова. Я повторил прежний путь: губы, шея, плечи, соски, живот и мягкое пушистое лоно. Её руки обняли меня нежно, ласково, неторопливо, но вдруг неожиданным резким движением Элиз перевернула меня на спину и прижала к кровати. Её дыхание участилось, пальцы сжали то, что и так готово было сделать её счастливой. Я почти ушёл туда, откуда не хотел возвращаться никогда, тут Элиз, постанывая, помогла мне найти дорогу, своим лоном накрыв мою плоть. Она не дала мне сделать ничего, всё сделала сама. Наши души были где-то далеко, они летали между звезд, слившись в единое целое. Звёзды принимали нас, ласкали, освещали своим холодным светом. Полёт закончился взрывом, как будто космический красный гигант достиг своих максимальных размеров и, превратившись в чёрную дыру, поглотил нас.

Нас встретила холодная ночь, луна опять подсматривала, но звёзды уже не улыбались, а хохотали. Не знаю откуда, но вдруг меня оглушила мысль, что больше ничего не будет, это конец, я потеряю Элиз. Едва удалось справиться с собой, чтобы не закричать и не испугать девушку. Несколько минут мы лежали молча. В комнате стало чуть светлее. Ночь отступала. Рождался новый день, вселялись новые надежды.

– Спасибо за ночь, дорогой. Постарайся забыть, всё будет по-прежнему. Я люблю тебя. Спокойной ночи! – Элиз накинула на себя рубаху, взяла свечу и быстро удалилась.

Я не успел ответить, поблагодарить, остановить её, но неприятная мысль ушла. Я спокойно уснул. Парамон, ты меня прости, что я так подробно тебе это рассказываю. Это единственное светлое пятно в наших отношениях. Мне кажется, что если я чего-то упущу, не доскажу, то умру.

– Ничего, Кузьма, я понимаю. Говори дальше.

– Дальше было так. Следующие несколько дней мы встречались, как и прежде: также сидели в гостиной рядом, касаясь коленями. Только наши взгляды встречались чаще, и во сне я видел звёзды, луну и наши летящие души. Но так не могло больше продолжаться, меня влекло к ней, я хотел близости с ней постоянно. Можно было сойти с ума. Я решил поговорить с отцом. Вечером, зайдя в кабинет, я решительно подошёл к столу, где отец читал какую-то книгу:

– Папа, скажи, как ты отнесёшься к моему желанию жениться?

– Мальчик мой, неужели ты решился наконец-то?

– Что ты имеешь в виду?

– Я уже давно замечаю, что между тобой и Элиз что-то происходит. Это невозможно не заметить.

– Неужели? А я думал, что это только наш мир. Так что ты скажешь?

– Скажи, ты официально берешь моё благословение или просто интересуешься?

– Я не знаю, я хочу знать твоё мнение.

– Сынок, я не против, только надо иметь за душой что-то. Как ты семью будешь кормить? Образование ты получил, надо скопить что-то или дело какое-то в руки получить.

– Но у меня есть дело. Я толмачом подвизаюсь, ты же знаешь.

– Ну, вот и подвизайся пока, денег накопишь, тогда и женись.

Я понял, что отец прав, но все-таки решил поговорить с Элиз. Я очень боялся, что она откажет. Я оттягивал время для разговора, но тут подвернулся случай. Посыльный принёс письма от моего хозяина. Он срочно вызывал меня к себе. Нам предстояло длительное путешествие в Европу по очередным тайным делам. Поездка обещала продлиться несколько месяцев. Уезжать было жалко, но без этого нельзя. До отъезда надо было обязательно поговорить с Элиз, открыть ей планы, получить её согласие. Это придаст сил, будет воодушевлять меня вдали от дома.

Я улучил момент, когда мы с моей ненаглядной остались одни:

– Элиз, ты знаешь, я уезжаю.

– Да, знаю. Надолго?

– Не знаю, на несколько месяцев. Как получится.

– Я буду писать тебе.

– Элиз, скажи, ты меня будешь ждать? Я вернусь, мы поженимся. Я люблю тебя, я не могу без тебя, Элиз! Что ты молчишь?

– Езжай с Богом, дорогой. Я буду тебя ждать.

Дальше неинтересно. Я уехал. Быстро вернуться не получилось, наша миссия затянулась, мы объехали пол-Европы: Пруссию, Францию, Швецию, Польшу, Италию. Письма от Элиз действительно приходили регулярно, но дальше всё реже. Всё в письмах было хорошо, Элиз описывала жизнь дома, говорила о своих чувствах. Потом письма прекратились. Я объяснял это тем, что мы слишком часто перемещаемся, и письма за нами не успевают. Но однажды в Кракове, где мы только остановились, я получил, наконец, письмо из дома. Правда, оно было от отца. Он что-то рассказывал в нём, вроде ничего особенного, но меня не покидало чувство тревоги. Я перечитал ещё раз, пытаясь отыскать причину. Где-то вскользь отец писал, что мама приболела, но ничего страшного. Это вряд ли могло так сильно расстроить меня. Вдруг меня осенило: отец писал обо всех, о себе, маме, братишке, мсье, горничной Нюре, но ни слова об Элиз. Что случилось? Отец не мог забыть, почему же ничего о ней не пишет? Слава Богу, наша миссия заканчивалась, скоро мы покидали пределы Европы. Скорее бы уже!

Домой я мчался, не щадя лошадей. Последние несколько вёрст я ехал уже ночью, не хотел останавливаться. Уж, лучше быстрей домой, к родным, к Элиз. Я ужасно соскучился, всю дорогу представлял, как мы встретимся. Прямо завтра, не откладывая, обвенчаемся, и она на правах законной супруги переберется из своей девичьей спальни ко мне. Много картинок рисовалось в моей голове, только письмо отца не давало покоя. Мрачная мысль терзала мой мозг.

Я въехал во двор. Парадную дверь на ночь закрывали, а задняя могла быть открыта. Через нее я и вошёл в дом. Было тихо и темно. Пахло домашними пирогами, квашеной капустой и топлёным молоком. Запахи закружили голову. Дом, милый дом! В Европе было хорошо, красиво, вкусно, но такого дома там не было. Там были омары, устрицы, шоколад, но так не хватало простых маминых пирогов. Луна ярко освещала кухню, я снял заслонку с печи, напился молока, взял пирог, хотел закрыть заслонку, но не удержал, и она с грохотом рухнула на пол. Через пару минут на пороге возник силуэт отца, за ним в ночном колпаке стоял мсье. Пламя свечи колыхнулось, в руках мсье блеснуло топорище.

– Отец, мсье, это я, Кузьма.

Отец подошёл ближе, поднёс свечу, узнал меня:

– Сынок. Ты вернулся? Какое счастье!

В кухне возникло оживление, появилась Нюра. Она заохала, взмахнула руками:

– Господи, Матерь Божья, ирод, испужал. Думала, разбойники шалят. Да, положь ужо топор, мусье, енто ж Кузьма, барин наш.

Во всей этой суете я не увидел маму и Элиз.

– Отец, а как мама, где Элиз?

Вдруг воцарилась тишина. Все будто восковые куклы замерли в разных позах. Отец сник, опустил глаза, спрятал суетливые руки.

– Отец, где мама, где Элиз, что случилось?

Нюра запричитала, начала вытирать рукавом нос, полезла в печь, начала собирать на стол.

– Сынок, сядь, – отец собрался с мыслями, – у нас случилось горе. Помнишь, я писал тебе, что мама приболела?

– Конечно, помню.

– Так вот, я врач, но природу хворобы распознать не смог. Два месяца мама болела, я помогал ей, чем мог, но вылечить не смог. Она умерла.

Мир перевернулся для меня:

– Она мучилась?

– Да, но недолго. Господь забрал её быстро.

– Когда это случилось?

– Скоро сороковины.

– А как Павлик, он знает?

– Знает, мы сказали ему, что Господу на небе нужны хорошие люди, поэтому он забрал нашу маму.

– И что, он поверил?

– Поверил, только возмущался, что нам тоже нужны хорошие люди, почему Господь у нас маму не попросил, а забрал Сам?

– Покушай, сынок, давай молочка налью. Картошечки погреть? Огурчик возьми. Вона хлеба краюшка, ломай, – суетилась Нюра.

– Мама, бедная мамочка! Я даже не успел с ней попрощаться, она не благословила меня на брак с Элиз. Кстати, где Элиз?

– Я здесь.

Только теперь я заметил, что в помещении появилась еще одна фигура. Она тихо стояла в неосвещенном углу. Нюра суетилась у стола, отец стоял лицом к окну, мсье держал топор за древко и не знал, куда его деть. Боль потери сменилась тёплой волной. Я кинулся в темноту, где едва проявлялся белый силуэт. Знакомый запах молока, меда и чего-то неуловимого указывали путь, но вдруг в нос ударил какой-то новый незнакомый запах, стало тревожно, в голове проскочила неприятная мысль:

– Элиз, любимая, как же я соскучился!

– Я тоже рада, что ты вернулся. Мы очень тебя ждали.

Я взял её за руку, хотел вывести из темноты ближе к свету, хотелось рассмотреть её лицо, вспомнить дорогие черты, но что-то чужое было в ней. Элиз отстранилась, обошла вокруг стола, обняла меня сзади, поцеловала в макушку. Я растерялся. Я совершенно не ожидал такой встречи. Нюра опять засуетилась у стола, в сотый раз уже переставляя посуду. Я вдруг почувствовал смертельную усталость.

– Спасибо, Нюра, я вот молочка попью – и спать. Я сутки с коня не слезал, просто с ног валюсь.

– И вправду, утро вечера мудренее, ночь на дворе. Пойду, постелю тебе, сынок, а ты приходи.

Нюра скоро вышла, за ней засеменил мсье. В комнате остались мы втроём: я, Элиз и отец. Мы молча сидели за столом. Догорала свеча. Пауза затягивалась. Я не знал, что происходит, но чувствовал себя немного странно в своём родном доме. Первым тишину нарушил отец:

– Сынок, мы очень тебя ждали. Даже Павлик пытался писать тебе письма, правда, без адреса. А маму, извини, не уберегли.

– Спокойной ночи, – Элиз подошла и поцеловала меня в щёку. Правда, это был не тот страстный поцелуй в саду, а, скорее, дружеский, какой-то официальный.

Элиз вышла, я проводил её взглядом. «Наверное, она отвыкла от меня, – подумал я, – но ничего, начнём всё сначала».

– Отец, я так рад вас всех видеть. Я так стремился домой, но я совсем не ожидал таких новостей.

– Что делать, сынок, это жизнь. Мы часто не ожидаем тех испытаний, что посылает Господь, но всё это нам во благо.

– Отец, что происходит? Почему Элиз как чужая? Она обещала меня ждать.

Отец изменился в лице, его руки чуть задрожали:

– Пойдём спать, сынок. У нас ещё будет время наговориться.

Реакция отца мне не понравилась. «Что же всё-таки происходит? Неужели Элиз разлюбила меня?» Но, как оказалось, истинную суть произошедшего я не представлял даже в самом страшном сне.

В спальне Нюра заканчивала стелить постель.

– Нюра, хоть ты мне объясни, что происходит. Что с Элиз? Почему отец не хочет об этом говорить?

– Ложись спать, Кузенька. Ты устал. Не думай сейчас ни о чём. Утро вечера мудренее.

– Да что вы все «спать» да «спать». Я, что, усну теперь? Давай рассказывай, я же вижу, что что-то происходит.

– Сынок, я тебе ничего сказать не могу. Это не моя тайна. Смотри внимательно. Сам всё увидишь.

– Господи, спаси! Что же это такое?

– Спокойной ночи, сынок! Спи, отдыхай.

Нюра тихо вышла, в дверях обернулась, перекрестила комнату.

– Господи, спаси и сохрани, – то ли выдохнула, то ли прошептала женщина.

Я долго не мог уснуть. Сон не шёл ко мне никак. Нестерпимо хотелось увидеть Элиз, смотреть ей в глаза, вдыхать запах волос. Очень странно она меня встретила, совсем не так, как я ожидал. Что-то скрывает отец, тревожится Нюра. Так неожиданно умерла мама, любимая, родная. Тяжело встретил меня дом, в котором всегда было тепло, уютно, радостно. Я так стремился сюда, ведь здесь ждала меня любовь. В томлениях и страданиях пролетел остаток ночи. Я встретил рассвет нового дня и не знал, радоваться этому или нет. Нового дня я боялся. Что он ещё принесёт неожиданного?

Описывать события следующего дня нет смысла. Ничего особенного не произошло, если не считать того, что Элиз избегала меня, старалась не попадаться мне на глаза, не оставаться наедине.

Вот снова настала ночь. Чувства обострились необыкновенно. Было непонятно, что происходит, напряжение витало в воздухе. Я понял, что надо объясниться с Элиз, иначе – смерть. Когда в доме всё стихло, я выбрался из комнаты. Покои Элиз были совсем рядом. В коридоре я остановился, глаза привыкали к темноте. Тишину нарушил шёпот, тихий смех и звонкий поцелуй. «Где это? – подумал я. – Отец! Это его комната». Что-то неведомое происходило на моих глазах. Это был мой отец, но с кем? Вдруг меня бросило в жар, ноги подкосились. Он мог быть только с одной женщиной, с Элиз. «О, я несчастный!» Я хотел кинуться вперед, но ноги были ватные, спина приросла к стене. Я так и остался стоять тихо, почти не дыша, пока парочка не разошлась по комнатам.

Эти мгновения показались мне целой вечностью, хотя на самом деле прошло всего несколько минут. Ситуация изменилась в корне, надо было что-то решать. О чём теперь говорить и говорить ли вообще? Силы покинули меня, всё, на что я надеялся, в один миг рухнуло, все мечты погибли. Меня предали, предали самые близкие люди. Как теперь жить? На что надеяться? Кому доверять? Добредя до кровати, я зашёлся в рыданиях. Никогда еще мне не было так плохо, остро возникло чувство одиночества. Как теперь не хватает мамы. «Отец! Отец! Как же ты так мог со мной поступить? Элиз, Господи, я же любил тебя больше жизни, я люблю тебя. Я приехал, заработал нам на свадьбу денег, мы мечтали с тобой вместе, строили планы. Как же так? Как ты могла?» Рыдания прерывались стонами и опять сменялись рыданиями.

Утром мы объяснились. Я получил очередной удар, узнав, что моя любимая ждёт ребёнка, моего будущего брата. Жизнь закончилась для меня. Меня предали два любимых человека. Моя драгоценная матушка умерла, узнав про связь отца с Элиз. Её сердце не выдержало, она покинула этот мир.

Вот так. Теперь я здесь уже два года.

– Да, брат. Теперь я понимаю, что ты чувствуешь, когда говоришь о женщинах.

– Ладно, заболтал я тебя, но спасибо, что выслушал. Ты первый, кому я всё это рассказал. Видно, так накипело. Давай твою проблему решать.

– Давай. Что будем делать?

– Ты, вроде, хотел почту разнести?

– Ну, да, хотел.

– Держи письмо. Там в углу картуз почтовой, одевай и иди по адресу.

Парамон Синица поблагодарил Кузьму, который стал как-то очень симпатичен ему, вышел из почты и отправился на свидание с означенной особой.

Парамон пока не знал, как будет действовать, нужно было присмотреться, изучить эту женщину. Но как к ней попасть? Сколько времени на это уйдёт? Времени не было, всё должно было закончиться самое позднее через три дня. Подпоручик отправился по адресу, постоять, осмотреться, может, повезёт и удастся познакомиться с Ольгой.

Глава 8

Особняк на улице Святого Георгия, в котором жила Ольга, выглядел очень мило. Он был небольшой, но внешне не смотрелся ущербно. Казалось, он как платье подходил по размеру хрупкой женщине. Розовый с жёлтым, дом как будто имел женское лицо: глаза, нос, губы. Дом улыбался и, словно, манил к себе. Вокруг зеленела листва. Открылась дверь, в палисадник выпорхнула изящная женская фигурка и направилась к воротам, ведущим на улицу.

Вот она эта женщина! У Парамона сжалось сердце. Почему-то сразу он почувствовал, как её энергетика волнами настигла и окутала его. «Она своя. Мы могли бы быть вместе!» Что-то родное, отдалённо притягательное было в этой женщине. Она не была прекрасна, скорее по-женски привлекательна, но даже не это пленило бывалого разведчика. Синица на своём веку повидал врагов и знал, кто, на самом деле, по ту сторону, а кто по эту. Ольга не была врагом, это он почувствовал сразу. Но, тем не менее, нужно было выполнять задание, а заодно и прощупать ситуацию. Первым делом, вступить в контакт. Просто так, на улице, это сделать невозможно, очень уж по-разному они выглядели. Значит нужно придумать что-то другое… «Думай, Парамон, думай!»

Ольга, тем временем, решительно удалялась от дома. В другой ситуации можно было бы не спеша проследить за женщиной, «поводить», как говорят профессионалы, но у Парамона были достаточно сжатые сроки. «Нужно предпринять что-то, перед чем не устоит ни одна женщина. Нужен подвиг в её честь, женщины – существа благодарные. Но где же взять подвиг среди бела дня в спокойном, тихом городе?» Пока Парамон мучился этими раздумьями, ответ не заставил себя долго ждать. В сторону Ольги по улице трусила бричка, судя по монотонному движению, кучер мирно дремал. Парамон знал, как заставить лошадь встать на дыбы и напугать любого, кто окажется рядом. Быстро перебежав улицу, Синица поравнялся с лошадью и приготовился сделать неуловимое движение, которое заставило бы лошадь возмутиться. Вот уже до женщины несколько метров, лошадь опасливо косилась на незнакомца и недовольно пофыркивала. Расстояние сокращалось. Вот сейчас, ещё несколько секунд. Главное – правильно угадать момент, лошадь должна быть в самой ближайшей точке к жертве, чтобы та оказалась как бы под крупом вставшей на дыбы лошади. Парамон знал это состояние, так как ему приходилось бывать в этой передряге. Данная ситуация осложнялась лишь тем, что он должен был успеть вытащить женщину, пока кобыла не нанесла ей увечий. Конечно, риск был, но иного случая отличиться перед Ольгой юноша не видел. Волнение нарастало, остались метры, секунды. Вдруг… Парамон даже не понял, что произошло: Ольга вскрикнула, оступившись, неуклюже взмахнула руками и упала. Не успев понять, что же могло случиться, Парамон бросился к женщине: