«Времена были нескучные!..» 1 том

– Барин, ты сядь в коляску, замараешься. На бал все ж едешь, не гоже, поди, это.

– Да брось, мужик, я боевой офицер, меня грязью не испугаешь.

Загряжский уперся плечом в угол коляски, качнул и вместе с испуганной лошадью вытащил ее на мостовую. Отряхивая колени, полковник заметил стоящую позади, саженях в тридцати, другую коляску. Никакого движения рядом с ней не происходило. «Странно, – подумал полковник, – с чего бы экипажу на мосту стоять? Пассажиров здесь не найдешь, высаживать тоже неудобно. Странно».

Когда коляска тронулась, Загряжский высунулся и посмотрел назад. Экипаж тоже тронулся, но расстояния не менял. Полковника осенило: «Кажется, началось». Еще несколько раз за дорогу Иван Александрович оглядывался назад.

Вскоре показался дворец Липхарта. Это было эклектично построенное здание в стиле, определить который не взялся бы ни один знаток. Здесь была и высокая готика, и барокко, и рококо, и что-то особенное, присущее только индивидуальному стилю архитектора. Высокие резные окна чередовались с маленькими окошками-бойницами, красивые фрески были увиты плющом, каждая угловая башенка заканчивалась флюгером, с крыши по навесному мосту можно было попасть в почти игрушечную часовенку, которую венчал колокол. Все здесь создавало впечатление чего-то сказочного, но в то же время угрожающе вечного, монументального. Забор замка – это отдельное произведение искусства. Он по частям заказывался лучшим голландским кузнецам, поэтому ни один пролет его не повторялся: рядом соседствовали и лесные звери, и рыцари, и герои сказок и сказаний.

Загряжский засмотрелся на всю эту красоту, но она была наполнена непонятным чувством тревоги. Почему? Откуда? Чувство щемило, не давало взгляду успокоиться. Вдруг Загряжского словно молния ударила: он увидел то, чего меньше всего хотел бы увидеть. Каждая верхняя выступающая деталь забора заканчивалась неизменной пирамидой, из центра которой на полковника смотрел глаз. Это был знак, знак масонов. «Ну, я попал. Заманили в масонское логово. Может, не ходить? Тогда что, я струсил? Ну, нет, господа масоны. Мы с вами еще посмотрим, кто кого».

Коляска остановилась у ярко освещенного входа, кругом били фонтаны, газоны по-европейски подстрижены, по ним гордо шагали павлины, так, будто и этот дворец, и фонтаны, и газон были созданы только для них. Загряжскому вдруг стало смешно. Эти павлины так походили на напыщенного Гольдберга.

Коляски подъезжали одна за другой. Из них выходили шикарно одетые дамы, прически которых были сродни архитектурным сооружениям.

Надо отметить, что современные модницы совсем дети по сравнению с придворными модницами XVIII века. Те не жалели денег и были готовы отдать себя в жертву парикмахеру, который подобно кулинару, архитектору, живописцу создавал шедевр из волос, шиньонов, париков, проволоки, цветов, фруктов и даже живых пернатых. Строение достигало метра в высоту, с ним приходилось спать, полусидя-полулежа, мыть голову было не принято. Можно догадаться, что плодилось в голове при таком уровне гигиены. Когда очень чесалось, то это делали специальными палочками, которые вместе с веером висели на руке каждой придворной модницы.

Русское поместное дворянское общество, надо сказать, было более скромно и менее вычурно, но и здесь встречались свои экземпляры. Вот такие экземпляры и наблюдал Загряжский у замка Липхарта. Дам сопровождали кавалеры в мундирах с позументами, муаровыми лентами на слегка округлившихся животах. Всех их по очереди поглощали двери замка, откуда призывно звучала музыка.

К входу подъехала очередная коляска. Кучер суетливо подбежал к дверце, открыл её и подал руку даме, которая легко спрыгнула на землю.

Полковник, сам не понимая почему, не мог оторвать от нее взгляд. Что-то в ней показалось ему знакомым.

– О, Боже, только не это! – чуть ли не вслух простонал он.

Загряжский узнал эту женщину. Когда-то он имел с ней очередную интрижку, как ему казалось, ни к чему не обязывающую, хотя был влюблён в ее сестру. Роман оборвался внезапно, как и начался. С бывшей любовницей Загряжский остался так называемым «другом», но мы-то знаем, какой «друг» из покинутой и обманутой женщины. Прошло много лет, а Ольга Алексеева (так звали эту женщину), по слухам, всё ещё была не замужем. Поговаривали, что родила сына, и время от времени напоминала о себе Загряжскому какими-либо мелкими колкостями. Хотя надо отдать ей должное: время нисколько не тронуло её. Она была так же легка, нежна и красива, как и раньше, чего невозможно было сказать о её сестре, у которой на лице было написано, что она мать троих детей.

Загряжский отпрянул в тень. Встречаться с Ольгой не входило в его планы. Ольга быстро и решительно вошла в замок, двери за ней закрылись, полковник облегченно выдохнул: «Теперь можно и войти, не встретиться бы только с ней, надо быть повнимательнее. Да что это я, в конце концов? Испугался женщины? Когда это я их боялся? Но всё равно надо быть аккуратнее». С этими мыслями Иван Александрович двинулся к дверям замка и вдруг нос к носу столкнулся со своим старым боевым другом Иваном Забугой.

– О, и ты здесь, Загряжский? Хотя чего я удивляюсь, ты ведь всегда там, где может наметиться очередная интрижка.

– О чём ты, друг?

– Я о шерше ля фамм.

– Какой «ля фамм»? Тут жизнь на волоске висит, а ты «ля фамм».

– Да. Должно случиться что-то, ну, очень страшное, чтобы ты изменил своим привычкам.

– Ты прав, абсолютно прав, Забуга. Я, действительно, в затруднительном положении и не знаю, что мне делать.

– Ха-ха-ха! Неужели очередной рогатый муж лишил тебя всех радостей жизни?

– Смеёшься? А мне не до смеха… У меня проблема, и мужья тут совершенно ни при чём, тут уже политика, – Загряжский глубоко задумался.

– Политика? – удивился Забуга. – Что ты имеешь в виду? Как ты, боевой офицер, умудрился ввязаться в политику?

– Забуга, я давно тебя знаю, знаю, что ты попусту болтать не будешь, поэтому расскажу тебе свою невероятную историю. Представь себе, еще два дня назад ничего не предвещало беды…

Довольно быстро Загряжский изложил другу всё. Забуга присвистнул.

– Да, полковник, ситуация, стало быть. Ну, и что ты думаешь делать?

– Если бы я знал… Однако, я не трус и пасовать перед обстоятельствами не намерен.

– Но эти люди? Ты даже не представляешь, какие у них возможности.

– Да, не представляю и даже не хочу представлять. Меня турецкие ятаганы, польские алебарды, кавказские сабли не испугали, а тут горстка напыщенных индюков.

– Там враг явный, Загряжский, и ты с ним в открытой битве, ваши силы равны. А дальше – кому больше повезет. А здесь ты один на один с целой тайной организацией, и я сомневаюсь, что ваши силы равны.

– Но, ты же знаешь, кто у меня за спиной.

– Знаю. Но в данных обстоятельствах это не аргумент. Боюсь, ты просто пешка в чьей-то политической игре, – вздохнул Забуга.

– И что же мне делать теперь, Иван?

– Ох, если б знать… Что делать? Бежать тебе нужно, Загряжский, вот что.

– Я не трус, я никуда не побегу. Ты понимаешь, что ты мне предлагаешь, Забуга?

– Не горячись, друг. Давай рассуждать здраво. Ты можешь сейчас изменить ситуацию в свою пользу?

– Боюсь, что нет. Но какое это имеет значение? Я готов умереть с честью, -твёрдо сказал Загряжский.

– Ох, друг мой, при чём здесь честь? Неужели ты и вправду думаешь, что смерть поможет тебе сохранить её? Тебя оболгут, обольют помоями, вытащат наружу всё грязное бельё, а труп потом выкинут на свалку. Так что не надо геройствовать, это всё равно никто не оценит, а на том свете тебе уже будет всё равно. Мой тебе совет – беги! Но беги так, чтобы это не выглядело как побег.

– Ну и задача. Как же так можно убежать?

– У меня есть одна мыслишка. Пойдем внутрь, полковник, выпьем шампанского, и я тебе изложу свой план.

Друзья вошли в логово российского масонства. Сама по себе ситуация была дикой. Вместо того, чтобы бежать подальше от этого дома, который скрывал в себе опасность для жизни, Загряжский шёл туда, чтобы именно там выработать план побега оттуда. Но, видно, такова воля Господа, а в Бога Загряжский свято верил.

В замке была огромная парадная зала. Ярким светом пылали несколько тысяч свечей, и этот свет будто бы плясал под аккомпанемент оркестра, который играл где-то наверху, на балконе. Музыка лилась волшебная, сказочная, обволакивающая. Пестрая толпа кружилась под музыку, лиц было не различить, только платья, парики, веера, мундиры…Одна пара, другая, третья… И снова,.. и снова,.. и снова… Загряжский заволновался: «Как же избежать встречи с Ольгой? Пожалуй, стоит держаться в тени».

– Пойдем, друг мой, что ты встал? Это же не поле боя, это бал. Здесь надо веселиться, – сказал Забуга.

– Да-да, пойдём. Только давай без излишеств, я должен контролировать ситуацию.

– Как скажешь. Вот и шампанское.

К друзьям подошёл лакей с подносом хрустальных бокалов, наполненных любимым напитком русской аристократии. Едва друзья успели чокнуться и пригубить шампанское, как рядом оказался хозяин дома.

– Приветствую вас, господа, рад видеть вас у себя! Добро пожаловать в моё скромное жилище.

– Добрый вечер, господин Липхарт. Что Вы называете скромным жилищем? В Вашем доме спокойно разместились бы два гусарских полка вместе с лошадьми и обозами. А в этом зале они вполне могли бы тренироваться в выездке, – заметили офицеры, перебивая друг друга.

– Господа, благодарю за остроумие, вы меня очень насмешили. Никогда так не думал о своём доме, но это хорошая идея. В случае необходимости я обязательно предложу свои услуги, – Липхарт искренне засмеялся. – Господа, разрешите вам представить мою дочь: баронесса Ульрика Еувфрозиния фон Поссе. Здесь с мужем, тоже офицером, бароном Морицем фон Поссе. Возможно, вы с ним встречались по долгу службы. А уж с нашим именитым родственником, кузеном барона фельдмаршалом Михаилом Богдановичем Барклаем-де-Толли встречались наверняка неоднократно. Мы ожидали было его приезда…

Фон Липхарт продолжал светский разговор, но Загряжский его уже не слышал. Все звуки, всё, что окружало, перестало для него существовать, как только он заметил, что к барону подошла девушка. Она скромно стояла рядом с отцом. Перед полковником было видение, сон, мечта… Это было то, что он меньше всего ожидал здесь увидеть. Именно эту девушку он встретил в парке перед поездкой в дом Гольдберга. Видение было недосягаемо прекрасным и, в то же время, бесконечно женственным и притягательным. В её внешности, в её фигуре не было ни одного изъяна, но это было не главное. Главное было в чём-то другом, неуловимом, в чём – этого Загряжский объяснить не мог, но одно он понял абсолютно точно: он понял, что пропал. Без этой прелестной женщины жизнь для него теряла смысл.

Офицеры щегольски подтянулись и щелкнули каблуками. Юная баронесса учтиво протянула маленькую белую ручку, которую они по очереди поцеловали.

– Сударыня, для нас огромная честь быть Вам представленными. Ваш покорный слуга – Забуга Иван Иванович, а это мой друг – Загряжский Иван Александрович.

Полковник не мог проронить ни слова, язык его будто стал весить два пуда. «Да что ж это такое, как мальчишка дар речи потерял, глаз толком поднять не смею. Еще только покраснеть не хватало. Стыдись, Загряжский! Ты ли это, ловелас и повеса? Так потеряться перед девчонкой? А ну-ка, возьми себя в руки!»

– Мне тоже очень приятно, господа, как вам у нас? – произнесла Ульрика мелодичным голосом с едва уловимым приятным акцентом.

Загряжский почувствовал, что у него начинает кружиться голова.

– Великолепно, лучшего бала мы не видели даже в столице, – улыбаясь, произнес Забуга.

– Дитя моё, – вмешался фон Липхарт, – а где же Ваш муж?

– Развлекает генерала, а в большей степени – его супругу. Она такого размера, что из всех танцев даже хоровод ей не подойдёт.

– Будьте снисходительны, Ульрика. Это нормально для хозяев: каждого гостя не оставить без внимания.

– И при этом оставить без внимания собственную жену.

Фон Липхарт хотел что-то ответить, но вмешался вдруг очнувшийся Загряжский:

– Я прошу прощения. Сударыня, если Вас это утешит, то мы можем составить Вам компанию. Вы не возражаете, барон?

– Буду вам только признателен, господа. Моя дочь ещё совсем молода, и ей, конечно, гораздо приятнее будет общаться с вами, молодыми офицерами.

– Молодыми? Вы нам льстите, господин Липхарт. Но, впрочем, спасибо, – засмеялся Забуга.

– А за сим, господа, разрешите мне откланяться. Пойду к гостям. Не скучайте, дитя моё.

Липхарт ушел. В это время заиграли мазурку.

– Сударыня, разрешите Вас пригласить на танец! – почти хором воскликнули офицеры.

– Ха-ха-ха! Вы симпатичны мне оба, но боюсь, что втроём нам будет немножко сложно танцевать.

– Тогда выбирайте, сударыня, – сказал Забуга.

– Ну, рассказывайте мне свои подвиги, господа офицеры, а я посчитаю и выберу.

– Вы это серьёзно? – растерянно спросил Забуга.

– Конечно, должна же я как-то сделать выбор.

– Сударыня, на это не хватит и дня, – начал было Загряжский, но вдруг в глазах Ульрики он увидел едва уловимые смешинки. Ему стало так спокойно, как, наверное, бывает человеку за минуту до смерти, когда грехи уже отпущены и впереди вечность со Всевышним.

Иван Александрович решил поддержать игру:

– А впрочем, слушайте. Мой офицерский путь начался…

Ульрика засмеялась, взяла Загряжского под руку:

– Пойдемте, полковник, Вы меня убедили.

– А как же я? Мне тоже есть, что рассказать.

– Успокойтесь, сударь. Вы, наверняка, тоже хороши, но Ваш приятель хотя бы начал.

Раздались бравурные звуки мазурки, и пары полетели по кругу в головокружительных па. Ах, эти прелестные ножки дам, так соблазнительно порхающие под слегка приподнятым краем платья, разгоряченные порозовевшие щечки, приоткрытые нежные губки, сияющие от счастья и сознания собственной неотразимости глазки, порой обещающие так много в мимолетном кокетливо выстрелившем взгляде, который точно попадает в восхищенное мужское сердце! А эти мимолетные касания рук, заставляющие улетать сердца в неведомые дали и пространства в ожидании блаженства, которое эти прикосновения обещают впереди.

Отзвучали последние аккорды, танец закончился. Разгоряченная танцем пара вернулась туда, где перед началом мазурки стоял Забуга. Офицера там не было. Загряжский поискал его глазами, не нашел, облегченно вздохнул. Друг, определенно, мешал ему. Таково было желание полковника: остаться наедине с этой потрясающей женщиной. Ещё одно достоинство, которое приобрела Ульрика в глазах Загряжского – это умение красиво и тонко шутить. Качество, редко присущее женщинам. Загряжский чувствовал себя в её присутствии очень комфортно, скованность первых минут знакомства прошла, хотелось говорить и говорить. Снова зазвучала музыка, но танцевать уже не хотелось.

– Сударыня, не хотите ли выйти на воздух?

– В саду есть тихая беседка. Мы можем пойти туда.

Вечер был чудесный. Последние тёплые дни осени, напоминающие об ушедшем лете. Месяц светил на землю так, будто хотел один осветить весь мир. Звёзды подмигивали, объединялись в хороводы и водили эти хороводы по темному ночному небу, вовлекая в этот фантастический танец всё окружающее. Загряжский понял, что у него кружится голова не то от выпитого шампанского, не то от присутствия рядом женщины.

Полковник привык к женщинам. Их в жизни драгуна было множество. Сначала он их считал, даже вел записи, оценивал их, сравнивал между собой, потом плюнул и перестал, так как смысла в этом не было никакого, а количество женщин неумолимо росло. Не то, чтобы он их коллекционировал, любая его связь начиналась биением сердца, ударом в голову, цветами, шампанским и всем, что сопровождает романтические отношения. Всех их он уважал и, по-своему, ценил, гордился их успехами, сочувствовал и поддерживал в трудную минуту, но к этой женщине, которая сейчас была с ним рядом, он испытывал совершенно иные чувства. Банальности говорить не хотелось, душа рвалась к неведомым и непроизнесенным еще никому словам. С чего начать? О чем говорить? Ульрика сама спасла положение.

– Господин Загряжский, чудесный вечер, Вы не находите?

– Да, Вы правы, вечер действительно чудесный.

– Предложите мне руку, полковник.

– О, простите, как же я сам не догадался? Прошу Вас, сударыня.

Щелкнув каблуками, Иван Александрович предложил даме руку. Так они медленно двинулись по выстеленным гравием дорожкам парка. Ещё несколько дежурных фраз, положенных в данных условиях. Неожиданно Ульрика заговорила быстро и горячо:

– Послушайте, полковник, у нас мало времени, нас начнут искать, если мы вскоре не вернемся. Я должна что-то сказать Вам. Я помню нашу первую встречу два дня назад в сквере неподалеку от дома Гольдберга. Не знаю почему, но Вы запомнились мне. Сначала Вы разговаривали с господином Азаровым, он знаком мне. Потом он усадил Вас в экипаж, и Вы направились в сторону дома Гольдберга. Через некоторое время Вы пробежали мимо меня, но я Вас заметила. Вы были чем-то очень озабочены. Я не сомневалась, откуда Вы вышли, и знала, что туда несколько минут назад направился мой отец. Также мне известно, что за фрукт Гольдберг. Мне показалось очень странным то, что Вы, бравый гвардеец, после встречи с ним, были явно испуганы. Кроме того, Вы явно не входите в круг общения Гольдберга. Я подумала, что надо узнать о том, что произошло между вами. Когда подошел отец, я спросила у него, что за офицер, с которым он встретился в доме. Он ответил, что это полковник Загряжский, известный ловелас, кутила, забияка, сейчас он в очень затруднительном положении, очень жаль его – храбрый, отважный боец, но вряд ли справится с ситуацией. Полковник, Вы мне симпатичны, я хочу Вас предупредить: если можете, откажитесь от своих обязательств Гольдбергу. Я не знаю, какие у Вас были договоренности, но откажитесь, бегите от него, он страшный человек.

Загряжский совершенно не ожидал, что эта пленительно красивая, юная женщина еще и настолько умна и проницательна, что с одного взгляда поняла всё и так верно оценила ситуацию.

– Спасибо Вам, дорогая баронесса, я очень тронут Вашей заботой, но боюсь, что уже поздно, ничего изменить нельзя. Кроме того, я в любом случае погиб. Это не зависит от моего решения.

– Не говорите так, полковник. Выход всегда есть. Если Вы разрешите, я попробую Вам помочь. Только мне надо знать, в чем дело.

– Я не понимаю, почему Вы хотите мне помочь, мы с Вами едва знакомы.

– Поверьте, я хочу помочь Вам из самых чистых побуждений.

Они возвращались ко входу в замок и вдруг увидели, как им навстречу нервными шагами направлялся мужчина.

– Это мой муж. Я же говорила, что нас начнут искать. Давайте договоримся: завтра в полдень я буду гулять с дочерью в том же парке, приходите, поговорим.

Приблизившись к ним, мужчина сердито заговорил:

– Дорогая, ну, где же Вы? Я Вас везде ищу.

– Полно, дорогой, мы с полковником только вышли на воздух. Он успел мне лишь пару армейских историй рассказать, не более. Кстати, познакомьтесь: полковник Загряжский Иван Александрович, мой муж – барон Мориц фон Поссе.

– Очень приятно, полковник.

Мужчины обменялись рукопожатием, Загряжскому показалось – чересчур сильным.

– Однако пойдем, дорогая. Прошу прощения, полковник, я заберу у Вас свою жену.

– Честь имею.

– До свидания, полковник, – сказала Ульрика, едва опустив веки.

Загряжский понял этот знак.

Супруги ушли. Загряжский остался один. Он чувствовал себя очень странно, не понимая, что происходит. Но он знал точно, завтра он придет в полдень в городской парк. Во-первых, он хотел увидеть Ульрику еще, а во-вторых, было очень интересно: почему же она хочет помогать. Это было приятно, но и очень странно, в этом была какая-то тайна, а тайны не входили в планы полковника.

– Да, потрясающая женщина, – произнес Загряжский.

– Это ты, конечно, про меня, Иван?

Полковник вздрогнул. Он понял, что последнюю фразу сказал вслух, но та, которая возникла рядом, совсем не радовала. Он так тщательно от нее прятался в течение всего вечера. Теперь она нашла его сама. Это была Ольга. «Боже, как не вовремя! Она видела нас или нет? Вряд ли, рядом растет густой розовый куст, он скрывает обзор. Она оказалась рядом случайно, ничего не видела. И все-таки, как же она некстати».

– Ты что, не рад меня видеть? Иван, а ты о какой женщине? Если о той, что сейчас вместе с молодым офицером вошла в дом, то я твой выбор одобряю.

– Ольга, дорогая, я всегда тебе рад, ты же знаешь. А эта дама, о которой ты подумала, замужем за офицером, уважаемым человеком. Неужели ты меня в чем-то подозреваешь?

– Боже мой! Разве для тебя наличие мужа когда-либо было преградой? Да, ладно, я не об этом. Просто я очень удивилась, увидев тебя здесь.

– Это я удивлен. Мы довольно далеко от Петербурга. Что ты здесь делаешь?

– Решила развеяться. Здесь спокойно, нет столичной суеты.

– А откуда ты Липхарта знаешь?

– Да, так, знаю. И вообще, хватит меня допрашивать. Пойдем в дом, холодно.

Полковник подал даме руку, и они медленно двинулись к дому.

«Зачем она здесь? Что ей от меня нужно? Ох, чувствую я, неспроста всё это», – думал Загряжский.

Ольга заговорила:

– Ты в родовом поместье когда был? А детей давно видел?

– Около года не был. Не доводилось. Я все больше в южных землях. Только теперь командировали сюда. Ждем следующего распоряжения.

– Я тоже давно сестру с племянниками не видела. Как они там?

– Да что с ними будет? Хозяйство крепкое, прислуга обученная, в двух верстах доктор живет. Что с ними может произойти?

– Да, я тут сон нехороший видела. Боюсь, как бы чего не вышло.

– Будет оказия, съезжу в отпуск, повидаюсь.

Войдя в дом, они оказались в плену венского вальса.

– Пойдем, потанцуем, полковник.

Пока кружились в танце, мысли Загряжского тоже кружились. Столько всего произошло в жизни полковника за последние два дня. Со всем этим необходимо было разобраться. Напоминание о детях отозвалось болью в сердце, он, действительно, почти год не видел многих дорогих ему людей. Надо попросить отпуск, в конце концов, он его заслужил. И надо как-то избавиться от Ольги, она опасна.

Вдруг Загряжский взглядом поймал Забугу. Тот стоял в компании трех немолодых дам, что-то рассказывал им, и все четверо громко хохотали. «Вот он – спасительный мостик».

– Дорогая, я вынужден тебя покинуть. Мне нужно вытащить друга из этого пансиона благородных старушек.

– Да, горбатого могила исправит. А я уже было позволила себе подумать, что мы уедем отсюда вместе.

– Тебе не стыдно? Это ты предлагаешь мне, отцу детей твоей сестры? Угомонись, что было, то прошло.

– Смотри, Загряжский, не пожалей, – Ольга быстро ушла.

Загряжский пытался проводить её взглядом, но она будто растворилась. Полковник вздохнул и решительно двинулся в сторону весёлой компании.

– Приветствую вас, милые дамы!

– Дамы, разрешите представить вам моего друга, бравого офицера, героя всех возможных битв, любимца женщин, Ивана Александровича Загряжского.

– Это имя очень знакомо, – сказала одна из дам.

– А эти глаза говорят о многом, не правда ли? – хохотнула другая.

Загряжский поддержал тему, рассказал вслед парочку смешных историй, извинился и отвёл Забугу в сторону.

– Слушай, друг, пока ты тут старушек развлекаешь, я попал в конфузную историю.

– Это не просто старушки. Это придворные фрейлины Ее Императорского Величества: Чернышова, Воронцова и Разумовская.

– Да ладно, Бог с ними. Слушай меня.

Загряжский быстро изложил суть дела.

– Да, дела! И что ты думаешь предпринять?

– Думаю, что пойду завтра в парк.

– А ты не боишься, что это провокация и заговор? – задумчиво спросил Забуга.

– Не вижу смысла. Избавиться от меня можно проще. Зачем столько интриг?

– Ну, смотри, как знаешь.

Загряжскому вдруг очень захотелось увидеть Её. Он стал искать Ульрику глазами. Танцевальный зал, колоннада, лестница. Нет, нигде не видно. Вдруг на балконе он увидел интересную сценку: Ольга стояла вместе с Гольдбергом, что-то горячо объясняла ему и указывала в сторону Загряжского. «Так она и с Гольдбергом знакома. Что она может ему про меня рассказывать?» Гольдберг внимательно слушал, кивал, потом произнес какую-то фразу очень уверенно и жёстко. Ольга хотела что-то возразить, но Гольдберг резко осёк её. Ольга заплакала, закрыла лицо руками и скрылась с балкона. «Что-то здесь не чисто, – подумал полковник, – ох, не нравится мне это».

– Ты это видел, Забуга?

– Что я должен был видеть?

– Ну, разговор на балконе?

– Какой разговор, о чём ты?

– Ну, эти двое: Ольга и Гольдберг. Они обо мне говорили.

– Друг мой, по-моему, у тебя паранойя.

– Да нет, Забуга, ты не понимаешь. Я видел своими глазами, Ольга говорила что-то, показывала на меня, потом заплакала.