bannerbanner
Маленькие трагедии. Сборник
Маленькие трагедии. Сборник

Полная версия

Маленькие трагедии. Сборник

Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

Она взяла одежду, пошла в туалет, переоделась, вернулась, вошла в купе и закрыла за собой дверь.

Юра остался у окна напротив купе. Окно было закрыто, и звук идущего поезда не был таким жёстким и мощным, как когда он стоял у открытого окна. Но ощущение силы, бодрости, скорости, радости было хотя и не сильным, но ясным и приятным.

Он стоял и смотрел в окно примерно час. Потом он вошёл в купе.

Все трое, Сергей Сергеевич, Анна Павловна и Аня, спали.

Аня лежала на боку, отвернувшись от стенки и очень близко к краю полки.

Юра был такого роста, что, когда он подошёл к Ане, их лица оказались близко друг от друга. Он ощутил её дыхание. Он просунул руку ей под бок и сделал так, что её тело перекатилось по руке и улеглось на другой бок подальше от края полки. Она не проснулась и что-то пробормотала.

Он залез на свою полку, туалетные принадлежности и одну из книг, лежавших на постели, переложил на сетчатую полочку, вделанную в стенку, а другую книгу, улёгшись на спину, стал читать. Примерно через четверть часа в нём словно сработал часовой механизм, отключивший мозг и закрывший глаза. Он успел только положить книгу на сетчатую полочку и мгновенно и очень крепко уснул.

Поезд ровным, монотонным движением усыпил почти всех, кто в нём находился. По вагону шла проводница. В тамбурах и коридоре никого не было. В тех купе, двери которых не были закрыты, были видны спящие люди.

Поезд шёл неутомимо, мощно, ровно. Был мягкий, тёплый, немного тяжёлый день в конце лета. В вагоне было душно.

Проводница открыла три окна в коридоре и ушла в служебное купе. Ей тоже хотелось спать, но она привычно преодолела сон и сидела на полке, откинувшись к стенке, сложив руки под грудью и напевая.


2


Аню разбудил разговор Анны Павловны и Сергея Сергеевича. Они обедали. На столике была расстелена газета, на ней лежали яйца, куски курицы, колбасы, хлеба, помидоры, огурцы, яблоки, стояла банка с маслом.

Их разговор разбудил Аню не оттого, что он был громкий (они специально старались говорить тихо, чтобы не разбудить Аню и Юру), но оттого, что он был злобный.

Ссора была такой. Сергей Сергеевич, задумчиво поглядывая в окно, намазал кусок хлеба маслом и, не вытерев нож, стал разрезать помидор.

– Что ты делаешь! – жёстким шёпотом сказала Анна Павловна. – Ты думаешь, что ты делаешь, или нет! Кто это ест помидор с маслом!

Сергей Сергеевич с силой бросил нож на стол и тоже шёпотом и с яростью глядя на Анну Павловну сказал:

– Дашь ты мне когда-нибудь спокойно поесть!

– Что за человек! Что за невозможный человек! – шёпотом сказала Анна Павловна. – Нельзя сделать замечание. Что я тебе такого сказала! Тебе ничего нельзя сказать! Ты сразу кричишь!

– Это ты кричишь! – сказал Сергей Сергеевич.

Они замолчали. Анна Павловна продолжала есть, а Сергей Сергеевич отвернулся от неё и злобным взглядом смотрел в окно.

«Как они не любят друг друга! – удивлённо подумала Аня. – Как не любят!»

Она лежала на спине, положив руки на живот. Ей было жарко и очень хотелось есть и пить.

Она протянула руку к Юре и толкнула его.

– Юра, проснись, – сказала она.

Юра проснулся и, взъерошенный, вспотевший, посмотрел на неё одурманенными глазами.

– Что? – спросил он.

– Хватит спать, ночью не заснёшь, – сказала Аня.

– А сколько времени?

– Два.

Юра перевернулся на спину и неподвижно пролежал несколько минут, отдыхая и остывая. От сна в душном купе сделалась несвежей голова и побаливали мышцы.

«Сейчас пивка хлебну, сжую чего-нибудь, – подумал он. – Пиво тёплое, но чёрт с ним, другого всё равно нет. Анька наверняка тоже голодная. Скоро там эти друзья столик освободят?».

Он посмотрел вниз. Анна Павловна медленно жевала. Сергей Сергеевич смотрел в окно.

«С этими ребятами, чувствую, толку не будет», – подумал Юра.

Он перегнулся вниз, поднял к себе на полку бутылки с пивом и лимонадом и пакет с едой, полусел, прислонившись к торцевой стенке купе, открыл бутылку лимонада, зацепив край пробки за крючок, вделанный в стенку, и резко дёрнув бутылку, и отдал её Ане.

Аня устроилась у себя на полке так же, как Юра, взяла у него лимонад и отпила за раз почти половину бутылки.

– Пить охота, – запыхавшись от питья из горлышка в неудобном полусидячем положении, сказала она.

Юра расстелил пакет у себя на коленях, и они стали есть. Юра подавал Ане то, что она просила, и она ела, запивая лимонадом.

Обычно за едой они разговаривали. Точнее, говорила Аня, а Юра изредка рассеянно поддакивал. И теперь она, полусидя на полке, с бутербродом в правой руке и бутылкой в левой, медленно жуя и задумчиво глядя перед собой, вдруг вспомнила вчерашний разговор о том, брать или не брать с собой осенние туфли на случай дождя и слякоти. Тогда они решили их не брать и не взяли. Но сейчас Аня вдруг подумала, что зря они их не взяли. Потому что, во-первых, хотя мама и сказала по телефону, что у них хорошая погода, но она сказала это позавчера, и с тех пор погода вполне могла испортиться; во-вторых, даже если погода у мамы всё-таки не испортилась, дождь вполне может их встретить, когда они будут возвращаться домой; и, в-третьих, даже если погода будет сухая всё время, пока они ездят туда-сюда, туфли вполне можно было взять на всякий случай, потому что в чемодане всё равно осталось место.

И как только Аня подумала об этом, у неё возникло желание сказать всё это Юре.

– Послушай, Юра, – начала она и повернула голову, чтобы проговорить всё остальное.

Но в этот момент в поле её зрения вошли Анна Павловна и Сергей Сергеевич, и её словно обожгло.

Аню поразило чувство, которое она испытала. Ей не удалось повести себя просто и обыкновенно в присутствии этих людей. Её инстинктивный порыв сказать Юре то, что пришло ей в голову, натолкнулся на жёсткий, грубый запрет.

Это было тяжёлое чувство раздражения и брезгливости. Подобно тому, как человек, хотя для него естественно дышать, брезгуя зловонным воздухом, сдерживает дыхание.

И это чувство сильно нарушило состояние, в котором она до сих пор находилась. Состояние радости от того, что она едет к отцу, матери и дочери, и состояние боли и страха от того, что надо что-то решать насчёт ребёнка. Она резко замкнулась и помрачнела.

– Что? – спросил Юра.

– Ничего, – сказала Аня.

Она доела бутерброд, допила лимонад, слезла с полки и вышла из купе.

Сергей Сергеевич и Анна Павловна кончили обедать. Анна Павловна отнесла мусор в маленькое отделение в конце вагона. Там есть мусорный ящик, и она выбросила в него мусор. Когда она возвращалась в купе, навстречу ей вышел Юра. Он тоже нёс мусор. Он закрыл за собой застеклённую дверь, отделяющую маленькое отделение от вагона, выбросил мусор в ящик, открыл окно и закурил.

Аня стояла в коридоре напротив своего купе и смотрела в окно. Анна Павловна остановилась возле неё.

– Я смотрю, у вас муж такой заботливый, – сказала она. – И накормил вас, и убрал сам. Молодец.

Аня посмотрела на неё, растерянно улыбнулась и снова отвернулась.

– Вы давно женаты? – спросила Анна Павловна.

– Да, четыре года, – сказала Аня.

– А дети у вас есть?

– Есть. Дочка.

– И сколько ей?

– Через месяц будет три.

– А зовут её как?

– Оля.

– Да? Мою дочь тоже зовут Оля. Только ей скоро будет тридцать три. – Она произнесла это так, как естественно женщине говорить о взрослой дочери: с гордостью, нежностью и радостью. Но такой тон её голоса был неожиданным для Ани. Она удивлённо посмотрела на Анну Павловну.

– Что вы смотрите? – сказала Анна Павловна.

– У вас такая взрослая дочь! – сказала Аня.

– Мне самой не верится, – сказала Анна Павловна и засмеялась. – А куда вы едете? – спросила она.

– К моим родителям. За дочкой. Она всё лето была у них.

Если бы Аня не знала об Анне Павловне то, что она знала, или если бы она знала о ней что-нибудь кроме того, что она знала (Анна Павловна была вполне нормальная во всём, за исключением отношений с мужем), она непременно заинтересовалась бы тем, что они едут в один город, что у них обеих там дочери, что обеих дочерей зовут Ольга; и ей было бы забавно, что дочь, то есть что-то маленькое, беспомощное, страстно трогательное, может быть взрослой, даже старше её самой, женщиной. И она бы долго говорила об этом с Анной Павловной. Она рассказала бы о себе, о Юре, о дочери, о родителях. Она дала бы адрес и пригласила бы непременно приходить в гости. Она бы спросила, не нужно ли чем-нибудь помочь дочери Анны Павловны. Всё-таки она живёт одна, и вполне может быть нужно чем-нибудь помочь. А если нужно, то можно устроить, потому что её отец хотя сам не начальник, но у него весь город друзья-приятели, и главный милиционер, и главный пожарник, и в исполкоме, и в горкоме, и они всегда, если он попросит, помогут.

То есть Аня вела бы себя, как естественно вести себя в такой ситуации нормально воспитанной, здоровой, простодушной женщине. Но она снова испытала угнетающий, болезненный запрет вести себя естественно и свободно. Она отодвинулась от Анны Павловны и молча смотрела в окно.

А Анна Павловна, вспомнив о дочери, нежно улыбалась, и эта улыбка любви на её изуродованном нелюбовью лице была страшной, как гримаса.

Юра выкурил сигарету и вернулся в купе.

Сергей Сергеевич лежал на полке и читал «Футбол-Хоккей».

– Вы слышали, кто будет тренером сборной? – спросил он.

– Нет, не слышал, – ответил Юра.

– После провала на Олимпиаде Бескова, как это у нас принято, попрут, – сказал Сергей Сергеевич. – Вы видели матч с ГДР?

– Да. Тяжёлый случай.

– Остолопы! – воскликнул Сергей Сергеевич. – Остолоп на остолопе и остолопом погоняет! Это же детский сад! Молокососы! Они, видите ли, много забили Кубе, переутомились и не смогли как следует сыграть с ГДР! Лепет грудного младенца! Не было у нас футбола, нет и не будет! Вы не согласны?

Юра пожал плечами. Он стоял между полками и смотрел в окно. Мимо окна на фоне неба, деля его на неравной ширины параллельные полосы, непрерывно текли провода. Они текли, опускаясь вниз, затем, достигнув минимума, мягко поворачивали вверх и вдруг жёстко натыкались на вертикальный столб, к которому крепились. Столб стремительно проносился мимо, и провода снова лились плавно, сначала опускаясь, потом поднимаясь. Это было, несомненно, красиво: плавно вниз – плавно вверх – столб, плавно вниз – плавно вверх – столб… И так до бесконечности.

– Вы знаете, сколько весит этот вагон? – спросил Сергей Сергеевич.

– Тонн пятьдесят, – рассеянно ответил Юра.

– Тридцать шесть, – сказал Сергей Сергеевич. – Я, когда садился, специально посмотрел. На нём написано. И мест в нём тридцать шесть. Вот дурость, честное слово! А потом выступает по телевизору президент Академии наук и говорит, что в стране дефицит металла. В Японии вагоны давно делают из пластмассы.

– Бывали? – спросил Юра.

– Что?

– Бывали в Японии?

– Нет. Один человек рассказывал.

Юра залез на свою полку и стал читать книгу. Сергей Сергеевич вышел в коридор.

Анна Павловна и Аня стояли у окна напротив купе. Сергей Сергеевич встал у соседнего окна и разговорился со стоявшим там пассажиром.

– Вы знаете, сколько весит это вагон? – спрашивал Сергей Сергеевич.

– Что-нибудь тонн пятьсот, – отвечал пассажир.

– Тридцать шесть!

– Что вы говорите!

– И мест в нём тридцать шесть. Улавливаете?

– Признаться, не совсем.

– Ну как же! Тонна металла только для того, чтобы прокатить одного человека! А потом выступает президент Академии наук и говорит, что в стране дефицит металла. Это же смешно!

Аня вошла в купе, закрыла за собой дверь, залезла на полку, улеглась на спину и стала читать книгу. Примерно через четверть часа она отложила книгу, закрыла глаза, положила правую руку на грудь и простонала.

Юра очень быстро, не больше чем за десять секунд, спрыгнул с полки, поднял нижнюю полку, открыл чемодан, достал флакон с нашатырным спиртом и подошёл к Ане. Она повернула к нему голову с закрытыми глазами, и он поднёс флакон к её лицу. Она вздохнула и, дёрнувшись, отвернулась. Из-под закрытых глаз у неё пролились слёзы.

– Ну что? – спросил Юра.

Аня ничего не сказала.

Юра вложил флакон в её руку.

– Чуть что – нюхай, – сказал он.

Аня лежала на спине, отвернув голову к стенке.

– Доедешь? – спросил Юра. – А то скоро станция, можно выйти.

– Не надо. Я доеду, – сказала Аня.

Юра стоял, глядя на неё, пока она не порозовела. Затем он залез на свою полку и стал читать книгу.


3


Анна Павловна стояла у окна напротив купе. Сергей Сергеевич подошёл к ней.

– Заперлись в купе? – спросил он, кивнув на дверь купе.

– Почему «заперлись»! Вечно у тебя какие-то выражения, – сказала Анна Павловна.

– Что они там делают, интересно, – сказал Сергей Сергеевич.

– Откуда я знаю? Зайди и посмотри, – сказала Анна Павловна.

– Они что, муж и жена? – спросил Сергей Сергеевич насмешливо.

– Да.

– А ты откуда знаешь?

– Она мне сама сказала.

– Что-то они мне не нравятся, – сказал Сергей Сергеевич.

– Чем это они тебе не нравятся?

– Да какие-то они… – сказал Сергей Сергеевич, и его лицо, как гармошка, привычно сложилось в гримасу отвращения. – Я посмотрю, что они делают.

Он вошёл в купе.

В купе звук движения поезда был гораздо слабее, чем в коридоре. Пахло нашатырным спиртом. Аня лежала на спине, положив руку на грудь и отвернув голову к стене. Юра читал книгу.

– Вы не брали «Футбол-Хоккей»? – спросил Сергей Сергеевич.

– Нет, не брали, – сказал Юра.

– Ах, вот он, – сказал Сергей Сергеевич, взял газету и вышел из купе.

– У них там пахнет чем-то, – сказал он Анне Павловне.

– Чем?

– Ну откуда я знаю! Гадостью какой-то!

– Чем это там может пахнуть?

– Сходи сама понюхай, если не веришь!

Анна Павловна вошла в купе и глубоко вздохнула.

– Извините, у вас не найдётся чего-нибудь почитать? – спросила она.

– Ой, знаете, у меня есть книжка, но я её сейчас сама читать буду, – сказала Аня.

Анна Павловна вышла в коридор.

– Нашатырным спиртом пахнет, – сказала она. – Наверное, девочку укачало.

– Да что ты, спятила! – сказал Сергей Сергеевич. – Что я, не знаю, как пахнет нашатырный спирт!

– А чем же, по-твоему, там пахнет?

Сергей Сергеевич оглянулся, приблизился к Анне Павловне и заговорил очень тихо:

– Помнишь, в «Литературке» писали, как какая-то сволочь ездила в поездах, делала спящим людям уколы какой-то гадостью и обворовывала их. Ты после того, как проснулась, ничего не чувствуешь?

Анна Павловна прислушалась к себе и услышала шум в голове, покалывание в сердце, посасывание в печени и тяжесть в кишечнике.

– Да. Что-то с головой, – сказала она.

– То-то, я смотрю, меня подташнивает, – сказал Сергей Сергеевич. – Ах, сволочи! Какие всё-таки сволочи бывают на свете! Садисты! Изверги!

– Пойди посмотри, что пропало, – сказала Анна Павловна.

– Да ты что! Ты соображаешь, что говоришь! Я на его глазах буду рыться в чемодане! Да он сразу всё поймёт! Пристукнет меня и выбросит в окно!

– Ну хорошо, а что ты предлагаешь?

– Я предлагаю вызвать милицию!

– Какой наивный человек! Милиция же первое, о чём спросит, что пропало!

– Это ты наивная!

– И не кричи на меня!

– Это ты кричишь!

На самом деле они разговаривали довольно тихо. Специальный инстинкт, заставляющий человека не демонстрировать то, чем он отличается от других людей, в случае Сергея Сергеевича и Анны Павловны действовал так, что в присутствии людей они ссорились тихими голосами. Но это стоило им больших усилий. Они были красные, потные, тяжело дышали, и у них сильно бились сердца.

Они замолчали и отвернулись друг от друга.

Это была обычная последовательность состояний в их общении. Сначала они находились в нейтральном настроении, потом очень быстро раздражались, потом раздражение достигало такого уровня, когда они уже не могли разговаривать, и они замолкали, отворачивались друг от друга, дожидались, когда снова вернётся нейтральное настроение, и всё повторялось снова.

Такой способ общения выработался годами жизни в сильной нелюбви. Он оказался в этих условиях оптимальным и вытеснил все другие способы человеческого общения, например, способ разговаривать спокойно, или небрежно, или весело, или грустно, или доверчиво, или, допустим, просто молчать в присутствии друг друга.

Они успокоились и снова повернулись друг к другу.

И вдруг Анна Павловна широко раскрыла глаза, побледнела и спросила:

– А где твои часы?!

Сергей Сергеевич посмотрел на свою руку. Часов не было.

Приступ дурноты окончательно прошёл, и Аня отвернулась от стены.

Юра лежал на животе, подложив под подбородок сложенную вдвое подушку, и смотрел в окно.

Аня стала смотреть на него.

У неё иногда возникала потребность подолгу смотреть на него. При этом обычно появлялись интересные, довольно сильные и почти всегда нетривиально приятные впечатления.

Например, уже давно, когда они ещё не были женаты, они тоже однажды ехали в поезде, и Юра тоже смотрел в окно, а Аня смотрела на него. И она вдруг подумала, что вот этот парень на самом деле не просто парень и не просто человек, но её мечта. Ей было смешно, и она была разочарована, что вот эти глаза, уши, нос, волосы, руки, ноги, одежда, ботинки – всё это и есть мечта.

– Ты чего? – спросил тогда Юра.

– Ничего, – сказала Аня.

Или как-то раз, уже после свадьбы, они были на рыбалке. Юра в высоких по пах резиновых сапогах стоял по колено в воде и удил. Аня подошла к берегу, чтобы набрать в котелок воды. Она села на корточки и стала смотреть на него. Было тихо и пасмурно, и она попала под сильный гипноз тишины, влажного воздуха и белого рассеянного света. Она вдруг восприняла его стоящим на обрубленных по колено ногах на твёрдой серой поверхности. Она пыталась заставить себя поверить, что это поверхность воды и что ноги ниже колен не видны просто потому, что находятся под этой поверхностью. Но зрительная иллюзия была такой сильной, что у неё не получалось в это поверить. Она дико закричала. Юра обернулся, не увидел, отчего можно так кричать, снова отвернулся и, пятясь и таща за собой удилище, вышел на берег.

– Ты что? – спросил он удивлённо.

Она посмотрела на его ноги, отвернулась и пошла прочь.

Или немного позже, когда она уже была на сносях, он ремонтировал будильник, а она смотрела на него. Его лицо было сильно освещено лампой, под которой он работал, и её внимание вдруг сконцентрировалось на открывшейся ей в этот момент сложной конструкции мужского лица. Она видела не глаза, но глубокие тёмные впадины с мерцающим оттуда неярким светом; не брови, не нос, не губы, но длинные мощные хребты; не лоб и не щёки, но обширные равнины с небольшими неровностями. По производимому впечатлению это было похоже на поверхность Луны, когда она однажды смотрела на неё в телескоп.

Он взглянул на неё и спросил:

– Ты что?

– У тебя лицо, как Луна, – сказала она.

– А я думал, Юпитер или на худой конец Марс какой-нибудь, – ответил он, и они рассмеялись.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2