Жестокие женские игры

– Ваня, мне нужно с тобой поговорить – сказала она. Молча, он разлил по бокалам коньяк и предложил один бокал ей.

–Если собираешься уговаривать меня не разводиться с тобой, то только напрасно потратишь время – предупредил он.

– Нет, речь не об этом – Ирина Сергеевна резко обернулась, и он на какое-то мгновение увидел ту, прежнюю Иришку, в которую влюбился ещё в школе. Встряхнув головой, чтобы прогнать наваждение он сказал:

– Слушаю тебя.

– Я хочу поговорить о Вике, знаю, ты сейчас скажешь, что во всём произошедшем есть немалая доля моей вины. Не спорю. Ты можешь также сказать, что я была отвратительной матерью и опять будешь прав. Но сейчас не в этом дело. Скажи, не делаем ли мы ошибку, выдав её замуж и заставляя жить в чужой стране?

–А ты предпочтёшь, чтобы она осталась здесь и провела несколько лет в тюрьме?

–Нет, конечно.

– Тогда что ты предлагаешь? Что можно изменить сейчас, когда она уже замужем? Она начинает привыкать к Герману, он ей кажется, даже нравится. А ты предлагаешь всё это разрушить и оставить её одну? Меня здесь скоро не будет, ты пропадаешь неизвестно где целыми днями. Одна она просто сойдёт с ума в этих стенах. Но даже если ты будешь сутками сидеть рядом с ней, Вике не будет от этого легче. Нет, пусть возле неё будет человек, который ничего о ней не знает, с которым, она сможет строить отношения, не оглядываясь на прошлое.

– Всё это так, но порой, у неё такие несчастные, такие пустые глаза, что мне становится страшно за неё.

–Ирина, это бесполезный разговор. Мне тоже жаль Вику, но это лучшее из того, что я могу предложить в данной ситуации.

–Она не любит его.

– Ничего. Как говорится: стерпится, слюбится. Большего, я для неё сделать не могу. А сейчас извини, я хотел бы отдохнуть.

Ирина Сергеевна молча вышла из комнаты, а он впервые изменил своему правилу, не звонить из дома Ксюше. Поговорив с ним, Ксюша передала трубку сыну и, улыбаясь, Иван Александрович слушал, как Никита, повизгивая от восторга, рассказывал, как они сегодня ходили с мамой в цирк, и как там прямо по залу бегали клоуны. Ирина Сергеевна тоже слышала слова мальчика. Аппаратов в доме было два, и в умении подслушивать телефонные разговоры,

она могла дать фору профессиональному разведчику. Такой второй дуры как я, наверное, больше не найти, зло подумала она. Столько лет быть уверенной в своей власти над мужем и не знать, что у него есть вторая семья. Но сейчас это не имело уже никакого значения. В принципе, у неё давно уже был запасной вариант, и не случись вся эта история с Викой, она бы сама вскоре ушла от мужа. Что бы ни думал о ней Иван, она тоже устала от такой жизни, слишком много боли и ненависти накопилось в стенах этого дома, где она могла бы быть очень счастливой, но стала несчастной и никому не нужной. Хотя, кое-что, я ещё смогу сделать для него, хотя бы в знак компенсации, за вторую семью, с усмешкой подумала она.

Церемония бракосочетания в Австрийском посольстве прошла быстро и без каких-либо осложнений. Шубин даже стал немного беспокоиться. Из своего жизненного опыта он знал, что когда всё идёт хорошо это тоже плохо. Внутри у него появилось какое-то неприятное предчувствие, и он, отказавшись пойти со всеми в ресторан, объявил, что едет на работу где у него ещё есть несколько неотложных дел. На это Герман заметил ему: – Иван, тебе нужно опять ехать в Вену. Там ты гораздо лучше выглядишь и больше отдыхаешь. Здесь у тебя одна работа, да?

Неловко отшутившись, он довёз их до ресторана и уехал. Сегодня нужно было что-то решить с Викиной машиной. Иван Александрович прекрасно понимал, что в тот день, когда его дочь сбила ту девушку, наверняка нашёлся хоть один свидетель, способный указать если не номер, то хотя бы марку и цвет машины. В том, что никто не запомнил номер, он был абсолютно уверен, иначе с ними давно бы уже связались из милиции. Вначале, Шубин хотел по укоренившейся совковой привычке починить её. У него был мастер, который всё сделал бы наилучшим образом и не задал бы при этом ни одного вопроса, но потом он отбросил эту мысль. Во-первых мастер тоже человек, а во-вторых экспертиза, если бы она была проведена, всё равно показала бы, что недавно машину ремонтировали, и тогда, возникли бы новые вопросы, потянувшие за собой немало интересного для милиции. Конечно, можно было в тот же день избавиться от неё и написать заявление об угоне, но, тогда Вика была в таком состоянии, что к ней нельзя было даже близко подпускать работников правоохранительных органов. Сейчас же, писать заявление было поздно, а вот избавиться от машины было необходимо. Придя, домой, он захватил с собой сменную одежду и пошёл в гараж. Когда он сразу после аварии ставил «шкоду» на место, ему повезло: сторожа кто-то отозвал, и никто не видел, как он въехал на территорию гаражного кооператива. Теперь ему нужно было также незаметно выехать оттуда, и лучше это было сделать, через вторые, никем не охраняемые ворота. Ворота эти, хоть и внушительные с виду, были заперты на самый обыкновенный, дешёвый висячий замок, который легко можно открыть, даже не имея ключа к нему. Практики взлома у Шубина не было, но в гараже висела целая связка старых ключей, один из которых, как он надеялся, наверняка подойдёт к замку. В гараже он снял костюм и переоделся в старые джинсы и рубашку, а на голову надел кепку с маленькой пуговкой на макушке, обретя вид спешащего на дачу к семье, работяги. У него всё получилось: замок открылся без проблем и он выехал с территории гаражного хозяйства никем не замеченный. Шубин решил утопить машину в одном из подмосковных озер и теперь ему осталось только туда попасть. Самым трудным было проехать мимо поста ГАИ на выезде из города. Решив не пробираться окольными путями он поехал по центральным улицам, справедливо рассудив, что там у него будет гораздо больше шансов проскочить незамеченным. В потоке машин, устремившихся со своими хозяевами из душного города, он выехал на трассу Москва – Минск и, проехав около двадцати километров, свернул на просёлочную дорогу. От волнения он весь взмок, рубашка прилипла к телу, а руки дрожали мелкой, противной дрожью. Уж не знаю, кто мне сегодня ворожил, ангел или дьявол, но всё равно спасибо, пронеслось у него в голове. На выезде из города сотрудник ГАИ поднял уже свой жезл, чтобы остановить его, но, увидев ехавшую следом автомобиль, сделал знак проезжать. Иван Александрович подумал потом, что давно не чувствовал себя таким беспомощным как в тот момент. Он решил больше не испытывать судьбу и ехать до озера кружным путём. Было одно веское обстоятельство, почему он выбрал именно это озеро. Находясь в глубине подмосковного леса, примерно в шести километрах от ближайшего дачного посёлка, оно было расположено в стороне от всех дорог. Пешком идти туда было долго, не менее двух часов, а прямую дорогу мало кто знал. Да и делать там дачникам было нечего. Когда-то чистая, прозрачная вода озера, сейчас была затянута зелёной ряской. Из-за множества затопленных деревьев, купаться в озере давно было небезопасно, да а рыбы там почти не было. Пока не была нарушена природная ирригационная система, озеро жило своей бурной жизнью. Там водилось рыба, прилетали птицы, приезжали туристы с палатками, но с наступлением повальной моды на осушение, природная экологическая система пришла в упадок, и озеро стало умирать. Исходя из этого, Шубин надеялся, что там-то он точно никого не встретит и сможет спокойно утопить машину. Конечно, обратно придётся идти через лес, потом где-то на трассе ловить машину, но это было сущей ерундой. Ещё была проблема с одеждой. Появиться возле своего дома в старых джинсах он не мог, и потому решил поехать к Ксюше, у неё переодеться, а может быть даже и заночевать, тем более, что он давно не видел её и Никиту и очень соскучился. Приехав на озеро, он с удовольствием отметил, что оказался прав в своих рассуждениях. Вокруг не было ни одной живой души, тишину нарушали только редкие птицы и шум ветра в кронах деревьев. Присев возле воды, Иван Александрович подумал, как давно он не был на природе. У него была дача, но он не любил ездить туда. Приезжая, натыкался на те же лица, с которыми виделся весь день на работе, и этот процесс казался бесконечным. На дачу ездила Вика со своими друзьями, Ирина Сергеевна, но он давно перестал там бывать. Зато он несколько раз был на даче у Ксюши. Там он с удовольствием помогал ей копаться на грядках с овощами, ходил на речку с Никитой, а вечером они пили чай. Специально для него Ксюша варила варенье из крыжовника и пекла яблочный пирог. Шубин усмехнулся про себя, представив, как отреагировала бы на такое времяпровождение Ирина. Она бы, несомненно, назвала всё это: и грядки с клубникой, и вечернее чаепитие, и Ксюшу в лёгком домашнем халатике – диким мещанством. Но другой своей жизнью, где была красивая, изуродовавшая ему жизнь жена, где он приходил никому не нужный в огромную, пустую квартиру он был сыт по горло. Наконец убедившись, что никто не помешает ему выполнить задуманное, Шубин приступил к делу. Собираясь уже столкнуть машину в воду, он вдруг подумал о том, что если всё же она будет обнаружена, то первым делом обратят внимание на вмятину на капоте. Тогда, вытащив из багажника монтировку, он начал методично уродовать «шкоду», превращая её в груду металлолома, и только когда на ней уже не осталось ни одного живого места, столкнул в озеро. В этом месте берег поднимался над уровнем воды примерно на два метра. Шубин заранее проверил там глубину с помощью длинной палки, но, сколько он не опускал её в воду, дно нигде не прощупывалось. Когда машина упала в воду, раздался ужасный всплеск, показавшийся особенно громким из-за царящей вокруг тишины. Салон машины, стал быстро заполняться водой, и вскоре она совсем скрылась из вида. Какое-то время на поверхность воды ещё поднимались пузыри, но потом и они исчезли. А ещё через час поверхность озера вновь приняла свой обычный, затянутый зелёной ряской вид. Иван Александрович опять взял палку и попытался нащупать крышу машины, но всё было напрасно. Представив, какая там глубина, как там темно и холодно, он от души пожалел несчастный автомобиль, вспомнив, каким он был красивым, когда Вика впервые села за его руль и как она радовалась подарку. Проверив, чтобы на берегу не осталось ничего, даже окурков, Шубин пошёл через лес в сторону шоссе. На дорогу у него ушло больше трёх часов. Он немного заплутал, но затем, услышав гул проезжающих по дороге машин, пошёл на него. Он долго голосовал стоя на шоссе, но, в этот поздний час все машины проносились мимо. Видимо мой вид не внушает доверия, подумал Шубин. Наконец, прямо возле него затормозил старенький «жигуль», за рулём которого сидела женщина примерно его лет.

–Ну что смотришь? – спросила она его. – Давай, помогай. Иван Александрович очень удивился.

–Простите, а что надо делать?

– Как что? Не видишь что ли, машина заглохла. Давай, помогай, а как заведётся, сам запрыгнешь, так потихоньку до города и допилим.

Не говоря ни слова, Шубин снял куртку и молча стал толкать тяжёлый автомобиль. В этом месте не было уклона. Толкать было тяжело, и он весь взмок, пока, наконец, мотор несколько раз «чихнув», не завёлся. Тут же не мешкая, он на ходу заскочил в машину, и они поехали дальше.

–Хорошо бы ты со мной до дома доехал, – сказала его неожиданная спасительница, – а то с такой комплекцией как у меня, тяжело и толкать и запрыгивать на ходу.

– А где вы живёте? – поинтересовался он. Оказалась, она живёт всего в двух шагах от Ксюшиного дома и, услышав это, Иван Александрович чуть не рассмеялся. Вот и не верь после этого в судьбу, подумал он. Сегодня там, «наверху», кто-то и в самом деле решил позаботиться обо мне, решил он. Так они и ехали. Мотор время от времени глох, и он толкал машину, пока тот не заводился. Настроение у него было превосходным. Сегодня ему всё удалось: он благополучно избавился от «шкоды», не заблудился в лесу, не остался стоять на шоссе, и, хоть с относительным комфортом, но всё же приближался к дому. Попутчица угостила его домашним вином и он пил его прямо из горлышка, быстро и весело пьянея. За всю дорогу их ни разу не остановили. Очевидно вид у «жигулёнка» был настолько жалкий, что не удостоился внимания ни одного сотрудника ГАИ. Они ехали и пели. Голос у женщины был удивительно сильным, а репертуар разнообразным. Шубину нравилось ехать в этой разбитой машине с гостеприимной хозяйкой, жевать бутерброд, предложенный ею же, запевать его чудесным домашним вином и в перерывах подпевать. Когда автомобиль заглох в очередной раз, Иван Александрович не выдержал и полез в мотор. Копался он в нём минут двадцать, пытаясь прочистить засорившийся карбюратор и как ни странно, что-то ему всё же удалось сделать, потому что в городе машина вела себя почти прилично. Заглохла она уже возле самого гаража, но по сравнению со всеми сегодняшними приключениями это было уже сущей ерундой. Кое-как вдвоём вкатили они бедную колымагу в гараж. При этом внутри у неё что-то так натужно скрипело и всхлипывало, что Шубину захотелось пожалеть её как живую. Предложить женщине деньги он постеснялся, чувствовал, что она и послать может за это. Поэтому Иван Александрович решил отблагодарить другим способом: взяв номер её телефона, он предупредил, что на следующий день с ней свяжется его знакомый, чудный мастер, который приведёт развалюху в божеский вид за вполне умеренную цену. Она начала было отнекиваться, но он не стал даже слушать.

–Не знаю как вас, и благодарить, – ответила она. – У меня всё руки не доходят заняться ею. Целый день кручусь на работе, а вечером, если есть силы и время, еду на дачу. Тут его новая знакомая счастливо улыбнулась: – Там у меня парочка внуков, жутких сорванцов. Дочка устаёт с ними за весь день, вот и стараюсь хоть немного помочь. Шубин подумал, что, судя по внешнему виду, она работает где-нибудь на фабрике, швеёй или кем-то в этом роде, решил он для себя. Но из любопытства всё же спросил, что это за работа такая, где она так занята. Женщина улыбнулась: – Как скажу, где работаю, сразу от меня все шарахаются. Давайте лучше я останусь для вас прекрасной незнакомкой. Тут она так заразительно засмеялась, что, у неё даже слёзы от смеха брызнули, и она всё ещё смеясь, вытирала их рукавом кофточки. -Конечно «прекрасной» это сильно сказано, но что поделаешь, и в моём возрасте хочется чувствовать себя привлекательной. Ну, а если серьёзно, то так и быть, открою тайну. Произошла неуловимая перемена, он и не заметил, что конкретно изменилось, но перед ним стоял уже другой человек. Простоватая тётка исчезла, а на её месте оказалась женщина, чей серьёзный, внимательный взгляд сбивал с толку. Стараясь не показывать, как удивлён такой метаморфозой, Шубин произнёс: – Всё, можете ничего не говорить, кажется, я догадался. Вы учительница и, вполне возможно даже директор школы.

–Ошибаетесь, – усмехнулась она, – я подполковник милиции.

Ивану Александровичу это признание стоило ещё нескольких седых волос на голове. Интересно, подумал он, что бы она сказала, если бы знала кто я, и чем сегодня занимался.

Будто прочитав его мысли, женщина произнесла в ответ: – Вы кстати тоже, не тот, за кого я вас поначалу приняла. Увидев вас на шоссе поначалу решила, что вы простой работяга.

–А почему передумали?

– На вас пусть не совсем новые, но очень дорогие вещи и, судя по тому, как вы удобно себя чувствуете в них, они действительно принадлежат вам, а не сняты с чужого плеча. Думаю, не ошибусь, если скажу, что ваша сумка стоит столько, сколько зарабатывает рабочий за месяц. Туфли у вас тоже не фабрики «Скороход», а руки говорят о том, что вы понятия не имеете, что такое тяжёлый труд. Можете, конечно, сказать, что вы инженер, спорить не буду. Но откуда у простого инженера порой такое властное выражение лица?

Шубин молча смотрел на неё, ожидая, что сейчас она назовёт его имя и фамилию, а также расскажет по пунктам, что он делал сегодня вечером. Но в этот момент в ней опять вдруг что-то неуловимо изменилось, и она вновь стала похожа на простоватую дачницу: – Да ладно вам, не смущайтесь, я уже привыкла, что от меня шарахаются, как только узнают кто я. Вот и вам сейчас не терпится сбежать куда-нибудь подальше.

Шубин смущённо улыбнулся: – Да нет, просто тот ваш вид, ну когда я с вами познакомился, совсем не подходит под образ офицера милиции, вот и удивился. А чтобы доказать, что я от вас не шарахаюсь, помогу сумки до дома донести.

Неопределённо хмыкнув в ответ, женщина повела его к себе домой, и по дороге ещё очень интересно рассказывала, как часто люди живут в плену своих стереотипов, с детства привыкая и не желая всю жизнь от них отказываться. Старый лифт, натужно кряхтя, поднял их на четвёртый этаж. «Сталинская» постройка, подумал он. Потолки под четыре метра, огромные окна и чудесный вид из окна. Дверь им открыл её муж. Совершенно не удивившись, что жена пришла в сопровождении незнакомого мужчины, он характерным для очкариков жестом поправил очки на переносице и представился: – Качалов Фёдор Семёнович.

–Иван Александрович – произнёс в ответ Шубин, с удивлением отметив про себя, что он так долго и весело ехал вместе с его женой, но так почему-то так с ней и не познакомился.

– А ужин есть? – спросила она мужа.

Тот сразу засуетился: – Ну конечно Лялечка, я борщ сварил, как ты и просила.

Уловив удивлённый взгляд Шубина, она сказала: – Да, меня, в самом деле, зовут Ляля. Это была бабушкина идея, назвать меня так. На работе меня зовут Еленой, а дома Лялей. А вы вместе с нами сейчас поужинаете, мой муж варит замечательный борщ. Он у меня профессор, химик, и если что-то готовит, то подходит к этому с научной точки зрения

Но Иван Александрович стал отнекиваться: – Понимаете, меня жена ждёт и сын. Так что извините, но как-нибудь в другой раз. Он не знал, что она там углядела в его глазах, но было видно, что не обиженна отказом и верит, что его действительно где-то очень ждут. Попрощавшись, Шубин поспешил откланяться и всю дорогу до Ксюшиного дома, думал, какие они разные: эта женщина, подполковник милиции и её профессор. Она высокая, не то чтобы толстая, скорее крупная. Он ниже её примерно на пол головы, кругленький, с розовой лысиной на макушке. Взятые по отдельности они были немного даже комичны, но вместе прекрасно дополняли друг друга.

Шубин шёл, совершенно не обращая внимания на прохожих, которые изредка оборачивались привлеченные его внешним видом: грязные рубашка и джинсы, перемазанные по локоть руки и нелепая кепочка на затылке. Такой вид был вполне уместен где-нибудь на стройке, а никак не в центре Москвы, но его это не трогало. Ключи от Ксюшиной квартиры были у него с собой, и, открыв дверь, он неслышно вошёл в квартиру. Ксюша кормила Никиту на кухне, но малыш капризничал и требовал колбасу вместо творога. Ксюша смеялась: -ох, ты и лисёнок! Колбасу ему три раза в день подавай, а кто творожок есть будет?

–Папа, папа будет творожок, Никите нельзя – заверещал ребёнок в ответ.

Услышав это заявление, Шубин едва не расхохотался, но сдержался и вновь стал наблюдать за сынишкой. Продолжая крутиться во все стороны, Никита докрутился до того, что свалился со стула. Раздался громкий рёв. Подхватив сына на руки, Ксюша стала успокаивать капризулю, а он даже плача продолжал настаивать на своём. Иван Александрович услышал, как, ещё всхлипывая, сын произнёс: – мамочка, дай скорее колбаску, так ножка болит.

Не в силах больше скрывать своё присутствие Иван Александрович расхохотался и, войдя на кухню, сгрёб в охапку обоих. Естественно после его появления о твороге было забыто. Никита получил колбасу, а в придачу к ней ещё и две конфеты. Ксюша только улыбалась, глядя на счастливую Никиткину мордашку. Ей нравилось, как Иван обращается с сыном, хотя, и она первая это признавала, он его ужасно баловал. Объевшийся Никита уснул прямо у него на руках и, уложив его в кроватку, Шубин вернулся на кухню, где Ксюша заканчивала мыть посуду. От самой Ксюши и всей обстановки веяло таким теплом и счастьем, что у него перехватило дыхание. Даже когда Вика была маленькой, в их доме никогда не было такого весёлого беспорядка. Все её игрушки вовремя возвращались домработницей на свои места, одежда аккуратно висела на плечиках в шкафу, а в комнате царила прямо таки стерильная чистота. Даже карандаши там не валялись, а стояли в вазочке на столе. Здесь же, на этой маленькой кухне всё было настоящим. На столе лежал неизвестно как попавший туда Никиткин носочек, весь подоконник был заставлен солдатиками, а на полу расположился устроенный Никитой автопарк из маленьких машинок, о которые Ксюша то и дело спотыкалась. Не желая ждать, пока она закончит возиться с посудой, он подошёл и обнял её. И последним, что он отчётливо запомнил в этот вечер, было запрокинутое к нему лицо, и глаза, такие глубокие, что казалось, в них можно было утонуть.

Домой он попал только утром и, обнаружив там бледную как мел Ирину Сергеевну и заплаканную Вику, с тоской подумал о том, что начало его новой личной жизни, опять откладывается. По всей вероятности, начались те самые неприятности, которые рано или поздно должны были заявить о себе.

– Что случилось? – быстро оценивая ситуацию, спросил он у дочери, но ответа так и не получил. Разрыдавшись, она скрылась в своей комнате, и тогда он обернулся к жене.

–Звонили из милиции, интересовались Викиной машиной – не дожидаясь его вопроса, сказала Ирина Сергеевна.

– Что ты ответила?

– А что я могла им ответить? Сказала, что машина в гараже, и они могут приехать посмотреть на неё. Он немного помолчал, прокручивая ситуацию, и, придя к какому-то своему решению, ответил: – Пусть приезжают.

–Ты что, с ума сошёл? – Закричала она. – Они ведь начнут допрашивать Вику и она тут же во всём сознается!

–Тот, кто звонил, представился?

– Естественно. Сто раз извинился, сказал, что он старший оперуполномоченный районного отделения. Фамилия такая необычная – Казуля. Я сказала, что нас не будет дома до вечера. Слава Богу, он не поинтересовался почему.

–Он сказал, что хочет переговорить именно с Викой?

–Нет. Разговор шёл только о машине.

–Тогда прекрати панику. Всё будет нормально. К тому моменту как они приедут, Вика уже будет в Вене. А где Герман?

– Саша повёз его в гостиницу за вещами. Они скоро должны уже приехать сюда.

– Я потороплю Вику, а ты просмотри, всё ли у неё собрано. Проверь документы.

Войдя в комнату дочери, он увидел её сидящей с отсутствующим видом на диване, тихонько, как китайский болванчик, покачивающейся из стороны в сторону.

–Пора одеваться, Вика. Скоро ехать в аэропорт – ласково сказал он ей. В ответ, дочь подняла на него горящие ненавистью глаза: – Ты специально это сделал! – закричала она.

–Что сделал? – не понял он.

– Не притворяйся, я всё слышала. Ты сказал маме, что они могут приходить и осматривать машину! Они же всё поймут, как только увидят её! Я знала, что ты меня ненавидишь! Ты сделал всё, чтобы исковеркать мою жизнь! Ты всегда причинял мне одну только боль! Разлучил меня с Максимом, заставил выйти замуж за этого идиота! А теперь, когда я выполнила всё, что ты хотел, спокойно разрешаешь им приходить и арестовывать меня. Я буду сидеть в тюрьме, а ты даже не вспомнишь обо мне!

Несколько минут Шубин молчал, потрясённый её речью. До прихода Германа осталось меньше часа, а она была практически в невменяемом состоянии. Он не винил дочь, прекрасно понимая, что все эти слова являются плодом её больного воображения. Слишком много стрессов выпало на её долю в последнее время, и выпали они на хорошо подготовленную почву. Надо было как-то вывести её из этого состояния, и он испробовал единственно известный ему быстродействующий способ. Подойдя, он встряхнул её и отхлестал по щекам. Голова девушки дёрнулась из стороны в сторону как у куклы, и таким же пустыми как у куклы были её глаза. Через пару минут после встряски, убедившись, что, взгляд её вновь начал приобретать осмысленное выражение, он прямо в одежде втащил дочь под холодный душ и только тогда позвал жену, чтобы та помогла ей переодеться. К приезду Германа лицо её хоть и было припухшим от слёз, но сама она была спокойной и даже какой-то отрешённой. Решив для себя, что Вика просто расстроена разлукой с родителями и родным городом, Герман не стал задавать никаких вопросов и, взяв под руку, повёл вниз к машине.

До Шереметьева они доехали быстро. Автомобиль никто не останавливал, хотя водитель то и дело превышал скорость. В аэропорту вовсю кипела жизнь, звучала разноязычная речь, улетали и прилетали самолёты. То и дело слышалось: – «Ladies and Gentlemen. Attention please!..» Это был совсем другой мир, и вскоре Вика уже улыбалась с удовольствием рассматривая пёструю толпу.

Всё оставшееся до посадки на самолёт время, Ирина Сергеевна стояла рядом с Викой, но по её внешнему виду нельзя было предположить, что она провожает дочь, которую увидит, скорее всего, очень и очень нескоро. Она была сдержанна, и когда подошло время прощаться, быстро поцеловала её и отошла назад, даже не сделав попытки обнять. В отличие от неё, Ивану Александровичу очень хотелось обнять Вику, сказать, как сильно он её любит, но она смотрела на него такими чужими глазами, что он предпочёл лишь слегка обнять её за плечи.