Норвежские, кельтские и тевтонские легенды

Вильгельм Вагнер

Норвежские, кельтские и тевтонские легенды

Введение

Легенда – не история, но в легенде нашли свое отражение исторические факты; обычаи и нравы прошедших веков; давно забытые верования и предрассудки, которые история как таковая не рассматривает. Под романтическими одеждами, изменив имена и обстоятельства, легенда сохранила для нас живые образы героев и героинь, которые жили и страдали, боролись и побеждали или, не дрогнув, встречали свою смерть. Мы видим, как зло, торжествующее в начале, в конце концов встречается с добром, превосходящим его силой и могуществом, и терпит поражение.

Когда я пишу эти строки, перед мысленным взором предстают туманные образы ужасного Альбоина, поднимающего кубок из королевского черепа; благородного Зигфрида, любящей Кримхильды и оскорбленной Брунгильды. Мы видим смелого короля Дитриха; нежную, терпеливую Кудруну и ее мать – красавицу Хильду. Эти образы складываются в яркие картины, подобные тем, что жили в воображении наших предков, воодушевляя их на благородные дела и удерживая от неблаговидных поступков. Во все века поэты воспевали победу добра над злом, но разным народам эта победа виделась немного по-разному. Хотя наши представления о добре и зле изменились и усложнились, но и впредь все народы будут воспевать благородных и отважных героев, следуя лишь своему собственному выбору, не всегда понятному для других.

В этой книге собраны главные герои шести средневековых героических эпосов германских народов. Во Франции, наряду с прочими рыцарскими поэмами, был также известен цикл бретонских легенд о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, куда впоследствии вошли также сказания о Святом Граале. Эти легенды дошли и до Германии, где миннезингеры придали им отточенную поэтическую форму. Хотя иностранные заимствования так и не стали популярны у германцев, их собственные героические сказания, пусть не столь совершенные по форме и замыслу, пройдя через века, благополучно дожили до сегодняшнего дня. До сих пор в Германии и Англии почти на каждом рынке можно отыскать прилавок, на котором будут разложены книжечки с этими знаменитыми сюжетами: и про битву Зигфрида с драконом, и про Розовый сад, и про приключения Альбериха и Эльбегаста, и многие другие чудесные эпизоды германского героического эпоса. Однако устная традиция эпоса быстро исчезает, если уже не исчезла. Лишь в Исландии и на Фарерских островах традиция по-прежнему сильна. Там и в наши дни из уст в уста передаются предания о повелителе людей Одине, о Хёнире и коварном Локки, о Торе и Фрейре, о прекрасной волшебнице Фрейе, о волке Фенрире и о мировом змее Йормунганде. Там долгими зимними ночами весь народ, от седобородых старцев до безусых юнцов, затаив дыхание, слушает песни скальдов о подвигах отважного Сигурда; о горе Гудрун, потерявшей любимого; и о Гуннаре, игравшем на арфе во рву со змеями. Эти рассказы передаются от отцов к детям из поколения в поколение. И с такой бережностью хранят там старинные легенды, что пылкие юноши заклинают своих возлюбленных любить их «любовью Гудрун», мастер может в сердцах сказать бесчестному подмастерье, что тот «лжив, как Регин», а отважный молодой человек услышит в свой адрес от стариков, что он «истинный наследник Вельсунгов». На танцах по-прежнему можно услышать песни о Сигурде, а на святочных гуляньях увидать среди ряженых огромного гротескного Фафнира. Так исчезающая германская традиция нашла себе прибежище на дальнем севере, теснимая со своих родных земель пришельцами с юга – мифами Греции и Рима. Сегодня каждый школьник может рассказать о Зевсе и Гере, Ахилле и Одиссее, а каждая школьница – о Гесперидах, Елене и Пенелопе, но и среди взрослых немного найдется таких, для кого Зигфрид, Кримхильда и Брунгильда не просто имена.

Необходимо отметить, что в настоящее время в Англии и Германии снова возник интерес к старинным легендам и верованиям наших общих предков. Да, у нас есть Уильям Моррис, а у них – Рихард Вагнер, но, возможно, обеим нациям следовало бы уделять больше внимания своему историческому наследию. В старинных мифах и преданиях нет сухих исторических фактов, но в них есть нравы и обычаи предков, их радости и горести, труды и досуг, праздники и религиозные верования, битвы, победы и поражения, их добродетели и пороки. У нас под ногами – непаханое поле, которое мы оставили в запустении и рискуем скоро потерять совсем.

Сейчас трудно сказать, в какой степени эти легенды оказывали влияние на религиозные воззрения. Более поздние по происхождению и утонченные в поэтическом смысле, они имеют такое же отношение к древним германцам, как более поздние греческие героические легенды к историческим грекам. Некоторые, и в том числе такие знатоки, как братья Гримм, утверждают, что герои – это исторические личности, возвышенные до звания богов, другие говорят, что герои – это боги, приобретшие черты людей, но, по-видимому, ни одна из этих теорий до конца не верна. В персонажах легенд мы отчетливо видим черты определенных богов, и возникает желание отождествить их с богами, но нам представляется, что божественные качества нужно рассматривать скорее как дар свыше, а не обожествлять его получателей. Точно так же дела обстояли у греков и, возможно, у других народов, чьи герои составляли существенную часть их верований. Боги – не герои, а герои – не боги, но они настолько близки друг другу, что мы зачастую ошибочно принимаем одних за других.

У.С.У. Ансон

Амелунги

Глава 1

Гугдитрих и прекрасная Гильдбурга

В те времена, когда предки Ортнита владели Ломбардией, в Константинополе жил великий император Анзий, который правил Грецией, Болгарией и другими землями. Умирая, он поручил своего сына, Гугдитриха, заботам своего преданного друга, Берхтунга, герцога Меранского, которого он в свое время сам вырастил, а затем осыпал почестями.

Берхтунг полагал своей первейшей обязанностью в отношении воспитанника выбрать ему жену. Он рассудил, что стать спутницей жизни столь могущественному государю может лишь принцесса, равная ему по рождению, столь же мудрая, сколь и прекрасная. Он много путешествовал в дальних странах, но среди всех принцесс, что ему встретились, лишь одна годилась в жены его господину. Но он столкнулся с неожиданным препятствием. Берхтунг поведал о своей беде Гугдитриху, рассказал ему, как сильно он хочет заключить союз между ним и Гильдбургой, дочерью Вальгунта, короля Фессалоник, но добиться этого почти невозможно, поскольку Вальгунт так сильно любит дочь, что заключил ее в высокую башню и никому не разрешает говорить с ней, кроме старого стражника, его самого, ее матери и горничной. А все из-за страха, что она выйдет замуж и покинет его.

Гугдитрих выслушал эту историю с огромным интересом и решил во что бы то ни стало взглянуть на Гильдбургу. Для этого он постарался узнать все, что только возможно, о женском рукоделии и обычаях и даже зашел так далеко, что переоделся в женскую одежду. Затем он объявил о своем намерении отправиться в Фессалоники, чтобы познакомиться с прекрасной Гильдбургой.

Гугдитрих прибыл в Фессалоники под видом знатной дамы с множеством женской прислуги. Узнав о приезде знатной незнакомки, король и королева пригласили ее ко двору. Она приняла приглашение и сказала их величествам, что ее зовут Гильгунда; она сестра императора Гугдитриха, но попала у брата в немилость и теперь вынуждена скрываться. Она попросила у короля защиты и позволения жить во дворце и в знак своих добрых намерений подарила королеве драгоценную вышивку. Король согласился. Королева попросила гостью научить ее придворных дам этому искусству.

Прекрасная Гильдбурга узнала об этом и упросила отца позволить ей взглянуть на вышивки и мастерицу, которая их сделала. Увидев их, она сразу же захотела научиться этому мастерству. Вальгунт не возражал, посчитав, что чужестранка будет для принцессы подходящей наставницей, и Гильдбурга с удовольствием проводила время в ее обществе. Прошло немало времени, прежде чем она узнала, кто ее учительница на самом деле, и после этого их дружба стала еще крепче и скоро переросла в любовь.

Но они боялись, что об их тайном браке станет известно.

– Что с нами будет? – воскликнула Гильдбурга. – Отец никогда не простит нас. Он прикажет казнить нас обоих.

– По крайней мере, мы умрем вместе, – ответил Гугдитрих. – Но я надеюсь на лучшее. Охрана и слуги на твоей стороне, и я думаю, что скоро Берхтунг вернется и заберет меня домой в Константинополь, сославшись на то, что мой брат простил меня. Тогда я пошлю посла просить твоей руки, и, когда твой отец узнает наш секрет, он не откажет в этой просьбе.

Как Гугдитрих и планировал, Берхтунг приехал и увез его домой. Но сватовство пришлось до поры отложить, поскольку на границе началась война и император был вынужден стать во главе войска. А в это время прекрасная Гильдбурга у себя дома подвергалась большей опасности, чем ее супруг в гуще сражения. Дело в том, что она родила сына. О его появлении на свет знали лишь трое преданных слуг, охранявших принцессу. Но вот прошло несколько месяцев, и королева-мать прислала гонца с известием, что она собирается навестить принцессу. Она сама явилась тотчас следом за гонцом. Охранник притворился, что никак не может открыть дверь, и к тому времени, когда ему это наконец удалось, стражник уже переправил ребенка в безопасное потайное место рядом со рвом. На следующее утро, когда королева удалилась, верный слуга поторопился к тому месту, где он оставил дитя, но там его не оказалось. После долгих и безуспешных поисков он вернулся к хозяйке, но не открыл ей правды, а сказал, что нашел ребенку няньку, которая будет его беречь и воспитывать.

Вскоре после этого Берхтунг прибыл в Фессалоники поблагодарить короля от имени своего владыки за прием, оказанный его сестре, и попросить руки прекрасной Гильдбурги, в которую император влюбился по описанию Гильгунды. Король не стал давать ответа сразу, а вместо этого пригласил Брехтунга на охоту, которую он устраивал в его честь.

На следующее утро охотники отправились в лес. В тот день они славно поохотились и приятно провели время. В конце дня король и Берхтунг случайно оказались рядом с башней, в которой печальная Гильдбурга проводила томительные дни в ожидании мужа. Проезжая мимо, они наткнулись на свежий след волка, ведущий к ручью. Они двинулись по следу, и тот привел их к логову, укрытому в зарослях. Там их глазам открылось необычное зрелище.

Прямо перед норой в окружении выводка слепых еще волчат лежал чудесный младенец. Он играл с волчатами, таскал их за уши и что-то лопотал на детском языке, понятном лишь матерям да нянькам. Но его товарищам, очевидно, такие знаки внимания не нравились, и мать-волчица так рассвирепела, что, казалось, еще чуть-чуть – и она набросится на ребенка и положит конец его играм. В тот же момент появился волк-отец, и опасность многократно увеличилась. При виде этого оба охотника метнули копья с таким мастерством, что убили обоих взрослых волков на месте. Потом король нежно взял ребенка на руки, как если бы он был его собственным сыном.

– Удивительно, – сказал он, – какую привязанность я испытываю к этому младенцу. Но он, наверно, голоден, бедняга. Башня, в которой живет моя дочь, находится неподалеку отсюда, там для него найдется свежее молоко, да и она будет рада поиграть с малышом. Бедняжка так любит детей и так редко их видит.

Они шли медленно: Брехтунг нес мальчика, а король внимательно изучал волчьи следы.

– Как интересно, – заметил он, – следы ведут от берлоги прямо к крепостному рву. Думаю, волк стащил ребенка откуда-то неподалеку.

Прекрасная Гильдбурга была очень удивлена, когда услышала рассказ отца. Она взяла ребенка на руки и тотчас узнала его по красному родимому пятну на руке в форме креста. Она постаралась ничем не выдать своих чувств и предложила позаботиться о ребенке, попросив отца лишь об одном – как можно скорее прислать няньку.

Вернувшись домой, король рассказал королеве о своем приключении, и ей захотелось увидеть ребенка. Она послала за нянькой и вместе с ней поехала к башне. Она нашла дочь играющей с младенцем.

– Как бы я хотела, – сказала королева, беря ребенка на руки, – узнать, кто его мать. Наверно, она сейчас без ума от горя.

– О да, – ответила Гильдбурга, – но посмотрите, как красиво он одет! Его одежда указывает на царственное происхождение.

– Как я была бы счастлива, – вздохнула королева, – если бы у меня был такой внук!

Гильдбурга не смогла больше сдерживаться. Она бросилась к матери и со слезами призналась ей, что она тайно вышла замуж за Гугдитриха и это их ребенок.

Королева была поражена и рассержена, но сделанного не воротишь. Мысль, что отец ребенка – могущественный император, также послужила ей утешением. Она обещала дочери сохранить ее тайну и подумать, что можно сделать в такой ситуации.

А Вальгунт тем временем все больше привязывался к младенцу. Он приходил в башню почти каждый день, чтобы повидаться с ним и дочерью. В один из таких визитов королева обмолвилась, что ей бы очень хотелось иметь зятя и внуков. В их преклонном возрасте они легко могут стать жертвой варварских племен, обитавших по соседству, и было бы хорошо бы иметь на своей стороне молодого сильного мужчину, способного защитить их. А Гугдитрих – подходящий выбор, добавила она. Другими словами, королева подготовила почву, и, когда Берхтунг от имени своего господина официально попросил руки принцессы, король после недолгого колебания дал свое согласие, с условием, что Гильдбурга не откажется взять Гугдитриха в мужья. Тогда королева рассказала своему повелителю всю правду.

– Невероятно! – воскликнул он в таком удивлении, что уже не мог сердиться.

Вскоре после этого Гугдитрих приехал и открыто женился на принцессе Гильдбурге. Когда свадебные празднества закончились, он отправился в Константинополь в сопровождении красавицы жены и маленького сына, которого назвали Вольфдитрихом в память о его первом приключении.

Вместе с императрицей в Константинополь отправился Забен, один из знатных людей Фессалоник, поскольку отец Гильдбурги очень доверял его мудрости и хотел, чтобы тот был ей советчиком в трудных вопросах. Он проявил себя столь полезным, что скоро стал ей совершенно необходим, а кроме того, настолько вошел в доверие честного герцога Берхтунга, что тот убедил короля, который отправлялся на войну, оставить Забена регентом в его отсутствие.

Получив благодаря доброте герцога высокий пост, вероломный слуга стал еще более наглым и самоуверенным. Однажды он зашел так далеко, что осмелился неподобающим образом разговаривать с императрицей. Она строго его отчитала, и он упал к ее ногам, прося о прощении и умоляя не рассказывать императору о его дерзости. Она согласилась, но приказала ему больше не появляться ей на глаза.

Когда Гугдитрих вернулся с победой, Забен был первым, кто его встретил. Он дал ему отчет о своем правлении и в конце, как был случайно, заметил, что среди народа ходят слухи, будто наследник трона Вольфдитрих вовсе не королевский ребенок, а эльф или, что еще хуже, альраун, подкинутый в королевскую семью ведьмами. Гугдитрих только посмеялся, посчитав все эти россказни детскими сказками. Это привело лишь к тому, что император решил забрать своего сына из-под опеки Забена и отдать его на воспитание верному Берхтунгу. Отныне мальчик жил в доме герцога и постигал рыцарское искусство вместе с шестнадцатью его сыновьями.

Время шло, и императрица подарила мужу двух других сыновей, которых назвали Боген и Ваксмут, и их также послали учиться к Берхтунгу. Старый герцог любил всех своих учеников, но Вольфдитриха особенно, поскольку у него были все задатки настоящего рыцаря и благородного воина. Среди трудов и забот император редко находил время посетить замок Мерано, а Гильдбурга бывала там еще реже, поэтому Вольфдитрих привык считать Берхтунга своим отцом, а герцогиню – матерью. Его братья давно вернулись в Константинополь, где хитрый Забен сделал все, чтобы добиться их дружбы и расположения. Их матери было больно на это смотреть, и она, видя в том меньшую беду, рассказала мужу обо всем, что случилось между ними много лет назад. Гугдитрих разгневался, и Забен едва успел бежать. Он нашел прибежище у своей родни в землях гуннов.

Гугдитрих, изнуренный волнениями и битвами, состарился до срока. Когда он почувствовал, что конец его близок, он привел свои дела в порядок с величайшим тщанием. Константинополь и большую часть своей империи он завещал старшему сыну, двум младшим – королевства, расположенные далее к югу, а следить за выполнением его последней воли поручил императрице и Берхтунгу. Но едва лишь императора положили в могилу, как нотабли собрались на совет и потребовали вернуть Забена, потому что в противном случае он выполнит свою угрозу и приведет с собой диких гуннов. Императрица была не в силах противостоять требованиям нотаблей, поэтому послала за предателем.

Вольфдитрих и одиннадцать его соратников

Едва вернувшись, Забен снова принялся строить козни. Он распустил среди народа старые глупые слухи о происхождении Вольфдитриха. Будто бы, когда императрица жила в одинокой башне, она тайно вступила в брак с эльфом, и именно эльфийские чары не позволили волкам разорвать ребенка в клочья. И чем невероятней выглядели эти истории, тем охотнее народ в них поверил и потребовал, чтобы Вольфдитрих оставался в Меране. Даже королевских братьев, Ваксмута и Богена, Забен заставил поверить в правдивость этих сплетен, что дало ему в руки власть, которой он так жаждал. Уверенный в крепости своей позиции, он повел себя по отношению к императрице весьма сурово. Он приказал ей покинуть дворец и отправляться к сыну в Мерано. Ей разрешено было взять с собой только служанку, коня и платье. Все, что ей досталось в наследство от мужа или от отца, она должна была оставить во дворце. Двое молодых королей не вступились за нее, поскольку Забен объяснил им, что ее сокровища еще пригодятся им, когда придется снаряжать армию, полагая, что Вольфдитрих и герцог Меранский пойдут на них войной.

Когда Гильдбурга приехала в Гугенварт – окраину Лиленпорта, она была вся в дорожной пыли и совершенно измучена. Сначала герцог отказался ее принять, потому что она вопреки его совету призвала Забена. Но потом, проникшись жалостью к несчастной женщине, он привез ее к себе в замок, где принял с королевскими почестями. Герцогиня приняла ее в окружении семнадцати юношей, которые обращались к ней «матушка». Императрица не сразу узнала своего сына, который был самым высоким и крепким среди них, но, поняв, кто перед ним, Вольфдитрих заключил ее в свои объятия и пообещал возвратить ей былое величие.

Герцог Берхтунг сначала советовал уладить дело миром, поскольку позиция двух королей казалась ему сильной и неуязвимой, но в конце концов он уступил желанию своего приемного сына и не только дал свое согласие, но и предоставил в распоряжение принца отряд в шестнадцать тысяч человек.

Было решено, что, пока идут сборы, герцог и Вольфдитрих отправятся в Константинополь и попробуют уладить дело миром.

На следующий день после прибытия они встретились с Забеном и его рыцарями на совете. Берхтунга приняли со всеми почестями, но его спутника никто не замечал. Когда Вольфдитрих встал и потребовал причитающейся ему по праву части отцовского наследства, Боген ответил, что подменыш не имеет право ни на какую долю, а Забен добавил, что ему следует обратиться к своему отцу – альрауну, чтобы тот выделил ему королевство в подземном царстве. Вольфдитрих положил руку на рукоять меча, и только слова и умоляющие взгляды приемного отца удержали его от открытого выражения своего гнева. Короли и Забен сделали все, что было в их силах, чтобы убедить старого герцога стать на их сторону, но тщетно; и, когда совет окончился, старик двинулся прочь, стараясь скрыть свое неудовольствие. Он и Вольфдитрих сели на коней и без промедления возвратились в Лиленпорт.

Через несколько дней они снова выехали в Константинополь, но на этот раз в боевом порядке. На границе герцогства Меранского они встретили королевские силы, вышедшие им навстречу. Поскольку день уже клонился к вечеру, они встали лагерем в широкой долине, со всех сторон окруженной лесами. Утро застало оба войска отдохнувшими и уверенными в победе.

Боевой клич перекатился по горам гулким эхом, словно гром. В следующий момент армии сошлись. Вольфдитрих, который все время был перед войском, повернулся к Берхтунгу и воскликнул:

– Видишь Забена и моих братьев на том холме? Я доберусь до них, и мы еще посмотрим, кто лучший воин – они или сын альрауна!

С этими словами он пришпорил коня и ринулся на врагов. Старый Берхтунг, который тщетно пытался его удержать, последовал за ним со своими сыновьями и небольшой группой рыцарей.

Достигнув холма, они оказались со всех сторон окружены греческими воинами. Сражение было ужасно. В этой битве пало шесть из шестнадцати сыновей Берхтунга, Вольфдитриха ударил по шлему камень, пущенный из пращи, и он упал без сознания. Но старый герцог и те из его сыновей, кто оставался в живых, подобрали его и вынесли с поля боя. Они скакали всю ночь и, отдохнув лишь несколько часов с наступлением дня, продолжили свой путь.

Прибыв в Лиленпорт, они узнали, что многие их воины добрались туда раньше них.

– Мы будем ждать предателей здесь, – сказал Берхтунг. – Они обломают зубы о наши каменные стены и пойдут прочь несолоно хлебавши. У нас запасов на четыре года, и мы можем их не бояться.

Вскоре после этого враг появился перед крепостью. Забен потребовал, чтобы ему выдали принца, и угрожал, что, если они откажутся, он сожжет замок и всех, кто в нем. Единственным ответом была вылазка под руководством лично Вольфдитриха. Он по-прежнему верил в победу, но силы были неравны. Ему пришлось отступить, и не без труда он вернулся в крепость. С этого дня он утратил дерзновение и веселость, свойственные юности, его вера в непременный успех справедливого дела пошатнулась. Его оставила надежда на божественную справедливость, и он посчитал себя жертвой безжалостной силы, которую зовут судьбой.

Зигмина

Осада длилась уже три года, и надежды почти не осталось. Еда подходила к концу. Все понимали, что противник решил сделать своим союзником голод и поэтому рано или поздно замку придется сдаться. Тщетно старый герцог пытался придумать план спасения. Однажды Вольфдитрих пришел к нему и сказал, что хочет под покровом ночи выбраться из замка и, пробравшись через вражеский лагерь, отправиться в Ломбардию, чтобы попросить помощи у Ортнита, могущественного императора Запада. Старик пытался отговорить его этой затеи, напоминая, что провизии хватит еще на год, а враг, ослабленный болезнями, может в любой момент снять осаду. Но юный герой не отказался от своего плана, и в полночь он покинул своего приемного отца и верных друзей.

– Господь да сохранит вас, мой повелитель! – воскликнул Берхтунг, обнимая его на прощание. – Вам придется пройти через пустынные земли Румелии, где живут лишь дикие звери и злые духи. Там живет Косматая Эльза, что сидит в засаде и поджидает молодых воинов. Опасайся ее, ибо она – ведьма, искушенная в колдовстве. А ежели судьба будет к тебе милостива и ты доберешься до императора Ортнита, не забудь о своих верных сторонниках – обо мне и десятерых моих оставшихся сыновьях.

На том они и расстались. Дабы отвлечь внимание врага, осажденные устроили вылазку через главные ворота, а тем временем Вольфдитрих выбрался наружу через заднюю дверь. Он уже почти прошел через весь неприятельский лагерь, когда его узнали. Он тут же вскочил на коня, выхватил меч и, прорубив себе дорогу через гущу врагов, оказался в густом темном лесу, где его уже никто не мог преследовать. Вольфдитрих слышал, как вдалеке выли волки-оборотни, но на него они нападать не стали. На рассвете он увидел, что стоит на берегу болотистого озера. От воды поднимались странные, невероятные существа, чтобы перегородить ему дорогу. Двоих он убил, а остальные разбежались. Юноша бродил по пустыне три дня, не находя никакой пищи ни для себя, ни для коня. У него в котомке оставался лишь последний кусок хлеба, и он отдал его коню. Но это были жалкие крохи, и бедное животное так ослабло, что не могло нести его дальше. Пришлось спешиться и вести его под уздцы.

На четвертый вечер усталость одолела его, и он вынужден был остановиться, чтобы отдохнуть. Он набрал хвороста и разжег костер. По всей земле стелился холодный туман, и от тепла он немного приободрился. Он и его конь утолили жажду водой из ближайшего ручья, после чего он лег, положив седло под голову вместо подушки. Сон уже начал овладевать его чувствами, когда он вдруг услышал в сухой траве шелест. К нему подкрадывалось что-то черное и ужасное. Чудовище поднялось в полный рост, и размеры его были ужасающи. Оно заговорило, но не человеческим голосом: звук его речи был похож на рычание рассерженного медведя.