Сердце ночи

Любовь по-прежнему была сильна и кружила мне голову. Я физически ощущала присутствие любимого в доме, словно между нами возникало энергетическое поле и заполняло все пространство вокруг нас. И это же поле являлось сильнейшим магнитом. Бывало, что мы расходились по своим комнатам, Грег сидел в Интернете, я валялась на кровати и читала какую-нибудь интересную книжку. Но буквально через полчаса или максимум час, мы каким-то таинственным образом оказывались рядом. Или Грег возникал в моей спальне, словно материализовавшись из воздуха, или я шла к нему в кабинет, а часто мы сходились в гостиной и бросались друг другу в объятия.

– Тебе приготовить что-нибудь на обед? – услышала я вслед и остановилась на лестнице.

Грег никогда и ничего не ел и не пил, но последнее время пристрастился к приготовлению пищи. Как он говорил, ему было приятно что-то делать своими руками для меня, к тому же запахи пищи, ее вид и цвет рождали давно забытые ощущения.

– Не знаю даже, – неуверенно ответила я.

– Телячьи отбивные под швейцарским сыром, картофельное пюре и овощной салат? – предложил он и широко улыбнулся.

– Ты меня скоро раскормишь так, что ни в одну дверь не влезу! – засмеялась я.

– Мне доставляет удовольствие наблюдать, как ты ешь, – сказал Грег. – У тебя всегда отличный аппетит.

– Приготовь, что захочешь, – сказала я и побежала вверх по лестнице.

Но как только набрала воду и устроилась в ванне, тут же появился Грег. И я не смогла сдержать смеха.

– А кто-то обещал накормить меня вкусным обедом… А ведь на это время нужно! Но если тебе не хочется готовить, то я могу и сама.

Грег присел на корточки и положил подбородок на край ванны. Его лицо напомнило мне забавную мордочку юного щенка, выпрашивающего ласки у хозяйки. Я тихо рассмеялась и начал брызгать на него розовой пеной. Грег сдул ее с носа и вдруг нырнул в воду прямо в джинсах. Я испугалась. Его тело, живущее по другим законам, плохо переносило жар. А вода была достаточно горячей.

– Глупый, – укоризненно заметила я и пустила холодную воду. – Тебе же вредно перегреваться.

– Не могу без тебя! – улыбнулся он и схватил меня за талию.

Ванна была квадратной и довольно большой, так что места хватало. Я, задыхаясь от хохота, попробовала ускользнуть из его цепких рук. Но не тут-то было. Грег держал меня крепко. Он был в джинсах, но без футболки, и его мокрый торс блестел, как влажный белый мрамор. Я перестала смеяться и начала гладить холодные плечи, не сводя глаз с его начинающих наливаться кровью губ. Это был плохой признак, но я закрыла глаза и приподняла подбородок. Если вам постоянно что-то грозит, то постепенно чувство опасности притупляется. Как ни странно, но психика привыкает и к такому. И я в нетерпении ждала поцелуя. Когда прохлада губ коснулась моей щеки, я тихо вздохнула и обхватила Грега за шею, прижавшись к нему всем телом. Я слышала, как он начал задыхаться. Но и я изнемогала от желания. Я, не открывая глаз, нашла его приоткрытые губы и прильнула к ним. Он жадно ответил. Мне хотелось, чтобы наш поцелуй никогда не кончился, ведь казалось, что мы сливаемся в одно целое. Золотистые огоньки вспыхивали под моими плотно сомкнутыми веками, розовые искорки сверкали и тут же гасли, сиреневые всполохи переливались, и я сгорала от любви в этом разноцветном мареве моей эйфории.

И вдруг все закончилось. Я снова обнимала пустоту. Но обычно наши ласки именно к такому финалу и приводили, и удивляться было нечему. Я глубоко вздохнула и открыла глаза. Ванна была пуста. Я пустила горячую воду и вытянулась во весь рост. Раньше, когда Грег вот так исчезал, я часто не могла сдержать слез. Но сейчас точно знала, что он рядом, и мне не нужно изнывать от неизвестности, когда он появится вновь и появится ли вообще.

Полежав в воде еще какое-то время и окончательно расслабившись, решила, что пора выходить. Мое внутреннее равновесие восстановилось. Когда я спустилась вниз, то увидела, что Грега в гостиной нет. Я заглянула на кухню. Его не было и там, правда, приборы уже стояли на белоснежной кружевной скатерти. Тогда я отправилась в его кабинет. Заглянув в приоткрытую дверь, сразу его увидела. Грег стоял у стены и смотрел на текст, помещенный в рамочку и спрятанный под стекло. Я замерла. Я знала, что он вновь и вновь перечитывает текст вампирского поверья. Грег однажды захотел, чтобы он постоянно находился перед нашими глазами.

Он медленно обернулся ко мне. Его лицо было грустным. Я приблизилась и обняла его, уткнувшись лбом в плечо.

– Сам не понимаю, зачем так часто перечитываю… И так знаю наизусть, – тихо проговорил Грег и легко обнял меня, целуя в макушку.

– Наверное, тебе это необходимо, – прошептала я и подняла голову, невольно вглядываясь в текст.

Это было древнее поверье. Вампиры передавали его друг другу в устной форме, как легенду. И Грег и Рената раньше слышали об этом, но вначале не верили. К тому же Рената никогда не стремилась вновь стать человеком, в отличие от Грега. А вот он еще до встречи со мной мечтал об этом. Как оказалось, у Атанаса хранилась копия этой легенды. И она попала к нам в руки. Я по привычке прочитала последние предложения.

«…Вампир вновь отпрянул от нее. Он понимал, что стал ареной борьбы Тьмы и Света, его сущность раздиралась на две части. И он выбрал. Встав, вампир наклонился над лежащей плачущей девушкой и сказал:

– Живи!

И мгновенно почувствовал, как дикая дрожь сотрясает все его тело и нестерпимый жар разливается по венам…

Началось превращение… Обратный отсчет…

Тьма предостерегает детей своих: не поддавайтесь обольщению Светом!»

– Почему, почему все так? – с горечью воскликнул Грег. – Меня мучает то, что я должен сделать.

– Но ведь ты хочешь этого больше всего на свете! – ответила я и села на диван.

Грег повернулся к тексту. Он смотрел, не отрываясь, словно хотел увидеть какой-то подтекст, скрытый от обычного взгляда. Я не мешала ему.

Проблема, вставшая перед нами, казалась неразрешимой. Вначале, когда мы получили полный текст поверья, то необычайно обрадовались, ведь он служил подтверждением, что обратное превращение возможно. А мы оба хотели этого больше всего на свете. Мы постоянно строили планы, как заживем счастливой семьей, у нас появятся дети, мы не будем расставаться до самой смерти. Воодушевление вызывало эйфорию. Но как выяснилось позже, самыми главными в этом тексте были всего два слова, на которые мы поначалу не обратили внимания: «Обратный отсчет».

Грег покончил с собой из-за несчастной любви в возрасте 18 лет. Это случилось в начале века в Москве. И сейчас мы точно знали, что после превращения он окажется в мае 23-его года, в том разрушенном доме, где он повесился. И мы расстанемся навсегда, трудно было представить, что нас могло бы соединить через века. Мы узнали об этом от Атанаса, хотя и раньше определенные догадки тревожили, просто мы предпочитали не говорить об этом. Грег писал стихи и был сильно увлечен поэзией, но став вампиром, мгновенно утратил свой дар. Он вновь и вновь пытался сочинять, но это были жалкие потуги бесталанного существа. Я несколько раз оказывалась свидетелем его мучений, пыталась хоть как-то помочь, уверяла, что когда он станет человеком, его дар непременно вернется. Грег надеялся на это.

Но принять какое-то решение казалось невозможным. При одной мысли о расставании навеки сердце начинало ныть от невыносимой боли. И мы просто перестали говорить об этом. Но я знала, чем для Грега являлась его мечта. Он не раз рассказывал мне о мучительной жизни вампира, о темноте, которая постепенно заполняет изнутри и делает его все более холодным и равнодушным ко всему на свете. Грег боролся с этим, как мог. Но окончательное решение так и не принимал. Варианта, на мой взгляд, было всего два: или он выполнял условия поверья и становился человеком, навсегда расставшись со мной, или оставался вампиром и не разлучался со мной… до моей естественной кончины. Ничего другого быть не могло. Но Атанас видел единственный выход – обратить меня. Но я категорически не соглашалась. Мы не говорили на эту тему вот уже месяц, а просто жили вместе, наслаждаясь каждым днем. Я старательно отгоняла мрачные мысли. Но и любимый делал вид, что все прекрасно, не отходил от меня, был нежен и внимателен.

– Меня мучает это, – тихо повторил Грег и повернулся ко мне.

Его бледное прекрасное лицо исказило страдание, глаза словно выцвели и выглядели потухшими, побелевшие губы сжались. Я не ответила, решив дать ему возможность высказаться. Видимо, время пришло.

– Знаешь, Ладушка, я ведь решил остаться вампиром. При одной мысли о вечной разлуке с тобой, все внутри меня умирает. – Он криво усмехнулся и добавил: – Хотя, наверное, дико это слышать от вампира, который и так давно труп.

– Ты не труп! – возмутилась я и тут же прикусила язык, жалея, что не сдержалась.

Грег приблизился и сел на пол у моих ног. Он поднял голову и, не мигая, смотрел мне в глаза. Нежность, смешанная с болью, затопила меня. Я тоже не могла даже на миг представить, что он навсегда исчезнет из моей жизни и из этого времени. При одной мысли об этом мне становилось дурно и тоже казалось, что я умираю. Невольные слезы обожгли сомкнувшиеся веки. Я не хотела, чтобы Грег видел, как я плачу. Он всегда так расстраивался из-за этого, так остро реагировал. К тому же это были первые слезы за этот счастливый безоблачный месяц. Я изо всех сил старалась взять себя в руки и не показывать, как мне больно. Но вампир видел меня насквозь, хотела я этого или нет.

Грег придвинулся, обнял мои колени и уткнулся в них лбом. Я машинально начала перебирать его шелковистые волосы. Мои пальцы дрожали.

«Все хорошо, – твердила я про себя, – все хорошо… Из любого положения имеется выход. Просто нужно найти его».

– Я люблю тебя, – невнятно произнес он, не отрывая лицо от моих колен.

– Я люблю тебя, – как эхо повторила я и начала целовать его макушку.

Грег поднял голову, в его глазах застыла боль. Я склонилась и начала целовать его задрожавшие губы. Но он замер и не отвечал мне ни единым движением.

– Это невыносимо! – сказала я, оторвавшись.

– Я постоянно думаю об этом, – прошептал он. – И все больше склоняюсь к мысли, что нам нужно успокоиться и просто жить, ничего не предпринимая. Ты неуклонно повзрослеешь, потом состаришься, потом…

Я ощутила, как Грег вздрогнул.

– Да, потом я умру, – закончила я за него. – И это естественный ход вещей. А тебе вечно будет восемнадцать! И как ты себе представляешь нашу жизнь, скажем, лет через двадцать?

– Для меня время имеет несколько другие величины, – медленно произнес он, – поэтому я давно взял себе за принцип жить «здесь и сейчас» и не заглядывать в будущее.

– Да, я знаю, – как можно более спокойно ответила я, – но я подумала о другом. Ведь ты можешь осуществить свою мечту, когда я уже… уйду в мир иной…

Грег вдруг вскочил. Я с испугом наблюдала, как он сжал руки и замотал головой, застонав сквозь зубы. Казалось, он преодолевает сильнейшую боль. Я схватила его за окостеневшие пальцы, стараясь заглянуть в глаза. Но он отбежал к стене и уперся в нее лбом. Я приблизилась и, помедлив пару секунд, обняла его сзади и прижалась щекой к спине.

– Неужели ты не понимаешь, я уже никогда и никого не смогу полюбить? – глухо проговорил Грег. – Как ты можешь предполагать, что я после твоей смерти смогу?! Как такая мысль вообще пришла тебе в голову? Пойми, ты моя единственная любовь, и это навечно! И только это имеет смысл.

Я молчала, прижимаясь к его задрожавшему телу. В душе зрело решение.

После обеда мы посмотрели телевизор, лежа в обнимку на диване. О поверье больше не говорили. Потом Грег удалился в кабинет, сказав, что хочет кое-что посмотреть в Интернете. Я не стала ему мешать, к тому же отчего-то решила, что он хочет узнать из СМИ как можно больше подробностей о маньяке, появившемся в Замоскворечье. Я знала, Грег не сомневается, что это дело рук, вернее клыков Ренаты, но не хотела в это верить. Ведь она все время находилась внутри картины со своим любимым Гансом, и ей не было смысла выходить оттуда. И если она все-таки появлялась в реальности, то неужели не попыталась бы встретиться с Грегом, ведь они так сильно привязаны друг к другу.

Поздно вечером, когда я уже собиралась принять душ и отправиться в кровать, Грег зашел в спальню.

– Хочу лечь, – сказала я. – Устала, сама не знаю отчего. Никогда не думала, что вот такое ничегонеделание может вызвать вялость. Но мне хорошо!

Он приблизился и мягко коснулся лба губами. Грег не умел спать, но ночью находился со мной. Обычно он лежал рядом, обнимая меня. Иногда я просыпалась, но тут же прижималась к его прохладному телу и вновь погружалась в сон, улыбаясь от счастья.

– Ты ложись, – после паузы сказал Грег. – А я приду к тебе чуть позже.

– В смысле? – удивилась я и внимательно всмотрелась в его опущенное лицо. – Ты куда-то уходишь? Но ведь уже за полночь!

– Так… возникли кое-какие дела, – нехотя ответил он. – Знаешь, я вообще не хотел тебе сообщать. Я ведь могу просто исчезнуть, когда ты уснешь. Но давно взял за правило стараться говорить тебе правду. Знаю, любящие люди частенько лгут друг другу. Но я понял, это неправильный путь и даже незначительная ложь постепенно разрушает любовь, словно капли воды подтачивают камень.

– Я ценю это, – серьезно произнесла я. – И я тоже всегда честна с тобой. Поэтому скажи мне все, как есть!

– Хорошо, Ладушка, собирайся, – после раздумья сказал он. – Прокатимся кое-куда. Жду тебя внизу.

Я начала волноваться, уж очень напряженным выглядел Грег. И отчего-то почти не сомневалась, что дело касается его сестры.

Когда мы после получасовой езды остановились возле ночного клуба, то первым делом я увидела именно ее. Рената стояла возле входа с каким-то пареньком, который курил, и весело смеялась. Ее яркая внешность сразу обращала на себя внимание. Рената имела точеную фигуру, прекрасное лицо с тонкими чертами и бархатными карими глазами, обрамленными длиннющими загибающимися ресницами. Ее маленькие, но чувственные губы притягивали сочным алым цветом и красивыми очертаниями, а приподнятые кончики создавали эффект затаенной улыбки. Длинные темно-каштановые волосы насыщенного цвета блестели словно шелк. Ренате было двадцать, всегда двадцать, хоть она и родилась в XVIII веке. От того времени у нее осталось пристрастие к локонам и корсетам. Но это чрезвычайно шло ей и всегда гармонично сочеталось с вполне современными нарядами. Вот и сейчас узкие черные брючки, заправленные в высокие замшевые ботфорты, черная шелковая блузка, туго затянутая в талии алым атласным корсетом, выглядели эффектно. Ровные, словно у куклы, локоны лежали на плечах. Рената выглядела оживленной и явно соблазняла парня. Он все пытался накинуть ей на плечи свою куртку, но она отказывалась, лукаво улыбаясь и говоря, что не чувствует холода, когда рядом такой горячий парень.

Мы приблизились, но Рената сделала вид, что нас не замечает. Грег, к моему удивлению, спокойно принял ее игру и прошел мимо. Когда мы оказались внутри, он заказал мне апельсиновый сок и уселся за барную стойку с весьма невозмутимым видом.

– Я в шоке! Это и правда Рената! – громко произнесла я, почти касаясь губами его уха.

В клубе гремела танцевальная музыка, и разговаривать было невозможно. Грег глянул на меня сумрачно, но не ответил. Однако мне не сиделось на месте, я не могла оставаться в бездействии. Но когда соскочила с высокого стула, Грег крепко схватил меня за руку и усадил на место.

– Успокойся и просто жди! – властно произнес он. – Ты забыла, что это не обычная девушка?

– И что теперь? – возмутилась я. – Пусть объяснится, в конце концов! Мы ведь тоже не просто прохожие. Ты места себе не находишь из-за ее исчезновения в недрах картины, да и я переживаю. А она, оказывается, разгуливает по ночному городу. Я считала, она лучше к нам относится. Ведь не может не знать, как мы волнуемся!

И тут появилась Рената, но уже одна. Она приблизилась к нам и уселась за стойку на свободное место справа от меня.

– Отпустила паренька? – спросил Грег.

– Так вы же явились! – усмехнулась она. – Вы тут надолго?

– От тебя зависит, – ответил Грег. – А то можем и до утра.

– Пошли? – сухо предложила она и встала.

Мимо нас в этот момент прошла парочка. Парень глянул на меня, затем задержал взгляд на Ренате и вдруг подмигнул ей. Она усмехнулась и приподняла правую бровь. Парень затормозил, жадно оглядывая ее с ног до головы. Потом облизнулся и снова подмигнул. Но его девушка возмутилась. Она презрительно посмотрела на Ренату, дернула своего спутника за руку и быстро увела прочь.

– Как мухи на сырое мясо, – пробормотала Рената. – Эх, поохочусь всласть!

Ее лицо приняло хищное выражение, ноздри подрагивали, алые губы кривились. Верхняя начала приподниматься весьма характерно, блеснули белоснежные зубы. Но Грег взял нас под руки и повел к выходу.

– Какие куколки! – слышали мы вслед, но Грег лишь ускорил шаг.

– Вы на машине? – зачем-то уточнила Рената, когда мы подошли к джипу.

– А ты будто не видишь! – усмехнулся Грег. – Забирайся внутрь.

– Я хотела прогуляться, – капризно ответила она. – Такая прекрасная ночь…

– Не выводи меня из себя! – грозно произнес он.

– Я та-а-ак боюсь, – издевательски протянула она, но в джип забралась.

Грег сел за руль, я устроилась рядом. Он резко повернулся и всмотрелся в Ренату.

– Не хочу ничего слышать! – тут же сказала она.

– Но зачем ты снова начала употреблять? – строго спросил он. – Мы ведь с тобой сразу после войны решили не пить людскую кровь. И ты себя всегда отлично чувствовала. Все дело в обряде в Ледяной Лилии? Ты попробовала кровь этого несчастного Ганса…

– Не смей говорить о нем в таком тоне! – взвилась Рената. – Я знаю, как вы все к нему относитесь. Лада все пыталась уговорить его не проходить обряд обращения…

– И правильно пыталась! – не выдержала я. – К чему это привело? К его смерти? А так он был бы жив.

– Он и так жив, – вдруг заявила Рената, и я вздрогнула, с испугом на нее глядя.

Я решила, что она все еще не в себе.

– Ну конечно, – увещевающим тоном заговорила я, – конечно, он жив… в твоей картине.

Я глянула на Грега. Он был мрачен и словно видел что-то такое, что ужасало его.

– Но как это возможно? – пробормотал он и пристально посмотрел на Ренату. – Ведь он умер там, в Ледяной Лилии. А все мы знаем, что случается с трупами этих несчастных, которых закусали до смерти…

– И что случается? – встряла я, изнывая от волнения, которое охватило меня с такой силой, что даже руки начали дрожать.

Я сама не понимала, что меня так пугает. Я помнила, как проходил обряд. Ледяная Лилия – это название одной из гор Гарц. Внутри нее полое пространство, по величине и высоте похожее на огромный кафедральный собор. Там-то и проходит обряд бракосочетания, если можно так выразиться.

– После окончания, когда счастливые пары покидают Лилию, – монотонно проговорила Рената, – туда приглашаются упыри, стрыги и прочие создания, так любящие падаль. Они своего рода чистильщики и все съедают дочиста. И даже стены вылизывают, не оставляя ни капли крови.

Я ощутила сильнейший приступ тошноты, но постаралась преодолеть его.

– И Ганса, несомненно, съели, – невозмутимо констатировал Грег. – А ты нам толкуешь, что он жив.

Я видела, как Грег, несмотря на свою кажущуюся невозмутимость, все сильнее напрягается. Его лицо окаменело и напоминало мраморную маску, глаза спрятались за опущенными веками. И без их сияющей голубизны он жутко походил на мертвеца. Я, глядя на него, пугалась все сильнее.

– Он жив! – вдруг выкрикнул Грег и раскрыл глаза. В них плескался ужас. – Но как?!

– Кто жив?! – не выдержала я. – Ганс? Да? Рената, что ты молчишь?! Я с вами с ума сойду!

Она наклонилась вперед и цепко схватила нас за предплечья. Ее ставшие непроницаемо черными глаза смотрели неотрывно, и казалось, угольные стрелы полетели прямо мне в мозг. Я ощутила тяжесть, мои веки медленно опустились, сознание мутилось.

… Парк заполнялся туманом, его серо-сиреневая дымка казалась живой, она постоянно шевелилась, наползая на траву, цветы, кусты. Мы с Грегом стояли, взявшись за руки возле скамьи, на которой сидел Ганс. Он был спокоен и бледен. И не обращал на нас никакого внимания. Я сразу поняла, что мы в трансе, а если быть точнее, это являлось одной из форм измененного сознания. Многие вампиры обладали способностью входить в такие состояния и вводить в них людей. И я была уверена, что получаемая таким образом информация более точна и наглядна, чем если бы ее передавали вербально.

– Мы внутри картины? – тихо спросила я Грега.

Он кивнул.

– А ты говорил, что у тебя ни разу не получилось проникнуть сюда, – продолжила я, не сводя глаз с Ганса.

– В реальности нет, – также тихо ответил Грег. – Но мы сейчас словно в подсознании Ренаты. Она просто проецирует нам картинки и ничего более.

– Я иногда уже не понимаю, какая из реальностей настоящая, – заметила я. – Все так натурально выглядит. И Ганс… он словно живой. Мне страшно.

Грег глянул на меня и ободряюще улыбнулся.

– Сестра нарисовала его мастерски, – заметил он.

И в этот момент Рената появилась из-за деревьев. Ее силуэт в длинном белом платье словно плыл сквозь все сгущающийся туман. И походил на классическое привидение. Я невольно с силой вцепилась в руку Грега, и ее явная осязаемость немного успокоила.

Рената медленно приблизилась к Гансу. Они обнялись.

– Я устал, – печальным голосом проговорил он. – Ты можешь уйти на… ту сторону, – и он кивнул, глядя куда-то поверх ее головы, – а я все время здесь, в непонятно каком мире… то ли существую… то ли я просто нарисованный тобой фантом, который можно смыть с полотна. И я тогда исчезну. И зачем ты создала меня таким? – с горечью добавил он и сделал шаг назад. – Я видел… мой труп сожрала какая-то мерзкая зубастая тварь, похожая на голову огромной совы…

– Не надо! – резко произнесла Рената и поморщилась. – Удивляюсь, что ты все это помнишь.

– Да, помню…. Моя душа, или что-то… вылетела из тела, когда ты выпила всю кровь… и болталась возле тебя все это время. И я видел, как ты плачешь, но не мог проявиться. И ангела возле меня не было, никто не хотел взять меня на небо.

– Бедный мой…, – прошептала Рената.

– И я, такой вот бесхозный, если можно так выразиться, последовал за тобой сюда, – продолжил он. – И когда ты создала из красок мое тело, я обрадовался, влетел внутрь и ожил. Как ни странно, но я жив…. И я – вампир! Как и хотел…

– Ты уверен? – спросила она и о чем-то задумалась.

Ганс вдруг расхохотался, обнажив ровные и белые как снег зубы. Раньше, при жизни они у него были, насколько я помнила, кривоватые и желтые.

– Рената, милая моя, да ведь ты сама сотворила меня своим волшебным искусством, – сказал он. – Неужели ты не знаешь, что нарисовала меня именно вампиром? Я и выгляжу совсем по-другому.

– Откуда ты знаешь, как сейчас выглядишь? – удивилась она.

– В парке есть пруд, ты сама сделала воду в нем хрустально чистой. Словно зеркало…

– Но вампир не может видеть свое отражение даже в воде, – резонно заметила она.

– Я отражаюсь в пруду, но довольно смутно, – задумчиво произнес Ганс. – Видимо, я еще не до конца вампир. А может, в этом картинном мире вообще все по-другому, чем в земной реальности. Кто знает…

– Все может быть, – тихо произнесла она. – Я вхожу в картину, и поначалу… в верхнем слое сильно пахнет красками и все выглядит именно нарисованным. Но чем глубже я проникаю, тем реалистичнее становится все окружающее, и уже не отличишь, нарисованный это мир или земной. Грег постоянно боится, что я окончательно пропаду в каком-нибудь полотне и не захочу выходить обратно. И сейчас, когда я с тобой внутри этого парка, мне так хорошо! И я часто думаю, что и это жизнь, к тому же беззаботная и прекрасная, полная любви и безупречной красоты.

– Но я так больше не могу! – нервно сказал Ганс и шагнул к ней.

– Любимый, – ласково произнесла Рената и обняла его. – Разве нам плохо здесь?

– Я чувствую себя крайне странно, и чем дольше нахожусь в таком качестве, не понять кого или чего, тем сильнее внутренний дискомфорт. Моя душа не может окончательно соединиться с телом, созданным из масляных красок. И я начинаю сходить с ума! – закричал он, схватил ее за плечи и начал трясти.

Грег сделал шаг к ним, но я ухватила его за локоть. Он остановился.

– Ты же знаешь, что нас тут словно и нет, – заметила я.

Он лишь молча кивнул. Его лицо окаменело.

– Я думала, тебе хорошо, – испуганно проговорила Рената.

– Хорошо?! – с горечью воскликнул Ганс. – Так хорошо, что иногда хочется попросить тебя смыть эту картину с холста вместе со мной.

Рената дернулась, словно он ударил ее по щеке, и опустила глаза.