bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Татьяна Герингас

B пути

Импрессии

В книге использованы фотографии из семейного архива Татьяны и Давида Герингас

Иллюстрации и художественное оформление Кристины Норвилайте


© Т. Герингас, 2020

© К. Норвилайте, иллюстрации, художественное оформление, 2015

* * *

О себе

 Я – Герингас Татьяна, урождённая Шац.

Родилась в 1945 году, в Клину, Московская область.

 Папа – пианист, мама – старший кассир Большого театра.

В 1952 году поступила в общеобразовательную школу и параллельно в музыкальную.

 В 1964 году – поступила в консерваторию, в класс Генриха Нейгауза, после его смерти – Станислава Нейгауза.

 В 1967 году вышла замуж за Давида Герингаса.

 В 1971 году закончила консерваторию.

В 1971 году 2-го марта родился Сашенька.

В 1975 году – эмиграция.

 С 1976 года – в Гамбурге.

 С 2000 года – в Берлине.

В 2004 году – женитьба Саши и Катарины.

 В 2006 году – рождение внучки Полечки (Polly-Josephine).

В 2008 году – рождение внучки Леечки (Lea-Matilda).

 C 2011 года дети в Америке.



Молодой лейтенант просит Додика открыть дипломатический чемоданчик, в котором сверху лежит долгоиграющая пластинка с его портретом в полный формат, спрашивает утверждающе «Это вы?!» и предлагает следовать за ним.

Длинный коридор приводит нас к выходу в самолёт. Симпатичный лейтенант пожимает нам руки и… желает счастливого пути…



А за два часа до этого, мы на аэродроме: мама, папа, сестра, загримированные друзья. Страшное напряжение, время подходит, разыгрывается драма: мама с рыданиями бросается на меня, потом на Сашу и Додика – прощаемся навсегда.

С подкошенными ногами и оборачиваясь, уходим в тёмное отверстие, откуда возврата нет…


А за несколько дней до отъезда – суматоха, сборы, приезд и приход родственников, друзей и знакомых в нашу малюсенькую двухкомнатную квартирку на окраине Москвы, куда нас выселили из нашей коммуналки за два месяца до отъезда (о коммуналке расскажу позже) – все готовят, едят, разговаривают, перебивая друг друга, об эмиграции, кто кому что рассказал и посоветовал. До того увлекались, что забывали, зачем пришли.


Мои родители воспринимали наше решение болезненно: папа не хотел писать разрешение на наш выезд – эта процедура была тогда необходима. Он буквально сунул мне в руку подписанный им листок, буркнул: «Пишите, что хотите».

Своим отъездом мы лишали его ещё одной заграничной поездки (с ансамблем в Чехословакию), которая так или иначе была бы последней перед его пенсией. Мама же страдала от обид, наносимых ей бабками-коллегами по работе: «Ну что? Уезжают в Израиль? Родину свою предают?» В спор вступать было бессмысленно, да и небезопасно.

Родители Додика вели себя спокойнее, они мечтали отправить всех своих детей вон из этой страны, в которой их семья так натерпелась от антисемитизма. Впоследствии все дети, да и они сами эмигрировали, разлетевшись по белу свету.


На полу стоят семь чемоданов, а в них – вся наша жизнь, её нужно везти в таможню для декларации. За день до отъезда Додик со своим папой поехали в аэропорт, отдали, как положено, чемоданы на проверку, и стали свидетелями безобразнейших сцен, как таможенники обращались с вещами отъезжающих и с ними самими: вдруг летели на пол бинокль или подзорная труба – «извините, упало!» – вещи, разрешённые властями для вывоза. Или выхватывали у детей из рук мягкие игрушки и вспарывали их у них на глазах, в поисках драгоценностей или чтобы просто поиздеваться.



Додик, вернувшись в шоке, заявил, что, если завтра при отлёте с Сашиной Хрюшкой поступят так же, – он их всех убьёт! И вот мы наконец в битком набитом самолёте: летим, голова горячая, напряжение неописуемое, не разговариваем. Что нас ждёт? Ведь едем в никуда!


Сашенька смотрит в окно и пока занят Хрюшкой, но ведь придёт вечер, и он спросит: «А где бабушка?» Ведь он вырос с ней, а не с нами – мы уезжали на гастроли, целовали его в щёчку – «Пока, Сашенька!», возвращались домой, опять целовали: «Привет, Сашенька!» – вот такими были наши взаимоотношения. И задал он вопрос, и расплакался, и мы успокаивали его как могли, нервозно, неумело и нетерпеливо.

Придётся многому научиться, оставшись втроём. Саше четыре года, и это только первое наше с ним знакомство.



Летим. Почему именно в Вену? Нам было известно, что там происходило разделение публики на два «лагеря» – Израиль и Америку. Мы сразу же пошли в американский отсек. После короткого контроля нас разместили по автобусам и повезли в гостиницу.


Перед входом обшарпанного дома стоял «вышибала», медленно пропуская неспокойную толпу внутрь, громко и неправильно выкрикивая имена. A когда убедились, что все на месте, началась операция размещения по койкам, которая затянулась. Этот тяжёлый переломный день подходил к концу. Мы нанервничались, утомились и проголодались. Вышли, озираясь, на улицу, нашли забегаловку – наш первый венский «ресторан», заказали самое дешёвое – венские сосиски (хорошо ещё, что Додик смог объясниться по-немецки), поели, но денег, данных нам организацией помощи на первое время, не хватило, чтобы расплатиться и официант презрительно простил нам недостачу. Я была потеряна.

Стало ясно: надо вживаться и привыкать ко всему новому – языку, людям, их поведению. На каждом шагу неожиданности, задачи, принятие решений. Но одно уже принято – оно неоспоримо и безвозвратно. Мы здесь и у нас есть и будут силы начать этот сложный, нам неизвестный, как на Луну, путь.

В Вене мы пробыли десять дней. Наша гостиница стояла на окраине города возле великолепного парка, по тропинкам которого, среди вековых деревьев и цветочных кустов, разгуливали павлины, гордо и надменно помахивающие раскрытыми хвостами-веерами.

Много времени уходило на поездки в учреждения, ожидания в очередях, бесконечные вопросы и вопросы по оформлению очередной бумажки, подтверждающей твою личность. При выезде из России мы были лишены советского гражданства: противное чувство – быть никем!


Однажды опять пошли в парк смотреть на чудесных павлинов, и вдруг издали по тропинке приближается фигура в тёмном длинном пальто, с наклонённой на бок головой и руками за спиной. Фигура приближается, мы прячемся за кусты, – это Святослав Рихтер! Сегодня вечером у него концерт в Вене – первый его концерт, на который мы не сможем попасть, – и он совершает свою обычную прогулку.

Жизнь в гостинице протекала уныло, общение с жильцами относительное, на уровне: кто что продал и за сколько. Одним из светлейших событий стал приезд Раду Лупу с женой Лизой. Я училась вместе с Раду у Нейгаузов, а Додик с Лизой у Ростроповича. Мы ещё в Москве договорились встретиться на Западе, и вот они здесь! На такси мы вместе поехали в увеселительный парк «Пратер», и по пути Раду с Сашей перепели все увертюры Россини, а в парке перестреляли на всех аттракционах.

И вот настал день – едем в Италию: следующий пункт на пути к приближающейся мечте, – а мечта одна: поскорее получить визу и… в Америку!

Садимся в плацкартный вагон; «сидячка», но мы в купе одни, с Сашей, виолончелью и семью чемоданами. К вечеру Сашенька устал и заснул у нас на коленях, а мы настроились на бессонную ночь. Не знаю, сколько прошло времени, но, вдруг показался свет – это солнце восходило из-за огромной серо-зелёной стены, – это Альпы, которые мы видим впервые в жизни! Поезд кружил среди гор, ручьёв и замков, скрываясь в ущельях, потом снова и снова вырываясь на свет. A солнце восходило всё выше и выше; мы стояли у окна, зачарованные гигантской природой и гаммой разнообразия красок. Сашенька проснулся и, открыв рот, долго простоял с нами у окна.

Но вдруг, после обеда, около пяти часов поезд останавливается где-то посреди поля, нас всех выкидывают, чемоданы летят из окон – так надо, говорят, в целях безопасности… Опять рассаживают по автобусам – едем в Рим! (Осуществление вещей мечты!)

Гостиница ужасающая: тесно, душно, смрад, окна на улицу, а там – мотороллеров тьма, не заснуть. Хозяйка противная – ругается и есть не даёт. Чувство подавленности, и постоянный вопрос: «А правильно ли это?.. А не лучше бы было?..» Я борюсь с депрессией, а Додик и Сашенька – два оптимиста: у одного цель – поскорее встать на ноги, начать дышать, действовать, а у другого – мороженое.

В это же время в той же гостинице мы подружились с замечательными людьми, с которыми вместе эмигрировали. Среди них были и врачи, и музыканты, и адвокаты. Мы поддерживали друг друга и очень надеялись вместе оказаться в Америке, но судьба всё повернула по-своему – мы остались в Европе (об этом позже).

С некоторыми из них нас связывает тесная дружба и по сей день.

Через несколько дней по прибытии в Рим нас вдруг разыскивает мой профессор – Станислав Нейгауз, вместе с Брижит Анжерер и Валерием Воскобойниковым, тоже бывшим учеником Нейгауза, который уже давно живёт в Риме, так как женат на итальянской пианистке Маризе Танцини. Они каким-то образом узнали телефон нашей гостиницы и приехали забрать меня на ужин – Додик трогательно отпустил меня, оставшись с Сашей.

Стасик (Станислав Нейгауз), красивая Брижит – в белом длинном платье с открытой спиной, с зачёсанными назад волнистыми волосами, с сигаретой в руке – так я буду помнить её всю жизнь…



Но сейчас мы в шикарном ресторане; я, как в воду опущенная, в эмиграции, в неловкости, не знаю, что выбрать – выбрали мне «песто», которое не поняла. Пес-то – это соус для спагетти, состоящий из базилика, кедровых орехов и оливкового масла – показался мне горьким, вкус базилика – непривычным; я сочла, что надо мной поиздевались; но, конечно же, нет: песто, особенно тогда, в 70-е годы, было абсолютным деликатесом.

Пошли провожать меня домой; Стасик поднялся со мной к двери гостиницы, на пятый этаж, и целый час простоял, проговорил, проплакал: «Таня, зачем вы уехали?», не выпуская моих рук…

По истечении десяти дней едем опять – в Остию, недалеко от Рима, на море, где проводим следующие три месяца в ожидании визы на Америку, а именно в Сан-Франциско! Почему не в Рио-де-Жанейро? Не знаю, звучит так же красиво!


Остия – небольшой город на побережье Тирренского моря, состоящий в основном из современных многоэтажных построек, скорее похожих на советские «хрущобы», чем на прекрасную Италию, где ведь только старина и история.

Место встречи вновь прибывших – почта. Там происходило всё: обмен информацией, сплетни, поиски квартиры, а главное – общение на уровне: «А ты что – на музыке играешь?»

Нам повезло – мы нашли комнату в центре города, на «крыше» одного из таких домов, у синьоры д’Оттави, пьяницы, мы видели её только с двухлитровой бутылкой в руках. Она разрешала нам пользоваться коридором, кухней и террасой в 105 квадратных метров, постоянно опалённой солнцем. Находиться там – значило расплавиться. Вся жара шла в 10-метровую, на трёх человек, комнату, завешанную жалюзи, и мы задыхались.

Додик умудрялся заниматься, а Саша терпеливо ждал мороженого при вечерней прогулке. Когда жара спадала, мы шли к морю или в парк покататься на карусели. Иногда нам было лень спускаться, и Додик с Сашей гоняли на террасе в футбол, и мяч неоднократно оказывался внизу, к неудовольствию прохожих, владельцев бара и нашей хозяйки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу