Позавчерашнее солнце

Я танцую ночью

Когда дети спят

Если не о крыльях

То о вдохновенном

В каждом воспитали

Думать иногда

Но как в старых фильмах

Важно ежедневно

Крылья забывая

Помнить о ногах

Я танцую истово

Юбкой пыль взъерошивая

Позабыв о времени

Топаю ногой

Сумерки зернистые

Я для всех хорошая

Но хочу по-честному

Быть иногда плохой

Утро огорчило

Буди понемногу

Так приходит осень

Чтоб наверняка

Помню нас учили -

Перейти дорогу,

Чтоб монетку бросить

В кружку бедняка

***

Предателям и предательницам

Дарового будут прощение

Без лишнего отягощения

Душевной самостоятельности.

И снова слова оправдания,

Покорности и служения -

Типичная песня раскаяния,

Граничащая с унижением.

Но только не ты, моя милая,

Не петь тебе больше иволгой.

Чернее насест верлибровый

Твоей любви меж могилами.

Всем можно, а ты – особенная,

Твоим словам нет прощения

Без сильного отягощения

И выходок недостойного.

Твоими слезами расплатятся,

Улыбкой и взглядом откупятся.

Снимай своё старое платьице,

Наденешь с плеча преступницы.

Нам бы

Нам бы здесь и сейчас

Покорить все олимпы, Эверест и Монблан,

Нам успехом подчас

Не напиться единожды – снова в путь караван.

Нам бы спать три часа

И, наполненным силой, вдоль по крышам гулять,

Часовым поясам

Пряжку вставить и словно ремень надевать.

С новой силой слова

Ощущаются в горле – сахар на языке.

Мельпомена права,

Когда плачет над шутками в каждой строке.

Нам бы джину плясать,

Петь и пить в многолюдном вагоне метро,

Все обиды собрать

И развеять их прах в крыльях розы ветров.

***

Ты не знаешь, а я полюбила художников

И то, как они водят рукой по холсту,

Как порой вынимают мольберт стреноженный,

Как стоят перед ним на посту.

И в сакральных движениях кисти по белому,

И в невольно закусанной нижней губе,

И во взгляде тревожном, с прищуром, смелом

Узнаю пересказ о себе.

Нет для них в наши дни ничего запрещённого,

С полуслова порой понимают всю суть.

Только за полностью тело разгорячённое

Наконец-то решает уснуть.

Я же знаю, что где-то внутри меня по пятам

Зацветает мольберт,

Любовь ссорится с тишиной

И пора расправлять эти самые, как их там,

Что растут у меня за спиной.

***

Пахнет травой и мятой.

Вечер до края полный

Счастья без предоплаты.

Тянет прохладой с пола.

Стынет в стакане вечность,

Выпита на половину.

Бесит твоя беспечность,

Брошенная мне в спину.

То, что считала важным,

Ты умолчал красиво.

Мокнет журавль бумажный

Там, на крыльце под ивой.

Важный урок получен,

Впрочем, мне не впервые

Свой же счастливый случай

Расстреливать боевыми.

Пахнет травой и мятой.

Стынет в стакане вечность.

Я подниму предвзято

И пью за твою беспечность.

Резолют

И плакали сосны солёной смолой

По жаркому летнему солнцу,

Ведь стать им придётся красивым столом,

С которого солнце сотрётся.

И может быть стол будет очень похож

Со пропорцией абсолюта

И льстивой подачей прохвостов-вельмож

На стол с корабля Резолюта.

И класть на него будут руки свои,

Так строго и беспрекословно,

В перстнях, в обрамлении рюш короли

С проверенной родословной.

И стол будет верно служить много лет

Хозяевам и их тайнам,

Пока помещенья музейного свет

В него не ударит случайно.

Он будет пылиться и сохнуть в Томске

На грани древесного срыва

Потом, а пока

Путник спит вдалеке

Меж сосен в тени у залива.

Встреча

Едкий свет и тёмный слюнявый вечер.

Засыпаю нервно – не замёрзнуть бы до утра.

Из незваного сна выплывает ко мне навстречу

Комната из серебра.

Свечи плавят минуты в литую вечность.

Человек на коленях держит черепаховый позвонок.

Всем потерянным – встреча,

Замечтавшимся  – тоже встреча,

В этой комнате место найдётся и тем,

Кто давно одинок.

Под вибрацией ханга тело немеет в мякоть.

И глаза утопают в дыме неровного света,

Камертоном безволия льётся в осеннюю слякоть

Голос поэта.

Он поёт о любви надоевшую всем песню,

Но так хочется в звук обратиться и петь с ним.

Этой ночью я или умру совсем,

Или воскресну,

Но уже никогда не засну один.

От свечи загорается занавес из перламутра.

За окном безнадёжно-неистово трубит поезд,

Возвещая забывшимся и опьяневшим приход утра.

Я больше не слышу, не слышу, не слышу

Его голос.

Молчать

Молчать внутри себя, чем горше, тем сильнее

Молчать, чтоб хрупкий ритм не нарушать,

Молчать, пока нутро всё индевеет

И душит неспеша.

Молчать на перекрёстках, улицах, бульварах,

Их вязкий гул впитать не так легко,

Я в новых городах ни разу не бывала,

Но там, как здесь, молчать больней всего.

Не раз уже поэты тонко намекали,

Что в тишине и благо, и венец,

Но почему за тишину не вешают медалей

На вместо сердца выросший свинец.

Молчать как битва с самым близким другом,

Как невозможность руки возложить

На фразы, разобщённые по кругу,

Себя и ближнего за них простить.

Молчание не значить жить, хоть нужно жить…

***

Мы записываем мечты на полях в блокноте,

Зарекаемся стать смелее и с каждым годом

Замираем в волненьи и страхе на той же ноте,

Воспеваемой сотней поэтов ноте свободы,

И никак не берём её.

Мы поём и танцуем, но только когда не смотрят,

Мы вгрызаемся в суть и тут же плывём обратно.

Всё иное нам кажется вдруг уравненьем квадратным,

А в основе всего пресловутая нота -

Мы опять не берём её.

Серый порох московских крыш упадёт на ресницы.

Мы такие же серые там, и внутри и снаружи,

Продвигаемся в сторону смерти на вздохе синицы,

А вокруг недоступная нота всё кружит,

Ну а мы не берём её.

На песок у волнистого моря рассыпались люди,

Они серую кожу свою оттирают от пыли,

И поют, и поют эту самую ноту без всяких прелюдий,

Возвращясь к мечте, о которой забыли,

Они взяли её.

На краю

Мне не о чем беспокоиться, мой возраст не так велик,

Откладываю на будущее всё то, о чём лень сегодня.

И только недавно взъерошилась мысль, словно на глади блик -

А ведь мечта не исполнена, вчерашняя, прошлогодняя…

Не стало большим количество стихов из забытых строк,

Не стала смелее проза, до лучших времён отложенная.

Идеи, так сильно рвущиеся, залатаны, спрятаны впрок

И ждут, безымянно-забытые, помощи неотложной.

Неряшливо скатан пергамент и валяются перья у ног,

Не хочется останавливать мгновение пережитое.

Но смотрит оранжево-чёрными глазами мой эпилог,

И дышит в меня промозглым дыханием ледовитым.

Мне страшно заглядывать в бездну, стоять у неё на краю,

Вылавливать вдруг из чёрного судьбу в ней бесследно… поэтов -

Они свою жизнь проживали, чтоб я смогла жить свою.

Ведь мне еще двадцать уже, подумаю завтра об этом…

***

Переулками стынут двушки – трёшки,

Плача в шахматном поле пустых глазниц.

Сколько здесь еще нам с тобой матрёшить

По чужим городам среди новых лиц?

Перемытые дочиста чашки, ложки

Сохнут на антресоли в уютной тьме.

И не вспомню, когда это не понарошку

Моё соло сменило чужой дуэт.

Передумала много, но понемножку

Привыкаю заваривать для двоих.

Собирай свой рюкзак,

Не сломай застёжку,

Я почти дописала стих.

Он ходит в горы

Он сводит на нет все скорости, метры и параллели.

В пустой квартире холодным кажется каждый угол.

Все в этом городе друг другу до смерти надоели,

Устали хотеть и ненавидеть друг друга.

Он сводит на нет абсурд, неважное и сквозное,

Он сводит меня с ума, с вершины, с последней её ступени,

Он ходит в горы, он спит у них на коленях,

Он сопкам белёсым поёт о сахАрном зное.

Ему не чета мои тексты, авто квартира,

Он с детства привык налегать на тугие вёсла.

А я об одном в ней прошу – чтобы отпустило,

Когда он уходит навстречу звёздам, горам и вёснам.

Пока я гадала на картах, камнях, на кофейной гуще -

Рискнуть или бросить любовь у самой её юдоли,

Жизнь вспять уползала, и не становилось лучше.

А кто-то сажал в этот час самолёты в поле.

***

Он желает мне доброго утра, я ему – доброй ночи.

И в разрезе вселенной нет ничего короче,

Чем длина неозвученных мыслей, смешных рассказов,

Недопетой песни, невысказанной фразы…

Зажигаются блёклые звёзды – свои над каждым,

От одного до пятидесяти, так смешно репортажо.

Ты хотел бы вернуться быстрей, но пока бумажно:

«Доброй ночи, до завтра», а как тут – не важно.

Под колёсами жёлтая пыль выгорающей Аризоны,

На губах я практически чувствую вкус её полусладкий.

Привези мне букет из историй твоих сезонных,

А я в каждой из них нарисую свои путевые закладки.

Он желает мне доброй ночи, я ему – доброго утра,

Зависают над нами десять часов временного пространства.

Я не знаю, какими шагами дойти до ТУсон,

Я не знаю, но обещаю к утру разобраться.

Моей Ба

Среди серых иссохших асфальтовых стен и дорог

Слышу голос твой, добрый и ласковый, ненароком

Расскажи, дорогая, как там далеко далеко

Роза алыми искрами бьёт над колодцем глубоким

В тишине предыюльского утра в деревне твоей

Как клубника на ягоды цвет поменяла свой белый

И заметно из старого дома, от самых дверей

Как Малиновка бок выставляет на солнце свой спелый

В непрерывном потоке уставших от серого глаз

Здесь ты сам себе кажешься слабым, нечутким,

Негибким

И так радостно слышать хоть в сотый, хоть в тысячный раз

Как ты старость и лето в душе проживаешь с улыбкой