Три исхода одного знакомства. Повесть и рассказы

– Нет! Больше я терпеть это не могу! – взорвалась возмущением Алинка. – Если хочешь, можешь оставаться! А я выйду на ближайшей остановке. С меня и такого кошмара вполне достаточно! Тоже мне, погуляли! Развеялись! И чем только твоя голова, Глеб, забита?!

Алинка поднялась со своего места, развернулась и оказалась у двери. Глебу пришлось последовать за ней. Он неловко пожал плечами, адресуя этот жест оставшемуся на месте случайному попутчику, который ошарашил их обоих целым возом ужасов и поколебал надежду на будущее, и качнул головой в виде прощания.

А профессор больше не следил за молодыми людьми, а зачем-то принялся копошиться в своем портфеле, откуда сразу извлёк забытые на время расчёты.

Когда раздосадованная парочка перебралась на другую сторону пустынного проспекта и устроилась под крышей остановочного павильончика, Алинка вдруг спросила:

– Глеб! А что, если этот чокнутый профессор во всём окажется прав? Может, мы действительно зря эти намордники напялили? Может, надо их сбросить и изменить своё отношение ко всему? Ты хоть что-нибудь после этого жуткого разговора понимаешь?

– Кое-что новое я, конечно, узнал… Для начала многое нужно разложить по полочкам. Но и сейчас мне понятно, что в мире начинается нечто совсем непонятное! Начинается борьба всех и вся на самых верхах. Когда паны дерутся, у холопов лбы трещат! Но общая неразбериха пока оставляет, как мне кажется, крохотное местечко для надежды. Может, всё окажется совсем не таким, к чему стремится каждая из противоборствующих сил. Помнишь, как в одной сказке, волки от испуга скушали друг друга! В любом случае, ни один сценарий не сработает идеально, потому что какие-то силы вмешаются! Может, инопланетяне возмутятся? Может, черт кого-то попутает!

– Ура! – воскликнула Алинка. – Хоть одно светлое пятно появилось, к которому потянется моя тонкая натура! Ура!

– Ну, да! – подтвердил Глеб, правда, без той радости, которую сейчас испытала Алинка. – Человеку вообще свойственно пассивно надеяться, будто всё само собой образуется. А образуется ли оно, если само собой?

Июнь 2020 года.

Катя и вороны

Моей внучке Катюше около четырёх лет. В преддверии своего дня рождения она, коренная горожанка, глядя в окно, как-то мне заявила:

– На прошлые именины ко мне с поздравлениями приходили все дикие звери! А теперь их в город не пускают! А они хорошие!

– Катюша! – удивился я очередной фантазии. – Какие ещё дикие звери?

– Ты, дед, всё равно ничего не помнишь! У тебя же склероз проклятый! Это было, когда я ещё жила в дремучем-дремучем лесу. Мне в берлоге было тепло. Топтыгин на меня никогда не сердился, даже если на полу оставались крошки. Там я дружила с зайчишкой, с Волком-злюкой и с Лисой-хитрюгой. И с трёхглавым змеем. Однажды они меня выручили из беды!

– А почему ты уехала из такого хорошего леса? – решил я озадачить внучку.

– Как ты не понимаешь, дед?! Потому что я теперь здесь живу! А тут водятся только собаки на поводках. Они своих хозяинов выгуливают. А мои звери сюда не приходят, потому что им в городе нечего кушать! Теперь тебе понятно, дед? – уверенно объяснила внучка, глядя через окно в наш огромный, но безлюдный в это время двор.

Я решил ей помочь, переключив на творческое начало.

– А давай, Катюша, мы будем дружить с той вороной, которая уселась под нашим окном на дереве и теперь по-своему что-то скандально выкрикивает!

Мы, кстати, живём в многоэтажке на седьмом этаже. А напротив наших окон рядком растянулись могучие вязы. Их верхушки пока не поднялись на наш уровень, потому сверху заметно как на одной из веток городская серая ворона затевает, кажется, строительство гнезда. Отличный повод, чтобы вовлечь внучку в творческий процесс.

– Давай! Давай! – поддержала внучка, запрыгав от радости. – Будем с той вороной дружить! – потом вдруг остановилась и задумчиво уточнила. – А как ворона узнает, что мы с ней дружим? Она к нам разве будет в гости прилетать? А мы, дед, никогда летать не сможем? Потому что крылья не выросли, да? А если ещё вырастут? Вот проснусь я на именины, а у меня крылья вырастут! Я точно знаю! И полечу я прямо к вороне! И стану с ней дружить!

– Возможно, Катюша, у тебя ещё и вырастут! А пока я предлагаю за вороной только наблюдать, чтобы сочинить о ней книжку.

– Ура-а-а! – снова запрыгала внучка. – Я очень люблю книжки сочинять! Ты не подумай – я это умею! Только ты мне поможешь, ведь честно? И чтобы с картинками!

– Разумеется, с картинками! Как же без них?

– Тогда ты, дед, первый начинай, а я проверю, как ты можешь! – предложила мне Катюша.

Ничего мне не осталось, кроме как самому начать нашу книжку с картинками:

– Жила-была Ворона! Она давно была совсем одинокой. Потому однажды задумала…

– Я знаю, знаю! – перебила меня внучка. – Она решила жениться! Чтобы ей было не скучно? Ты тоже так хотел сочинить?

– Именно так! Только не жениться, а выйти замуж! Выбрала она себе в мужья мудрого Ворона…

– Нет! Нет! – не согласилась Катюша. – Ворон совсем древний! Ему сто лет! А она молодая красавица!

– Совсем не так! – постарался я убедить внучку. – Этот ворон, как раз, оказался молодым и красивым, хотя и очень мудрым!

– Тогда нашей Вороне очень повезло! – согласилась Катюша. – Пусть ей очень повезло! А дальше что было?

– А дальше… А ты выгляни в окно и сама погляди на нашу Ворону. И понаблюдай за ее действиями каждый-каждый день. И тогда мы с тобой сможем сочинить о ней книжку. Для этого же надо знать, чем она всякий день занималась. Об этом и будем писать. Вот теперь, к примеру, что наша Ворона замыслила?

– А ты, дед, как думаешь, что она замыслила?

– Я думаю, что она выбирает место, чтобы вить гнёздышко для своей семьи…

– Да, да! – опять перебила меня внучка. – Я знаю, знаю! Она будет там вылупливать своих птенчат!

Скоро Ворона действительно свила гнездо в ветвях, очень похожее на взъерошенную и перевернутую шапку, и отложила в него три едва заметных сереньких яичка. То-то радости было у внучки, когда она по случаю разглядела их в подзорную трубу!

Ворона, принявшись высиживать яички, изредка отлучалась, видимо, чтобы поесть и размять затёкшие крылья. В это время в гнездо усаживался ее мудрый и верный «муж». Или же сидел на ветке по соседству, или где-то разыскивал еду. Но всякий раз, как и сама Ворона, раскрытыми крыльями заботливо закрывал от дождя и холодного ветра своё желанное потомство. По всему видать, у серых городских ворон получилась очень дружная и надёжная семья, с которой и многим людям-то следовало брать пример!

А мы с внучкой пристрастились ежедневно подолгу наблюдать за гнездом, обсуждая все изменения в семействе наших подопечных, чтобы подробно оформлять большой альбом, щедро выделенный внучкой для совместной книги. Правда, большую часть листов в ней уже заняли всякие рисунки Катюши, в которых Вороны играли главные роли.

Вытерпеть все двадцать пять дней до первого проклюнувшегося воронёнка Катюше оказалось не просто, но я всякий раз напоминал ей о необходимости помогать Вороне нашей крепкой дружбой. Ведь потом Ворона обязательно захочет прочитать нашу книжку. Тем и подпитывал угасающее терпение внучки.

Зато сколько было восторгов, когда она впервые разглядела в подзорную трубу голеньких розовых птенчиков, одновременно раскрывающих свои ненасытные клювы в ответ на приближение кормящей матери! Картина всякий раз была недолгой – покормив птенцов, ворона поспешно накрывала их своим телом, чтобы не замерзли.

Птенцы росли стремительно. Скоро они покрылись перышками вороньей расцветки. Становились всё крупней и активней. Из-за усиливающейся тесноты дерзко выталкивали один другого из гнезда, обижая наиболее слабого, и мы тревожились за него, удивляясь, почему на это не реагируют родители. Но они в гнезде уже не помещались, занимаясь где-то важными делами.

Спустя месяц после появления на свет первый птенец, ставший внешне уже совсем большим, долго размахивая крыльями на краю гнезда, неумело перелетел на другое дерево. На следующий день так же поступил его средний брат. А следующим утром пустился в первый полёт и младший, случайно задевая крыльями ветви.

Все воронята, нам на радость, пережили лихие дожди со снегом, внезапные заморозки и ветры, рьяно раскачивающие дерево с гнездом! Родители ещё долго кормили воронят, громко каркающих на весь двор, а вымощенное пухом гнездышко, совершив великое природное дело, опустело. Может, навсегда!

Зато у нас с внучкой получилась книжка со многими картинками, которую Катюша теперь с гордостью показывает всем гостям, взахлёб рассказывая им, как она и дед давно и крепко дружат с самым настоящим вороньим семейством.

Май 2020 года

Чей пакет

Прелюбопытнейшие ситуации случаются иногда в связи с несознательностью современников. Что уж скрывать, некоторые из них, как ни стараются их убедить умные люди, всё равно не понимают сложности текущего момента. Прямо-таки совершенно не верят они в тот самый терроризм, который якобы давно прёт изо всех щелей. А неверие их заело потому, что за свою долгую жизнь, как они сами это объясняют, никогда не видели, как именно и где он прёт. Потому-то они, ясное дело, – несознательные, – и не доверяют, когда умные люди им заботливо всякие истины проповедуют.

Зато другие граждане (их теперь, может быть, ещё больше, нежели предыдущих) во всём действуют совсем даже наоборот. Потому их несознательными уже никак не назовешь! Они не только полностью доверяют телевизору, но и сами будто проявляют инициативу в борьбе с таким вездесущим злом. И этим они всем соотечественникам заранее очень помогают! Они пассивно защищают нас от неминуемого кошмара.

Правда, для полноты картины следует дополнить, что всем известна еще одна категория граждан. Они где-то очень хорошо устроились. И потому нам не понять, что эти граждане думают по такому насущному поводу, как терроризм, поскольку они никому отвечать не обязаны. Но точно известно, что они добросовестно исполняют свои служебные обязанности. Значит, ревностно и без лишних размышлений делают всё, что требуется по инструкциям и что говорят им умные люди. Они, можно сказать, совсем ни о чём не думают, потому что на должности это совсем даже не обязательно. Потому они не обязаны весь день напряжённо думать, потому что они должны только напряжённо работать!

По всем трём перечисленным причинам в одной замечательной поликлинике случился такой вот необычный угрожающий терроризму инцидент. Там в поликлинике, знаете ли, на каждом этаже коридор очень длинный имеется. А в каждом коридоре слева и справа от узкого прохода идут подряд белые двери. Прямо-таки, одна за другой. И каждая дверь имеет свою аккуратненькую табличку с названием врача. А рядом с кабинетами в том узком коридоре впритык втиснуты стулья. На них в ожидании сидят очень грустные больные. Они сидят и ждут, когда станут здоровыми.

А коридор действительно очень узкий. Не только из-за кабинетов, но и из-за стульев. Особенно из-за ног. Их больные непременно вытягивают в коридор. Потому как иначе на таких странных стульях сидеть не получается. Спина мешает, и ещё затылок в стену упирается.

Но и это ещё не вся история!

Потому что в самом конце коридора замечательно до потолка помещается пластиковая перегородка. А в неё вмонтирована прозрачная дверь. За той перегородкой слева и справа идут подряд всякие нужные больным лаборатории. Они от больных всякие анализы всегда принимают. А больные их всегда сдают. Потому два кабинета принимают кровь из вены. Два кабинета – из пальца. А один кабинет, который первый за перегородкой, едва войдешь, принимает только биологические материалы. Это по-научному так моча у них называется, значит.

Рядом с тем кабинетом к перегородке приделан крохотный столик, весь пластиковый, чтобы больным удобнее было с биологическими материалами расправляться. Замечательный, надо сказать столик, если вы сами понимаете! Очень он больным в их тяжёлой жизни всегда помогает.

Но на двери того важного кабинета, где должен происходить прием биологических материалов, как назло, висит замечательная и очень даже большая табличка, чтобы все больные без исключения ее сразу замечали. А на табличке всего одно научное слово очень крупно написано: «Кварцевание». И дверь, понятное дело, потому закрыта.

Потому напрасно всё новые больные за перегородку постоянно прибывать хотят. А заодно они стесняются своих баночек с биологическим материалом, но не знают, куда эти баночки можно ещё приспособить. И кому, и когда их материал вздумает вдруг понадобиться? Потому что дверь закрыта. И так далее.

В общем, растерянные больные всё прибывают. А дверь всё закрыта. Потому готовые биологические материалы девать совсем некуда, и они никому, значит, пока как бы и не нужны. Но все больные на что-то сильно надеются. Потому никто никуда со своими материалами не расходится, а рассчитывает на месте дождаться, когда дверь однажды всё-таки откроется. А дополнительные больные, между тем, всё прибывают. И уже, как будто, не все они очень довольны происходящим. И некоторые, которым стоять в тесноте уже кажется невозможно, потому что пола на всех не хватает, даже своё собственное мнение имеют.

Как раз в тот решительный момент из заветной двери, которая подписана «Кварцевание», в коридор к больным вдавилась некая дама в белом халате. Это значит, она здесь работает. Это, скажем так, пусть себе! Это всем здесь, значит, так надо, чтобы в белом халате. Но эта дама всех очень сдавила.

А дело в том, уж не знаю, как это сказать наиболее деликатно, только ее середина оказалась настолько негабаритной, что нескольким больным от тесноты, сразу усилившейся, стало плохо. Но мы же с вами понимаем, что сама женщина в белом халате в том никак не виновата, если она вся такая! Однако и больных надо пожалеть. Им-то как быть с биологическими материалами, если они совсем не помещаются?

Но женщина в белом халате намётанным глазом обнаружила какой-то непорядок в доверенном ей хозяйстве. Она сразу заметила его и потому, конечно, строго спросила всех, глядя на тот замечательный столик, который под напором больных пока ещё держался в углу изо всех сил:

– Чей это пакет, я вас спрашиваю? – выпалила она в массы таким сверхкоротким залпом, будто это было единственное слово.

Ответа от масс, разумеется, не последовало, потому, как в них всякий считал себя к этому пакету ни при чём. Тогда она опять тем же манером повторила свою нервную фразу:

– Чей это пакет, я вас спрашиваю? – и только тогда, не дождавшись откровения от скрывающегося где-то хозяина пакета, решительно заявила. – Всё! Раз пакет ничейный, я действую по инструкции. Сейчас же вызываю ссыкурите!

Сдавленный теснотой народ безропотно молчал, не понимая, какие последствия ему грозят. А, может, кто-то и понимал, что такое «ссыкурите», потому робко предположил:

– Наверное, оставил тот, кто сейчас в кабинете…

Женщине в белом халате это показалось вполне возможным. Потому она, поскольку двери в остальные кабинеты были распахнуты настежь, чтобы поток больных не сдерживался открыванием и закрыванием дверей, закричала во весь голос, обращаясь к тем, кто в кабинетах:

– Чей это пакет, я вас спрашиваю?

– Да к чему вы так волнуетесь, женщина? – удивился кто-то, кто по собственной неопытности ещё слабо верил в терроризм в этой поликлинике. – Кто-нибудь, да заберёт его!

– Много вы знаете! – похвалила его женщина в белом халате, но тут же заглянула в кабинет, из которого сама недавно вышла, и громко спросила кого-то там. – Тамара Петровна! Тут бесхозный пакет! Что мне с ним делать?

– А что в пакете? – поинтересовалась Тамара Петровна, не выглядывая за пределы кабинета.

– А я знаю? – странно ответила женщина в белом халате, но в тот же миг не столько сама заметила, сколько почувствовала на себе острое желание некоторых больных тоже попасть за перегородку, хотя это было невозможно по причине абсолютного переполнения. Потому она заохала и требовательно спросила:

– Больные! Ну, куда вы все подряд сюда ломитесь, в самом деле? Разве не видно, что здесь некуда?

– Так вы откройте дверь для анализов… – посоветовал кто-то. – Всё и рассосётся!

– Больные! Не лезьте через раз со своими всякими предложениями, пожалуйста! У меня же есть инструкция! И вообще! Чей это пакет, я вас опять спрашиваю?

Кто-то, придавленный другими больными к столику, робко заглянул в тот чужой пакет и сразу поведал в стесненное больными пространство:

– Тут только баночка с анализами, паспорт и вязанная шапочка… И больше ничего! Напрасно вы так всполошились!

– Нет! Вы поглядите на него! – констатировала женщина в белом халате. – Больной, а всё знает! У меня же инструкция! Как вы этого не понимаете! А ещё – больной, называется! Тамара Петровна! – опять закричала она в дверь с табличкой «Кварцевание». – Так что мне с бесхозным пакетом делать?

– Да оставьте его в покое, раз уж в нём, как я слышала, ничего опасного нет! – здраво рассудила Тамара Петровна, не показавшись из-за двери.

– Э, нет! – возразила женщина в белом халате. – А баночка? А кто скажет, что в ней? Может, там динамит в жидком виде? Ведь в Турцию такие баночки проносить в самолёт не положено! Нет, Тамара Петровна, вы как хотите, а вся ответственность за больных на мне лежит! Потому я вызываю ссыкурите! – и она действительно нажала какую-то кнопку, запрятанную за дверью с табличкой «Кварцевание».

Мучительно тянулись минуты нервного ожидания. Потому заволновались даже те больные, которые ещё не сумели втиснуться за перегородку, чтобы сдать свои биологические материалы. И их, таких больных, в коридоре накопилось ещё больше, чем счастливчиков за перегородкой. И они тоже не знали, как быть с их материалами и потому сильным волнением выражали своё отчаяние.

Наконец перед перегородкой появился долгожданный пенсионер в черной форме с нашивкой «Охрана» на нагрудном кармане. Это и был тот самый ссыкурите, которого все ждали. И он сразу официально спросил тех больных, которые не смогли пройти за перегородку, а только настойчиво заглядывали в прозрачную дверь:

– Что здесь случилось?

– Не знаем! – ответил кто-то недовольно. – Нас туда не пускают! А сами битком набились!

Тогда пенсионер в черной форме потребовал:

– Разойдитесь, товарищи больные! Сейчас разберёмся!

Но расходиться никто не хотел. Особенно сопротивлялись те больные, которые уже обосновались совсем рядом с дверью. Они очень боялись утратить на нее своё влияние.

Всё же пенсионер в черной форме сумел протиснуться к прозрачной двери и узнать, что случилось за перегородкой.

Ему из-за перегородки так и сказали:

– Ничего не случилось! Просто здесь ничейный пакет кто-то оставил! Вот она и испугалась…

Тогда он тоже очень разволновался, потому что напрасно поднимался на последний этаж, и с горя уже хотел уйти, но женщина в белом халате сразу возмутилась:

– Как это – ничего не случилось? Как это ничего? И зачем только вы, если на должности, всяких больных слушаете? Я вас вызвала строго по инструкции, раз пакет бесхозный! Как это в нём ничего нет, если там очень даже конкретная баночка запрятана! Вполне возможно, она даже с жидким динамитом там!

Пенсионер в черной форме протиснулся к столику, заглянул в пакет и сказал:

– Эта банка с анализами! Это никакое не самодельное взрывное устройство! И напрасно я к вам поднимался на последний этаж. Сами тут со своими анализами разбирайтесь, а я пошёл! У меня что, других дел без вас нет, что ли?

Но не тут-то было! Женщина в белом халате очень сильно распереживалась по той простой причине, что бесхозный пакет и банку никто не собирался срочно обезвреживать. Она так и сказала:

– По какому такому полному праву вы станете здесь инструкцию нарушать? Тут бесхозные пакеты никак нельзя оставлять! А я из-за них не буду всякие биологические материалы в банках принимать, поскольку больные могут банку подменить, а взамен ее динамит окажется!

– Ну, это уже слишком! – ответил пенсионер в черной форме. – Мне еще только с вашей мочой осталось разбираться!

Уж неизвестно, как бы дальше развивались столь драматичные события, если бы из того кабинета, в котором всегда берут кровь из вены, пошатываясь, не вышел очень бледный больной, как-то неприлично согнув руку в локте, зажимая ватку. Только тут и выяснилось, что бесхозный пакет всегда принадлежал ему.

– И почему вы всюду прячетесь, в самом деле? – сразу возмутилась женщина в белом халате. – Что у вас теперь там в банке?

Этим вопросом бледный больной сконфузился и сказал, что только сейчас он сдал кровь на анализ, и потому ему стало плохо, а теперь он совсем уже готов сдать анализ из пакета и всё остальное, что потребуют.

На это кто-то в толпе рассмеялся. Смех поддержали остальные больные. И только тогда женщина в белом халате успокоилась и строго, но уже миролюбиво сказала:

– Своими руками сейчас заберите свой бесхозный пакет, и давно бы так! Теперь я по инструкции имею полное право у больных, которые по очереди, принимать биологические материалы! – она сняла табличку с научной надписью «Кварцевание» и распахнула дверь лаборатории.

И скоро толпа больных, а вслед за ними и угроза терроризма, окончательно рассосалась.

Март 2020 года

Боль сердечная

По пути на дачу прицепился гаишник. Фёдор Иванович уж и так с ним, и сяк, ведь ничего не нарушил, но тот как клещ. В открытую вымогал. Дело привычное, но денег-то в кармане нет. Всего-то одна бумажка в двести рублей и осталась.

И что? А ничего! Он как увидел наживу, так и… В общем, пришлось отдать, чтобы отвязался. Зато всю дорогу было омерзительное ощущение, будто в дерьме с головой искупался.

С такими чувствами и подъехал к шлагбауму дачного кооператива. Вышел, чтобы открыть ворота, но зачем-то прошёл дальше по проезду, словно забыв, зачем приехал. Очень уж настроение тяжелое. Гадко на душе, руки опускаются. И черт с ним гаишником! Причины в самом себе! Противно, что дал! Противно, что не отвадил! Противно, что оказался слабаком…

Из-за такого пустяка, как многим покажется, зашаталось самоуважение Фёдора Ивановича. И ведь не отбросишь просто так те самобичевания, потому что они вполне обоснованы.

Расстроившийся Фёдор Иванович, пройдя метров тридцать от машины, внезапно развернулся, вспомнив, что бредёт на автомате. Махнул рукой, ругая свою бестолковость. И в тот миг заметил, что задняя дверь его «Калины» ожила. Странно! Совсем ведь никого там не было, удивился он. И вдруг испугался: «Да ведь там документы на машину и сумка с продуктами на пару дачных дней! Кто там шарит? Что за напасть?»

Фёдор Иванович заспешил к машине, насколько позволяло сердце, и сразу заметил как от нее, пригибаясь, метнулась в сторону железнодорожной лесополосы женщина в цветастом платье.

«Ну, вот! Есть захват цели!», – привычно решил бывший офицер-зенитчик. А результат определится упорством и здоровьем.

Задыхаясь, женщину он всё же настиг довольно скоро, ломясь напрямик сквозь кусты. Осталось тормознуть ее, но не хватало воздуха, чтобы приказать остановиться. Всё же дотянулся до женщины рукой, хотя и не смог ее ухватить. Но от несильного его толчка, видимо, она вскрикнула и чересчур неловко завалилась на бок. Только теперь Фёдор Иванович заметил девочку лет двух, прижимаемую женщиной к себе, но это для него, охотника, уже не имело значения. Он вцепился в ее руку, рассчитывая сдавить посильнее. Тогда сразу отдаст, что украла.

Но у самого сил не осталось, потому Фёдор Иванович дернул к себе женскую руку и стал ее выкручивать. Воздуха не хватало мучительно. Он едва не бросил добычу, заботясь лишь о своём дыхании – очень уж тяжело – но выдержал паузу и руку не отпустил.

Малышка смотрела на него глазами полными ужаса и чего-то еще, тогда Фёдором Ивановичем не понятого. Но этот взгляд беззащитного ребёнка, считавшего, что его мать убивают, был невыносим для Фёдора Ивановича. Он тут же сел бы рядом, и всё бы закончилось, но нет! Он по-прежнему держал руку женщины, умышленно делая ей больно.

Но эти глаза малышки… Он сам уже не понимал, что делал, только не отступал.

– Что вы украли? – спросил Фёдор Иванович, задыхаясь.

Женщина, не вырывалась и даже не стонала от боли, словно ее не чувствовала. Но боль была! Её не могло не быть, знал Фёдор Иванович. Видимо, терпела, чтобы еще сильнее не испугать малышку.

Неожиданно женщина ответила:

– Ножницы… Вы только жене не говорите, что это я…

– Вы знаете мою жену? – потрясенно уточнил Фёдор Иванович.

– Не говорите ей! Мне очень стыдно! – опять попросила женщина.

В это время Фёдор Иванович в шагах тридцати заметил ещё одну испуганную девочку. Скорее всего, лет шести-семи. Она стояла лицом к ним и смотрела на происходящее с ужасом и молча. По ее щекам струились беспомощные слёзы. Она не знала, как вызволить мать из беды, и боялась приблизиться к разъяренному мужчине.