Ковчег-Питер

– Это кто?

Бабушка всегда знала и отвечала:

– Подберезовик. Сыроежка. Красненький.

Столько лет прошло уже, но почему-то сейчас вдруг подумал: а откуда она знала? Поди там разберись, когда все они порезаны и перемешаны с луком и сметаной. Может, просто так говорила, наугад, чтоб только отстал и пошел скорее на улицу гонять мяч с местными мальчишками? Стало обидно: неужели обманывала? Но тут заметил во мху ярко-желтое пятно, как будто солнечный зайчик, обработанный фотошопом, – лисичка. А рядом еще. Ну вот, пошло дело. Надо будет теперь где-то сметаны достать.

Лидия Павловна

На веранде под бумажной салфеткой меня ждал завтрак: два обжаренных в яйце куска хлеба и творог с россыпью черники. Знак благодарности? Прощание? Просьба извинить? Смешной мальчишка. Уже, должно быть, добрался до города.

Какое сегодня число? Представила себе дом с заколоченными на зиму окнами. Стало до смешного жаль его, словно это было живое существо. Жалко, конечно, не этот старый домик, жаль уезжать, расставаться с августовскими спокойными вечерами. А ведь первые годы я не любила здесь бывать. Но муж настаивал, повторял без конца эту банальщину: построить дом, посадить дерево, вырастить сына. Старая формула, в которой все теперь нужно поделить на два. Не настоящий дом – а летний дачный домик. Не могучий дуб – а пара яблонек. Не сын, а дочка. Почему в жизни никогда не получается так, как задумываешь? Почему все приходится делить и вычитать? А умножаются и прибавляются только болезни и разочарования. Может, у них получится лучше, у моих подрастающих, взрослеющих учеников? Вот у Антона, может быть.

А ведь и правда: раньше я не любила ездить сюда. А потом привыкла и привязалась уже к этим невысоким узловатым яблонькам, лесу, стоящему там, дальше, за поселком, к тишине по вечерам. И все-таки надо будет как-нибудь сломать эту привычку и вырваться к морю хоть на недельку. Море – это счастье. Не на пляже, конечно, среди лежащих на песке тел, суетливых мамочек, вечно жующих что-то детей и отцов, разглядывающих из-под козырьков чужих оголившихся женщин. Хорошо, что пляж – это только тонкая полоса вдоль воды. А счастье – оно там, дальше, глубже. Огромный, не зависящий ни от кого поди надводный мир, широкий, ничем не стесненный. Почему-то подумала, что выйти на пенсию – это будет, как уйти в открытое море, подальше от берега, подальше от всех и от всего. И август будет длиться без конца.

Антон

Нашел огромный белый – крепкий, на толстенной ноге, шляпка в две мои ладони, темная густо-коричневая, аромат – зашибись! Миша заревновал, сказал: это гриб старый, плохой уже. А я ножом провел по шляпке – внутри идеально гладкая белая грибная мякоть и ни червоточинки.

Грибов набрали по полной корзине. Подберезовики на длинных тонких ногах, крепкие подосиновики, золотые россыпи кудрявых лисичек, белых тоже много, но самый-самый – у меня. Присели на упавший ствол, пили чай из термоса, перекусили бутербродами и вареными яйцами. Мишина жена стала что-то расспрашивать про город. Только зачем? Куда она торопится? Скоро все равно закончится лето, закроете вы здесь ваши садовые домики, заколотите досками окна, чтобы бомжи не влезли, и покатите на этой раздолбайке в свою хрущевку. Будете ходить на работу пять дней в неделю, а по вечерам телевизор смотреть и ругаться. Пылесосить, в магазин ходить, с соседями на лестнице здороваться.

Интересно, а можно наняться сюда лесником? Всю жизнь прожил бы в этой красотище! Ходить по мягким мхам, дышать теплым сосновым духом, есть из горсти бруснику, приносить домой тяжелые корзины грибов, собирать и сушить под потолком лесные травы. Можно научиться охотиться. Если я стану лесником, мне обязательно должны выдать ружье. Научусь стрелять. Но охотиться буду только на птиц. Потому что настоящего зверя, зайца какого-нибудь, наверняка жалко убивать – он мохнатый, глаза блестящие, понятливые. У меня тоже глаза понятливые. Но меня, наверное, не жалко будет убивать.

Лидия Павловна

Только вышла с лейкой к клумбе, той, где у меня флоксы, как увидела, что со стороны поселка к калитке подходит Антон. Он тоже меня заметил, замахал рукой. Шагает довольный, в руках корзина, а сам в резиновых сапогах, в какой-то кепке. У меня, кажется, даже давление подскочило.

– Лидь Пална! Это я! Смотрите, сколько мы грибов набрали! Я вам сейчас покажу, какой я белый нашел.

– Антон? Так ты не уехал?

– Вы меня вчера уже спрашивали. Нет, не уехал пока что. Смотрите, какой гриб! Царь грибов! У вас сметана есть, Лидь Пална?

– Какая сметана, Антон?

– Ну, какая-нибудь сметана. Свежая желательно. Чтобы грибы приготовить. Хорошо бы вы еще картошечки сварили. Давайте так: вы чистите картошку, а я – грибы. Только когда будете картошку варить, вы обязательно бросьте в воду пару долек чеснока. И можно еще лаврушечки немного. Для аромата.

– Антон, подожди…

Но он не делал пауз, не давал слова вставить. Отгораживался от меня этой веселой болтовней, нагородил ее много, надеясь отсидеться там, как за забором. Протопал в чужих резиновых сапогах по участку, решил, что чистить грибы лучше всего на веранде, застелил стол газетами, чтобы не пачкать клеенку, потребовал кастрюлю, таз, ножик. Стал показывать свои трофеи, заставлял понюхать грибные шляпки, оценить размер, удивиться количеству.

Я больше не возражала, уступая его напору, послушно склонялась над крепкими, вынутыми из мха грибами, втягивала их вкусный острый запах, стряхивала за порог ненароком принесенных в корзинке лесных паучков, вспоминала рецепты.

– Уж разрешите, Лидь Пална, сегодня я приготовлю. Самое простое блюдо – а значит, самое вкусное. Какой смысл изощряться с едой, которая и так хорошая? Поджарим картошечки деревенской, добавим лучку, укропчика. У вас укроп тут растет? Вот и хорошо. А грибы потушим в сметане. Доставайте-доставайте сковородку, нет, вон ту, побольше. Где у вас соль?

Пока скворчали на плите грибы, Антон вымылся, переоделся в свою городскую одежду. Стал как будто меньше, проступила усталость. Он заметил это сам. Достал откуда-то, из вчерашнего принесенного пакета, бутылку водки.

– Откуда это? Зачем?

– Это, Лидь Пална, исключительно в гастрономических целях. Я же не самогон вам предлагаю. Это к грибочкам. Вот увидите, как хорошо пойдет. А вы случайно огурчики не солите?

Пошла за огурцами. Вернулась с шалью на плечах и банкой соленых огурцов. Хотела быть строгой, но над столом витали такие вкусные запахи, что устоять было невозможно, и я улыбнулась тому, как хорошо было в комнате. На столе ароматным дымком исходила сковорода, в тарелках парила картошка, аппетитно пушилась зелень, из радиоточки мурлыкала какая-то старая песенка. За окном было уже почти темно и на соседском домике засветили фонарь, там тоже все было сейчас обжитым и уютным, кто-то переговаривался, лаяла собака.

– Антон, а где букет? Тот, который ты мне подарил?

– А он вам нравился?

– Честно? Не очень.

– Вот и хорошо. Я его выкинул. Знаете, когда покупал, казалось, что это то, что надо. А приехал сюда и понял, что это туфта. У вас тут цветы лучше.

Побежал на веранду, принес керамический кувшин с астрами, которые я сегодня срезала. Налил в стопки водку, и я снова не возражала. Впрочем, выпили совсем немного.

– Ну что, Антон, теперь ты мне наконец все расскажешь.

Я не спрашивала и не просила, а просто говорила ему, что он должен сейчас сделать.

Антон

– Знаете, Лидь Пална, я вам наврал тогда про банк. Хотя, если быть точным, то не совсем наврал. В тот день я работал как раз в банке. В одном очень крутом крупном банке, который я вам даже называть не буду. Знаете, как говорится, меньше знаешь… Так вот, а у меня свой бизнес, вы все правильно помните. Маленький, но свой. Вы, наверное, когда узнаете, чем конкретно я занимаюсь, скажете, что это несерьезно. Но вы с этой сферой совсем не знакомы, а у нас, между прочим, все по-настоящему: тоже конкуренция, бухгалтерия, борьба за клиентуру. Приходится крутиться по-взрослому, так что вы не думайте. После аттракционов и после того, как я держал контактный зоопарк – я ведь вам рассказывал про енотов и игуану? – так вот, после этого я понял одну вещь. Знаете, чего хочется всем людям: и детям, и взрослым? По сути, все мы – и маленькие, и подросшие – хотим одного. Знаете чего? Удивляться! Люди хотят впечатлений, эмоций. Вот на чем можно заработать.

– Торговать эмоциями?

– Ну, типа того. У меня магазинчик есть в городе, на Садовой, называется «Подари праздник», ну и интернет-магазин тоже. «Организация самых невероятных впечатлений по самому высшему разряду». Не слышали? Вот видите, недостаточно широко работает моя рекламная компания. Что вы так брови подняли? Не очень удачно звучит? Да, согласен. Давно хотел нового пиарщика нанять, да теперь уже, наверное, все равно. Ладно, суть моего бизнеса в том, что у нас можно заказать подарок-впечатление: прыжок с парашютом, плавание в бассейне с дельфином, свидание на крыше, катание на лошадях – верхом или в карете. В карете дороже. Заказ букетов, фейерверки, голуби на свадьбу, ну и, конечно, всякая мишура: свечи, шары, карнавальные костюмы. А в банке на самом деле работает Сергей Минченко. Помните его? Он к нам перешел только в восьмом классе. Мы с ним тогда сразу и подружились. Так вот Серега теперь заместитель начальника в банковском отделе кадров. Он-то мне и подогнал хороший заказ: организовать в их отделении корпоративную вечеринку по поводу какой-то даты. Да, по случаю юбилея открытия этого их филиала. Поставить букеты в банкетном зале и в кабинетах руководства, развесить шары на фасаде, подарить памятные сувениры всем сотрудникам, накрыть небольшой фуршет, перед тем как руководство отправится гулять уже серьезно, в ресторане. Что они будут делать в ресторане, меня не касалось, там уже другие люди работали. Я вас не буду, Лидия Пална, подробностями утомлять, но я готовил этот праздник месяца три. А потом буквально за пять минут произошло такое, что мне пока в городе лучше не показываться. Давайте я по порядку все расскажу, хорошо? Ну вот представьте себе отделение банка. В холле музыканты играют что-то легкое. Сотрудников одарили сувенирами, все в благостном легком подпитии. Кругом красота: коридоры и лестницы увиты лентами и увешаны шарами – все в их корпоративной цветовой гамме. Настроение праздничное, расслабленное. У них-то понятно почему, но и у меня тоже, потому что все, что по договору было прописано, мы уже выполнили, и я уже всех своих помощников отпустил. И вот все окей, все довольны. Я даже бокал шампанского выпил, раз от меня больше ничего не требовалось по работе. Тут подходит ко мне мой Серега и говорит:

– Слушай, Антоха, мы в кабинет генерального только один букет поставили? А можно ведь еще чего-нибудь быстренько туда добавить? Я-то думал, он сразу в ресторан поедет. А мне сейчас позвонили и сказали, что он сначала сюда припрется. Так что я пойду его у дверей встречать, а ты пока метнись на второй этаж, придумай там что-нибудь еще, ладушки?

И сует мне ключи от двери. Я прикинул, что можно еще один из букетов, которые были выставлены в коридоре второго этажа, перетащить в этот генеральный кабинет. Поднялся, открыл дверь. Кабинет у их директора оказался очень большой и неимоверно крутой. Стиль хай-тек – знаете? Ну, это когда все такое гладкое и ничего лишнего, и цвет только белый и серый. Металл и пластик, как на космическом корабле. Тоскливо, но очень дорого. Вы будете смеяться, но я даже выключатель на стене не нашел. Не знаю, там все так круто выглядело, может, надо было просто в ладоши хлопнуть, чтобы свет зажегся. Но, во всяком случае, даже без света было ясно, что лучше бы в праздничный вечер цветов тут стояло побольше. Поэтому я занес из коридора букет, а потом подумал, что надо бы принести еще один. Захожу со вторым букетом в этот неимоверно крутой полутемный кабинет, а меня вдруг кто-то спрашивает:

– Это для меня цветы?

Пока я ходил за этим последним букетом, в кабинет вошла девушка. Дверь-то оставалась открытой. Она вошла и села в кресло для посетителей. И сидит в полутьме, тоже, может, не знает, как тут свет включить. Я поставил букет, расправил его и говорю:

– Идемте, мне надо дверь закрыть.

А она волосами в сумерках встряхнула:

– Нет, я лучше тут останусь.

И включила настольную лампу. Тогда я увидел, что девушка тоже была не простая, а под стать кабинету. Огромные глаза, волосы темные, гладкие, как шелк, стройная, в вечернем платье каком-то невозможном с открытыми плечами, туфли на высоких каблуках. Одним словом, не девушка, а рекламный ролик. Сидит в кресле нога на ногу, и улыбается мне.

– Так это не для меня цветы?

А я говорю:

– Если вы не руководите этим отделением банка, то должен вас огорчить: цветы, действительно, не для вас.

Она сделала вид, что расстроилась и просит:

– Ну все равно, вы хоть поставьте их поближе. Вот сюда, на стол.

Хотела показать, куда надо переставить букет, стала поднимать руку, и тут у нее что-то случилось. Сначала ни она, ни я не поняли. Потом она посмотрела и говорит:

– Ой, у меня, кажется, браслет за платье зацепился.

И видно, что теперь она уже не притворяется, а по-настоящему расстроена. Вскочила, пытается одной рукой что-то сделать, раскраснелась, только что не плачет, и кричит мне:

– Ну что ты стоишь, не видишь, что ли? Иди, помоги мне! Что я буду делать, если платье сейчас порву? Мне надо в ресторан ехать, а там гости и журналисты!

И что я должен был делать? Конечно, подошел, присел перед ней посмотреть, что там случилось. А у нее, действительно, замочек браслета зацепился за ткань платья. Браслет золотой в виде цепочки с какими-то подвесками, а платье длинное, шуршащее, даже непонятно какого цвета, темное, с переливами и с высоким разрезом сбоку. Вы, Лидь Пална, уже не моя классная, так что я могу вам сказать. Я ведь взрослый мужчина, глаза сами собой скользнули в этот разрез, непроизвольно. Я смутился, глянул на нее. А она все поняла, но не рассердилась. Наоборот, рассмеялась и юбку немного распахнула, так что даже стало видно, что она в чулках. И как-то само собой получилось, что я поднял руку и провел по ее ножке. И вот я смотрю на нее, а она на меня, сверху вниз. Глаза блестят, ресницы огромные, губы приоткрыла, шелковые волосы рассыпались по плечам, и вся она словно светится, а пахнет так, что хочется только вдыхать и никогда не выдыхать.

– Так что? – спрашивает и смеется. – Ты сделаешь что-нибудь с этим браслетом или так и будешь на меня смотреть?

Я отвел глаза от ее лица, подергал осторожно за ткань и за металл и говорю:

– Надо замок на браслете разжать, но тогда вы его надеть сегодня больше не сможете.

– Хорошо, – говорит, – действуй. Мне главное, чтобы платье было в порядке. Оно знаешь, сколько стоило? Тебе столько за год, наверное, не заработать. Так что смотри, осторожнее там. А с браслетом делай что хочешь.

– Но браслет-то тоже, наверное, дорогой, золотой ведь. Что, если сломаю? – спрашиваю. И так получилось, что руку все еще держу на ее ножке, не нагло, а так, чуть касаюсь немного ниже колена, как будто придерживаю ее, чтобы она не упала. А она отвечает:

– Я же сказала тебе: делай что хочешь!

И вдруг я чувствую, что что-то изменилось, она как-то окаменела вся. И понимаю, что сзади кто-то стоит. Обернулся, смотрю: в дверях появился молодой мужчина, высокий, худой, рыжий и смотрит на нас. И тогда девушка рассмеялась, но как-то не очень искренне и говорит:

– Да, дурацкое положение.

Тут я понимаю, что стою перед ней на коленях, носом чуть ли не под распахнутую юбку и держу ее за ногу. А последнее, что она мне сказала и что этот мужчина мог услышать, было «делай что хочешь». И тогда девушка мне говорит:

– Ну, теперь ты можешь идти. Ты хотя бы попытался. Думаю, теперь Виктор мне поможет.

Я, конечно, быстренько руку убрал и поднялся. А этот мужчина, который, значит, Виктор, подошел к нам, смотрит мне прямо в глаза и спрашивает:

– А вы, собственно, кто?

А я прикинул, что Виктор вполне мог бы потянуть на хозяина этого кабинета. Что-то такое от него исходило, что становилось понятно: он-то знает, как в таких помещениях свет включается и где тут что должно стоять и лежать. Тут у меня хватило ума сказать:

– Я – А нтон Скворцов. Организация самых невероятных впечатлений по самому высшему разряду.

А рыжий так задумчиво переспрашивает:

– Организация невероятных впечатлений? Это вы сейчас что имеете в виду?

Я только потом уже понял, как это в тот момент прозвучало, и что он мне в эту минуту должен был дать кулаком в лицо, тем более что он уже потихоньку начинал заводиться и снова спросил:

– По высшему разряду? Это каким же видом спорта ты тут занимаешься, спортсмен-разрядник?

Но тут вмешалась девушка и говорит:

– Витюша, давай отпустим молодого человека.

А он ей:

– Уже переживаешь за него?

Тогда она ему сказала:

– Витюш, давай не будем при обслуге выяснять отношения. Он – никто, цветы принес просто. Я понимаю, как мы выглядели со стороны, но ты сейчас сам поймешь, что произошло. Посмотри, что у меня случилось!

Дальше я уже не слушал, развернулся и ушел. Чтобы им при обслуге не выяснять отношения. Да, разозлился. Но не из-за девушки, точнее, не из-за того, что у нее есть кто-то другой, понятно ведь, что такие девушки сами по себе не бывают. Разозлился я потому, что понял: она с самого начала смеялась надо мной, для нее я не человек, а так, мальчик подай-принеси. Так что я просто развернулся и ушел из этого их крутого кабинета, а на лестнице меня уже дожидался Серега.

– Ну как, отнес генеральному букет?

– Отнес, – отвечаю. – Даже два.

– А он тебя не видел? – спрашивает Серега и меленько так подрагивает. И смотрит так настороженно, как будто спрашивает, не попался ли я на глаза дракону в их подземелье с сокровищами.

– А ваш генеральный как выглядит? – спрашиваю. – Высокий такой, худой, рыжий, и звать Виктор?

Серега еще мельче затрясся, губы облизывает и шепчет:

– Виктор Николаевич. Он не любит, когда ему обслуживающий персонал на глаза попадается. Мы уже трех уборщиц из-за этого уволили.

Тут уж я по-настоящему разозлился и говорю:

– А где ты, Серега, здесь видишь обслуживающий персонал? Я такой же бизнесмен, как этот твой рыжий Виктор Николаевич. Почти такой же, только без богатенького папочки. Потому что если он в таком возрасте уже у вас генеральным директором посажен, то каждому понятно, что это не его заслуги в банковском бизнесе, а удачная родословная. И, если хочешь знать, я не просто ему на глаза попался. Там у него в кабинете девушка была, которая его «Витюшей» называет, то есть явно не прислуга. Так вот, у нас там с этой барышней, знаешь, неожиданно такая пикантная ситуация сложилась, что я, как джентльмен, тебе даже и не должен был бы об этом говорить.

Развернулся и хотел уйти, а Серега меня догнал, схватил за рукав и шепчет:

– Ты вот что, Антоха, поезжай лучше сейчас домой. Он ведь не знает, кто ты. Мало ли кто из гостей зашел или из официантов с банкета. Ты, главное, здесь больше не светись, чтобы неприятностей не было. Тем более, что это у него там его невеста. Ты потом набери меня, расскажи, что там у вас произошло. А сейчас давай руки в ноги и от греха подальше. И от камер наблюдения тоже лучше подальше держись.

А сам стоит на лестнице, увитой их корпоративными ленточками, и весь трясется от страха. Тьфу, думаю, мне бы вот ни за какие деньги не нужна была работа, на которой вот так прогибаться надо.

– Так и что же было дальше, Антон? Этот банкир начал тебя как-то преследовать, угрожать?

– Вечером мне позвонил Серега. И все стало еще хуже. Оказалось, что этот Виктор, их гендиректор, заезжал в банк за каким-то важным документом и уехал злой, потому что документа не нашел. И вроде так получалось, что я мало того, что приставал к его невесте, так еще мог и украсть этот документ. Серега стал просить, чтобы я никому не рассказывал, что это он дал мне ключи от того кабинета и уговаривал из города уехать на время. Понарассказывал всякого про этих банкиров. Самое главное, что нужно знать про Виктора Парщикова, их генерального директора, это то, что его отец – один из совладельцев этого банка и хозяин еще много чего другого. Он в девяностые годы под себя чуть не пол нашего города подмял. Говорят, никого не щадил, кто у него вставал на пути. Вот теперь и наследный принц Витюша спокойно увольняет сотрудников целыми отделами, носит часы стоимостью с этот ваш летний домик, а последний свой день рождения отметил со скандалом в загородной резиденции русских царей – и нисколько его не смутило, что это вообще-то музей. Сергей рассказывал, что когда Витюшин папаша устал работать в банке и посадил на свое место сына, то все поначалу путались и называли Виктора Николаевича именем отца – Николаем Витальевичем или как-то так. Витюша обозлился и запер их в банке на целую ночь. Весь коллектив. И сказал: сидите, учите, как меня зовут. Вот такой это человек. И тут появляюсь я, Антон Скворцов, хватаю за ногу его невесту и заглядываю ей под юбку. И после этого еще какой-то важный документ пропадает из его кабинета. Я вас понимаю, Лидь Пална, вы сейчас так смотрите на меня скептически. Я ведь тоже сначала ко всему этому не очень серьезно отнесся. Но на следующее утро мне из магазина позвонила Верочка, продавщица, и сказала, что нам ночью витрину разбили и ограбили. А сигнализация почему-то не сработала. И я понял: все, началось.

Лидия Павловна

Какой же он еще мальчишка! Сколько ему сейчас? Получается, двадцать пять или двадцать шесть. Что-то надуманное есть в этой истории. Или просто мне сложно воспринимать Антона всерьез, потому что он так и остается для меня двенадцатилетним мальчиком в пятнах зеленки, самозабвенно врущим про пингвина, живущего у него в ванной. А сейчас он просто боится возвращаться домой, потому что соседские мальчишки могут побить из-за какой-нибудь очередной его выдумки.

Наутро Антон снова начал бегать по дому, по участку, словно боялся остановиться, сделать паузу, задуматься над тем, что происходит. Нашел муку, объявил, что не подпустит меня к плите, и принялся жарить блинчики. Не могу понять, приятна мне эта его так называемая забота или она меня раздражает. Он балансирует на грани бесцеремонности.

– Антон, я хотела поговорить с тобой по поводу этой истории, которую ты мне вчера рассказал. О том, что произошло в банке.

– Лидь Пална, а вы кофе не пьете?

– Редко. Если хочешь, возьми, вон там в буфете есть растворимый. Так мы можем поговорить?

– Можно я эту чашку возьму?

– Бери.

– Если бы у вас был молотый кофе, я бы сварил вам сейчас. Знаете, как я варю? С корицей и гвоздикой. Это такой аромат! И можно еще пару горошинок перца добавить…

– Антон!

– Ну хорошо. Ладно. Слушаю вас.

– Спасибо. Мне кажется, ты немного преувеличил опасность, которая тебе грозит. Этот банкир – что он может тебе сделать? Ты не его подчиненный, и он не вправе тебя уволить. С этой девушкой ты пробыл наедине минут пять. Я не умаляю твоих достоинств, но за такое короткое время ты вряд ли успел бы ее соблазнить. И если в банке есть камеры наблюдения – ты, кажется, упоминал об этом, – легко будет доказать, что никаких документов ты не брал.

– Как у вас все просто получается, Лидь Пална! По-вашему, все должно быть правильно – так, как в математике. Вот два человека, один и еще один, и вот получается два. И не надо разбираться, мучиться, выучил один раз, что дважды два – четыре, и это всегда так и будет. А с людьми… сложно. Слушайте, как у вас хватало только терпения на нас тогда, в школе? Мы же еще мелкие были, с детьми еще сложнее, наверное. Да и со взрослыми не легче. Так, значит, вы мне не верите?

Брови сдвинул, смотрит исподлобья. Узнаю тебя, Антон Скворцов из шестого «Б», предпоследняя парта у окна.

– Я верю тебе. Но скажи: что ты будешь делать дальше?

– Что я буду делать дальше? – Действует по моей науке. Я всегда говорю им: у доски не молчите. Можно повторить вопрос учителя и за это время обдумать ответ. А если вы молчите, я могу подумать, что вы ничего не знаете. Впрочем, сейчас, когда он повторяет мой вопрос, я вижу: он не знает ответа.

– Да, что ты предпримешь сегодня? Позавчера ты чинил забор, вчера поехал за грибами. Что сегодня? Отправишься на рыбалку?

Смеется:

– Хорошая идея!

– Хорошая. А потом будешь варить уху. Знаешь, что ты делаешь? Ты просто убегаешь таким образом от своих проблем. Прячешь голову в песок.

– Вы считаете, что я убегаю от проблем? Это когда я чиню ваш забор или жарю блины? Нет, Лидь Пална. Это просто другой сюжет. Это я, пока у меня минутка выдалась, решаю ваши проблемы.

– Ты решаешь мои проблемы? Интересно. За то, что забор починил, конечно, тебе спасибо большое. Его действительно надо было поправить. Но с завтраком я бы могла и сама справиться.