bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 5

1


В главном императорском дворце с самого утра происходила чрезвычайная суета. Бесчисленные слуги всё время сновали из одних покоев в другие. Шум, порождаемый тяжёлыми, торопливыми шагами гвардейцев в полном боевом обмундировании, сопровождался короткими, но весьма эмоциональными приказами капитанов. Где-то в Большом саду рождались несвязные звуки труб и струнных – там шла репетиция императорского оркестра. Если бы Лагот проснулся с похмелья в любое другое утро, он вряд ли бы подумал, что с крепким вином ему давно пора заканчивать. Как правило, каким бы сильным ни было его похмелье, он мог позволить себе валяться до самого обеда, сославшись на болезнь, даже если бы Его Величество очень нуждалось в его обществе. Однако, именно сегодня он этого себе позволить не мог и, приподнявшись с кровати, Лагот кисло улыбнулся своему вчерашнему намерению хорошенько выспаться. Да, он знал, что в последнее время вёл достаточно разгульный образ жизни и оправдывал это тем, что при дворе стало слишком скучно и спокойно. Официально он являлся шутом императора, что давало ему право пользоваться довольно раскованной манерой общения с государем и его вассалами и даже вести тот образ жизни, который ему заблагорассудиться, освободившись от формальных правил придворного этикета. Когда несколько лет назад император Арвин предложил ему стать его правой рукой – первым советником, Лагот, недолго думая, отказался от столь высокой чести. Искушение остаться хоть в чём-то на равных со своим другом детства было слишком велико. И поэтому, чтобы у государя не сложилось впечатление, что ему безразлична судьба Валонии и Его Величества, Лагот предложил себя в качестве придворного шута. Возможности его в таком случае были сильно ограничены, ибо первый советник наделялся весьма большими полномочиями и мог параллельно возглавлять как кабинет министров, так и императорскую гвардию – всё зависело от воли государя, но за всё приходиться платить, особенно в таком государстве, как Валония. Лагот, как ему казалось, итак отлично справлялся с функциями первого советника без всякой дополнительной нагрузки и поэтому кресло этой должности пустовало уже давно.

Рядом с шутом на широкой дубовой кровати лежала красивая девушка лет двадцати. Её звали Лана, и она считалась одной из лучших в своём деле. Но Лагот любил проводить с ней время не только поэтому. Девушка, как и многие простолюдины, входящие в ближний круг элиты империи, была нема от рождения и, вместе с тем, обладала естественной, изящной красотой, которой так часто одаривает девушек север острова Рикко. Глядя на линию её прекрасного тела, Лагот иногда ловил себя на мысли, что при должном стечении обстоятельств он даже женился бы на ней, но сердце шута давно уже было похищено одной дамой, о которой Лагот очень не любил говорить даже наедине со своим лучшим другом и государем. Он нежно поцеловал Лану, та сквозь сон чуть пошевелила своими тонкими губами, будто умела говорить и снова погрузилась в дрему. Шут поднялся с кровати, опустил плотные занавески вокруг своего ложа, дабы не тревожить сон девушки и направился к окнам для того, чтобы впустить свет в комнату.

День выдался несколько пасмурным. Низкие молочные облака то плотно закрывали солнце, то пропускали редкие лучи. Погода неплохая для главного праздника Валонии, однако, придворный звездочёт Воган наверняка найдёт повод развлечь императора древними байками о дурных знаках и предзнаменованиях. Лагот считал, что этого старика давно пора исключить из высшего императорского совета. Толку от него не было, а сведениями, которые он получал на заседаниях, редко предлагая взамен что-то действительно дельное, он обладал весьма существенными. Традиции, сформированные ещё при императоре Ногао, практически не подвергались реформированию уже несколько столетий. Должность придворного звездочёта ввёл именно он, сделав её наследственной. Однако, уже много поколений эти мудрые учёные, когда-то наблюдающие за положением светил, превратились в шарлатанов при дворе, якобы способных предсказывать будущее и даже говорить от имени некоторых богов. Почему так произошло, Лагот не понимал. Уже многие годы практика магии была вне закона в связи с печальными событиями прошлого и это, по его мнению, должно было только способствовать развитию естественных наук. Однако, произошел обратный эффект. Магия, попавшая под запрет, только увеличила спрос на всевозможных пророков не только в империи, но даже во дворце. Поэтому, каждое новое поколение придворных звездочётов старалось оправдать своё присутствие на совете не только данью традициям. Лаготу, как реалисту и человеку с трезвой логикой, жутко не нравилось всё то, что не имело под собой каких-либо оснований или доказательств. И чем старше он становился, тем меньше он верил в Богов, судьбу и даже в древних чудовищ, которые появились из ворот Бории, открытых когда-то очень давно некими магами. «Сегодняшний день может принести много сюрпризов, – подумал Лагот. – Интересно, как будет вести себя Воган, если вдруг выяснится, что Айро всё-таки приедет на праздник и все толкования мрачных предзнаменований, которыми сдуру начнёт сыпать старик, окажутся пустыми? Его наверняка хватит удар!» И он улыбнулся.

Шут отошёл от окна и направился в соседние покои, где его ждала тёплая ванна, подогреваемая слугами с самого утра. Он умыл лицо, руки, половой орган и вытерся белым, махровым полотенцем. Для сегодняшнего дня было достаточно. Он взглянул на себя в зеркало и брезгливо поморщился, положив руки на разросшийся живот. Когда это с ним произошло? Где тот стройный, подтянутый молодой мастер меча, способный противостоять трём-четырём противникам одновременно? Сколько лет прошло с тех пор, как он получил звание первого меча Валонии? Пятнадцать? Двадцать? Лагот давно перестал считать. Сейчас ему было сорок. Седые волосы, которые ещё совсем недавно одиноко прятались в пучке чёрных, густых волос, теперь стали основой его новой, короткой причёски. На лице, особенно в уголках чёрных, как когда-то волосы, глаз прибавилось морщин. Но крепость рук, широта плечей и подвижность ног, казалось, никуда не ушли. И стоит только снова заняться ежедневными тренировками и этот, к слову не самый большой при дворе живот, быстро сойдёт. А обаяние его правильного, пусть и немного состарившегося лица, снова наполнится здоровой энергией. И он отошел от зеркала, вдохновившись этой мыслью, от которой ему даже немного полегчало, несмотря на то, что уже через мгновение терзаемый похмельем мозг принял это как очередную попытку самообмана.

С утра в день государственного праздника всегда заседал высший императорский совет, который должен был скоординировать финальные действия по приготовлению к празднику и выслушать доклады от самых разных чиновников, шпионов, послов и прочих требующих предстать перед советом. Лагот знал, что опаздывать на совет в такой день не стоит даже ему. Поэтому без долгих церемоний, он начал одеваться без помощи слуг (так выходило быстрее) и вышел в свою трапезную, где отдал распоряжение нести завтрак, который тут же и был подан.

Лагота беспокоило два момента, которые сегодня так или иначе могли повлиять на судьбу всего государства. Во-первых, всех интересовало прибудет ли на праздник дальний родственник императора и правитель острова Мирион князь Айро. Он уже несколько лет не вносил в императорскую казну пожертвований, которые обязался регулярно производить, когда под предлогом строительства нового большого флота для островной Валонии, добился полной налоговой независимости от метрополии. Но соглядатаи императора докладывали, что после освобождения от налогов, Айро установил тесные контакты с материком, а именно с Илианской империей, и выбил весьма выгодный экономический союз, который позволял ему единолично контролировать весь сбыт илианских товаров на территории Валонии. Это очень быстро его озолотило, тогда как строительство флота всё время тормозилось и откладывалось. Более того, Айро активно укреплял свою гвардию и ввёл обязательную присягу, ставившую защиту отдельного острова империи – Мирион и его князя первостепенной задачей. С его стороны это всё объяснялось тем, что он опасался слухов о великом нашествии кочевых племён тайтанов, покоривших почти весь материк. Они уже стояли у ворот Илиана – столицы империи, которая, скорее всего, окажется им не по зубам, но князь рисковать не хотел. Айро, якобы, не очень доверял императору Арвину и был уверен, что в случае вторжения кочевников, которое могло начаться только с самого близкого к материку острова, то есть с Мириона, князь останется один, в то время как сам император будет укреплять основной остров Рикко и вряд ли отправит большое войско в помощь родственнику, которому завидовал и недолюбливал. Вместе с тем, среди советников императора ходили слухи, что Айро заключил с Илианской империей не только экономический, но и военный союз, согласно которому он становился правителем всей Валонии в качестве протектората после короткой, но победоносной войны. Ходили слухи, что этот союз, возможно, уже давно бы вступил в силу, если бы не кочевники у ворот Илиана. В любом случае, Айро вёл себя как искушённый политик, который не боялся независимости и брал её столько, сколько ему нужно. Его отсутствие на главном государственном празднике могло бы означать только одно – личное оскорбление императора, преступление, которое по тяжести может равняться только государственной измене. Из этого следовало бы, что Айро не считает свой остров частью Валонии и объявляет императору открытое противостояние. «В этом случае нужно уберечь императора от поспешных решений, – думал Лагот за завтраком. – Однако, вряд ли Айро решит разыграть эту карту именно сейчас. Всё это пока только пища для сплетен вассалов императора».

Второй момент, который должен был повлиять на судьбу империи и который Лагот считал более важным, чем поведение дальнего родственника императора, был приезд посла тайтанов. Он прибыл ещё вчера, разбил свой шатёр посреди Большого сада, так как не пожелал довольствоваться дворцовыми покоями и настоятельно стал требовать встречи с императором. Когда ему объяснили, что встреча может состояться только завтра на собрании высшего совета, он начал кричать, что это неуважение к Тайтанскому каганату и что великий хан Шуан будет очень недоволен. Что-то внутри подсказывало Лаготу, что этот посол прибыл вовсе не для установления дипломатических отношений. Во всяком случае, его необходимо выслушать со всем возможным почтением.

Покончив с ветчиной, но так и не осилив омлет, Лагот залил свой завтрак молодым вином и быстрым шагом отправился через узкий перешеек Большого сада в дом собраний, где проходили заседания высшего императорского совета и кабинета министров. Чтобы добраться от главного дворца до дома собраний нужно было потратить около пяти минут. Дворцовый комплекс, именуемый в народе Закрытым городом был одним из самых грандиозных строений империи и не переставал впечатлять даже людей, много лет в нём обитавших. Его стройка началась при первом императоре Ногао и продолжалась почти четыреста лет. Деревянные здания, облицованные морским камнем и расположенные на пяти островах, разрезанных искусственными каналами, постоянно росли и перестраивались. А высокие, белоснежные стены, возведённые по периметру каналов, изолировали этот комплекс от основной части города, что сделали его настоящей крепостью, способной быть в блокаде несколько лет. Впрочем, Закрытый город и сама столица Тибала со времён основания империи никогда не подвергались осаде.

Лагот уже был на середине моста, ведущего к перешейку сада, когда услышал, как неподалёку у бамбуковой рощи кто-то горячо ругается на разных языках. Шут почти сразу понял, что это были гвардейцы, пытающиеся утихомирить сопровождение посла тайтан, которые, со своей стороны, с очень раздражёнными лицами что-то настойчиво требовали и, казалось, даже угрожали на своем грубом, полном рубленных слогов языке. Чуть подальше за бамбуковой рощей, где начинался яблоневый участок сада, находился шатёр прибывшего посла. И откуда-то отсюда час назад доносились звуки императорского оркестра, когда Лагот подходил к окну в своей спальне. Кажется, шут понял в чём дело. Он подошёл к одному из гвардейцев, которые совершенно машинально организовали периметр вокруг разгорающейся дискуссии и спросил:

– Что здесь происходит?

Гвардеец с весьма выразительным шрамом под глазом коротко поклонился и ответил:

– А разве их разберёшь, ваша светлость? Лепечут что-то на своём дикарском, хотят куда-то идти, а может, кого-то позвать… Но, мне кажется, что им не очень нравится наша национальная музыка.

– Да уж, нашему оркестру, в принципе, смелости не занимать, – шутливо проговорил Лагот и направился к тайтанам, которые с жаром беседовали с тремя гвардейцами. Вид этих дикарей-тайтан Лагота немало забавлял. Мало того, что они ходили в каких-то несуразных, на взгляд рядового валонца, кафтанах, с косым запахом и необъяснимо длинными рукавами, так на их головах ещё красовались остроконечные пёстрые шапки из войлока, которые производили весьма чёткое впечатление безвкусицы. Лагот с чувством лёгкого омерзения, которое он совсем не умел скрывать, особенно в часы утреннего похмелья, достиг разгорячённой группы людей и на илианском сказал:

– Добрый день! Что здесь происходит?

Один из гвардейцев с русыми волосами и в старинных доспехах кшари, тут же повернулся к Лаготу и, так же, по-армейски коротко, поклонившись, сказал:

– Моё почтение, ваша светлость! Тайтаны хотят, чтобы оркестр прекратил репетицию, так как эти звуки их сильно раздражают.

– Я обращался не к тебе, балбес, – резко ответил Лагот и тут же пожалел об этом. Первому советнику, пусть даже он и шут, стоит быть более сдержанным. Вино, выпитое за завтраком, так и не сняло симптомы похмелья. Гвардеец вытянулся и ещё раз поклонился.

– Прошу прощения, ваша милость! – произнёс тот и отстранённо уставился куда-то вдаль. Лагот тяжело вздохнул. Он очень не любил, когда без повода позволял себе оскорблять людей. Особенно, с которыми едва знаком. Оскорбление вещь эмоциональная и для политика может стать вообще губительной. С другой стороны, он всего лишь придворный шут. И молодой человек, видимо, об этом не знал, так как был в гвардии совсем недавно. Лагот рассудил так по старому доспеху молодого человека, который следовало бы скорее хранить как семейную ценность, а не использовать на службе.

– Как тебя зовут? – спросил Лагот гвардейца, но в это же время один из тайтан, уловивший ситуацию, подбежал к Лаготу и на ломаном илианском начал рассказывать какую-то странную историю про великого посла, его чуткий слух и пренебрежение гостями со стороны императора. Шут слегка оторопел от такой бестактности, но быстро взял себя в руки, вспомнив, что перед ним всего лишь дикари. Полностью проигнорировав тайтана, он снова обратился к солдату.

– Ты так и будешь молчать?

Русоволосый гвардеец всё ещё смотрел куда-то в сад.

– Простите…

– Хватит извинений! – торопливо сказал Лагот.

– Меня зовут Ролан, я с острова Адма близ Мириона, – ответил молодой человек наконец оторвав свой взгляд и переведя его на невоспитанного придворного. Шут в его узком подбородке и зелёных глазах разглядел благородные черты. Это был молодой человек лет двадцати пяти в доспехах времён императора Гиора, на которых несмотря на ветхость явно проступал фамильный герб. Лагот его конечно же узнал, но решил не подавать виду.

– И много молодых солдат из Мириона знают илианский?

– Не так много, но… – Ролан хотел было ввязаться в разговор, так как по природе был быстро отходчив от обид, однако, передумал. – Немного, ваша светлость!

– Но таких солдат всё больше… – продолжил за него Лагот.

– Да, на Мирионе с каждым годом всё больше торговцев и ремесленников из Илиана, которые приглашаются князем Айро для строительства флота. Они заводят семьи и часто остаются. Тем самым, люди постепенно перенимают их язык, а они наш.

– Любопытно, – сказал Лагот, вспомнив о невыполненных обязательствах князя. – А что ты здесь делаешь? Почему ты не в гвардии Айро?

– Я отправился служить императору раньше, чем Айро объявил мобилизацию своей гвардии.

– Ты не похож на обычного солдата, – задумчиво сказал Лагот. – Где ты взял эти доспехи и как попал в гвардейцы?

– Я из обедневшего рода Салгми, господин, – с почтительным поклоном сообщил Ролан. – Мой дед утратил наше семейное наследие и наш род потерял честь. Чтобы возродить хотя бы её тень, я пошёл служить императору!

– Салгми были когда-то весьма влиятельной семьёй на Мирионе, – продолжал задумчивой интонацией Лагот. – Что же с вами произошло? Запрет на торговлю с Пирумгией?

– Это долгая история, мой господин, она отнимет у вас много времени, которым я просто не имею право пренебрегать! – взволнованно выпалил гвардеец.

– Позволь мне решать, как мне распоряжаться своим временем, хорошо? – мягко спросил Лагот.

Ролан невольно улыбнулся.

– Но, ты действительно прав, у меня мало времени. Надеюсь, ты здесь не для того, чтобы шпионить в пользу Айро? – с усмешкой спросил шут.

Ролан побледнел, и очаровательная улыбка мигом слетела с его лица. В следующее мгновение он вынул короткий меч, который использовался для ритуального самоубийства и положил его на ладони. Затем встал на колени, расстегнул доспехи в районе груди, чтобы дать свободу рукам и полностью открыть горло, куда воины наносили себе удар.

– Если господин сомневается в моей верности императору, то я готов, – с твёрдой уверенностью произнёс Ролан.

Лагот за свою жизнь видел немало подобных театральных сцен. Старые традиции, которыми так любили козырять особенно молодые люди только что закончившие обучение, нередко приводили к трагедии. Но было и немало случаев, которые заканчивались общим смехом и позором на всю жизнь для того, кто «передумал» в последний момент. Сейчас, глядя на молодого человека, Лагот вдруг почувствовал в нём полною решительность и какую-то силу, которая рвалась наружу, дабы очистить позор с имени своего рода. Это было старое, благородное воспитание, формирующее такого человека, который не дрогнет ни перед чем. Все участники недавнего конфликта уже давно перестали спорить и просто наблюдали за происходящим. Шут скривил губы и секунду спустя скомандовал:

– Прекрати это немедленно! Император сейчас нуждается в каждом из нас. А что касается моего поведения, вам следовало бы знать, что я императорский шут и имею право говорить что мне угодно без ущерба чьей-либо чести.

– Так вы господин Лагот? – удивлённо спросил Ролан и на мгновение почувствовал себя глупо из-за того, что мог закончить свою жизнь стоя на коленях перед шутом. Пусть и непростым. – Это большая честь для меня! Наши дома когда-то сражались на одном поле…

– Да, я помню, – тихо сказал Лагот. – Тем не менее, сейчас у нас всех другие заботы! Служите верно императору и я замолвлю за вас словечко… Быть может вы станете одним из лучших воинов кшари, как и полагается вашему происхождению.

– Благодарю вас, ваша светлость!

Ролан поднялся с колена, а Лагот, будто он подходил только за тем, чтобы пообщаться с одним из гвардейцев, отправился дальше. Наблюдавший всю эту картину тайтан крикнул что-то вслед Лаготу, но никто не смог понять что именно. Шут остановился и медленно повернулся.

– Ролан, объясните пожалуйста нашим гостям, как в Валонии принято начинать общение с господином с двумя мечами на шёлковом поясе. И да, скажите им, что музыкальное сопровождение – это обязательный ритуал в честь наших заморских друзей. Без него гостеприимство императора нельзя было бы считать полным.

– Но это не совсем правда, господин Лагот, – смутился Ролан.

– Делайте, как я сказал. Если что, валите всё на меня! – с улыбкой сказал шут.

– Будет исполнено, ваша милость!

2


Лагот недолюбливал высший императорский совет. Заседания эти зачастую имели формальный характер, проходили скучно и кончались, как правило, ничем. В просторной зале дома собраний, сообщающегося переходом с тронным залом, собиралось всего несколько человек. Это были самые важные люди в империи, без которых управление государством было бы невозможным. В частности, это были держатели западных и восточных земель с прилегающими к ним островами, братья господин Ярвин и господин Ридвард из рода Грейгов, потомки того самого Грейга, который был военачальником при первом императоре Ногао. Также господин Юрбин, глава императорской гвардии и общества красного лотоса, которое занималось шпионажем и поиском особо опасных для империи преступников. По совместительству господин Юрбин был секретарём заседаний. Далее господин Удвиг, главный казначей и глава кабинета министров, а также господин Воган, придворный звездочёт императора, чьё присутствие на совете являлось скорее данью традиции императорского дома, чем острой необходимостью, о чём Лагот сегодня уже размышлял. Исполняющим обязанности главного советника на этом собрании был сам Лагот. Когда он вошёл в зал, все уже толпились вокруг императора и приносили свои поздравления в связи с великим праздником. Шут подошёл к вазе с фруктами, взял яблоко и фамильярно уселся напротив императора, поприветствовав его коротким поклоном. Арвин заметил это и дал знак господам, что наконец все в сборе и можно начинать совет. Лагот звонко откусил от яблока и словил на себе пару неодобрительных взглядов со стороны членов совета. Арвин заговорил первым:

– Лагот, неужели так должен начинаться совет в такой важный день? Будь учтивее хотя бы один день в году!

– Учтивость – это привилегия людей, привыкших скрывать свои намерения, – ответил Лагот. – Будь я вашим величеством, я бы наоборот запретил бы всякую учтивость именно в этот день!

Император ухмыльнулся. На его красивом, овальном лице показались белоснежные зубы, зелёные глаза быстро пробежались по собравшимся. Арвину, как и Лаготу, было сорок лет, но выглядел он моложе лет на десять. Чёрные волосы без единого признака седины были аккуратно уложены вдоль лица и слегка завивались. На лице практически не было морщин, разве что у переносицы вырисовывался небольшой крест. Император выглядел как всегда изысканно: светлую рубашку с цветным орнаментом покрывала золочёная туника фиолетового цвета, а ноги были подчёркнуты узкими чулками и бархатными туфлями с серебряными застёжками. Арвин имел склонность уделять своей внешности особое внимание, поэтому во дворце проживали отдельные слуги, занимающиеся внешним видом императора и его гардеробом.

– Вам весьма неплохо даётся роль дурака, – вступил в разговор господин Воган, серебробородый старик в коричневом балахоне и с внушительной серебряной звездой на груди, – однако, мы теряем драгоценное время государя. В такой день это неприемлемо!

– Да, господа, – подхватил Арвин, – чем быстрее мы покончим со всем, тем будет лучше для всех. Для начала меня интересует положение дел на востоке Рикко. Как идёт освоение земель и ассимиляция алайнов, господин Ридвард?

Ридвард Грейг поднялся и поклонился государю. Это был крепкий мужчина уже пожилого возраста с седыми волосами в широком изумрудном плаще, под которым выступал чёрный, подлатный камзол. Серые глаза его прятались под густыми бровями, которые он часто хмурил из-за неважного зрения. Однако, хватки он не терял, весьма успешно управлял вверенной ему восточной частью страны, где в городах по побережью он рассадил своих детей. Ридвард был хорошим, справедливым держателем, что очень упрощало жизнь императору и его двору.

– Мы продвинулись вглубь острова ещё на несколько десятков километров, – сказал Ридвард. – Местное население варваров встречает нас спокойно, однако, относится к нам с недоверием. Большинство из них считают, что так или иначе станут рабами вашего высочества, как и их сородичи до великого перемирия. Мы стараемся чаще проводить встречи с этими племенами, но нам не всегда хватает людей и нужных слов, чтобы объяснить им, каким образом они станут частью нашей империи. Более того, эти отдельные племена чаще всего находятся в конфликте друг с другом и при первой же возможности пытаются выбить для себя особые условия, распространяя ложные слухи соседям о своём первостепенном значении перед вашем величеством. Работа идёт очень тяжело, но мы стараемся действовать строго по вашему указу «Об освоении и присоединении восточных земель».

Лагот слушал очень внимательно и даже что-то начал помечать пером на листе бумаги. Этот указ «Об освоении…» был полностью его идеей. Несколько лет назад, когда государство начало уставать от очередной войны с алайнами, Лагот предложил идею мирного решения. В частности, с алайнами было заключено перемирие, а в данном указе предполагалось, что вольные племена не будут больше закрепляться в качестве рабов за определённым господином, только их земля, на которой они зачастую оставались в качестве наёмных работников. Также, нельзя было навязывать этим племенам государственную религию. Алайнам предоставлялась свобода выбора – где жить и чем заниматься, однако, они облагались налогами и им запрещалось использовать древнюю практику каннибализма, которая к этому времени итак практически выродилась. Идея о тотальном налогообложении крестьян, ремесленников и рыбаков среди алайнов не имела особой популярности, но это все было лучше бесконечной войны, которая за эти годы столько раз то прекращалась, то разгоралась вновь. После перемирия племенной союз алайнов распался и каждый род вёл свою игру с государством. Кто-то уходил со своих земель дальше на север или переправлялся на самый восточный остров империи Ойдо, где не было больших городов и почти не было военных. Кто-то оставался, приняв новые условия. Были те, кто, оставшись на своих местах, не платил никаких налогов, а некоторые даже добровольно приходили и просили взять их под опеку в качестве рабов к тому или иному господину. Чаще всего выбор падал на сыновей самого Ридварда, которые пользовались у алайнов особым уважением. С указом «Об освоении…» предполагалось, что в течение пяти лет остров Рикко полностью перейдёт под власть императора, но процесс затянулся и государственные экспедиции продвигались на восток всё медленнее, что очень не нравилось императору. Лагот всегда успокаивал своего друга тем, что тот первый из великой династии, кто встал на путь мира и процветания империи, ибо он сохранил не только множество жизней, но и перестал тратить огромные суммы на войну и воспитание непокорного народа.

На страницу:
1 из 5