Забытые в небе

– Это лесное средство, не то, что ваши «Ультра-Зодаки». Злоупотреблять не стоит, а вот разок-другой воспользоваться – вполне.

Рар благодарно кивнул и проглотил пилюли. Белки его глаз действительно были красные, все в полопавшихся кровеносных сосудиках. Лесная Аллергия не пощадила знатока истории Московского Леса. Всю дорогу от Химкинского терминала он, несмотря на принятые в огромных количествах антигистаминные таблетки чихал, тёр глаза и ожесточённо, позабыв о правилах хорошего тона, чесался.

– Кстати, герр Рар, я хотела спросить, если вы не против, конечно…

Татьяна задала вопрос, не оборачиваясь – смотрела, как медленно наползает на борт судна искрошенный временем и непогодой бетон причала.

– Да, конечно, фройляйн… Ап-п-чхи!… Простите… спрашивайте, я весь внимание!

– Название вашего шоу – «Слово для Леса и Мира». Почему выбрали именно такое? Вряд ли среди ваших слушателей много тех, кто читал книги Урсулы Ле Гуин. Вот, к примеру…

девушка непочтительно кивнула на своего спутника.

– Он, не то, что книг не читал – о ней самой не слышал!

– Зато ты всё на свете читала! – немедленно отпарировал Егор. – Одно слово – книжный чер… э-э-э… мышка. – Она, профессор, работает в университетской библиотеке, ну и…

– Похвально, похвально… – Рар одобрительно глянул на девушку поверх очков. – Что касается вашего вопроса – тут, при желании можно провести немало параллелей. Лесовики, как и описанные в книге инопланетяне, забыли, что такое войны и не прибегают к насилию в отношении себе подобных. И при том, вся наша цивилизация, со всей её военной и технической мощью оказалась бессильна против Леса, чему примером ужасные события в Шанхае и Карачи. К тому же, многие до сих пор ждут от Леса Откровения подобно тому, как герой Ле Гуин передал землянам, покидающим его планету, искусство управляемых сновидений. Но, главное даже не это…

Чувствовалось, что профессор оседлал любимого конька.

– Русское название книги "Word for World is Forest» не вполне точно. Буквально следует читать: «"Этот мир называется Лес". Я – и не только я один, – вижу в этом намёк на то, что с началом Зелёного Прилива человеческий мир вступил в новую эпоху. И эпоха эта будет отличаться от предыдущей гораздо сильнее, чем «до» и «после» Рождества Христова.

К тому же… – он улыбнулся, – если буквально перевести название "Слово для Леса и Мира" на немецкий, то получится «Ein Wort für Wald und Welt". В виде аббревиатуры – WWW, выигрышно смотрится в сетке вещания. И рекламодателям нравится.

Теплоход издал новый гудок и навалился бортом на висящие вдоль пирса покрышки. Матросы ловко перебросили на причал решётчатые, с верёвочными перилами, сходни.

Егор продел руки в лямки рюкзака и подхватил с палубы Татьянину сумку.

– Вы сейчас куда, герр Рар?

– Думаю нанести визит этому… Манукяну. И надо устроиться в приличный отель. Вы, кстати, не посоветуете?..

– Отелей на Речвокзале нет. – усмехнулся Егор. – Есть плавучая гостиница, теплоход «Две столицы» – вон он, дальше по причалу. Там можно снять отдельный номер, да и кухня приличная. Одна беда – сырость, и сортир, гальюн то есть, один на всех, на корме, в дощатой будке. Можно переночевать на втором этаже здания, там клетушки на четверых, по три жёлудя с носа. Только туда я вам идти не советую – публика уж больно специфическая, челноки да фермеры. Ничего дурного они вам не сделают, но в покое не оставят. У них, знаете ли, особое такое развлечение – насмехаться над «замкадышами».

– Над кем, простите?

– «Зам-ка-ды-ша-ми». Так в лесу называют обитателей внешнего мира.

Профессор с сомнением посмотрел на «плавучую гостиницу».

– А вы, если не секрет, чем собираетесь заняться?

– Порасспрошу кой-кого – может, что и разузнаю о вашей дочке? А потом пойду искать лодку. Нам надо бы к темноте добраться до Серебряного Бора…

VII

Давненько Якова Израилевича так не возили физиономией об стол. Корректно, сухо, с должной порцией яда и невыносимого сарказма, словно студента, выклянчивающего тройку в семестре причём тройку незаслуженную. И самое обидное, что производивший экзекуцию заведующий кафедры ксеноботаники профессор Карен Адамович Адашьян, кругом, на все сто процентов, прав. Доцент Шапиро действительно допустил. Проявил мягкотелость. Не обеспечил.

Но Мартин-то, Мартин!.. Сколько раз было говорено: думать не смей покушаться на другие лаборатории! Хватит того, что сам Яков Израилевич столько лет терпит художества лысого алкаша: и вереницы первокурсниц, ночующих у него под лестницей, и батареи пустых бутылок, о которые спотыкаются пришедшие с утра пораньше аспиранты, и не вымытые вовремя. И даже омерзительны пьяные выходки, вроде учинённого недавно назад погрома на рынке…

Доцент Шапиро старательно делал вид, что знать не знает о гнуснейшем пойле, которое гонят на лабораторном оборудовании студенты. А ведь неоднократно было замечено: когда они пытаются провернуть этот трюк самостоятельно – ничего путного не выходит. Но, стоит прибегнуть к помощи советов старого пропойцы, и выход готового продукта гарантирован: должной крепости, должным образом очищенного от сивушных масел. В самом деле – зачем-то ведь стоят в лаборатории микропористые фильтры из спечённого металлического порошка и дорогущая, изготовленная без единого кусочка пластика, без единого полупроводника автоматическая центрифуга? С какими трудами Яков Израилевич добывал для неё антикварный ламповый программатор, работающий на столь же доисторических перфокартах! Захар Ибрагимович Котик, снабженческий гений кафедры, с тех пор при встрече почтительно здоровается, подолгу трясёт руку, и даже требования на дефицитные реактивы подписывает почти без пререканий…

Ладно. Он на всё готов был закрывать глаза – и видит Лес, закрывал их целых восемь… нет, десять лет, с тех самых пор, как получил Мартина в нагрузку к принятой лаборатории. Со временем он даже стал находить в этом «наследстве» определённые плюсы: с кем ещё можно так душевно побеседовать на тысячу разных тем от философии Кьеркегора и советской фантастики, до свежайших (и самых, что ни на есть скабрёзных) сплетен о секретаре кафедры Аиде Михайловне Пожамчи, эффектной, холёной блондинке сорока с небольшим лет, известной многочисленными романами со студентами?

И – вот благодарность! Плешивый вредитель не нашёл ничего лучшего, как гнать свою отраву в лаборатории заведующего кафедрой! Итог предсказуем и печален: взорвался автоклав, безграмотно использованный в качестве перегонного куба, испорчено масса ценного оборудования, безвозвратно загублены плоды двухмесячных трудов всей лаборатории. Неудивительно, что Адашьян в ярости, и требует выставить клятого приживалу вон с этажа! А самому завлабу Шапиро предложено подготовится к внеплановой проверке вверенной ему лаборатории: «ходят слухи, Яков Израилевич, что не совсем безобидные грибочки вы там исследуете…»

«…убью! В шею… вон с этажа… вообще вон из ГЗ… пусть катится, куда хочет!..»

И это тем более неприятно, что завкафедрой прав и здесь: далеко не все свои исследования Яков Израилевич вносил в план текущих работ. Кое-что старательно скрыто от посторонних глаз, замаскировано в других темах, и доступ к этим «секретам» имеют лишь два-три доверенных сотрудника. А ведь в лаборатории не наберётся и дюжины человек, считая его самого, мошенника Вислогуза, и нового «младшего лаборанта», которого можно застать в лаборатории разве что, по большим праздникам! Все всё обо всех знают, любой шаг – на виду!

Яков Израилевич вышел из кабинета, запер его на ключ (чего обычно не делал) и твёрдым шагом направился в холл. Там, в подсобке, под лестницей, ведущей на следующий этаж, обитал виновник всего этого бардака.

– Эта… Яш, ну ты чё, обиделся? Да ладно я ж… эта… не со зла!

Яков Израилевич вперил в Мартина тяжкий взгляд. Тот ответил наивной, виноватой, насквозь лживой улыбкой, никого, впрочем, не обманывавшей: единственное, о чём мечтал в данный момент клятый пьянчуга – чтобы проблема как-нибудь рассосалась, и его оставили в покое, дав возможность и дальше творить свои чёрные дела.

«.. вот уж хрен тебе, золотая рыбка!..»

– Немедленно – слышишь, немедленно! – собирай своё барахло и катись отсюда. Чтобы минимум неделю… нет, две недели тебя на двенадцатом этаже не видели!

– Так эта… куда ж мне, а? – неуверенно ответил Мартин. – Нее-е, я уйти никак не могу. Где я тогда буду харчеваться?

«…он ещё и цитатками щеголяет, мер-рзавец!»

Яков Израилевич стиснул зубы, гася острое, почти непереносимое желание изо всех заехать кулаком в опухшую от хронического пьянства физиономию. Сдержался, конечно – по человечески он испытывал к беспокойному «постояльцу» симпатию. А то и жалость, учитывая его непростую судьбу.

Давно, ещё до Зелёного Прилива Мартин обитал где-то в районе Соколиной горы. Когда из-под земли полезла взбесившаяся зелень, он, как и остальные до смерти перепугался, но попыток выбраться из города не предпринимал. Вышел на рельсы МЦК и пошёл на юг, в сторону шоссе Энтузиастов. Добрался до Лужников, перешёл реку по Метромосту – и вот он, Универ! Зачем, почему он шёл сюда через весь город, Мартин так никому и не сказал. Но с тех пор прижился на кафедре, выполнял мелкие поручения, мыл полы да становился время от времени главным действующим лицом мелких скандалов. И ещё, была у Мартина странность: он не мог выйти из Главного здания. Не мог, и всё. При одном упоминании о такой перспективе – впадал в истерику, вопил, бился в судорогах, пока не пообещают не губить, не вынуждать покинуть ставшие родными стены.

– Вот что… – Яков Израилевич снял очки и принялся протирать их платком. Мартин оживился – обычно это действие означало, что завлаб перестал метать громы и молнии и постепенно отходит.

– Ты шмотки собирай, и пошли, только поскорее. Так и быть, спрячу тебя на пару недель. Но – чтобы как мышь!..

Мартин с готовностью закивал и полез в угол, где валялся ввыгоревший до белизны брезентовый рюкзак. Известный всему ГЗ гранёный стакан, пронесённый вопреки Зелёному Приливу, через весь город, он засунул за пазуху, не желая ни на миг не расставаться со своим главным сокровищем.

VIII

Минутная стрелка дрогнула и совместилась с чёрточкой напротив цифры «12».

Пора.

Сергей извлёк из ножен кукри, подошёл к заделанной в бетон трубе слева от гермозатвора. Автор письма указал именно на неё.

Дзан-нг! Дзанг-Дзанг-Дзан-нг! Дзан-нг! Дзан-нг! Дзанг-Дзан-нг!

И ещё раз – обухом кукри по ржавому металлу:

Дзан-нг! Дзанг-Дзанг-Дзан-нг! Дзан-нг! Дзан-нг! Дзанг-Дзан-нг!

Нехитрый код «1-3-1-1-2» тоже значился в записке.

Дзан-нг! Дзанг-Дзанг-Дзан-нг! Дзан-нг! Дзан-нг! Дзанг-Дзан-нг!

Раздался пронзительный скрип. Массивная створка дрогнула и медленно поползла, царапая бетон. Из щели ударил яркий сноп электрического света, но егерь за мгновение до этого шагнул в сторону, в густую тень.

– Господин… э-э-э… не имею чести знать имени-отчества?

Луч мощного фонаря обшаривает зал и останавливается на зеве уходящего во тьму тоннеля.

– Вы что же, не знаете, кому назначили встречу?

– Мне известно только ваш псевдоним. Я счёл неудобным…

– Можно просто Сергей.

– Константин. Может, всё же, покажетесь, Сергей?

Голос у незнакомца был низкий, уверенный. Голос человека, привыкшего отдавать приказы.

– После вас. Я вас не знаю – а вы, клык на холодец, немало на меня накопали. Так кто для кого опасен?

– Логично. Тогда я выхожу с поднятыми руками.

Луч света заплясал по противоположной стене. Из проёма появилась высокая фигура – в левой, поднятой, руке коробка мощного электрического фонаря.

– Теперь вы меня видите?

– Как на ладони.

– Ну-ну, к чему угрозы? Я пришёл к вам как клиент, заказчик, а не как убийца.

Он стоял к Егерю спиной – угольно-чёрный силуэт на фоне круга света.

– Давайте сделаем так: я сейчас переключу фонарь на рассеянный свет и медленно повернусь…

Гость наклонился, поставил коробку на пол, щёлкнул. Узкий луч сменился на яркий, ровный свет, заливающий весь зал. Теперь Сергей мог хорошенько разглядеть своего визави: высокий, атлетически сложенный мужчина в полевой форме с полковничьими погонами полевого образца.

Обрез-хаудах в набедренном чехле, но рогатина в руках, электрический свет играет на зеркальной нитке бритвенной заточки. До незнакомца три шага, если что – от разящего выпада ему не уклониться.

«…а чуйка молчит, что характерно…»

Гость повернулся – породистое, узкое лицо, открытая улыбка. На груди нашивка, чёрный прямоугольник с золотым силуэтом Спасской башни.

«…Кремль? Всё чудесатее и чудесатее…»

– Ну что, поговорим?

– Я, знаете ли, привык беседовать с заказчиками за столом. Видите, вагонетка? Я тут прихватил кое-что – присаживайтесь, выпьем, закусим, перетрём за ваше неотложное дело.

– У меня к вам другое предло… ап-чхи! Простите… у меня к вам другое предложение.

Сергей сощурился.

– Эл-А? Нет иммунитета?

Пришелец развёл руками.

– Увы. Иначе, зачем столь сложный способ встречи? В пределах МКАД не много мест, где я могу чувствовать себя сколько-нибудь прилично.

– Например, в Метро-2?

– Зрите в корень. Там для таких, как я, страдальцев, вполне безопасно, А вот в боковых ответвлениях, вроде этого – мучаемся… ап-чхи! …простите! Сами видите, так разго… ап-чхи! …так разговора не получится. Идите за мной, тут, в полусотне метров подсобка – там… ап-чхи! …там можно побеседовать спокойно.

– Желание клиента – закон. – усмехнулся егерь. – Ведите, что с вами поделать…

Перед тем как шагнуть за гермоворота, гость обернулся и коротко взмахнул рукой. В свете фонаря блеснул, улетая в темноту тоннеля – того, по которому пришёл Сергей – маленький металлический предмет. Звякнуло, продребезжало о бетон.

Егерь дёрнулся, рука нырнула к обрезу.

– Что за…

– Не обращайте внимания. – Кремлёвец вскинул в успокаивающем жесте ладони. – Так, никчёмная ерунда, чтоб карман не оттягивало. И давайте-ка, затворим ворота – тяжеленные, будь они неладны…

Вдвоём они потянули за торчащую с обратной стороны кремальеру. Створка, глухо лязгнув, встала на место. Гость с натугой провернул спицевое колесо на пол-оборота против часовой стрелки, потом – в противоположную сторону и снова против часовой. Внутри что-то звонко щёлкнуло.

– Ну вот, готово. Инструкции надо соблюдать, верно?

* * *

– Ещё кофе?

Кремлёвец снял с плитки чайник, плеснул в кружку кипятку и сыпанул коричневый порошок из стеклянной банки. Они сидели в подсобке, шагах в десяти от пересечения с главным тоннелем. «Тут Эл-А почти не ощущается. – пояснил визитёр. – Посидим, как вы и предлагали, перекусим. Только, уж простите – вашего, лесного, мне нельзя, запрещено в опасении мутаций…»

Угощение оказалось незамысловатым – пара банок консервированной ветчины, пачка галет, жестянка сгущенного молока и растворимый кофе. Когда Сергей извлёк заветную фляжечку с коньяком и хотел добавить немного в кружку, но собеседник решительно пресёк это поползновение. «А вот без этого лучше обойтись. Позже поймёте – почему».

– Так вы хотите, чтобы я нашёл в МИДовской высотке некий предмет?

– Разве не за этим к вам обычно обращаются? – офицер отхлебнул кофе. – Мне говорили, егеря специализируются…

– А вам не говорили, что егеря не работают вслепую? «Принеси то, не знаю что» – это, простите, не к нам. Если хотите, чтобы я принял заказ – колитесь, в чём там фишка!

Кремлёвец пожал плечами.

– Я, собственно, и не собирался… Нужный нам предмет – бронированный кейс фельдъегерской службы. Вы его легко узнаете: металлический, блестящий, на крышке – двуглавый орёл, герб Российской Федерации.

– А что внутри?

– Документы, разумеется. За несколько часов до Зелёного Прилива они были доставлены в МИД по запросу одного высокопоставленного чиновника. К сожалению, он погиб при эвакуации. Тогда было утеряно столько важнейших бумаг, что о кейсе попросту забыли, тем более, что фельдъегерь, доставлявший их, тоже пропал без вести. И вот, недавно, возникла необходимость их отыскать.

– Вы уверены, что документы до сих пор там?

– Курьер должен был передать их из рук в руки, инструкции на этот счёт строжайшие. Но адресата на месте не оказалось – дело было ранним утром, его срочно вызвали в МИД. Курьер, следуя обычной в таких случаях процедуре, сообщил, что прибыл и ожидает указанное лицо.

Он поставил кружку и потянулся за сгущёнкой.

– Это было меньше, чем за четверть часа до начала Зелёного Прилива. Мы разыскали референта того чиновника, и он рассказал, что когда началось повальное бегство сотрудников, фельдъегерь заперся в приёмной и угрожал пистолетом, даже стрелял в тех, кто пытался его увести. Инструкция, ничего не попишешь.

– Полагаете, он там и остался?

– Здание МИДа почти не пострадало. Думаю, курьер не захотел подвергать свой груз опасности, и принял решение дожидаться спасателей. Скорее всего, его в итоге прикончила Лесная Аллергия.

– Ещё что-нибудь?

На стол легла кожаная папка.

– Здесь планировка здания с указанием нужного кабинета.

– Вознаграждение?

Кремлёвец посмотрел на него с интересом.

– Мне говорили, ваши коллеги редко работают за деньги. Предпочитают иные формы оплаты.

– И что вы хотите предложить?

– Надеюсь услышать ваши условия.

Сергей порылся за пазухой ОЗК, извлёк блокнот, вырвал листок и набросал несколько строк.

– В данном случае меня вполне устроят деньги. Не наличные, разумеется. Это – сумма и номер счёта в банке княжества Лихтенштейн.

Собеседник посмотрел на листок и присвистнул.

– А вы не мелочитесь…

– Вы знали, к кому обращаетесь.

– Будем считать, что мы договорились. – он аккуратно сложил листок и спрятал в нагрудный карман. – Но есть условие: вы отправляетесь немедленно. Собственно, поэтому я и просил вас воздержаться от алкоголя.

Сергей мотнул головой.

– Исключено. МИДовская высотка, как вам, несомненно, известно, находится в пределах Ковра и, насколько я помню, заросла примерно до шестого этажа. Чтобы туда попасть, нужно специальное снаряжение, с собой у меня его нет.

– Оно и не понадобится. В здание вы войдёте через подвал. Линия Д-6, или, как вы её называете, «Метро-2», соединена боковыми тоннелями с несколькими правительственными объектами. Высотка МИДа – один из них. К сожалению, эти тоннели заросли, возможно частично затоплены. Но пройти при должном уровне сноровки можно.

Сергей пристально посмотрел на кремлёвца. Тот, не моргнув, выдержал взгляд.

– Похоже, я не первый, кого вы посылаете?

Кивок.

– И кто же это был?

Молчание.

– Так мы не договорились. – Сергей встал. – Приятно было познакомиться.

Собеседник не шелохнулся.

– Куда вы хотите идти, если не секрет?

– К гермоворотам – и назад, в ГЗ. А что?

– А то, что я выбросил ключ – да вы это видели. Теперь без нового ключа гермоворота не открыть, а его вы не найдёте при всём желании.

Егерь удивлённо уставился на него:

– И на кой чёрт вам это понадобилось?

– Я подумал: а вдруг вам придёт в голову гениальная мысль прирезать меня и забрать ключ?

– Детский сад. – Сергей презрительно хмыкнул. – Что мешает мне поискать какой-нибудь служебный тоннель, вентиляционную шахту?

Кремлёвец покачал головой.

– Все вентиляционные колодцы перекрыты решётками и тщательно замаскированы. Это всё же правительственная ветка, её и строили с расчётом на то, чтобы не допустить проникновений. Кроме того, главный тоннель охраняется, вы там и сотни шагов не сделаете. Пристрелят, или что похуже. Да вы садитесь, садитесь…

Сергей сел.

– И вы полагаете, что это – подходящий способ заключать сделки?

– Я полагаю, что вы немного подумаете, и согласитесь, что у меня нет другого выхода. У вас, впрочем, тоже.

– А что мне помешает выбраться наверх и отправиться по своим делам, наплевав на ваше задание?

Теперь уже кремлёвец смотрел на него с ироничным прищуром.

– Ничего. За исключением двух вещей.

– Каких, любопытно было бы узнать?

– Да вот как раз – любопытство. Признайтесь, Сергей, вам до смерти хочется узнать, что это за документы такие, что о них вспомнили спустя тридцать лет?

– Не буду спорить. А вторая?

– Оплата, разумеется. Наша договоренность в силе, не так ли?

– Не так. – Сергей мстительно улыбнулся. – Сумму придётся удвоить. В порядке компенсации морального ущерба.

– А у вас губа не дура. Скажите, Сергей, вы, случайно, родом не из Одессы? Или, может, из Тель-Авива?

– Грубая лесть вам не поможет. Согласны?

– Пейте мою кровь…

Он открыл один из выстроившихся вдоль стены железных шкафчиков.

– Я тут для вас кое-что приготовил. Думаю, пригодится.

Он извлёк из шкафа два, скреплённых один с другом баллона – один голубой, другой белый – и гнутую латунную трубку с резиновым шлангом.

– Автоген. В тоннеле могут быть решётки, да и в МИДовских кабинетах двери стальные, усиленные. Умеете работать с таким оборудованием?

– Разберусь.

– А это – лично от меня. Мне говорили, что вы любите пушки побольше.

Он протянул егерю огромный, непривычного облика револьвер.

– РШ-12, штурмовой револьверный комплекс. Машинка старая, но надёжная. Специсполнение для Леса, полимерные части заменены на упрочнённую древесину. В комплекте откидная рамка-приклад, глушитель и съёмная подствольная рукоятка-грипса.

Сергей повертел оружие в руках.

– Лютая пушка… двенадцать и семь?

Кивок.

– Патроны – бронебойные и разрывные, носорога с ног свалит.

– Ствол как-то странно расположен, это зачем?

– Выстрел производится не из верхней каморы, как в большинстве револьверов, а из нижней. – охотно пояснил кремлёвец. – Это чтобы меньше руку подбрасывало. Учите, отдача чудовищная, так что стреляйте с двух рук.

– Поучи дедушку кашлять… – буркнул егерь. Револьвер ему явно понравился. – Ладно, считайте, уговорили. Собираемся – и пошли.

IX

– Зачем звал?

Егор озадаченно посмотрел на Яську. Куда девались озорная улыбка, ехидные подколки, шуточки – вроде манеры вместо приветствия запускать в макушку визави крупный орех?

– У тебя что-то стряслось?

– Не твоя забота. – огрызнулась девчонка. – Что надо, говори. Только скорее, у меня полно дел.

Они встретились в сквере перед ГЗ. Егор сидел на очищенной от ползучей растительности скамейке. Белка устроилась на цоколе памятника Ломоносову и болтала ножкой, обутой в мокасины из кожи чернолесских кикимор.

– Деловая какая… – ответил молодой человек и торопливо, предупреждая Яськино возмущение, продолжил:

– Собственно, я хотел отправить депешу Серёге. Возникло одно срочное дело, никак не могу его найти.

– Я тоже.

– Что – ты тоже?

– Тоже не могу. У меня пачка посланий для него, причём три – от Кубика-Рубика. Они, оказывается, о чём-то договорились, но Бич несколько дней назад исчез.

– Исчез? – Егор озадаченно посмотрел на белку. – А я-то думал, от почтовых белок в лесу спрятаться невозможно.

– Обычным людям – да. – кивнула девчонка. – А которые Лес чувствуют – те могут от нас закрыться. Друиды, к примеру, или аватарки. Некоторые из Пау-Вау тоже.

– И егеря?

Кивок – после крошечной паузы.

– Хочешь сказать, он нарочно от тебя закрылся?

Яська считалась доверенной почтовой белкой сообщества егерей. А уж доставлять послания Бичу и вовсе считала своей исключительной привилегией.

– Вот и я о чём! – голос её прозвучал неожиданно зло. – От меня закрылся! Понимаешь? От меня!

– А раньше такого не случалось?

– Было пару раз. – неохотно признала девчонка. – Давно ещё, когда мы только-только познакомились. Он тогда получил какой-то важнющий заказ, и нарочно не хотел выходить ни с кем на связь – боялся сорвать дело.

– Слушай… – Егор помялся. – Я понимаю, это ваши, беличьи секреты, но… вы в любом месте Леса можете разыскать адресата? Всегда?

Яська помедлила.

– На Ковре не можем. Ещё под землёй.

– Так может, он там сейчас?

Она пожала плечами.

– Может. А что у тебя за дело такое суперсрочное, не секрет?

– Да какой там секрет? Завелась, понимаешь, в ГЗ компашка молодых психов…

Выслушав рассказ о пропавшей дочке замкадного профессора, Яська задумалась.

– Вроде, наши девчонки о чём-то таком упоминали. Я-то мимо ушей пропустила – зачем? Но, если хочешь, могу уточнить.

– Конечно, хочу! – оживился Егор. Почтовые белки – свидетели серьёзные; мало что в Лесу ускользает от их внимания. Правда, делиться своими наблюдениями они обычно не спешат.

– Десять желудей! – хитро сощурилась Яська. – Нет, даже шестнадцать. И половину вперёд.

Разговор о привычных материях явно возвращал ей самообладание.