Я вернулся, папа. Том 3

Глава 1

За какой-то час мир полностью изменился. Целый мир, заключенный в рамки трех месяцев отодвинулся на второй план, вернув то родное к чему я стремился эти долгие дни. Вот моя реальность. Моя жизнь. Моя семья. Я так к ним рвался, что сейчас едва могу сдерживать себя от выплеска всех чувств разом. Хочется кричать и плакать. Хочется смеяться. Хочется забыть обо всех кошмарах. Стукнуться головой о что-нибудь прочное и просто забыть.

Что бы успокоить маму, да и самому успокоиться, потребовалось почти пол часа, разве что не пол бутылки валерьянки и просто само присутствие охранника из охранного агентства. Именно благодаря ему, этому молодому человеку по имени Максим, а коротко – Макс, я и не впал в истерику и не рассказал о том, где был все это время.

Связавшись с полицией, он отпустил своих товарищей на другой вызов, а сам бесцеремонно устроился в кресле у камина, и, прислушиваясь к нашим разговорам, постарался стать невидимым. Мама то может его и не замечала, да и папа словно его не видел, а вот я чувствовал его взгляд, замирающий то на моем лице, то на покрытых шрамами руках, то на босых ногах. Слышал как он словно натягивался, стоило мне только заговорить.

Как только мама успокоилась и задремала, во сне сжимая мою руку, а отец вышел на улицу покурить, я тут же повернулся к Максу.

–Как я понял, мы ждем полицию. Что будет дальше?

–Ты не совершеннолетний, значит, ты вместе с родителями поедешь в отделение для допроса.

–А здесь они допрос устроить не могут?

Макс нахмурился и поднялся.

–Чего ты боишься, мальчик?

–Я не хочу в полицию.

Отвернувшись, я осторожно коснулся маминой руки и потряс ее.

–А? Что?– мама резко дернулась, не сразу узнав меня, и я горько усмехнулся.

–Мама, может тебе лучше в кровать лечь?

Помимо воли мой взгляд остановился на ее животе, и от противного горького вкуса во рту стало совсем тошно. Господи, неужели мое исчезновение могло так сильно изменить их жизнь?

–Джейкоб?– мама потянулась ко мне, но вдруг остановилась, заметив мой взгляд.

–Мам, ты… сколько…Мама, прости. Я не знал.

Виноватый взгляд мамы был одной сплошной болью.

–Все хорошо, малыш,– она поправила мои волосы и только сейчас заметила сережку в моем ухе, но коснувшись ее пальцами, ничего не сказала в упрек. – Скоро у тебя будет сестренка.

–Когда?

–К Рождеству.

От непонимания происходящего я тряхнул головой.

–Через два месяца? Мама, я не понимаю! Как? Ведь ты же не была… когда я ушел…

–Прости, Джейкоб, мы не хотели с папой тебе об этом говорить, пока не были уверены что все будет хорошо.

–Но вы собирались разводиться!– закричал я, вырвавшись и вскочив на ноги. Растрепал волосы и попытался успокоить выпрыгивающее из груди сердце. -Я слышал как вы ругались на кухне! И папа сказал что бросает нас! Я сам это слышал!

Мама заплакала, и я виновато упал на колени у ее ног и разревелся.

–Мы просто поругались. Такое бывает, Джейкоб. Мы бы уже через неделю помирились.

Господи, что же я наделал!

–Но папа сказал…

Вновь вскочив, я зажал рот рукой, что бы не закричать. С ужасом смотрел на возвращающегося с улицы отца, и был готов броситься на него с кулаками. Был готов убить его за то, что он собирался бросить маму, когда знал что она ждет его ребенка!

–Это ты во всем виноват!– прошипел я, пятясь спиной к лестнице на второй этаж, сам себя гоня от поступка, который не смогут простить мне ни мама, ни окружающие, ни я сам. – Как ты мог даже подумать, что бы бросить нас? Это ты… Ты во всем виноват!

Сорвавшись с места, удерживаясь от крика, я ворвался в свою комнату, и громко хлопнув дверью, заметался по спальне. Сообразив что просто не могу удержать в себе весь гнев, всю ярость и ненависть, схватил стул и просто разбил его в щепки об пол. Ломал его до тех пор, пока дверь с грохотом не ударилась об стену, и в спальню не влетел Максим, с автоматом в руках и готовый броситься в атаку.

–Уходи!– закричал я на него, и, отшвырнув уцелевшую ножку стула в сторону, закрыл лицо. А потом и вовсе разревелся. Услышал, как на пороге застыла мама, а потом кинулась на грудь отцу, и ненавидел себя за ее слезы еще сильнее.

–Я поговорю с ним,– Макс прошел в спальню и, рывком подняв меня с пола, усадил на кровать. – Принесите аптечку.

Дернувшись, я уставился на охранника, и лишь потом посмотрел на свои руки. Несколько царапин, да и только, однако судя по тому, как мама рвалась помочь, я был как минимум смертельно ранен. Поморщившись, я поднялся и, вырвав аптечку из рук отца, захлопнул перед ним дверь. Пусть они с мамой выяснят свои отношения, а я просто не могу больше. Не могу! Я не понимаю!

Макс открыл аптечку и, достав антисептик, глядя на меня с возрастающим интересом, залил царапины, смывая кровь прямо на пол.

–Не больно?– он даже голову склонил на бок, впившись в меня глазами.

–Терпимо,– буркнул я и зубами вырвал огромную занозу. Забрал бутылочку и прочитал название. Перекись водорода. Н-да, живая вода была бы кстати. Покосившись на дверцу шкафа, за стеной которой был мой тайник, я лишь прикусил губу. Нет, нельзя!

Пока я гонял свои мысли, Макс уже перетянул мне руку бинтом, и вдруг замер, так и не закончив, только сейчас заметив в тусклом свете настольной лампы целый ряд ровных и аккуратных шрамов чуть ниже задранного к локтю рукава. Резко задрал рукав выше, и я виновато опустил глаза.

–Что за?…

Вырвав руку, я быстро домотал бинт на руку, и застегнул манжет. Однако понял что теперь он просто не оставит меня в покое, и напряженно впился взглядом в лицо Макса.

–Это вас не касается,– тихо произнес я.

–Слушай, парень…

–Оставьте меня в покое. Я хочу побыть один!– четко произнес я и прищурился.

–Ты все равно расскажешь все, что с тобой было.

–Не расскажу.

–Куда ты денешься! Парочку психологов и ты вспомнишь каждый свой шаг, каждый день.

–У меня очень богатая фантазия,– я улыбнулся одними губами, понимая, что не в состоянии сейчас строить из себя клоуна или обиженного на весь мир ребенка.

–Парень, зря ты так. Тебе помочь хотят, а ты…

–Мне не нужна ничья помощь. Я хочу просто как можно быстрее разобраться с полицией и просто жить дальше,– я даже придвинулся к охраннику. – Я просто хотел вернуться к семье, к родителям. Попросить у них прощения за то, что пропал на три месяца и они считали меня мертвым. Хотел снять с них этот груз вины, что они несли на себе. Исправить то, что натворил. Только с каждой минутой мне кажется, что я вообще зря вернулся.

Сирена под окном не дала договорить. Дернувшись, я с трудом поборол в себе желание сбежать, и запустил пальцы в волосы. Началось! Что ж, а ты как думал? Остается только выдержать этот сумасшедший период, и все наладится. Должно наладиться.

–Пошли,– Макс направился к дверям и задумчиво напоследок оглядел то, во что превратилась моя спальня. Я и сам был не в восторге. Всюду разбросаны обломки стула, кровь на полу, одежда из шкафа, когда я понял что она мне мала, а из-под кровати торчит рукав рубашки. Проклятье, если его не убрать, кто-нибудь обязательно за него зацепится взглядом.

–Сейчас, обуюсь.

Вытащив из платяного шкафа сразу две корзины с обувью, я сделал вид что ищу кроссовки, и не найдя их, засунул оба ящика под кровать, пряча за ними свою прежнюю одежду. Задумался, и повертел в руках легкие мокасины. Даже невооруженным взглядом понял что они мне просто малы. Так, спокойно Джейк, вспоминай. У тебя где-то были туфли, подаренные бабушкой. Они были на два размера больше, и они лежат… Так, они лежали в коробке в шкафу. А, вот они.

То, что потом я плел полицейским, под молчаливыми укоризненными взглядами родителей, было таким абсурдом, что я и сам бы ни за что не поверил в это вранье, услышь от кого-нибудь. В итоге получалось так, лодку специально оставил в заливе, что бы все подумали что я утонул. Потом сбежал и укрывался в нескольких заброшенных уже сто лет домах и в старой шахте, где любила собираться местная молодежь. Напоследок я разве что не с облегчением вздохнул, когда мне попытались предъявить обвинение в поджоге одного из таких вот домов, сгоревшего неделю назад. Дом выгорел дотла, и я тут же виновато признался, что именно в нем и скрывался почти все время. Теперь то точно никто не сможет проверить, правда я там был, или нет.

Двое полицейских, следователь по делам несовершеннолетних и женщина из органов соцзащиты так внимательно слушали меня, что я прилаживал гигантские усилия чтобы не выдать своего напряжения. Упорно старался делать вид что напуган, расстроен, и вообще, на грани истерики.

Самым сложным оказалось найти оправдание своему шраму на лице, и как объяснить, что видна явная рука профессионала в наложении швов.

–Просто, у меня есть один знакомый, который помог мне. Ну не мог я явиться домой вот таким красивым!

–Кто он?

–Не скажу. Вы посадите его за решетку, за то что он помогал мне скрываться,– я передернул плечами, и минут десять старательно молчал, пока они пытались выжать из меня кто был этот человек.

–Хорошо,– следователь психанул раньше меня. – Не хочешь, не говори. Мы сами узнаем кто это был. Лучше скажи почему ты решил сейчас вернуться.

Я невозмутимо пожал плечами.

–Он уехал, а у меня закончились деньги и стало холодно.

–Именно поэтому ты поджег дом?

–Да ничего я не поджигал!– все же и мои нервы не выдержали. – Вы что же, думаете я один там был? У нас здесь как минимум сотня бомжей шатают по участкам, живут вот в таких брошенных домах. Думаете, папа просто так поставил сигнализацию, от нечего делать? Они и нас доставали, пока мы на охрану дом не поставили!

Папа согласно кивнул, признавая, что такое было на самом деле.

Дальнейшие вопросы я просто либо игнорировал, либо отвечал короткими ДА или НЕТ. Устав так, словно побывал на приеме у короля, в конец я просто уснул за столом, краем сознания слушая, как следователь разговаривает с отцом, как тот признает, что именно его действия могли спровоцировать мое бегство. Слышал, как Максим подтверждал, что я не оказывал никаких сопротивлений и сразу попросил связаться с родителями, не пробовал снова сбежать. Рассказал, как я просил прощения у родителей. Удивился краем сознания, что он ни слова не сказал про то, что я отказывался все рассказать ему и что прямо заявил о своих намерениях врать.

Слушал, как отец несколько раз подтвердил что я на самом деле его сын, и что нет необходимости тащить меня на медицинское освидетельствование, однако и он не смог отвертеться от того, что меня поставят на учет по делам несовершеннолетних. Комиссия должна будет состояться через три дня.

–Сколько они еще будут меня допрашивать?– спросил я, не поднимая головы от стола, как только за полицейскими закрылась дверь и отец устало сел напротив меня.

–Джейкоб,– отец вздохнул. – Я не думал что тот разговор так повлияет на тебя. Я винил себя в том, что наговорил тогда много лишнего. Я не должен был… Извини меня.

Я поднял голову и уставился на отца. Его глаза, наверное, впервые выражали не холодность, а разочарование.

–Ты не просишь прощения, а только лишь признаешь свою вину. Папа, как ты можешь быть таким бесчувственным? Это ты виноват в том, что я для всех умер! Я не хотел жить в неполной семье! Мне не нужна половинка семьи! Ты собирался бросить маму, зная, что она беременна!

–Это ты нас бросил!– закричал отец и, вскочив, ударил кулаком по столу. – Ты сбежал! Разрушил нашу жизнь! Я едва не лишился всего, что двадцать лет строил! Я едва не стал парией в бизнесе, после того как моих партнеров стали проверять на причастность к твоему исчезновению!

–Ты даже сейчас думаешь только о своем бизнесе!– закричал я, так же вскочив с места. Был благодарен Богам за то, что мама напилась каких-то успокоительных и сейчас спит наверху, не слыша нас. – А ты подумал о нас? О маме, которая ночами плакала, потому что ты уезжал в свои проклятые командировки и был занят своими клиниками? О том, что я видел тебя только ночами и во время твоих коротких отпусков? Ты приносил домой щенка и уходил, а я смотрел на этот комок шерсти и знал, что его принес ты. Это было все, что было у меня от тебя! Ты собирался променять семью на очередную клинику! Только зачем она тебе, папа, если у тебя больше не стало бы нас?

–Заткнись, Джейкоб! Ты не знаешь чем мы пожертвовали что бы найти тебя! Не будь ты таким эгоистом…

–А знаешь чем жертвовал я, что бы вернуться?– это состояние, когда уже просто перестаешь контролировать свой мозг и язык, было ужасным. Вырвав все пуговицы на рубахе, я разорвал ее, сдергивая с себя, и показывая отцу то, во что я превратился. – Посмотри на меня, папа! Как ты считаешь, не слишком ли я мало заплатил за то, что бы вернуться к вам? Хочешь знать что заставляло меня не сдаваться и просто не сдохнуть в дали от дома? Я знал что виноват, признавал это в глазах окружающих, и хотел все исправить! Я не пережил, если бы не смог вернуться! Я бросил людей, которые принимали меня таким какой я есть, которые были благодарны мне просто за то, что я есть на свете! Я оставил девушку, которая была готова умереть ради меня! И все ради того, что бы вернуться к вам и просить прощения! Если бы я знал что тебе не нужен ни я, ни мое прощение, я бы вообще не вернулся! Хотя нет, вернулся бы, но не для тебя, а для мамы! Вернулся бы потому, что не смог бы оставить ее одну!

То, что отец не перебивал меня, давая высказать мне все, что я о нем думаю, было частично благодаря тому, что он просто тупо рассматривал меня. У него в глазах был такой ужас, что я прежде не видел.

–Я знаю, что сам виноват в своем исчезновении, и не скрываю этого,– рухнув на стул, я закрыл лицо рукой, пряча слезы. – Но я не сбегал, папа. Просто я попал в такую ситуацию, из которой все это время пытался выбраться. Я не мог вернуться раньше. Просто не мог… А теперь можешь вызывать психиатров или еще кого там требуется, потому что не могу сказать тебе что со мной на самом деле произошло, и никому не скажу. Пусть они запрут меня в какой-нибудь больнице и делают что захотят. Я просто не могу больше. Я… я чувствую себя здесь лишним.

Отец, наконец, оторвался от моего созерцания, и, достав их бара бутылку с коньяком, налил себе полный стакан. Залпом выпил и, не поморщившись, налил его снова.

–Значит все, что ты говорил следователю – это была ложь? Хоть что-нибудь из всего этого было правдой?

Я отрицательно покачал головой, и опустил руки на колени, пустым взглядом уставившись на бутылку с коньяком.

–Ты… ты понимаешь, что это не то, что можно скрыть?– он как-то нервно махнул рукой на шрамы на моем плече, а сам продолжал смотреть на звездочку на груди. С его познаниями о медицине, он знал что под ней находится, и все еще не мог смириться.

–Я постараюсь от них избавиться,– я вспомнил о том средстве, что дала мне женщина в Алисандрии, и которое я захватил с собой. Оставалось только надеяться что оно не испортилось.

–От таких шрамов нельзя избавиться!– отец перегнулся через стол, и стал рассматривать шрам на моей щеке. – Я даже не уверен, что пластические хирурги смогут избавить тебя от этого.

–Он мне не мешает. Зато отпугивает ненужных людей,– я пожал плечами, и, потянувшись к стакану отца, подцепил его пальцами. Придвинул к себе.

–Джейкоб,– отец нахмурился.

–Папа, мне надо успокоиться. Ваша валерьянка мне не помогает.

–Я не позволю ребенку…

Я отвел руку со стаканом, которую отец хотел перехватить.

–Папа, я уже не ребенок. Прости, но я вырос,– залпом выпив коньяк, я удивился тому, что он был, по сути, не так уж и крепок, как я думал раньше. Приходилось мне пить и более ужасные вещи в том мире. Спокойно вернув пустой стакан на стол, я отодвинул его обратно к бутылке.

Тяжело вздохнув, отец покачал головой.

–Ты можешь хотя бы сказать как получил их?

Я прикусил губу, решаясь на рассказ. Было вообще тяжело думать на одном языке, а говорить на другом. Едва не заговорив на том языке, я вновь закрыл глаза.

–Я разбился о воду. Упал метров с пятидесяти на бок. Ремни на маске лопнули и разорвали щеку. Вся правая сторона было переломана… Папа, сядь! Иначе я ничего рассказывать не буду вообще!

Терпеливо дождавшись когда отец сядет, я прикрыл глаза, вспоминая то свое состояние, когда разбился.

–Голова разбита в двух местах, ребра,– я коснулся шрамов напротив ребер. – Плечо, локоть, пальцы на руке, бедро…

От воспоминаний о тех травмах меня затошнило, и я выдохнул.

–Нож от гидрокостюма в коленке. Что бы переломы срослись правильно, им пришлось… Папа, я не хочу этого вспоминать,– по щекам вновь покатились предательские слезы, и я лишь на миг удивился тому, что отец придвинул ко мне полный стакан с коньяком. -Я хотел умереть. Я не дурак, и знаю, что если не выдержали кости, то, что могло случиться внутри меня, было бы смертельным. Я просил убить меня!

Тряхнув головой, я выдохнул, и уставился на шрамы на руках от мечей и от своей несдержанности.

–Остальное просто порезы.

–А этот?– отец кивнул на звездочку, и я машинально прикрыл ее ладонью.

–Этот от ножа.

–Но…

Я отвернулся, давая понять что не стану рассказывать как его получил. Да даже если бы смог рассказать, то не стал бы этого делать. Не смог бы признаться отцу, что променял его на другого человека. Простите меня, Комоло, я не могу ему рассказать о вас. Я должен вас забыть. Даже не так, не забыть, а научиться жить без вас.

–А спина? Что со спиной? Это ожоги!

–Нет,– я лихорадочно затряс головой. – Это просто розги.

Посмотрев на отца, я вдруг отшатнулся, испугавшись. На него было страшно смотреть. Он в раз как-то словно постарел, осунулся, и в его глазах стояли слезы.

–Прости меня, папа, я не хотел пугать тебя,– поднявшись, я подобрал рубашку и, натянув ее, молча поплелся в свою комнату. Рухнул в кровать и тоскливо уставился на слабый отсвет луны. Господи, как же я буду здесь жить дальше? Это там я мог появиться и никто не стал бы удивляться моему появлению вообще, никто не пытался выяснить что у меня за шрамы и от куда, кто я был раньше и что делаю там-то или там-то. Было все безумно просто, хочешь жить – борись! А здесь за само то, что я буду бороться – меня уже не оставят в покое.

В комнату вошел отец, и я поднял голову.

Бросив на стол новую рубашку, он уставился на меня.

–Я попытаюсь сделать так, что бы они оставили тебя в покое. У меня есть кое-какие связи и я воспользуюсь ими, что бы избежать медицинского освидетельствования, но потом нам придется переехать.

–Зачем?

–Что бы ты мог с чистого листа идти в новую школу.

–Мне осталось учиться всего год, папа. Потом институт.

–Джейкоб, я…

–Папа, мне плевать что они подумают обо мне, и что я могу напугать их своим лицом. Я не собираюсь из-за этой царапины терять друзей и полностью менять свою жизнь.

–Тебе будет тяжело, сынок.

–Не сломаюсь,– отвернувшись, я прислушался к слабому шуму на улице. – Там кто-то приехал.

Отец заскрипел зубами и выглянул в окно.

–Журналисты. Уже пронюхали.

–Пошли их куда подальше. Я слишком устал что бы сейчас с ними разговаривать.

–Тебе нельзя вообще с ними говорить. Они хуже ищеек.

–Вот и пошли их к чертям. Вызови охрану, если они будут настаивать. Пап, я правда устал.

Последовавший за этим месяц был самым ужасным, что я вообще мог себе придумать. Поездки в полицию и соцслужбы, казалось, не кончатся никогда. Допросы комиссии по делам несовершеннолетних, журналисты, которые караулили меня и на улице, и в подъезде, и даже возле школы, куда я один раз приехал с отцом, что бы он разобрался в обратном зачислении меня в класс. Даже переключая каналы телевизора, я едва не хватался за волосы, когда разве что не в каждых новостях упоминалось мое имя, и не показывали как я либо выхожу из машины, либо захожу в какое-нибудь здание. Смотрел на эти кадры, и был ужасно собой недоволен. Сам заметил, что совершенно не похож на четырнадцатилетнего ребенка, а уж каким полным ненависти взглядом смотрел на этих самых журналистов, так вообще не мог найти себе оправдания.

Интернет так вообще выдал мне разве что не всю мою биографию до исчезновения, но и целую историю того, где я был все эти три месяца. Оказывается, нашлось разве что не полсотни свидетелей, которые якобы видели меня, но просто не узнали, а поэтому и не сообщили об этом в правоохранительные органы. Я улыбался, читая комментарии в фейсбуке, и качая головой, смотрел на то, как мои школьные товарищи с энтузиазмом общаются с журналистами. Н-да, никто из этих самых одноклассников ни разу не попытался даже прийти в гости к нам. Вот вам и друзья! Будь здесь Отто или Розалин с Жулет, то я бы уже думал как выпроводить их восвояси.

Поморщившись, я закрыл ноутбук и поднялся. Согласно решению комиссии, я должен был посещать психолога раз в неделю, отмечаться каждый месяц в прокуратуре, и если они посчитают что я нормальный, то возможно в скором будущем, оставят меня в покое. Что ж, сегодня у нас по плану психолог. Довольно неприятный человек, с невыразительным лицом, который, казалось, был больше меня озабочен тем, как я буду жить дальше с таким шрамом на лице.

–Простите, а почему я должен смущаться его?– спросил я его, когда тот целых пол часа нес какую-то чушь о детской психике и тому подобной ерунде. – Кому не нравится, тот может и не смотреть.

–Но внешность подростка…

–Да мне все равно, что он не красит меня. Я не собираюсь претендовать на место красавчика в школе или еще где. Ну есть он, ну и что? Или я тупым стал из-за него?– я спокойно сидел в кресле и невинно хлопал глазами. – Я вас не понимаю. Вы что, хотите что бы я стеснялся его? Прикрывал руками? Не позволял людям рассматривать себя? Что вы на нем зациклились? Я понимаю если бы я вдруг стал лысым и стеснялся этого. Но мне нечего прятать от людей! Да, он есть. Да, он меня не красит. Но я не воспринимаю его как увечье. Что вы от меня хотите?

Интересно, если бы он увидел остальные отметины на груди, почти сведенные мною на руках шрамы, чему я был безумно благодарен чудо средству той алисандрийки, он бы сам побежал к психологу успокаиваться, или стал бы параноикам? Однако я не мог не признать, что поведение этого человека мне помогло. Помогло понять как мне теперь вести себя с окружающими. Понял, что если там меня прикрывала надменность, то здесь она не поможет. Это только больше наделает вопросов. Лучшая политика в этом отношении была насмешка!

–Все в порядке?– отец ждал меня в машине, как всегда холодный и надменный. Однако вопреки моим ожиданиям, он был таким только на людях. Я видел как ему тяжело все это переживать вместе со мной, и старался не только поддержать меня, но и отгородить маму от лишних беспокойств. В этом он очень изменился за эти месяцы.

–Да,– я усмехнулся и пристегнулся. Однако мне становилось все тяжелей притворяться перед отцом, и он все больше хмурился, заставая меня в те минуты, когда я уходил в воспоминания. – Хочу уехать от сюда. Хотя бы ненадолго. Полиция же может отпустить меня на пару дней на дачу?

–Может к бабушке на недельку в деревню?

Я задумался.

–Не думаю, что она…

–Я поеду с тобой.

Я улыбнулся и кивнул.

Однако что бы я не ожидал от этой поездки, но явно не того, что вышло на самом деле. Кроме того, что пришлось вызывать бабушке скорую из-за подскочившего давления, так еще и совсем плачевное состояние деда, почти прикованного к кровати болезнью, съедающей его изнутри, были для меня невыносимы. Я почти два часа просидел перед окном, тупо глядя на далекую реку и жалея о том, что вообще согласился сюда ехать. Крутил в руке браслет Роксалана, боясь его одеть, и разглядывал свое отражение на стальных полированных пластинах.

–Что это?– отец сел рядом, и дернувшись, я попытался спрятать браслет. Однако отец его уже увидел.

–Подарок,– я нерешительно протянул браслет отцу. Тот с интересом рассматривал побрякушку, однако стоило ему коснуться камня пальцами, тут же получил разряд тока. – Ой, прости. Забыл предупредить,– я подобрал с пола браслет и, краснея как рак, виновато спрятал его в кармане. -Это от воров. Новые технологии и все такое. Как бабушка?

–Отдыхает,– он тяжело выдохнул и тоже уставился в окно.

–Пап, что-то тошно мне здесь,– обстановка давила разве что не реальным грузом на плечи.

–Сейчас уже поздно возвращаться. Джейкоб, давай хотя бы пару дней побудем здесь. Видел же, бабушка переживает. Если сейчас же и сбежим, она еще больше волноваться будет.

–Я могу попытаться помочь ей,– раздалось у меня в голове, и я судорожно дернулся. Уставился испуганно на отца, и чисто машинально нащупал в кармане браслет. Сжал камень и выдохнул панику.

–Пап, я это… Пойду погуляю.

Рванув на улицу, я остановился, понимая что буквально взмок от волнения. Судорожно нацепил браслет на руку и, откинувшись спиной на деревянную стену, закрыл глаза.