Затянувшаяся рыбалка

– Дык я же… – Тоська продемонстрировала бадейки, в которых как раз несла пойло поросятам.

– Ну и что? – Маша подозвала пытавшегося прошмыгнуть мимо смерда, приказала ему забрать у Тоськи бадейки и тащить по месту назначения. После чего указала на него подопечной: – Ну, Видишь? Вот и ты так же ходишь. Как считаешь, приятно потенциальному жениху видеть такую походку?

– Дык, меня же здесь никто не видит…

– Запомни раз и навсегда, милая моя, прежде чем начать нравиться, кому бы то ни было, надо для начала нравиться самой себе. Нравишься ты себе с такими вот оттянутыми руками?

– Я себе вообще никакой не нравлюсь, – потупилась девушка.

– Вот! Подняла вверх указательный палец наставница. – В этом корень твоих проблем! Начни нравиться себе самой, и люди потянутся к тебе. Понятно?

В ответ Тоська неопределенно пожала плечами и еще больше ссутулилась.

– Да не унывай ты, Тось, – обняла ее пришелица. – Я даже Малыша заставила понравиться моим друзьям. А ты-то всяко его симпатичнее.

Разумеется, только походкой и осанкой уроки красоты не ограничились. Одним из параллельных шагов была смена стиля одежды. Маша заставила подопытную снять замызганную мешковатую одежку и продемонстрировать свои лучшие наряды. – М-да-а… – скептически покачала она головой. – А кроме мешков с рукавами и дыркой для головы у тебя что-нибудь есть? Нет? Ну ничего, будем работать с имеющимся материалом. Надеюсь, швея или портной в вашей…кх-м… столице найдется?

Оказалось, Тоська сама мастерица на все руки. У нее одинаково ловко получалось и серп отбить тяжелым молотком, и дырку в платье заштопать так, что и самый придирчивый взгляд не разглядит, где была прореха. Маша только успевала указывать девушке, где следует подшить, где ушить, где приталить, а где расширить. Несколько часов увлекательной работы, и из бесформенного мешка получилось более чем приличное приталенное платье со стильным воротником-стоечкой и небольшим декольте. Кожаные накладки на плечи в виде погон и кожаный же пояс довершили дело. Вот только ни одни имеющиеся у девушки башмаки не шли под такое платье. Но тут выручила пани Фрида. Она, как только увидела дочь в таком платье, сразу принесла свои красные сапожки на небольшом каблучке, кои надевала в тех редких случаях, когда ходила вместе с мужем в замок.

В тот день, когда Тоська впервые вышла в новом платье, окружающие ее люди неожиданно узнали, что у девушки тонкая талия, высокая грудь, и вообще, довольно стройная фигура.

Увидев столь разительное преображение дочери, страстью к обновкам воспылала пани Фрида. Однако быстро выяснилось, что ее обширным телесам как раз подходили наряды а-ля Алла Пугачева, то есть обычные мешки с рукавами и дырками для головы. Разве что подол можно было укоротить, но на такое казимирские женщины пойти не могли. Тоську-то едва удалось уговорить подрезать подол чуть выше щиколоток. И то только после того, как та извозила его в поросячьем навозе.

Естественно поработала Маша и с лицом молодой панночки. Благодаря начитанной Зое после попадания в дикий мир девушки нашли природные средства для ухода за кожей и волосами, и активно их использовали. Как оказалось, казимирские женщины тоже не пренебрегали природными аналогами шампуней, кремов и скрабов. Была здесь даже кое-какая косметика. Просто Тоська, считая, будто природное уродство ничем не испортить, никогда ничем таким не пользовалась. Теперь же пани Фрида быстро поняла поставленную Марией задачу, и вот у девушек в светелке уже стоял целый стеллаж, полки которого были уставлены склянками с маслами, отварами, порошками и прочими средствами местной косметики, благодаря которым внешность панночки с каждым днем все более и более преображалась. Кожа на лице посветлела и разгладилась. Самую малость в нужных местах припудренное или подрумяненное лицо, подведенные глаза, черненые брови и подкрашенные губки изменяли Тоську до того, что она сама не узнавала себя в зеркале и подолгу смотрела немигающим взглядом.

В довершение ко всему Маша вспомнила, как в глубоком детстве игралась с бабушкиными бигудями. По ее заказу дворовый смерд нарезал нужных щепочек, и следующую ночь Тоська спала с накрученными на щепочки мокрыми волосами. Утром же, когда щепочки удалили, и льняные пряди упали на плечи вьющимися локонами, ахнули все, и даже сама Маша.

Тут как раз выдалась продолжительная оттепель, но утоптанный снег не потаял, и улицы не успели превратиться в грязное месиво. Решив воспользоваться благоприятной погодой, Маша подговорила пани Фриду выгулять Тоську на рынок. За день до выхода пришелица приняла у подопечной экзамен, заставляя ту дефилировать по двору, бросая снисходительные взгляды на изображавших рыночную публику дворового смерда, сенную девку и выпущенных для массовки нескольких подсвинков. Несмотря на заметную скованность

Ученицы, пришелица осталась довольной результатами своего труда. Она и сама порой не верила, что перед ней та замызганная сутулящаяся клуша, которую встретила в первый день пребывания в доме пана Дзенько.

Маша на рыночную площадь с подругой не пошла, ибо дала строгое обещание Делегатам Сейма избегать общения с кем бы то ни было, кроме самих делегатов и семьи пана Дзенько. И надежность того обещания подкрепляли два крепких казимира, прописавшихся у ворот приютившего ее дома. Но по возвращению пани Фрида расписала ей все так красочно, с таким восторгом и с такой гордостью, будто преображение дочери целиком ее заслуга.

Из рассказа следовало, что рыночная публика сперва не узнала их обоих. Ведь пани Фрида последние недели тоже активно пользовалась косметическими средствами, пытаясь омолодить свое лицо, и в какой-то мере ей это удалось. Кроме того, по совету гостьи, она подкрасила седые волосы луковой шелухой, а накануне еще и завила их бигудями. Походку жена пана Вадима тоже тренировала, но делала это в тайне от всех, поднимаясь еще до зари.

– Ну вы, пани Фрида, прямо Монсерат Кабалье! – искренне восхитилась неожиданно преобразившейся женщиной Маша, когда та вышла для сопровождения дочери на рынок, гордо неся высоко вздернутые подбородки, держа прямой спину и раскидав по плечам завитые локоны, на которые постоянно косила глаза. Темечко на гордо задранной голове прикрывал маленький берет из стриженого бобра. Сей головной убор был так же Машиным нововведением. Ни от мороза, ни от чего бы то ни было защитить сей крохотный берет не мог, а придуман был для того, чтобы Тоська не опускала голову, ибо тогда он сразу падал.

Итак, столичные жители не узнали их обеих. Однако, присмотревшись, опознали пани Фриду, а вот Тоську приняли за проживающую у пана Дзенько пришелицу. Глазели на нее во все зенки, но узнавать не узнавали. Так бы и ушла девушка не опознанной, не заговори пани Фрида с попавшейся навстречу пани Поросяцкой.

– Как ваша Ганька поживает? Жениха достойного не подобрали? – поинтересовалась она, будто ее собственный сын и не являлся одним из основных претендентов на руку дочки делегата Верхней Палаты Сейма.

Пани Поросяцкая взметнула брови в удивлении от такого вопроса, но тут же взяла себя в руки и с напускным спокойствием ответила, мол, пока не спешат выдавать дочурку за кого попало, ибо в ближайших окрестностях достойных кандидатов нет. И тут же решила ответить ударом по больной мозоли:

– Вашей-то Тоське уже третий десяток скоро пойдет. Чего ж ее замуж-то не выдаете. Или тоже достойного жениха не находится?

– А наша Тоська не скороспелка какая-нибудь, – будто бы не поняв издевки, ответила пани Фрида. – Она девушка серьезная, и в мужья себе найдет исключительно серьезного пана, а не какого-нибудь ветроголового юнца. Правильно я говорю, доченька?

Тут-то пани Поросяцкая и узнала в стоявшей рядом с пани Дзенько статной молодой женщине преобразившуюся Тоську. На этот раз у нее не только брови поползли вверх, но и опасно выпучились глаза. Казалось, еще немножко, и они выпадут и закатятся в открытый от удивления рот.

– Ну, передавайте поклон пану Поросяцкому. А мы с Тоськой пойдем, пройдемся по сырному ряду, – удовлетворенная произведенным эффектом пани Фрида хотела было чисто символически склонить голову, но вовремя вспомнила про берет, и гордо прошествовала мимо остолбеневшей пани Поросяцкой.

Следующие треть часа пребывания на рынке супруги и дочери пана Дзенько их сопровождал шлейф шепотков, в котором явственно и довольно часто можно было различить Тоськино имя. А когда уже на выходе с рынка кто-то из парней крикнул, чтобы Тоська приходила вечером на посиделки к карваньему стойлу, у девушки от такой неожиданности даже перехватило дыхание и сладко защемило в груди.

Щука

Более месяца попаданцы пробыли в граде росов. Все это время дьяки не отходили от них, выспрашивая и записывая все маломальские подробности о родном мире. Привлекли даже всех имеющихся художников, коих на Росской равнине оказалось аж семеро. Те со слов ребят зарисовывали картины современных городов, автомобилей, океанских и воздушных лайнеров, атомные субмарины и многое другое. Сергей с Михаилом выложили все свои знания по электрической части. Зоя рассказала все, что постигла в медицинском училище. Была составлена, насколько это возможно подробная карта маршрута попаданцев от места высадки в первые сутки и до прибытия на холм.

Особое внимание росские старшины уделили сведениям о детеныше тирана, то есть, о Малыше. Естественно, рассказы о нем непосредственно касались похищенной Маши. Михаил был постоянно погружен в мрачные мысли. Он отпустил длинную бороду и казался вдвое старше. Друзья только вздыхали, глядя на него, понимая, что ничем в данный момент помочь не смогут.

Несколько раз отвлеклись на рыбалку. Однако рыба в местных незамерзающих речушках и озерцах была мелковатой. Впрочем, для Земного мира она была очень даже ничего себе. Но избалованные трёхкилограммовыми окунями и красноперками попаданцы уже не могли всерьез воспринимать окуньков и других рыбешек величиной чуть более ладони.

Посетили гости росов и долину с горячими источниками возле склона Вестника. Окунулись в целебные воды. Однако влажный удушливый воздух не доставил удовольствие. Не говоря уже о легком запахе сероводорода.

И наконец-то, когда на равнине уже явственно ощущалось дыхание весны, отправились домой. Необходимо было вернуться на холм до наступления тепла, чтобы застать пробуждение Малыша.

С попаданцами в путь отправился целый обоз, сопровождаемый полусотней мужчин и десятком женщин-воительниц. Это была почти половина той силы, которую росы способны выставить в случае возможного вторжения. Как оказалось, все время с момента приезда попаданцев на ведущем в равнину перевале строилась засечная черта. Росы серьезно готовились к вторжению казимиров. Неизвестно, какую степень вероятности вторжения они допускали, но казалось, сама его перспектива внесла в привычный размеренно-скучноватый уклад здоровое оживление.

На перевале климат был пожестче, нежели внизу, потому пока не ослаб мороз возводили временные деревянные крепостицы и заготавливали камень для будущего более серьезного строительства. Достаточно пологий склон позволял доставлять основной материал на санях и волокушах, используя в качестве тягловой силы одомашненных мамонтов. Проезжая рядом с одним таким запряженным в огромные сани мохнатым исполином, Михаил с грустью подумал о Маше. Она непременно захотела бы прокатиться на мамонте и точно озаботилась бы перспективой завести себе мамонтенка.

Кроме строительства засечной черты на перевале и охраны холма попаданцев в Круге была высказана мысль, отправить дозоры на пути вероятного продвижения войска казимиров. Но от такой, казалось бы, необходимой, меры пришлось отказаться. В дозоры могли выделить максимум по пять человек. А такими малыми группами соваться в горные леса было смертельно опасно даже зимой. А что же говорить о теплом времени года, когда с высокогорных перевалов сойдет снег и они станут проходимы для казимирского войска. С весной в леса вернутся из теплых краев и вылезут из пещер после спячки множество свирепых монстров. Благо хоть самые опасные твари, такие, например, как тираны, обитают в основном в долине озер и в горы не поднимаются. Эти, пожалуй, и целое войско разогнать смогут, ибо нет у людей такого оружия, которое сможет пробить их толстую кожу. Как нет у людей и защиты от чудовищного клюва, способного легко перекусывать вековые деревья.

Наслушавшись ужасов о Тиранах, ребята вспоминали свою вторую ночь в этом мире, когда невдалеке от них происходила невидимая из-за темноты схватка гигантов. Именно тогда к ним прибился осиротевший Малыш. Помня, как сирота легко расщепил клювом сунутый ему черенок от лопатки, они нисколько не сомневались в возможностях взрослых монстров. Тем более, что так же были свидетелями, как подросший Малыш легко дробил клювом кости неведомого зверя, которого пожирал перед тем, как впасть в спячку. Оттого предстоящее пробуждение черепахоголового питомца довольно сильно напрягало попаданцев. Они и раньше опасались, что монстрик может не вспомнить их и, проголодавшись за время зимней спячки, принять за добычу. А теперь, узнав, что прикормили самого ужасного хищника этого мира, их опасения многократно усилились.

На место прибыли, когда на открытых взгорках уже появились проталины. Днем по золотоносному оврагу бежал веселый ручеек, замерзающий по ночам и пробуждающийся к следующему полудню, когда по-весеннему теплые лучи начинали достаточно припекать.

Еще издали ребята заметили перемены на родном Холме. Сперва даже решили, что у подножия холма уже готовы еще три новых дома, и удивились такому расположению. Ведь наверху было достаточно места. Но подъехав ближе, рассмотрели, что это всего лишь собраны отстаиваться не имеющие пока ни дверей, ни окон срубы будущих изб.

Не только срубы, но и штабеля разнокалиберных бревен у опушки свидетельствовали о том, что остававшиеся здесь росы поработали на славу.

Первым делом все прибывшие отправились к месту спячки молодого тирана. Потоптавшись, некоторое время у торчавших из снега макушек молодых сосенок, пучком которых была заткнута нора, удовлетворили любопытство и разошлись. Зоя с Оксаной отправились наводить порядок в доме. Остальные росские женщины занялись приготовлением ужина. Мужчины в первую очередь озаботились обустройством временного жилища. Из жердей ставили пирамиды наподобие индейских вигвамов. Только росские вигвамы состояли из двух пирамид, соединенных коньком из толстой жердины. Таким образом, получалась довольно вместительная обтянутая сшитыми шкурами палатка на десять человек.

Потап, Михаил, рыжебородый Макар и пятеро прибывших старшин деловито осматривали срубы и обсуждали планировку будущего укрепленного селения.

Близнецы Ефрем и Славий сразу потащили Сергея к построенной жердяной клети, в которой хранили от мелкого зверья мороженную и вяленую рыбу. По их заговорщицкому виду было видно, что они хотят чем-то удивить. И им это удалось. Продемонстрированная близнецами завяленная голова щуки заставила Сергея на некоторое время застыть с открытым ртом. Он, конечно же, за время пребывания в этом мире успел повидать всяких чудищ. Но одно дело какие-то фантастические монстры, и совсем другое дело казалось бы обычная щука. Вот только в открытую пасть данной пятнистой хищницы мог бы протиснуться взрослый человек. А уж купающегося подростка она заглотила бы как малька. К загнутому внутрь пасти частоколу острых зубов страшно было прикасаться.

– Эх, не смогли мы ее целиком сохранить, – сокрушался Ефрем, любовно поглаживая чудовищную голову. – Не было у нас тогда еще клети. Мы ее на дерево подвесили, и все одно ночью зверье погрызло.

– Как же вы ее вытащили? – обрел дар речи Сергей.– И какова же была ее длина?

– От носа до хвоста четыре шага, – Ефрем широко шагнул четыре раза для наглядности, и близнецы принялись рассказывать про охоту на озерную великаншу.

Появилась гигантская щука где-то через неделю, после того, как отряд росов с попаданцами отбыл в Росскую равнину. Сперва рыбаки ощутили несколько ударов снизу. Сквозь мутный лед ничего нельзя было разглядеть, потому росы лишь предположили, что появилась какая-то огромная тварь, но об истинных размерах даже не догадывались. К общему разочарованию клев сразу прекратился. Впрочем, рыбы к тому времени уже было заготовлено предостаточно, и рыбалкой мужчины занимались исключительно из спортивного интереса в перерывах между заготовкой бревен для будущего строительства. Возможно, если бы не Ефрем, они и вовсе бы забросили рыбалку. Но у парня после того, как его брат поймал озерную великаншу, не переставал зудеть азарт соперничества. Потому он продолжал каждую свободную минуту выходить на лед. Не подозревая о размерах распугавшей рыб твари, он настойчиво пытался приманить ее на золотую блесну. Понятно, что такая мелочь не могла заинтересовать столь огромную хищницу. Она ее попросту не замечала.

Удача улыбнулась парню одним ранним утром, когда лучи светила только-только очертили контуры Вестника. Первый же заброс оказался удачным. На блесну подцепилась довольно крупная щука. Ефрем даже решил, что это именно та, которая разогнала всю остальную рыбу и периодически билась об лед. Пятясь и с трудом сматывая толстую леску, парень досадовал на брата за то, что тот отказался подниматься в такую рань. Они давно оговорили ловлю гигантских щук. Один должен подтаскивать рыбину к проруби, другой должен бить ее зазубренной рогатиной. Когда вода в проруби забурлила, и Ефрему удалось на миг вытянуть наружу нос пятнистой хищницы, он отчетливо понял, что без помощи Славия этот улов может оказаться ему не под силу. В конце концов рос решил брать щуку измором. Сев на лед и упираясь ногами в горку застывшего вычерпываемого из проруби льда, он собрался ждать пока либо рыбина не ослабнет, либо за ним не придет брат. Главное, чтобы выдержала снасть. Но, как уверяли пришельцы, на такой леске можно было таскать на буксире грузовики. Грузовиков Ефрем никогда не видел, но по описанию попаданцев сопоставлял их размеры с мамонтами.

Противостояние рыбака и щуки продолжалось добрую треть часа, когда парню в голову пришла простая в своей гениальности, или наоборот, гениальная в своей простоте, идея. Его удилище представляло собой крепкую кленовую палку длиною чуть более метра. Ширина проруби не превышала двух третей метра. Продолжая держать снасть внатяжку, и по возможности подматывая леску, Ефрем аккуратно приблизился к проруби и устроил поперек нее удилище. Теперь оставалось только следить, чтобы от рывков концы кленовой жердины не соскользнули в воду, но это уже не требовало особого напряжения. Подбив их вычерпанной из проруби мокрой ледяной кашицей, рыбак подобрал лежавшую в пяти шагах острогу. Подмотав еще, насколько можно леску, он встал над прорубью. Оставалось дождаться удобного момента и вогнать острогу в тело рыбины. А та уже сопротивлялась не так яростно, и парень смог разглядеть ее отчетливо. Щука точно не уступала размерами той, которой когда-то бросил вызов Славий. А возможно, даже и была крупнее. Ефрем уже предвкушал восхищенные и даже завистливые взгляды товарищей, когда он притащит рыбину на холм.

Дальнейшее произошло буквально в несколько мгновений. Ефрем увидел, как немаленькую рыбину накрыла стремительная тень. Блеснул равнодушно-холодным взглядом глаз размером с блюдце. По льду ударило так, что от сотрясения парень едва устоял на ногах. Плеснувшая из проруби вода окатила его холодными брызгами, затем взбурлила, перемешиваясь с донным илом, и в поднявшейся мути уже нельзя было ничего рассмотреть. Благо крепкая кленовая жердина не соскользнула в прорубь, но прогнулась так, что казалось, она вот-вот треснет, либо просто сложится пополам и проскользнет в воду. Новый удар снизу заставил Ефрема присесть на полусогнутых ногах. И тут снасть не выдержала. Послышался резкий щелчок, и освободившееся удилище, спружинив, взмыло вверх. Ошеломленный рыбак завороженно наблюдал, как оно сделало несколько оборотов в воздухе и, упав, с глухим стуком запрыгало по льду.

Первая, всплывшая в голове мысль, была удовлетворением от того, что вместе с кленовым удилищем сохранилась ценнейшая принесенная пришельцами катушка. Леска, как, оказалось, оборвалась на узле у самого поводка. Немного было жаль поводок из крепкой стальной проволоки и тройник. Но эти потери местные кузнецы смогут возместить. О золотой блесне и говорить нечего. Но все это парень осмыслил позже. Сейчас перед его мысленным взором застыл огромный рыбий глаз. И в этом глазе светился настоящий вызов, в сравнении с которым вся окружающая реальность казалась какой-то незначительной суетой.

Несмотря на то, что в эмоциональном рассказе Ефрема глаз рыбины вырос минимум в два раза, товарищи ему легко поверили. Жителей данного мира трудно было смутить рассказами о самых невероятных монстрах, а это была просто-напросто какая-то исполинская щука. Сомнения вызвало лишь настойчивое желание парня поймать эту хищницу. Высказывались предположения, что рыбина со временем уйдет от берега сама, и тогда сюда вернется обычная рыба. Сразу поддержал брата только Славий. Им снова овладел азарт охотника за чешуйчатыми гигантами. Потому, когда брат откровенно признал, что одному ему будет не под силу справиться с чешуйчатым исполином, охотно подключился к обсуждению планов поимки.

Понятно, никакие обычные рыбацкие снасти не подходили. Ковать же крючки подходящего размера не было ни возможности, ни специалистов. Для начала решили узнать, соблазнится ли щука мороженой рыбой. Выбрали рыбу на полпуда и на привязанной к ореховой жердине веревке опустили в прорубь. Почти час прошел в безрезультатном ожидании. Одновременно вздохнув, братья отправились помогать товарищам, заготавливать стройматериалы. Вечером решили вытащить наживку, чтобы привязанная рыба не пропала зря. И вот, когда та уже показалась из воды, лед сотряс сильный удар, прорубь взорвалась фонтаном ледяных брызг, и чудовищная сила легко вырвала из рук Славия ореховую жердину, заодно унеся в воду и зацепившуюся за нее правую рукавицу. От неожиданного рывка парень сам едва не нырнул в прорубь, но его успел ухватить за плечо Ефрем. Теперь подледная тварь задолжала обоим близнецам.

Два дня ушло на разработку плана и подготовку к поимке. В процессе хищнице периодически скармливали запасы мороженой рыбы, чтобы та не вздумала уйти. Теперь в ее наличие убедились все пятеро рыбаков. Истинные размеры чудища установить не удалось, да и видеть удавалось только фрагмент гигантского тела, проносившегося возле какой-либо из прорубей, но и этого хватило, чтобы окончательно поверить рассказам Ефрема о глазе с человеческую голову.

Итак, на третий день все было готово. Одну из прорубей расширили до саженого размера. Рядом на крепких козлах установили рычаг из восьмиметрового ствола осины. К короткому концу рычага привязали укрепленную леской веревку с наживкой и опустили в воду. Противоположный конец рычага держали трое рыбаков. Близнецы стояли у проруби, держа наготове зазубренные рогатины. К рогатинам крепились крепкие веревки, привязанные к вмороженным в лед кленовым кольям.

Державшие рычаг рыбаки некоторое время поиграли им, поднимая и опуская наживку. Когда им это надоело, Макар подставил под бревно заранее приготовленную жердь так, чтобы наживка оставалась в воде. Теперь по веревке иногда били рогатинами Ефрем и Славий.

Как известно, в ожидании время тянется особенно медленно. Прошедший час в ощущениях рыбаков растянулся пятикратно. Макар уже начал нудить о негожем праздном безделье в то время, когда надо заготавливать строительный лес.

И тут щука хватанула! Да так, что вздыбившееся восьмиметровое бревно скользнуло по козлам, и не упрись передний конец в край проруби, оно ушло бы под воду раньше, чем кто-то успел бы среагировать.

– А ну! – заорал Макар, подпрыгивая за задранным концом рычага.

Вслед за рыжебородым старшиной прыгнули и оба дюжих молодца. Хоть из-за сползшего бревна плечо рычага уменьшилось, но все же оказалось достаточным, чтобы трое мужчин опустили его до самого льда. Зато увеличившийся второй конец позволил выдернуть пятнистую великаншу выше запланированного. Пораженный величиной высунувшейся из проруби щучьей головы Славий замешкался. Он, конечно же, ожидал увидеть нечто гигантское, а судя по рассказам брата, возможно и более гигантское. Но все же, неожиданно вынырнувшая более чем метровая рыбья харя могла вогнать в ступор кого угодно. Кого угодно, но только не Ефрема. Дико заорав, тот вонзил рогатину под жабрами, там, где светлая чешуя была более мелкой, а рыбья кожа более тонкой. Сообразив, что что-то идет не так, рыбина открыла пасть, выпустила добычу и рухнула в воду. И тут-то в последний момент, очнувшийся Славий, вогнал свою рогатину прямо в щучий глаз. Да так ловко, что древко ушло внутрь рыбьей головы почти наполовину.

В следующую секунду братьев окатило ледяной водой. Дернувшаяся веревка сбила Ефрема с ног, и он соскользнул в бурлящую прорубь. Славий кинулся на выручку брату, но поскользнулся сам и тоже оказался в воде. Благо, соскальзывая в прорубь, оба брата успели схватиться за привязанные к кольям веревки от рогати ни шустро, ледяная вода прибавляет прыти, выбрались обратно на лед.