Лиза в ссылке

Бабушка снова замолчала.

Лиза знала, что в детском саду бабушку очень любили, и некоторые воспитанники до сих пор поддерживали с ней связь и даже приезжали поздравить с днём рожденья. Лизу это смешило, она называла их «детсадовские деды и бабули».

– Но сыночка я, конечно, больше любила, – продолжила бабушка. – И сама же его в могилу свела.

– Он же от инфаркта умер, – напомнила Лиза.

– Да, от инфаркта. Но это я его с детства закармливала. Кашу не осиливает, я ему туда варенья… И пихаю. Вот желудок ему испортила.

– Желудок с сердцем не связаны, – возразила Лиза.

– Всё в организме связано, – вздохнула бабушка.

– А мамочка-то, Царство небесное, Володеньку почти и не видела. Она после свадебки в деревню вернулась, меня звала погостить, а я отговаривалась, боялась с Ванюшей встретиться. Уж когда Витенька преставился, тогда приехала. От соседки узнала, что Ванюша меня долго ждал, да и потом, когда всё узнал, не женился. Я его уже на полвека пережила. Полвека. Хожу на его могилку, здесь, недалеко… Сяду рядышком, глаза закрою и мечтаю, будто мне восемнадцать и я еду к нему на поезде. В своём синем платье, ветер из причёски кудри выбивает, а он на платформе ждёт – в белой рубахе. И волосы назад поправляет. Он, знаешь, на Есенина похож. По правде, я уж и лицо его не вспомню, Есенин перед глазами встаёт. И вот, бывает, замечтаюсь, сплю почти, а потом очнусь, а передо мной могила и руки мои скрюченные, в пятнах. И сердце будто останавливается.

Бабушка сделала глубокий вдох.

– И думаю: «Может, шут с ним, пусть и не заводится». Но потом страх накрывает, и оно в груди подпрыгивает. Сколько раз в голове вертела, как бы всё сложилось… Детишек бы нарожала, у него ведь братья старшие на фронте погибли, он хозяином дома остался. Видела на углу большой дом с самыми красивыми наличниками? Там племянница его теперича…

– Ты же говоришь: всё к лучшему? – перебила Лиза дрожащим голосом.

– Ну, это я потом поняла, – снова вздохнула бабушка. – Когда ты родилась.

– А что случилось, когда я родилась?

Бабушка сощурилась с непониманием.

– Почему ты решила, что всё к лучшему? – уточнила Лиза.

– Ну как же. Взяла тебя на ручки, ты глазки в кучку собрала и так улыбнулась!

Бабушкины глаза засияли.

– А что, дед и папа не улыбались? – спросила Лиза.

– Улыбались. Но ты-то особенная.

С одной стороны, Лизе не хотелось разочаровывать бабушку, а с другой – вот так запросто согласиться с ней казалось нескромным и даже нечестным.

– Чем я особенная?

Бабушка с досадой махнула на неё рукой.

– Ну, ты видишь Наташку, Ленку?

– Вижу.

– Ты же не такая, не обычная!

– Ну, все разные. А для их бабушек они наверняка особенные.

– Не особенная так не особенная, – рассердилась бабушка. – Зачем мне тебя уговаривать?

И она ушла.

Лиза осталась на террасе одна. Бабушкина история произвела сильное впечатление. «Как же так? Почему?» – вопрошала она красавицу Гончарову, которой тоже наверняка было что поведать о непростой женской доле. Расцветший за окном жасмин наполнял комнату сладчайшим ароматом, а у Лизы на душе было горько-горько.

Месяц пролетел гораздо быстрее, чем Лиза ожидала. Но она устала от бабушки и её неуёмной любви. Ей хотелось на волю, к предателям Лёшке и Наташке и, конечно, к Ване, в чувствах к которому пока было трудно разобраться.

В день отъезда сразу заметила, что у бабушки глаза заплаканы. Да, надо было встать пораньше и уехать до перерыва. Но уже поздно.

Бабушка собирала бесконечные кульки с пирожками и шмыгала носом.

– Разреши проводить, – в который раз попросила она.

– Да не надо, ба, говорю же. Я быстро хожу, не умею медленно.

– Ладно, – сдалась бабушка. – Ну, хоть посидим на дорожку.

Лиза, не снимая рюкзак, послушно села за уличный стол. Ночью прошёл сильный дождь, пахло червяками и лягушками. Тяжёлое, хмурое небо будто собиралось с силами для очередного полива.

– Зонтик взяла? – в десятый раз спросила бабушка.

– У меня капюшон, – в десятый раз ответила Лиза.

– Какая ж ты красавица выросла, – покачала головой бабушка. – А я с самого начала знала, как тебя, вот такую, на руки взяла, так и поняла, что красавица вырастит.

Лиза вздохнула. И бабушка тоже.

– Как я о девочке мечтала, как мечтала… Ты не представляешь. Но мы из деревни-то уехали, а в коммуналке что? Родила мальчика, а потом Витенька сказал: всё, баста. Квартиру последние получили, выпросила ребёночка, а выносить уже не смогла.

– Почему?

– Потому что аборты делала. Не один раз. Знаешь, что это такое?

Лиза кивнула.

– Грех великий. Вот за него, видать, единственного сыночка похоронила. Я уж и не чаяла прощения вымолить, а потом ты на свет появилась, радость моя единственная. Как мы с тобой на этой дачке дружили, помнишь? Маленькая была – ты ко мне в кровать приходила, ухо к животу приложишь и слушаешь, как там ужин ворочается. По грибы ходили, по землянику, ты мне букетики собирала и открыточки со стихами подписывала. Храню все твои открыточки. Какое же хорошее время было. Помнишь, как мы за фильмишками семечки лузгали? В карты резались. Сухари с сахаром грызли. А как ты в больницу загремела, помнишь?

Лиза кивнула.

– Как это называлось-то?

– Пневмония.

– Да-да. Страху натерпелись. Куда, к кому бежать, всех на уши поставили, а толку ноль. Я вспомнила, что маменька моя, когда я родилась, роды-то тяжёлые были, я сразу при смерти оказалась, так вот маменька дала обет мясо не есть, и я сразу на поправку пошла. Я тоже решила так. Только к мясу-то я не очень, решила от сладкого отказаться. Я ж какая сластёна была, все зубы растеряла. И как только я это придумала, звонит твоя мамочка: температура снизилась! Представляешь, чудеса какие!

– А диабет?

– Про диабет я придумала, да, – бабушка явно гордилась своей находчивостью. – И снова мы с тобой славно зажили. А сладкого мне совсем не хотелось, только сон этот проклятый замучил.

Бабушка погрустнела.

– А потом ты выросла и забыла бабку. Папочка твой за вареньями и соленьями заедет – и на том спасибо. Стала я потихоньку на тот свет собираться. Уж и сердце шалит, и то, и сё, в поликлинику ходить забросила. «Господи, – говорю, – дай мне мою деточку напоследок повидать. А то ж нам на том свете не свидеться». И тут папочка твой звонит. Я, как услышала, что ты ко мне на месяц едешь, чуть голову не потеряла. Такая милость, такая милость… Ну беги, родненькая, а то опоздаешь.

Лиза поднялась. Она бы обняла бабушку, но та не двигалась с места. Лицо её вдруг показалось Лизе каким-то необычным, будто в маске.

– Я ещё приеду, – сказала Лиза, – обещаю.

Бабушкины глаза загорелись, и маска пропала.

– Ну, пока, – Лиза ещё помедлила.

– С Богом, родненькая, – улыбнулась бабушка. – Позвони, как доберёшься.

Лиза помахала рукой, по пути заглянула в будку к Урфину, у калитки на секунду замялась – обернуться или нет, почему-то не обернулась.

Обнявшись с родителями, Лиза поспешила набрать бабушке. Ответил незнакомый мужской голос, представился врачом скорой помощи и сообщил, что бабушка только что найдена без сознания на могиле Ивана Копанина.

– Без сознания? – переспросила Лиза.

– Она умерла, – уточнил доктор.

Родители не взяли Лизу с собой. Она позвонила Ване, и он тут же приехал. Они шли по беззаботной летней Москве, и Лиза не могла поверить, что ещё утром она была в деревне и разговаривала с бабушкой. Она рассказала Ване обо всём. За исключением того, что бабушка считала её особенной.

На отпевании она показалась Лизе мирной и даже радостной. «Видимо, на сей раз страх не успел накрыть», – предположила Лиза. Ей же становилось страшно при мысли о том, что летней ссылки могло и не случиться.