Полная версия
Язык его пропавшей жены
– Возникает вопрос… – решил перебить его Вадим, надеясь развернуть мысль собеседника к делу: какого хрена ему вообще надо от нотариальной конторы «Рябцева и сын»? Завещание-то на кого составлять? На Илью Муромца, что ли? Или на Святогора? Но мужчина не дал ему договорить.
– Да, вопрос действительно возникает, – в охотку подхватил он. – Насколько глубоко простирается географическая память древнерусской фольклорной традиции? И насколько точно мы можем определить историко-географические реалии по дошедшим до нас поэтическим описаниям? А я вам отвечу. Народный эпос, былины, легенды, предания, плачи, сказки – содержат в себе зашифрованную информацию о событиях далекого прошлого. Надо только уметь правильно расшифровывать эти поэтические образы, суметь понять их смыслы, коды и значения. И все это, конечно же, между прочим, есть еще и в Библии.
– Ну как же без Библии-то, – вяло согласился юрист. Не дай Бог еще и в ней увязнет. Авраам родил Иакова и так далее. Нет, клиент двинулся в другую сторону, в Индию:
– Славянская фольклорная поэзия сопоставима с самыми архаичными формами греческого стиха. Из которых вышел и гекзаметр, и ритмика древнейших гимнов «Ригведы». Так что все связано, повязано и перевязано. Вот, к примеру, былина о Волхе Всеславиче. О завоевании царства Индийского. Главный герой, родившийся от колдовства, «волхования», слывший оборотнем, собирает дружину и выступает в поход против угрожавшего Руси Индийского царства.
– Вампир, что ли? – с надеждой спросила девушка, ожидая, что ей под вечер расскажут хорошую голливудскую сказку.
– Почти. Сразу бросается в глаза, что врагом Руси поименована не Орда, не Литва, а далекая Индия. Это может указывать на то, что данный сюжет дошел до нас в наименее искаженном виде, и описывает переселение арийских племен в Арьявату, страну ариев – центральную часть Северной Индии, еще за две тысячи лет до нашей эры. Поход прошел успешно, и Волх Всеславич с дружиной поселяются в Индийском царстве после истребления всего местного населения. Короче, перебили всех дравидов и заняли их место.
– Как все-таки в прошлом, во время великого переселения народов, мир был жесток, – огорченно произнес Вадим.
– А сейчас добрее, что ли? – резонно заметила невеста. – И теперь «переселение» идет, не знаешь разве? Только гастарбайтеров. Скоро они со своими дружинами в час Х и нас всех истребят. Жди. В своей нотариальной конторе.
– Следует, однако, заметить, – продолжил мужчина, – что зафиксирован и второй вариант того же былинного сюжета, в котором главный герой называется не Волхом, а Вольгой, и Индийское царство заменено на Турецкую землю. Но это является примером того, как древний сюжет привязывается к новому врагу и к новым историческим реалиям. Хотя в самом тексте былины о Вольге и «царе Турец-сантале» встречается анахронизм: главному герою вместе с царем-турком противостоит царица Панталовна, а это имя ассоциируется не с Турцией, а с династией Пандавов в Индии. И вот что особенно любопытно. В походе Волх-Вольга Всеславич, пользуясь своими способностями оборотня, обувает-одевает, кормит дружину, ведет разведку против Индийского царства и побеждает индийского царя. В этом случае он напоминает другого древнего героя – греческого бога Диониса.
– Дионис-то тут при чем? – устало спросил Вадим, уже начиная глубоко сожалеть о том, что приволок сюда этого клиента-параноика.
– Ну как же! Он ведь по преданиям тоже совершил поход в Индию с войском вакханок, и чудесным образом кормил их в пути. Однако при этом необходимо отметить, что славянский Волх гораздо древнее, архаичнее Диониса. Это, скажу честно, приятно осознавать. Диониса можно считать древним культовым героем первобытных земледельцев, ставшим божеством урожая. А Волх Всеславич, наш «сукин сын» – это образ бога охоты и рыболовства. Он не просто оборачивается зверем и птицею, но и избивает животных на прокорм дружине, так что «и волку и медведю спуску нет».
– Дионис бы так не поступил, – в сердцах бросил юрист.
– Потому и пил только. С лозы виноградной. А Волх, чтобы захватить Индийское царство врасплох, превращает свою дружину в муравьев. Этот образ поддается такому истолкованию: войска ариев, вторгшиеся в Индию, были бесчисленны, как муравьи. А преодолев неприступную каменную стену, которая может быть представлена как образ Гималайского хребта, муравьи снова превращаются в людей. Войско Волха Всеславича истребляет все население страны, оставив для себя только семь тысяч красных девиц.
– Это разумно, – согласилась девушка. – И даже в какой-то степени благородно.
– Но так же вели себя в исторической реальности и переселенцы арии, частично истребив, частично ассимилировав местное дравидское население Северного Индостана. Белая индусская раса в настоящее время насчитывает около ста миллионов человек из более чем полумиллиардного населения Индии. Откуда они там взялись? Белые индусы – это восточные иафетиты, то есть протославяне. Те самые загадочные арии. А Веды можно назвать арийской «Библией».
– Вы пейте, пейте, – посоветовал Вадим, подливая ему вина, втайне надеясь, что клиент опьянеет, «нажрется и засохнет». Но так ведь не бывает: если куст жимолости поливать, то он расцветает еще более пышным цветом. Вот и тут. Зловредный «куст», изрядно глотнув, воодушевился еще больше:
– Еще один былинный сюжет – о Михайле Потоке. Страна царя Вахрамея Вахрамеича, куда отправляется богатырь Михайло с дипломатическим поручением, находится у «корбы темныи, грязи черныи». Он едет вроде бы просто поиграть в шахматы – «тавлеи золотые». Но это является довольно прозрачным образом дипломатической игры, хотя в данном случае ставка здесь – голова главного героя. А где эта страна лежит?
– И где? – заинтересованно спросила брюнетка.
– Корба – это ложбина, поросшая дремучим лесом, а грязь – это болото. Так что царство Вахрамея расположено где-то между пересеченной лесистой местностью и болотом. Правда, есть еще одно указание, позволяющее привязать рассматриваемый сюжет к реальной истории. Миша по кличке Поток идет вслед за умершей женой Марьей Лебедью Белой в подземное царство, бьется там с гадкой змеей и воскрешает Марью. А «в благодарность» та пытается извести супруга. Каково?
– Вот ведь ведьма! Да что ж они все такие злодеи и злодейки? – расстроилась девушка и даже платочек достала. Но вытерла не глаза, а губы. Поскольку ела мороженное.
– Время было такое. Впрочем, как и сейчас. Но корни данного сюжета можно отнести к временам борьбы праславян со скифами и сарматами, где «брачный союз» славян со степью таит в себе опасность гибели – поглощения главного героя. Вот вам и ответ. Только геополитика, ничего личного.
– Вам бы книжки писать да кино снимать, – сказала невеста. – А я бы у вас в главной роли снялась. Лебедь Белую или эту… которая флотом разжилась.
– Договорились, – кивнул мужчина. – Но я книжек уже и так немало насочинял. Что же касается сармат, то они жили первоначально в Поволжье и Южном Приуралье, но потом переселились в степи Причерноморья, вытеснив оттуда родственных им скифов. Это позволило им не только подчинить окрестные скотоводческие племена, но и богатое Боспорское царство, основанное греческими колонистами за пятьсот лет до нашей эры на берегах Керченского пролива – Босфора Киммерийского. А после прихода сарматов Боспорское царство превращается в Греко-Сарматское государство.
– И таким образом… – начал Вадим, все еще надеясь перевести разговор в другое русло – юридическое, но попытка вновь сорвалась.
– И таким образом, Михайла Поток едет поиграть в «тавлеи золотые» к царю Вахрамею именно туда, в боспорский Пантикапей или в Танаис. Тогда «грязь черная» и «корбы темныя» получают свое истинное истолкование. Боспорское царство занимало территорию Керченского полуострова, Таманского полуострова, низовья реки Кубань, восточное Приазовье и устье реки Дон. Но в древности на месте современного Азовского моря существовало гигантское болото, названное греками Меотидскими топями. В настоящее время от него остался лишь Сиваш, Гнилое море. Во времена Боспорского царства участки открытой воды, пробитые течением Кубани и Дона, чередовались с заросшими камышом болотами. Это и есть «грязи черные», а под «корбами темными» подразумевались заросшие лесом лощины Керченского полуострова.
– А сучка эта что ж? – спросила невеста. Ей сказки гостя нравились. Она вообще таких людей впервые видела. А то все эти да эти. Мажоры, одним словом. Безъязыкие, но рукастые и карманистые.
– Сейчас доложу. Будущая жена Михайлы – Марья Лебедь Белая – тоже оборотень, и, обернувшись птицей, летает «по тихим заводям, а по тым зеленым по затресьям». Это соответствует описанию в древнегреческих «периплах» – лоциях для мореплавателей – западной оконечности Таманского полуострова. Тогда на его месте существовали отдельные острова – Киммерия, Фанагория, Синдика. Они были отделены от материка дельтой Гипаниса – современной Кубани, которая впадала в древности не только в Азовское, но и в Черное море… Надо бы нам еще винца заказать, как вы думаете? – добавил он без всякого перехода. – Хорошо идет.
– Идет – догоним, – подал официанткам знак рукой Вадим и утвердительно произнес: – Вы – историк.
– Вы еще даже не догадываетесь, кто я, – туманно отозвался мужчина.
Тут девушка напомнила:
– А как же смерть?
– Какая смерть?
– Да Святогора же.
– Ах, да. Это ведь тоже, если не поэма, так метафизический философический трактат в духе Гегеля или Спинозы. Хотя нет. Те слишком скучны, а тут опять же мегатрагический катарсис в жанре верлибра. Итак, прибыли они, Святогор с Ильей, конным ходом, на гору Елеонскую. Где их поджидала судьба. Рок.
И мужчина на память процитировал:
– «Стоит тута дубовый гроб; как богатыри с коней спустилиси они ко гробу этому да наклонилиси». Продолжение известно. Вот смотрите: француз всякий, немец ли, гей-голландец, мимо бы прошмыгнули, от греха подальше, а эти остановились и разглядывают. Что да почему, какой такой гроб, зачем тут? Есть во всем этом некий сакрально-мистический умысел. Загадка. Богатырям надо непременно руками гроб ощупать, заглянуть вглубь. Дальше – больше. Сначала Илья в гроб ложится – маловат. Или великоват, не важно, главное – не подходит по размеру. Затем сей деревянный макинтош примеряет на себя Святогор. Ага! В самый раз, сшит как по заказу, у лучших портных с Брайтон-Бич. Но и этого ему мало, он еще и крышку гроба на себя натягивает. Короче, затворяется напрочь. И все.
– Все? – с огорчением спросила невеста.
– Ну, почти все, – усмехнулся клиент, положив в рот темную виноградинку. – Святогор из мира видимого исчезает, а его чудесная сила передается Илье. А в его образе и всей Руси, России. Как писал апостол Павел к Галатам: «Я умер для закона – фарисейского – чтобы жить для Бога». Но тут мы уже подходим к иным, более горним материям. Не за пахлавой же, право, толковать об этом. Добавлю лишь, что, по словам еще одного святого, Макария Великого, когда слышишь о гробах – представляй мысленно не только их видимость. А почему? Да потому что и они, и могила для тебя – твое сердце…
– Как это понимать? – спросил Вадим.
– А понимай, как хочешь! – отмахнулся рассказчик. – Я и сам еще толком этого не понимаю. Время, может быть, еще не пришло. Но мне важно во всей этой давней истории другое: какого черта, в конце концов, он добровольно полез в гроб? А ведь только русский человек на подобное и способен, не так ли? Вот вы, девушка, полезли бы?
– Дудки! – бросила та. А потом, подумав немного, добавила: – Хотя, если для рекламы погребальных аксессуаров, если в цене сойдемся, почему бы и нет? У меня такой фотосессии еще не было.
– Ее Марина зовут, – сообщил Вадим. – И она не русская, а карелка.
– Да какая разница, это не имеет значения, – отозвался мужчина. – Главное не кровь, а почва, земля, ее дух с душою. Которыми мы пропитаны. Здесь, в России, за десять лет жизни и Халли Берри русской станет. Если, конечно, полюбит ее. Побелеет даже.
– А вот вы-то все-таки – кто? Историк-географ? – поинтересовалась Марина. Как девушка с прагматичным складом ума, она, должно быть, хотела основательно «прошерстить» все окружение своего будущего мужа. Но тут к столику подплыли две дежурные азербайджаночки с игральными кубиками и предложили метнуть кости. Мужчина с удовольствием потряс деревянный стаканчик и бросил на поднос кости. Сразу выпало две шестерки.
– Вам полагается еще один кувшинчик вина за счет заведения, – поздравила одна из девушек.
– Вот и несите, – сказал Вадим и обратился к своему визави: – Как это вам удалось? Сколько раз здесь ужинал, играл – и никогда двух высших цифр не выбрасывал.
– Я профессионал, – скромно ответил клиент. И добавил: – Метать кости надо не рукой, а мозжечком и гипофизом, которые просто нужно в данный момент активировать. Ну, как ввести пин-код в банковскую карту.
– А какие сказки вы еще знаете? – спросила невеста. – Страсть как люблю слушать, на ночь глядя.
– И какие у вас вообще-то проблемы? – спросил юрист. – О деле-то мы так и не поговорили. Давайте начистоту. Марина не помешает.
– Да проблемы-то, может быть, не у меня, а у вас, – каким-то нехорошим голосом отозвался тот. Еще и сощурился. Неким холодком повеяло от его лица. Даже Марина зябко поежилась, хотя она порой была девушкой отчаянной и без тормозов. Вадим решил уточнить:
– Но ведь вам нужна моя юридическая помощь?
– Да, – последовал короткий ответ. И мужчина угрюмо замолчал, словно ему теперь вообще расхотелось разговаривать.
Тут как раз принесли обещанный кувшинчик вина, а заодно и ароматный кофе – было чем занять рот. Затем произошло нечто странное. Вадиму, отяжелевшему от вина и пищи, вдруг показалось, что из глубины зала к выходу идут, покачиваясь, три изогнутые и полупрозрачные фигуры – двое мужчин и девушка. И хотя видел он их со спины и мельком, да еще и сквозь какую-то ватно-молочную пелену, но готов был отдать все что угодно на отсечение (впрочем, не все) – что эта уходящая троица как две капли воды (точнее, три) походила на них самих, сидящих сейчас за столом. Будто двойники или некая отделившаяся от их тел субстанция.
Он вновь испытал какие-то нехорошие предчувствия, словно в скором времени ему, да и всем им, предстояло пережить нечто до такой степени невообразимое, великое и ужасное одновременно, что перевернет и в корне изменит всю их дальнейшую жизнь.
Вывел его из оцепенения голос Марины:
– Когда мама возвращается?
– Через неделю, – механически отозвался он.
Ужин подходил к концу. «Ну а теперь-то что? Когда же он перейдет к своему делу?» – подумалось Вадиму. Он все еще не в силах был отойти от странного потустороннего видения в ресторане.
– А дело у меня вот какого свойства, – сухо проговорил мужчина, словно отвечая на его мысль.
– Слушаю внимательно. Простите великодушно, но я там, в конторе, так и не разобрал толком, как вас величать? Любомир…
– Велемир Радомирович. Так вот. Я хочу, чтобы меня развели с моей погибшей тринадцать лет назад женой. Официально, в судебном порядке. И выдали бы гербовую бумагу. С печатью.
Сказав это, вернее, даже чуть ли не потребовав обиженным тоном, мужчина откинулся на спинку стула и еще острее и пронзительнее сощурился. Ну, почти как Ульянов-Ленин, выбравшийся вдруг из Мавзолея и отправившийся с таким, не предвещающим ничего хорошего, взглядом в Кремль. На стрелку с Путиным. Тут только Вадим впервые сообразил, что имеет дело с обычным городским сумасшедшим, фриком. И это еще в лучшем случае.
– Мы такими услугами не занимаемся, – растерянно пробормотал он. – К тому же официальный факт смерти уже означает… состояние развода. Чего же боле? Ведь есть же у вас какая-то… «гербовая бумага» о ее кончине?
– Ну, есть.
– И достаточно.
– Нет, не достаточно. Я хочу еще, чтобы нас развели. В разные стороны.
Клиент вскинул голову и упрямо закусил верхнюю губу. Теперь он стал походить на Наполеона. Даже ладонь сунул за лацкан пиджака.
– Без ее присутствия сделать это невозможно, по крайней мере, весьма затруднительно, – только и нашел что сказать в ответ Вадим.
– А мне по фаллосу, – совсем уж грубовато отозвался Велемир Радомирович. Марине, как суперсовременной девушке, это понравилось.
– Да разведи ты их как-нибудь – и делу конец, – решительно вмешалась она. – Проблем-то! Договорись с каким-нибудь ЗАГСом, впервой, что ли? И не такое творят. Вон, всю страну на бабки разводят, а ты?
В этом она была права. Но одно дело – разводить народ с помощью, например, налогов на воздух, сливая доходы от углеводородов в свои закрома, и совсем иное – оформить развод живого мужчины с мертвой женщиной. Это уж совсем ни в какие ворота. Так и все другие чудить начнут. Скажем, станут требовать юридических прав на «мертвые души» покойных родственников. Для перепрописки их из гробов в дома. В целях уменьшения квартплаты.
– Надо подумать, – ответил тем не менее Вадим, случайно икнув и запивая свои слова красным вином. – Но вы должны рассказать мне все более подробно.
– А чем я, по-вашему, здесь занимаюсь? – насупился клиент. – Но история моя слишком сложна, чтобы понять ее вот так, сразу. Тут двух слов недостаточно.
– Вы говорите, говорите, – приободрила его Марина. – Время у нас есть. У нас вообще весь вечер свободный.
– Мы же в ночной клуб собирались? – напомнил Вадим.
– А мне по фаллосу, – повторила цитату невеста. – Здесь поинтересней будет. Когда еще ума набираться, если не сегодня?
– Вот как? Чего-то ты, подруга, перепила.
– Тормози, присяжный. Не езди мне по мозгам.
– Дороги нехоженые, все равно ни пройти, ни проехать.
– Вот и отстань. Сутяга.
– Стоп! – остановил их загорающийся спор таинственный собеседник. И добавил: – Да, вы правы, время у вас еще есть. Но вы даже не догадываетесь, как мало его осталось.
Прозвучало это как-то апокалиптически. Словно напоминало о близком Страшном Суде. Молодые люди вновь встревоженно переглянулись. А Велемир Радомирович хладнокровно произнес:
– Однако пора и рассчитаться. Лучше отсюда уйти. Расплачиваться буду я.
Глава вторая. Три дня назад
Над ним склонилась то ли луна с белесыми глазами, то ли моргающая лампочка. «А лицо-то без абажура», – механически отметил он. Где-то не так уж и далеко натужно выла собака. Или волк. Потолок в грязных подтеках перестал покачиваться, «корабль» занял устойчивое положение. А из раскрытой двери дуло столь сильно, что даже ложечка в стакане на столе позвякивала.
– У вас нос в крови, – невесело произнесла молодая женщина и показала ему платок с темными пятнами. – Это, наверное, потому, что вы мордой об пол шмякнулись. Простите, лицом. Чего это с вами? И часто так?
– Не знаю, – ответил он и попытался встать.
– Лежите, лежите. Пол чистый. Еще не успели насвинячить. А я вам подушку под голову подложу.
– Не надо.
– А чего надо? Может, грелку? Впрочем, ее тут днем с огнем не сыщешь. Тем более, ночью… Странно, на эпилепсию не похоже. Я знаю. У меня брат эпилептик. Так вся морда была бы в пене. Опять же, извините, лицо. Привыкла я тут к мордам. Сердце?
– Валидол дайте, – сказал он, скосив глаза в сторону кровати, на которой, как ему показалось, лежал кто-то еще. – Там, в сумке.
Женщина отошла, порылась в его барахле, бормоча что-то себе под нос. Вернулась с валидолом, сунула таблетку ему в рот. И продолжала с любопытством разглядывать его.
– Ну, лучше?
– Сейчас. Пройдет.
– Врача не нужно?
– Обойдусь.
– А врача-то и нет. Как грелки. Это я так спросила. Из вежливости.
Мужчина с неудовольствием наморщил лоб. В сознании всплыло другое женское лицо, он все вспомнил. Лежать дальше на полу, пусть даже еще «ненасвиняченном», показалось ему глупо. Оценив расстояние до ближайшего стула, он решил встать. Конечно, удобнее было бы теперь улечься на кровать, но и в этом виделась какая-то недостойная для мужчины поза. Другое дело, если это была бы его жена. Но перед супругой он бы он и не ударился «мордой», как любит выражаться «эта», в пол. Кстати, кто она? Неважно. Оседлав шаткий стул, мужчина спросил:
– Ладно, как тебя зовут?
– Катя. А вас-то?
Он не ответил, продолжая размышлять. Даже прошептал вслух:
– А чего ты ждал?..
Но чего-то ждала и эта особа, стоя перед ним. Собако-волк за окном вновь принялся выть. Нудно и жалобно.
– Это Альма, – сказала наконец Катерина. – У нее на днях щенков утопили. А куда их, по-вашему, деть-то? Тут детей скоро топить станут.
Вновь не дождавшись никакого ответа, она задала другой вопрос, более существенный:
– Мне уйти?
– Оставайся, – не сразу отозвался мужчина. И повторил несколько иным тоном: – Да, останься. Я тебе, так или иначе, заплачу.
– Вот это хорошо, – обрадовалась она. – А то меня муж обратно домой не пустит.
– Ты замужем?
– А как же. Мы тут все замужем.
– А зачем же этим занимаешься?
– Вот потому что замужем.
Ответ прозвучал как-то непонятно, бестолково. Будто все тут сожительствовали друг с другом, и это было в порядке вещей. Тревожные мысли не покидали его, а в груди продолжало покалывать. Но уже медленно отпускало. Если бы только не вой этой несчастной Альмы на улице… И таинственно-серебристый свет луны, сочившийся как из перерезанного стебля алоэ.
«Город призраков, – подумалось ему. – Зря я сюда приехал».
– Кто – «все»? – хмуро спросил мужчина.
Женщина пожала плечами, будто вопрос был настолько глуп, что и не заслуживал внимания. Ей было около тридцати лет. Лицо кругловатое, глаза и губы чуть припухшие. «Плачет, что ли, часто? Еще бы! С таким-то мужем и братом-эпилептиком!». Одета скромно, без провинциального шика, а в темных волосах есть уже седые нити. Лунного света. И что теперь с ней делать? Выгнать, как Альму?
– Водку будешь? – уж совсем грубо буркнул он.
– Буду, – коротко и кротко ответила она.
Мужчина налил себе чуть-чуть, а ей, в пластиковый стакан, побольше. «Голодная, наверное?» – подумал он, глядя на нехитрую снедь на столе.
– Угощайся.
Они выпили молча и не чокаясь, как на похоронах. Вот только где усопший? Уже на кладбище или еще в соседней комнате? И вообще – покойник или покойница?
Катерина закусывать не стала. «Значит, сытая, – снова подумалось ему. – Все они тут в провинции притворяются, будто жрать нечего! А поглядишь – каждый с избытком веса. Или пухнут, что ли, от голода?»
– А вы надолго к нам? – спросила женщина.
Ее вопрос остался без всякого резонанса. Мужчина снова налил, а после второй стопки стало как-то повеселее. Поспокойнее на душе. Даже слегка забылось найденное на столе послание, которое и привело его в ужас. Короче, на пол.
– Меня зовут Патермуфий, – важно соврал он. – Нет, Истукарий.
– Не может такого быть. Нет сейчас таких имен.
– Ладно, нет. А Велемир устроит?
– Ну, это еще куда ни шло.
– А ты не так проста, как кажешься. Расскажи о себе. Кто ты? Откуда? Где живешь? С кем, кроме этих эпилептиков? Дети есть?
Катя будто ждала подобных вопросов, поэтому тотчас же стала отвечать, как зубрилка на уроке:
– Живу здесь, тут же и родилась, рано осиротела, ребеночек у меня был, да помер, сама инвалид, работаю прачкой, а в огороде ничего не растет…
«Все врет! – почему-то радостно подумалось ему. – Это у них у всех тут песни такие: «Играй гармонь» называется».
– Хватит, который час? – перебил он. – Что-то у меня стрелки остановились.
– А у меня и часов-то нету, сроду их не носила, – ответила она. – Мы время по солнцу да по звездам сверяем. Дело сейчас идет к полночи. Точнее, без десяти двенадцать.
– У тебя внутри биологические часы, что ли?
– У меня внутри много чего, – усмехнулась она. – Еще и телефон с телевизором, интернет только все никак не подведу. Дорого.
«Что ж, с чувством юмора у нее все в порядке», – отметил про себя мужчина. После третьей Катерина стала закусывать. А в коридоре гостиницы вдруг началась какая-то беготня, толкотня и повизгивание. Причем явно детского свойства.
– Черт! – произнес мужчина. – А это еще что такое? Уж полночь близится, Германа все нету, а дети притащили тяте мертвеца в сетях?
– Не обращайте внимания, тут всегда так, – осведомленно отозвалась женщина. – Это не тятя, а тетя одна из Самары, у нее штук пять ребятишек. Они по ночам беснуются, а днем дрыхнут. Бойкий народец. Сейчас и другие проснутся.
– Какие другие?
– Ну-у… Эти, из Иваново. Старик со старухой. Впрочем, они вообще никогда не спят. Все бродят и бродят, ищут чего-то, сами не знают чего. Будто кошелек потеряли или сами потерялись… И те – двое. Транзитные, из Чебоксар. Никак, сволочи, не уедут, всех уже достали своей пьянкой. Вторую неделю глушат. Во! Слышите?
До Велемира и в самом деле стал доноситься какой-то отдаленный песенный вой, на два голоса: один с горьким надрывом, другой – с бесшабашной удалью. Под этот стон-песню шла фонограмма щенячьей радости из коридора. А тут еще и Альма за окном подключилась к этому конкурсу «Минута славы».