Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Кетхен (появляясь на пороге): К вам господин Вагнер, ваша милость.

Фауст: Зови.

Кетхен исчезает.

В продолжение следующего диалога, Фауст быстро передвигается по лаборатории, переставляет колбы и реторты, достает инструменты, зажигает спиртовку, в то время как Вагнер, сняв плащ, усаживается в кресло.

Вагнер (появляясь на пороге, победно): Ага!.. Я так и думал. (Несколько игриво). Вас, кажется, пора поздравить, доктор?

Фауст: Поздравить, с чем?

Вагнер: Я видел вас вчера после полудня в парке. Не одного.

Фауст: Наверное, с соседом.

Вагнер: Нет, с фройляйн Маргаритой… Похоже, вы делаете успехи, доктор. И как она на ваш вкус?

Фауст: Подарок Неба и, притом, незаслуженный.

Вагнер: О, доктор Фауст… Смотрите-ка, еще немного и вы, чего доброго, заговорите о женитьбе. (Быстро перебивая себя). Шучу, шучу… Представить невозможно, чтоб вы себя связали брачными узами, забыв науку и променяв высокое познанье на соски и пеленки.

Фауст: Чем черт не шутит, Вагнер.

Вагнер: Боже правый!. Не чертыхайтесь, ради Бога… Нечистый рад, когда мы произносим его имя, потому что всякий раз, когда мы это делаем, Спаситель отворачивается от нас и мы становимся легкой добычей Преисподней… Во всяком случае, так сказано у Амвросия Медиоланского.

Фауст: Как мило в вас соседствует привычка к суеверью и тяга к новому… Надеюсь, что второе окажется вам все же ближе.

Вагнер: Но вы ведь не хотите сказать, что не верите в Дьявола, доктор?.. Вся наша жизнь свидетельствует об этом с такой ясностью, что всякие сомнения отпадают, как листья осенью… Пожары, войны, убийства, воровство, мятежи, подстрекательства, – какие вам нужны еще доказательства, герр доктор?

Фауст: Боюсь, что дело обстоит гораздо хуже, друг мой…Я верю в человека, а уж он-то, поверь мне, даст сто очков вперед любому Дьяволу.

Вагнер: И все-таки, он – божие творение!

Фауст: Конечно. А по совместительству еще и вор, убийца, прелюбодей, лжец, насильник, грабитель, притворщик и лицемер… Когда я вижу это, мне самому хочется на некоторое время стать дьяволом, чтобы подливать в огонь, на котором он жарится, побольше масла.

Вагнер: Но как же божья благодать, доктор?.. А милость, которая ведет нас, ободряя, путем спасения?.. Разве Бог ни обещал нам смыть с нас все наши грехи и заблуждения, коль мы в них раскаемся?

Фауст: Все, что я знаю о Боге, милый Вагнер, это то, что Он играет не в наши игры и не потакает нашим слабостям, как бы нам этого ни хотелось.

Вагнер: Как вы сказали?.. Не играет в наши игры?.. Что это значит?

Фауст: Только то, что Бог разговаривает с нами на своем языке, не давая нам поблажек и не пользуясь услугами переводчика. Хочешь разговаривать с Богом – не будь лентяем и учи Его язык.

Вагнер: Легко сказать – учи Его язык. Но какой именно? На каком языке Он говорит?

Фауст: Да, вот на этом самом. На том, где сами мы глаголы, существительные, прилагательные, союзы и местоимения. Где мы склоняемся и спрягаемся, и занимаем то место, которое определила для нас божественная грамматика, хотя мы все время пытаемся лопотать по-своему, отчего и в мире, и в сердцах всегда такая путаница.

Вагнер: Это что-то уж больно мудреное, мне кажется…

Фауст: Ровным счетом, ничего мудреного, если разобраться. Надо только понять, что Бог желает, чтобы Его принимали всерьез, а не превращали в порошки для успокоения дурной совести или в капли для улучшенья морального пищеварения. Две столовые ложки после еды и две перед ужином… Боюсь, что на свете осталось немного людей, которые позволяли бы Богу делать то, что Он считает нужным. Остальные хотят, чтобы Он чирикал у них в клетке и клевал с руки зернышки. Ручной Бог, который говорит то, что мы хотим услышать, и делает то, что мы считаем нужным… Но Бог – это весьма серьезное предприятие, коллега. Он ничего не обещает и ничего не требует, надеясь, что ты сам пробьешься к самому себе, чтобы встретить там Того, Кто мог бы превратить всю вселенную в цветущий сад, но не всякий день знает, где Ему преклонить для ночлега голову…

Вагнер: Сказать честно, все эти новости в богословии меня пугают…Что, если ошибешься? Сморозишь что-нибудь такое, что после все будут показывать на тебя пальцами и шипеть тебе вслед… Нет уж, лучше пусть будет все по-прежнему, герр доктор… Пусть день за днем под руководством святой матери Церкви и святых отцов мы станем копить добрые дела, чтобы, когда настанет время, предъявить их у входа в Царствие Небесное, не сомневаясь ни в избранном пути, ни в близости спасенья.

Фауст: Если разговор идет о Небесах, мой друг, то боюсь, что парадный вход туда уже давно закрыт. У Бога нынче в чести взломщики, если ты еще не слышал. А вдруг окажется, что вместе со всеми святыми отцами ты топчешься возле той двери, которую уже давно заложили кирпичом?

Вагнер: Так что же делать, доктор?

Фауст: Ты спрашиваешь, что делать?.. Я отвечу… Во-первых, быть собой. А во-вторых, забыв про разговоры, помыть вот эти колбы, убрать здесь мусор и потолочь селитру, чтобы смешать ее потом с корою дуба… Нас ждет работа, Вагнер.

Вагнер: Я готов.

Фауст: Тогда, как говорится – с Богом!..

Вагнер: С Богом, доктор.

Свет гаснет. Долгая пауза.

Эпизод 3

Келья Фауста. Сам Фауст стоит у одного из столов, занятый тем, что толчет какое-то снадобье в медной ступе.

Фауст (бормоча): Кошачья желчь… Лягушачья икра… Крапивный цвет и корень белладонны… Земля могильная, кошачьи когти, мед и кровь собаки… Не помню, чтобы эта смесь кому-то помогла… Ну, разве только поскорее перебраться в лучший мир. Но для того есть способы попроще.

Раздается стук в дверь.

Иду.

Стук повторяется.

Иду, иду. (Отпирает дверь).

Вагнер (появляясь на пороге): Я оттоптал все ноги…. Кружил по улицам, надвинув капюшон, а после проходными дворами дошел до парка и уже оттуда, никем не признанный, явился к вам… Мне кажется, что лишняя осторожность нам не повредит, доктор… К чему дразнить гусей!..

Фауст (запирая дверь): Согласен… Проходите.

Вагнер (сбрасывая плащ): Скоро полночь, а город весь толпится возле храма и от горящих свечей так светло, как будто это день, а не ночь. (Вешая плащ около двери). Я помню это с детства. Всю светлую неделю вокруг огни и не пробиться ближе. И разливается в груди такая сладость, как будто наш Спаситель и умер, и воскрес специально для тебя.

Издалека доносится торжественный звон пасхальных колоколов.

Вот, слышите?.. Святая полночь. Христос воскрес!

Фауст: Воистину… Хоть, если посмотреть вокруг, то этого не скажешь.

Вагнер: Великое свершается незримо.

Фауст: Или прикидывается незримым, чтобы никто не мог распознать его истинные размеры.

Вагнер: Ах, доктор Фауст!.. Нет, на вас не угодишь… И чем теперь, скажите, пред вами виноват Спаситель?

Фауст: Не он. А те, кто, пользуясь его словами, морочат доверчивую толпу, которая готова верить всему, что ей поведает с амвона невежество и ложь… Однако, время начинать. Пора.…Надеюсь, вы готовы?

Вагнер: С душевным трепетом и жадною надеждой.

Фауст: Тогда начнем. Но только помни, что ты дал слово, Вагнер… Нигде и никому.

Вагнер: Нигде и никому… Я проглочу язык скорее, чем дам ему проговориться… Одно меня смущает, доктор. Что в этот светлый час мы отдаем досуг науке, да еще при этом потрошим мертвое тело, которое должно лежать в освященной земле, поскольку при жизни оно было христианином… Мне кажется, тут есть какое-то противоречие.

Фауст (подходя к ширме и отодвигая ее в сторону): Сколь мне известно, Вагнер, в отличие от людей Бог мало придает значения формальностям. А это значит, что Он больше ценит дело, а не слово.

Вагнер: Надеюсь, доктор, вы не ошибаетесь.

За ширмой – стол с лежащим на нем телом, накрытым простыней.

Фауст (отбрасывая простыню). Когда не врут все эти фолианты, сегодня мы узнаем кое-что о той стране, откуда нет возврата… Но прежде, посмотри.. Прекрасный экземпляр, не правда ли? Могильщики хотели за него три талера, но я сторговался за два и таким образом, кое-что сэкономил… Гляди, гляди! Посмотри на эти мышцы, на эту плоть, которая скоро превратится в прах, в ничто!.. А эти руки, которые уже никогда не наколют дров и не поднесут к губам кружку пива!.. Подумай, разве не говорит это тело нам о падении Адама лучше, чем все рассуждения святых докторов? Разве не кричит оно нам – остерегитесь, ибо время близко? Не задает нам целую кучу вопросов, не ответив на которые мы рискуем никогда не увидеть Царствия Небесного?

Вагнер: Я ничего не слышу.

Фауст: Это оттого, что ты не хочешь прислушаться, друг мой. Посмотри на это тело повнимательней – и ты услышишь, как оно спрашивает само себя – кто я такой? Зачем я жил? Для чего я умер?.. Откуда я пришел и куда иду теперь?.. Разве мы сами не задаемся вместе с ним этими же вопросами, надеясь получить когда-нибудь на них ответ?

Вагнер: Не хочется показаться вам невеждой, но только мне кажется, герр доктор, что достаточно и того, о чем говорит нам Священное Писанье.

Фауст: Вот как?.. Ну и что же оно, по-твоему, говорит нам?

Вагнер: Оно говорит, что Бог нам открыл все то, что надо знать для нашего спасения… Разве не сказал Он нам – стучите и отворят вам?

Фауст: Конечно, Он сказал это, друг мой. Жаль только, что при этом Он почему-то забыл указать место, где находится та самая дверь, в которую надо стучать, предоставив нашему слабому разуму самому искать ответ на этот вопрос… (Доставая с полки фолиант и раскрывая его). А теперь – внимание… Я начинаю… Вот это заклинание.

Вагнер (пятясь от тела): Пожалуй, отойду, чтоб не мешать.

Фауст: Разверзнись Бездна! Время, повернися вспять!.. И обернись конец пути его началом! (Подходит ближе). Саламандра, пылай!.. Ты, Сильфида, летай!.. Ундина, клубись!.. Инкубус, трудись!

Вагнер: Мне кажется, оно пошевелилось.

Фауст: Тогда еще раз повторим заклятье!.. (Громко). Саламандра – пылай!.. Ты, Сильфида – летай!.. Ундина – клубись!.. Инкубус – трудись!

Мертвец неожиданно садится на своем ложе.

Вагнер: Святая Троица!..

Фауст: Спокойно, Вагнер, спокойно… Помни, что перед тобой всего лишь плоть, да к тому же подпорченная временем. (Мертвецу). Кто ты, добрый человек?

Мертвец: Кожевенник, ваша милость.

Фауст: Кожевенник? (Вагнеру). Ты слышал?.. Он, кажется, забыл, что он сначала человек, а уже после – все остальное. Тут он похож на большинство людей, которые не знают, как им себя именовать, чтобы хоть кто-нибудь обратил внимание на их существование. (Мертвецу). И как твое имя, кожевенник?

Мертвец: Не помню, ваша милость.

Фауст: Ты не помнишь своего имени? Вот странно… Тогда скажи хотя бы, как звали твоих родителей?

Мертвец: А на что мне это знать, добрый человек? Там, откуда я прибыл, меня всяк называл "господин кожевник", потому что почетнее имени никто не слышал со времени Адама, который, сам, как вам должно быть хорошо известно, был первым кожевенником.

Фауст: Вот как?.. (Вагнеру). Ты слышал?.. (Мертвецу). Послушай. Но ведь там, откуда ты прибыл, были, наверное, не одни только кожевенники?

Мертвец: Именно так, сударь, одни только кожевенники и никого больше.

Фауст: Невероятно!.. А поподробнее, друг мой?.. Нельзя же, в самом деле, думать, что Царствие Небесное – это одна только огромная кожевенная?

Мертвец: Именно так, ваша милость. Царство небесное – это одна огромная кожевенная, от одного края Млечного пути до другого, а, следовательно, все кто там обитают – кожевенники. Там нет ничего, кроме чанов с кожей, и куда ни посмотришь – снуют души кожевенников и их подмастерьев, потому что только кожевенники достойны войти в Царствие Небесное, ведь только кожевенников любит Бог, который сам есть величайший из кожевенников, а уж с этим, конечно, спорить не станет никто.

Фауст: Наш Бог – кожевенник?

Мертвец: И притом, весьма искуснейший… Так говорит Священное Писание… Спасутся одни только кожевенники.

Фауст (Вагнеру): Ты слышал?.. Наш Спаситель, оказывается, пришел, чтобы спасти одних кожевников. (Мертвецу). Ты хочешь сказать, что тот, кто пролил за нас свою кровь…

Мертвец: Пролил ее за кожевенников.

Фауст (удручен): Мне надо что-то выпить…

Мертвец соскакивает со стола и бежит к двери.

Постой!.. Куда ты?

Мертвец: Я вспомнил, что закопал под нашей старой грушей пятнадцать талеров. Про них никто не знает, а на них можно купить хорошей кожи. (Бежит к двери).

Фауст: Стой! Погоди!

Вагнер: Немедленно вернитесь!

Мертвец: Пятнадцать талеров!

Вагнер: А как, однако, резво припустился… Постойте, говорят вам!

Мертвец: Пятнадцать талеров!

Фауст: Он убежит… Держи его!

Вагнер пытается схватить мертвеца, но тот, вырвавшись, быстро убегает. Фауст бежит за мертвецом и скрывается за дверью. Затем Фауст и Вагнер возвращаются.

Вагнер: Вот незадача!..

Фауст (возвращаясь): Ушел…

Вагнер: Проклятье!.. И что теперь нам делать?

Фауст: Ничего.

Вагнер: Ничего?.. Но надо хоть пойти проверить, где он… Что если он под действием заклятья расскажет всем о нас?

Фауст: Ты же видел, у него в голове одна кожа. Оставим все как есть.

Вагнер: Он натворит, пожалуй, кучу бед…

Фауст: Не думаю… Никто и не заметит подмены, даже если он начнет рассказывать о прелестях кожевенного ремесла всем без разбора.

Вагнер: Побойтесь Бога, доктор!.. Как же не заметит?

Фауст: Точно так же, как никто не замечает своей собственной глупости… В конце концов, если под жизнью понимать умение пережевывать пищу и говорить глупости, то, боюсь, наш кожевенник окажется живее многих живых… И не смотри на меня так, как будто я открыл тебе невесть какую истину. Или это для тебя новость, что мир кишит живыми мертвецами, как труп червями?

Вагнер (надевая плащ): И все-таки я побегу, узнаю. И если что – немедленно вернусь.

Фауст: Как знаешь, Вагнер… Будь здоров. Прощай.

Вагнер: Прощайте, доктор. (Быстро исчезает).

Фауст (негромко, сам с собой): Так припустился, словно на пожар… Пройди еще хоть сорок тысяч лет, а человек останется такою же скотиной, как и прежде. Этакая голая обезьянка, гонимая похотью, голодом и страхом, с помощью которых она вышивает свою бессмысленную историю без начала и конца…(Подняв голову, почти с вызовом). А если так, то следует спросить – кого ты приходил спасать, Спаситель?

Небеса молчат. Пауза.

(Негромко) Молчишь?.. Признаться, я так и думал. (Медленно идет по сцене).

Эпизод 4

За спиной Фауста появляется Дьявол. Он идет за Фаустом, повторяя его движения и не давая себя увидеть, так что всякий раз, когда Фауст поворачивается, Дьявол оказывается у него за спиной.

(Остановившись). Что ж, вот итог сегодняшнего дня. Мертвец сбежал. А это значит – два талера потеряны, и при этом, потеряны безвозвратно. Зато один удалось сэкономить. Но сэкономить, так сказать, за счет двух потерянных, поэтому эту экономию можно считать несколько условной… Впрочем, как и всю нашу жизнь… (Быстро оборачиваясь). Кто здесь?

Дьявол (появляясь из темноты и раскланиваясь): К вашим услугам, милостивый государь, к вашим услугам.

Фауст: К моим услугам?.. Я кажется, никого сегодня не собирался обременять, если только мне не изменяет память… Кто ты?

Дьявол (вновь кланяясь): Всего лишь скромный поклонник ваших многочисленных талантов, ваша милость.

Фауст: Звучит витиевато, хоть и уклончиво… Как ты сюда попал?

Дьявол: Через окно на кухне, сударь.

Фауст: Ты вор?

Дьявол: Когда б считали вором того, кто хочет у природы похитить ее тайны, то я, конечно, вор. Но только вместе с вами.

Фауст: Природы тайны?.. Что за чепуха!

Дьявол: Позвольте, объясню. Всю жизнь свою мечтал я приобщиться к познанью мира, к постиженью истин, которые наука изучает, свои кладовые наполнив дивным знаньем. Вот почему сюда пробрался я в надежде, что, может быть, услышу наставления из ваших уст, иль мудрым рассуждением вы слух плените мой, иль даже захотите сделать меня свидетелем научных опытов, для черни непонятных… Вот почему я здесь.

Фауст: Понятно. Ты из тех, наверное, кто думает, что стоит прочитать две-три книжонки, да сшить себе колпак, да напустить в слова тумана – и мир откроется перед тобой, как обыкновенный ларчик, в котором мать-природа хранит свои секреты… Я угадал?

Дьявол: Вы сердитесь, я вижу. Но будьте снисходительны к тому, кому наука заменила отца и мать, семью, сестер и братьев. Вы сами видите – так велико мое желание коснуться существа науки, что я отважился, нарушив ваш покой …

Фауст: Влезть в форточку, минуя двери.

Дьявол: Застенчивость, поверьте, тот порок, которым я страдаю бесконечно.

Фауст: Я что-то не заметил.

Дьявол: Когда б не эта страсть к наукам, я б не осмелился и на три шага к вам подойти, поверьте. Ей, ей же, ваша милость! Вы сами знаете, как благотворно науки действуют на нас, когда исследуя природу и погружаясь в мир законов, благодаря которым существует все творенье, ты чувствуешь, что постигая мир, ты можешь, вместе с тем, достичь познанья Бога!

Фауст: Сомневаюсь.

Дьявол: А между тем, чтоб убедиться в этом, стоит лишь сказать любую истину, чтобы почувствовать, что в ней скрывается что-то божественное. А где есть божественное, там Бог уже недалеко, а где недалеко Он, там Он близко, а где Он близко – Он уж рядом, а где Он рядом, там царит божественный порядок, и чтобы убедиться в этом, достаточно сказать мне какую-нибудь истину, чтобы я мог принять ее всем сердцем, чувствуя скрытую за ней божественную радость!

Фауст: Хочешь, чтобы я назвал тебе какую-нибудь истину?

Дьявол: Для моего же блага.

Фауст: Изволь. В молекуле воды на два атома водорода приходится один атом кислорода.

Дьявол (поражен): Не может быть!

Фауст: И тем не менее. Наука доказала. Не так давно.

Дьявол: Браво! Брависсимо! Гениально! (Рукоплещет Фаусту, негромко). Ну, что я говорил?

Фауст: И все-таки мне непонятно, почему ты пролез в такое маленькое окошко, вместо того, чтобы взять и постучать в дверь?.. Мне кажется, ты все-таки или вор, или…(Быстро сняв с полки небольшой пузырек, показывает его Дьяволу). Знаешь, что это такое?

Дьявол (пятясь): Понятия не имею.

Фауст: Тогда чего ты испугался?.. Ведь в этом пузырьке всего лишь капелька святой воды и больше ничего. (Делает шаг в сторону Дьявола.). Надеюсь, ты крещеный?

Дьявол (отступая): Довольно, Фауст!

Фауст: А, так это бес!.. Признаюсь, так я и думал. (Делает шаг в сторону Дьявола, который вновь пятится).

Дьявол: Довольно. Хватит. Фауст, перестань.

Фауст: Довольно, говоришь? А если взять, да покропить тебя водичкой этой с головы до ног? Сейчас проверим! (Делает вид, что хочет открыть пузырек с водой).

Дьявол: Сейчас же перестань!

Фауст: Ты будешь мне указывать, что делать?.. Довольно странно, бес.

Дьявол: Пусти же, наконец.

Фауст: Не прежде, чем ты мне ответишь – кто ты такой?

Дьявол: Изволь, отвечу… Я – часть той силы, которая желает вечно зла, а делает добро, не зная остановки.

Фауст: Как это понимать?

Дьявол: Раз ты такой большой ученый, попробуй, угадай.

Фауст: Ишь, как заговорил… Часть той силы… Что ж, ладно… Допустим, дело обстоит вот так, что Бог все зло, которое ты совершил, легко и просто превращает в добро, нанося этим такой удар по Преисподней, что ей остается только рыдать, глядя, как добыча ускользает из-под носа… Что скажешь, бес?

Дьявол (разочарован): Ты это знал.

Фауст: Да что ты? Неужели?.. А кстати, бес… Не боязно тебе в такую ночь святую, болтаться словно оторвавшийся от дерева листок?..

Дьявол: Боже правый!.. Кого, скажи, бояться мне?.. Не эту ли толпу, которая, покричав «Воистину воскрес!», пойдет домой есть сыр и ветчину?.. Не вспомнишь ли, как две тысячи лет тому назад, такая же толпа кричала вслед ему – «Осанна!», чтобы на следующий же день кричать – «Распни его скорей»… Распни!.. Распни!.. Распни!..

Фауст: Потише, бес. Меня подслушал ты и повторяешь мне мои слова.

Дьявол: Хорошие слова не грех и повторить.

Фауст: Да ты еще и льстец!.. Забавно.

Дьявол: Лесть в малых дозах продлевает жизнь и делает ее гораздо сносней… Так говорит наука, к которой я имею склонность, как и вы.

Фауст: Вот никогда бы не подумал. Мне кажется, что ты слегка хитришь!

Дьявол: Как можно, доктор?.. Моя любовь к наукам известна всей Преисподней. И только об одном скорблю я, что крайняя занятость мешает мне сесть за фолианты, чтобы изучить минералогию или медицину, или, на худой конец, юриспруденцию.

Фауст: Вот насмешил!.. Юриспруденцию!.. Там, в Преисподней, тебе она, конечно, пригодится.

Дьявол (задет): Ты сомневаешься в моих талантах, Фауст?.. Тогда позволь продемонстрировать тебе один образчик как раз из юриспруденции, если пожелаешь…

Фауст: Если только это не будет слишком.

Дьявол: Допустим, твой отец…

Фауст (перебивая): Он умер, бес.

Дьявол: Об этом-то и речь. Раз он умер, то, должно быть, лежит в могиле… Ты согласен?

Фауст: Так повелось.

Дьявол: Не перебивай. Он лежит в могиле, о которой все говорят, что это его могила, а не чья-нибудь там еще.

Фауст: Допустим.

Дьявол: Да, так же, так. Не сомневайся. Все говорят, он умер и лежит в своей могиле. Никому и в голову не придет отрицать это.

Фауст: Допустим.